* * *
Дженнифер знала, что он придёт, и что это было его спасительной милостью. У неё было больше денег, чем она могла потратить, и поэтому Дженнифер могла заставить его появиться: в базах данных, в школьных записях, в системе социального обеспечения. Теперь для всего мира казалось, что он уже несколько лет работает в службе безопасности «Маркридж». — Тебе не обязательно, — сказала она ему. — На самом деле тебе вообще ничего не нужно делать. Я не знаю, из тех ли ты людей, которые могут ничего не делать, но не думай, что тебе нужно беспокоиться о работе или о чём-то ещё. Она показала ему банковский счет, который она открыла на его имя. И у него закружилась голова. — Это слишком много, Дженнифер. Это просто невероятно много. — Ты пожертвовал собой ради семи миллиардов человек. А для меня это всего лишь доход за два дня, — сказала она ему. — Это не так уж и много. Она собрала для него чемодан с удобными вещами, которые он носил раньше. Джинсы — ещё не разношенные, их придется носить несколько дней подряд, чтобы они стали по-настоящему удобными. Футболки «Хенли», клетчатые рубашки, куртки с подкладкой из шерпы. Вещи хорошего качества. Достаточно, чтобы начать новую жизнь на севере штата Нью-Йорка, где была Кэсси. В доме из кедра и сосны, как сказала ему Дженнифер. Там, где она всегда должна была быть. Там, где и ему было суждено быть. — Она ждала тебя, даже не осознавая этого. Если ты понимаешь, что я имею в виду, Глаза Выдры, — сказала она, обняв его перед вылетом на самолете на север. На частном самолете «Маркридж». От неё хорошо пахло, лучше, чем во времена апокалипсиса, но всё равно, как она. — Ты хороший человек, Джеймс Коул. Даже время так считает. Он шёл по знакомой тропинке и испытывал странное ощущение, что он вернулся домой. Туда, где никогда раньше не был. На ногах хорошая обувь и толстые носки. Всё новое, всё немного неудобное. За три дня он принял три душа. Узнает ли она его, когда он такой чистый? Он не брился, надеясь, что хотя бы щетина поможет ему почувствовать себя знакомым в этом знакомом, но чужом для него мире. Он задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь почувствовать себя своим. Сейчас Рамзи был всего лишь маленьким ребенком. Дженнифер сказала ему, что Кэсси его помнит, но… Ну, дело не в том, что она сумасшедшая или ей нельзя было доверять… Она всегда говорила правду, но… Он выживет без неё, если она его не помнит. Или он будет работать, доказывая ей свои чувства, влюбляясь в неё снова и снова. Чистый лист — не самое худшее. Или они влюбились друг в друга из-за совпадающих следов, которые время оставило на их душах? Они прощались однажды. В комнате с машиной, но сначала в их спальне. Нежные прикосновения и сладкие поцелуи. Медленное занятие любовью до боли. Пытаясь выкроить в телах друг друга место для другого. Зная, что она забудет его. Зная, что он никогда не будет существовать. Пытаясь стать постоянными перед лицом безжалостного Времени. Скорее всего, она не помнит. Он пытается подготовиться к этому. А может быть… может быть, они снова испытают ту сладостную боль от того, что снова нашли друг друга. Он помнит: после часа, после минуты, после секунды разлуки — у нас может быть вечность. И вот теперь. В конце. Это делает всё реальным. Он видит Кэсси раньше, чем она его. И его сердце подскакивает к горлу, а желудок сжимается в узел. В другое время, в другом месте он увидел её первым. Он был немного влюблен, (совсем не так, как сейчас), уверенный, что разрушит её жизнь. Теперь нет никакой уверенности, но в его сознании звучит мольба, надежда на последний подарок от Вселенной. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста … Смерть можно отменить. Любовь — нет. Наверняка, сквозь время, сквозь пространство — они наверняка так прочно связали свои сердца друг с другом, привязали их так, что… Пожалуйста. Она сидит на крыльце, окруженная цветами. Цветы, которые она вырастила, потому что у неё было время, склонность и умение. То, чего у неё никогда раньше не было. На крыльце уютная мебель. Дверь выкрашена в ярко-зеленый цвет, о котором они всегда говорили. Есть ли для него место? О, Время знает, — сказала Дженнифер. — Но оно также знает, что оно в долгу перед тобой. Это будет просто ещё один шанс? Или же уникальная возможность получить всё то, о чём он никогда по-настоящему не осмеливался мечтать. То, что он так бережно хранил, что даже никогда не рассказывал о них, Кэсси. Дом. Постоянный доступ к еде и чистой воде. И безопасность, достаточная для того, чтобы надеяться на детей, на отцовство, а не бояться его. Потому что в мире нет ничего, кроме боли. Она видит его. Она встает. И на её лице… Узнавание. Надежда. Любовь.* * *
Изучение друг друга заново — это занимает некоторое время. Они привыкли к этому. У них есть свой способ общения — ты помнишь это? Ты все ещё ты…? На вопросы даны ответы, новые вопросы заданы. Она берёт отгул на работе, и они открывают комнату, которую она не могла открыть раньше, и строят планы покрасить ее в желтый цвет. В надежде. Она возвращается на работу. Он оттягивает время. Занимается домом. Смотрит видео на YouTube о сантехнике и электропроводке. Думает, что когда-нибудь ему придется устроиться на обычную работу, где он будет появляться и работать в обычные часы. С его квалификацией он может делать всё, что угодно. Он был рабочим на заводе, выживальщиком. В этом мире он должен был работать в охране. Он хотел бы отказаться от оружия. Но это то, в чём он хорош. Для чего он был создан, как Кэсси создана быть врачом. Он всегда был в некотором роде солдатом. Местная полиция дает объявление о наборе сотрудников. Кэсси это не очень нравится, но она его любит. И знает, что он чувствует, что всё ещё многим обязан миру. Он берётся за эту работу. Они медленно танцуют под песню «These Arms of Mine» перед украшенной ими Рождественской елкой. Он задерживает дыхание на весь день. Кэсси не беременна. О попытках они пока не говорили. Только в общих чертах. Она спрашивает, готов ли он к тому, что она перестанет… препятствовать этому. Он отвечает, что да. И тогда он едет в город и покупает ей кольцо. Не потому, что им нужна свадьба. А потому, что теперь, когда у него есть что-то более близкое к жизни, Джеймс хотел бы пообещать ей это. Если у них будет ребенок. Или даже если не будет. Когда это происходит и она беременеет… они оба плачут. Он целует её щеки, ладони, живот. Любит её всей душой. — Что мы будем делать, если это будет мальчик? — спросила Кэсси со слезами на глазах. — Что, если это будет Эйтан? — Мы узнаем, — говорит Джеймс с уверенностью всей Вселенной за спиной. — Если это будет Эйтан, мы узнаем. Я думаю… я думаю, что в каком-то смысле ему суждено родится снова. Может быть, этот ребенок будет им. Я бы очень хотел узнать его. Воспитать его. Она кивает. Но незнание разрывает ей сердце. УЗИ подтверждает… Это мальчик. Когда они возвращаются домой, она падает на пол, увлекая его за собой. Она потеряла Эйтана, а теперь снова его обрела. Но чувство потери никогда полностью не проходит. Они живут в этом состоянии, когда они узнали его и не узнали. И в то же время потеряли его. Ничто и никогда не бывает простым. Джеймс красит комнату в желтый цвет. Они смотрят детскую мебель в Интернете. Дженнифер присылает им плюшевого единорога. Приходит посылка от Джонс, человека, с которым они еще не общались в этой жизни. Это одеяло с вышитым синей нитью именем Эйтан. Во вторник в середине дня у Кэсси начались роды. Она родила позже положенного срока, что, по её словам, случилось и раньше. Он держит её за руку, дышит в унисон с ней и слушает её, когда она тужится. Это совсем не похоже на кино. Она стонет и кричит, но не проклинает его, не обвиняет. Она воительница, его Кэсси, и это её миссия. Она полностью сосредоточена на текущем моменте — появлении их ребенка на свет. Она откидывается на бортик ванны, и акушерка передает ей их сына. И когда он смотрит на Кэсси, на Эйтана, Джеймс думает… ох. О. Вот оно. Кэсси плачет, Эйтан плачет, а Джеймс… в благоговейном страхе. И тоже плачет. Отцовство. То, в чём ему раньше было отказано. Теперь, когда ему выпала такая возможность, он даже более зол, чем раньше, на людей, которые уже давно мертвы. И которых уже никогда не будет. Он не знал, чего ему не хватало, в отличие от Кэсси, которая точно знала. У неё была мать и детство… А у него — нет. Но теперь он может быть по эту сторону. Может ходить по коридору, когда Эйтан капризничает посреди ночи. Менять подгузники. Смотреть, как Кэсси кормит его грудью. Дарить ему поцелуи и любить его так сильно, всеми фибрами свой души. Что удивлялся, как он когда-либо мог думать, что знает, что такое любовь. Он выносит Эйтана на крыльцо, когда солнце уже садится. На улице прохладно, так что они не задержатся надолго. — Это наш дом из кедра и сосны, — говорит он сыну. — Здесь у нас будут наши прекрасные моменты. И не очень. И мы очень, очень рады, что ты здесь.