Пёс

— Я не хочу, — бубнил Себастьян, — мне не нравится, я это носить не буду. — Будешь, — Оминис был непреклонен. — Иначе никаких прогулок по деревням. — Ни одна собака не носит ошейник! Ни одна! Ни в Хогсмиде, ни в Фелдкрофте, ни в Пойдсире — нигде! — Или их держат на привязи. Хочешь, чтобы тебя заперли во дворе? Двое шестикурсников протискивались сквозь толпу. Во время рождественских каникул в Косом переулке было не пройти, снег таял, не успев коснуться брусчатки, а от шума голосов голова начинала болеть. Впрочем, у Оминиса голова болела от одного конкретного голоса: голоса Себастьяна. Его возражения стали утомлять. Анимаг не был в восторге от Косого переулка, куда больше ему нравились просторы родного Фелдкрофта, но Оминису нужно было решить семейные вопросы, поэтому Себастьян покорно шел за ним. Плелся хвостиком, если быть точным, в то время как Оминис прорезал толпу, как горячий нож — масло, «подсвечивая» путь палочкой. В Косом переулке юного Мракса знали и произносили его имя льстиво. Оминис реагировал на слова холодно, зато Себастьян пожирал продавцов взглядом, полным ревности, заставляя их нервничать. Шум, обилие запахов и тесные улочки действовали на нервы Себастьяну, и магазин для тварей и питомцев стал последней каплей. — На каком, к черту, дворе ты собрался меня запирать?! — На первом попавшемся, — огрызнулся Оминис. — Слушай. Люди тебя боятся. Сирона едва не выгнала меня из «Трех метел», когда ты погнался за кошкой и перевернул стол. Если ты хочешь, чтобы мы и дальше ходили в Хогсмид вместе, ты будешь носить ошейник. Или будь человеком. Всегда. Возразить Себастьяну нечего. Оминис прав: Сэллоу и так не образец кротости, а животная форма распускает до неприличия. Ему нравилось гоняться за кошками, валяться в грязи, бегать по болотам, охотиться на кроликов и преследовать людей с громким лаем. А Оминису совершенно не нравилось краснеть за «свою невоспитанную собаку». В лавке с животными было ещё шумнее, чем в переулке, но крики тварей анимаг воспринимал спокойнее. Кого там только не было! Коты и жмыры, лунтелята, змеи, дириколы, совы, жабы… А вещей для них было ещё больше: чесалки, поилки, корма и украшения едва ли не прыгали в руки с полок, так много их было. Пока Себастьян зачарованно разглядывал эту красоту, Оминис узнал, где находятся ошейники, и пошёл туда, поманив Себастьяна за собой. Разглядывать чесалки было интересно, а вот штуки, которые могут оказаться на горле — не очень. Себастьян мрачно смотрел на стеллаж, на котором висели аккуратные ряды выделанных кожаных полосок. — Ошейник или шлейка? — спросил Оминис. — Какая разница? — Если ты рванешь с места, ошейник тебя придушит. А шлейка может мешать двигаться. Себастьян ненадолго задумался. — Давай ошейник. В шлейке я как будто перевязанный. — Не хочешь, чтобы я ограничивал твою свободу? — Оминис усмехнулся. — Знаешь, у тебя это прекрасно получается и без ошейника. — Не выставляй меня садистом. — Да нет, я немного о другом… Ладно, забудь. Себастьян взял несколько ошейников и стал ощупывать их, делая вид, что выбирает. Правда, которую он не решался сказать вслух, была в том, что Оминис не нуждался ни в каких штуках для фиксации, потому что ему было достаточно приказать, и Себастьян взгляда бы не поднял лишний раз, не говоря уж о беге за кошками. Вот только Оминис то ли не хотел применять такую силу, то ли сам не догадывался о своей власти, а Себастьян стеснялся говорить. Лезть под одежду, писать пошлые записки, целоваться поздно ночью в общей спальне, надеясь, что никто не услышит, как бы случайно задерживать в душевой — это не так интимно, как чувствовать хватку пальцев на загривке. — Вот этот, — Себастьян протянул ошейник. Оминис ощупал его. Вообще он избирательно относился к тому, как воспринимать предметы: что-то он изучал с помощью палочки, а что-то исключительно наощупь, но без палочки он работал так редко, что вряд ли кто-то кроме Себастьяна замечал эту особенность. Выбранный ошейник был сделан на совесть: аккуратные швы, толстая кожа, тяжелые крепления. Оминис с силой потянул ошейник— и ничего. Давало надежду, что собаку он тоже удержит. За ошейником следовал выбор поводка, и процедура эта была такая же удручающе медленная и мучительная… с точки зрения Себастьяна. На самом деле они провели в магазине чуть больше десяти минут, а после вышли в Лондон и нырнули в неприметный проулок, где стояла карета, запряженная фестралами. Школьная карета не шла ни в какое сравнение с каретой Мраксов. Просторная, обитая темно-бордовым бархатом, с едва слышимым ходом колес, плавная в движении — она располагала к тому, чтобы в ней дремать, подставив лицо солнцу. Себастьян ковырял пальцем обивку и мало-помалу приходил в хорошее расположение духа. Фестралы летели по небу быстро и уверенно, за окнами завывал ветер, а крыша кареты цепляла облака, отрывая от них клочки. — Себастьян? — М-м-м? — Закрой глаза. Себастьян молча послушался, не спрашивая, зачем. Он почувствовал, как Оминис сел рядом, а затем что-то нежно обхватило его шею. Себастьян коснулся предмета и понял, что это ошейник. — Можешь открывать. Одно быстрое движение век — и темноты нет, зато есть Оминис напротив, накинувший на него ошейник и держащий двумя руками незастегнутые концы. Его лицо повернуто немного вниз и в сторону, и Себастьян осторожно берет лицо в свои руки и направляет незрячий взгляд на себя. Так он делал бесчисленное множество раз и будет делать ещё множество множеств, то ли потому, что держать голову наклоненной — неистребимая привычка Оминиса, то ли потому, что он делает это специально, чтобы дать Себастьяну повод прикоснуться к себе. — Зачем ты надел на меня ошейник? Вместо ответа Оминис потянул ошейник на себя, и Себастьян потянулся вслед за ним, и когда палочка, заложенная за ухо Оминиса, уже запуталась в волосах Себастьяна, Мракс поцеловал его. Поцелуи у Оминиса выходили немного смазанными, и Себастьян обычно перехватывал инициативу, чтобы поцелуй всё-таки получился губы в губы, но в этот раз он остался сидеть как статуя. Ощущение, когда что-то накидывают на шею и тянут к поцелую — это ещё интимнее, чем чувствовать хватку пальцев на загривке. Пауза длится пару секунд, но за эти две секунды мир успевает рассыпаться на звездочки, потемнеть и заново собраться, чтобы быть сметенным волной желания. Когда карета прибывает в Хогсмид, юноши успевают наспех привести свой вид в порядок, а по дороге к замку с лиц сходит краснота, и растрепанные волосы можно списать на ветер, отведя подозрения от жарких объятий. Что же до пакета в руках… мало ли, какие вещи покупают эти странные Мраксы, не так ли?