Под управлением солнца

— …тише-тише, я тут, я с тобой, — шептала я, поглаживая его по волосам. Лишь тихие всхлипы и дрожь выдавали то, что он до сих пор плачет. Я чувствовала, что моя кофта уже вся промокла от слез. — П-прости, — сказал он, захлебываясь, — …что я распустил все эти сопли при тебе. Я сейчас… сейчас перестану… Он разжал объятия и шумно втянул воздух, растирая ладонями мокрые глаза. Я внимательно взглянула в его лицо, забрав его руки в свои, и тихо произнесла: — Майки, ты сегодня так много пережил… Тебе не нужно сдерживаться. — Нет, — он помотал головой и вновь опустил взгляд вниз, — я не буду больше плакать, я ведь сильный. Не говори никому, что я тут так… Я протянула ладонь, нежно прикоснувшись к его щеке. Вздрогнув, Майки замолчал и робко поднял на меня красные от слез глаза. Я улыбнулась ему: — Это же не делает тебя слабей, дурашка. И потом, здесь больше никого нет… только я. Никто и не увидит. А я хочу, чтобы тебе лишь стало хоть чуть-чуть полегче… Ладно? Странно было просить его поплакать, но, мне казалось, что сейчас это действительно было ему как никогда необходимо. Мгновение он сопел и держался, сердито и пристально глядя на меня, но потом его глаза начали влажно блестеть и лицо бесшумно исказилось гримасой плача. Он с тихим стоном вновь уткнулся головой в меня. Я ласково обвила его руками, медленно гладя пальцами по спине. Будто я успокаивала ребенка, пытаясь вытянуть из него всё его маленькое горе. Вот только я так сильно люблю этого малыша, и беды у него совсем не детские. — Майки, Майки… — шептала я, прижимаясь головой к нему, стараясь успокоить его дрожь. Не знаю, сколько мы так просидели. В очередной раз за этот бесконечный вечер, я потеряла счет времени. Но, в конце концов, его дыхание становилось все более и более размеренным, пока совсем не успокоилось. Я все еще не выпускала его из рук. — …т/и, — услышала я приглушенный шепот и разжала свои объятия, взглянув на него, — …ты правда не сердишься на меня? — Сержусь, — честно ответила я, — но это сейчас не особо важно. Лучше скажи, у тебя что-нибудь болит? — Нет, — он, нахмурившись, неловко помотал головой. — Майки! — строго сказала я ему, — чтобы больше никакого вранья, понял? Он вздохнул и послушно произнес: — Да… голова немного трещит. Я с сомнением глянула на него. Стало быть, если он говорит «немного», то, скорее всего, боль почти невыносимая. В очередной раз покопавшись в аптечке, я нашла сильное обезболивающее. — Выпей, это должно помочь. Сейчас принесу воды. Он послушно запил таблетку и посмотрел на меня. Все-таки как же его потрепало… что же там произошло? — Давай я обработаю остальные твои раны, хорошо? Я продолжила смазывать и заклеивать множество царапин на его теле. — А ты будешь хорошим врачом. Я взглянула на него: — С таким пациентом как ты, быстро набираешься опыта. На тебе просто живого места нет. Он виновато опустил глаза: — Так бывает не каждый раз… Помолчав, я все-таки решила спросить: — Что случилось сегодня? Майки поднял на меня пронзительный взгляд: — Мы же больше ничего не скрываем друг от друга, так? Ты точно хочешь знать? Я поежилась. Он все-таки слишком хорошо меня знает. Может, мне и правда на сегодня уже хватит жутких историй? Я шмыгнула носом и посмотрела на него. Черные-черные завораживающие глаза. Раньше я думала, что все вижу в них, но, как оказалось, они скрывают еще много страшных тайн. С другой стороны, когда еще, как не сейчас? — Я, конечно, хочу знать все, но сейчас просто расскажи, почему ты такой побитый. Он вздохнул и помолчал, подбирая слова. — Как я и говорил, я правда занимался каратэ с детства. И никто не мог меня победить. Дедушка всегда говорил, что я самый способный его ученик. Так гордился мной, — он еле заметно улыбнулся. — Обычно я всех укладываю с одного удара… — Поэтому тебя так называют? — перебила я его рассказ, заклеивая щеку пластырем. — Как? — он взглянул на меня. — «Непобедимый Майки». — А, это, — он усмехнулся. — Ну да. Где ты это слышала? — В школе дети шептались, когда ты приходил. — Да уж, — он задумался. — Даже дети могли меня расколоть перед тобой… Как же тупо. Надо было тебе сразу обо всем сказать. Я с сомнением покачала головой: — Так тоже было бы плохо. Я просто сразу испугалась бы тебя и всё. — Хм… — он нахмурился, но потом, улыбнувшись, глянул на меня и перехватил мою ладонь с зажатым кусочком ватки, которой я мазала очередную его ссадину, — получается, то, что мы сейчас здесь вместе, это и правда какое-то чудо? Он нежно сжал мою руку в своей, и от этого мою ладонь будто пробил заряд электричества. Я сжала губы и нервно задышала. Держись, т/и. Ты ведь все еще серьезно злишься на этого идиота. — Получается, что так, — не подавая вида, я осторожно высвободила свою ладонь и требовательно ткнула пальцем ему в грудь. — Выпрямись, мне надо еще тут посмотреть. И я все еще не услышала, что с тобой произошло. — Так вот, — он послушно выпрямился, — тот парень, который затеял против нас это всё, и двое его шестерок… я бы с ними справился, но они выманили меня подальше от всех и всё подстроили так… — Погоди, их было трое, а ты один? Это разве честно? Что они хотели сделать? Майки пожал плечами: — Хотели убить меня. Я замерла. — …и что было дальше? Он помедлил и шумно вздохнул: — Т/и, послушай, мне на самом деле кажется, что тебе не стоит сейчас… Я подняла на него глаза: — Майки, скажи мне. Он отвел взгляд и, шмыгнув носом, тихо заговорил: — Они вырубили меня. Двое держали, а третий бил по голове трубой… Когда он это делал, еще начал нести какой-то бред… Выбесил меня. Я их раскидал, но сам, кажется, тоже отрубился, — он прервался. — А когда пришел в себя, то мне сказали, что он убил Баджи. Я… и я дальше все плохо помню, какими-то отрывками. Я бью его и бью, как во сне. За всю ту боль, которую он мне принес. За то дорогое, что он отнял у меня. Пока меня не остановили. Я сильно зажмурилась, слушая его, а когда раскрыла глаза, то, кажется, уже ревела. Я догадывалась, что так и будет, и мне не стоило знать все эти жуткие подробности, но сама захотела этого. А теперь я лишь содрогалась в абсолютном непонимании такой ужасной человеческой жестокости. — Майки, за что? Почему они это сделали с тобой, зачем? Он увидел слезы в моих глазах и тут же схватил меня, крепко сжимая в своих объятиях. — Прости, пирожок, прости. Мне не стоило тебе рассказывать… — Я просто не понимаю, за что, Майки? Ты же им ничего не сделал. Я… я бы не пережила, если бы ты… — Не переживай, никто мне ничего не сделает. Ты же помнишь, что сильнее меня никого нет? — он посмотрел мне в лицо и улыбнулся, утирая мои слезы, а затем вновь обнял. — Казутора просто спятил. А мне немного не повезло. Но я победил. А его забрала полиция. Я уже было вздохнула с некоторым облегчением, но тут же вздрогнула от резкого громкого стука в дверь. — Дочь, нам надо срочно с тобой поговорить! — раздался крик отца. Кто-то задергал ручкой снаружи, благо, я предусмотрительно закрыла дверь на замок. Я сильнее сжала Майки и прошептала: — Не хочу с ними разговаривать. Он молча погладил меня по спине. Мы просидели так, пока родители не ушли, и вновь не стало тихо. — У тебя из-за меня будут проблемы? — Плевать, — я поморщилась. — Мне надо сейчас закончить с твоими ранами, и, давай, уйдем отсюда? Куда-нибудь, все равно куда. — Но там уже совсем ночь. Засопев, я уткнулась носом в его горячее плечо. — Без разницы. Просто хочу быть с тобой. Наконец, закончив, я забрала из ванной и отдала Майки его черный плащ, который он тут же изящно накинул на свои плечи. Я поморщилась — хоть я и обработала все его ссадины, но плащ был грязный, как бы не занести инфекцию. — А что тут написано? Повернись-ка, дай гляну… — я указала на золотую надпись на его спине. — «Токийская группировка Манджи»? — Ага, это наша форма, — он шмыгнул носом, озорно глядя на меня через плечо. — Нравится? — Да уж, а вы вообще не скрываетесь… — с сомнением я поглядела на искусную вышивку. — Погоди… Если ты Манджиро, получается… ты назвал банду в честь себя? Боже! А-ха-ха! Впервые за этот ужасный день я искреннее расхохоталась. Да в этом просто весь Майки! Чуть насупившись, он молча смотрел на меня, но, подождав, пока я отсмеюсь, сказал: — Ну и, что тут смешного? Я так и хотел, но пацаны сказали, что им не нравится, поэтому мое имя из названия сократили, и сейчас это вообще даже не в честь меня! Но было бы даже лучше! Я смотрела на его надутые в возмущении щеки, чувствуя, что почти растеряла всю свою обиду. Как бы то ни было, он остался тем же самым Майки, которого я знала до этого злополучного вечера. Именно таким, каким я его и полюбила. — Не слишком ли длинное название для банды хулиганов? — Пф, ну мы сейчас довольно популярные, так что все называют просто «Тосва». — Популярные? Значит… вас там много? — Сейчас полторы сотни человек. А сначала было шесть… — он опустил взгляд и прикусил губу, — но из этих шести осталось только трое. Я положила руку его на плечо: — Майки, а твой друг, он..? — Ага. Умер сегодня. А еще двое теперь в тюрьме. Черт. Зачем только я спросила. — Майки… я… — мне хотелось подобрать какие-то слова, чтобы попытаться утешить его, но я совсем не знала, что сказать, — извини… я… Он поднял свои бездонные темные глаза на меня: — Мы идем? — Да… — я машинально схватила его за руку, прежде чем подумала, что делать этого не стоило, но, все же, лишь крепче сжала его ладонь, — пойдем. Торопясь, мы спустились вниз. Я надеялась, не встретить родителей, но, конечно, мои надежды были напрасны. Несмотря на это, я хотела молча пройти к двери и улизнуть, но путь нам преградил отец: — Т/и, нам с тобой нужно поговорить, — он покосился на Майки, — Наедине. Я вздохнула. Это не предвещало ничего хорошего. Как будто мне было мало проблем за эти пару часов. Я подняла взгляд на Майки. Лицо и его обнаженная грудь были кое-где обклеенные кусочками белого пластыря. Волосы, хоть я очень старалась их промыть, все еще были в грязновато-кровавых пятнах. Он очень устал. Лишь глаза, все еще немного припухшие от недавних слез, остро смотрели на меня. Он не глядел на отца, а лишь ждал, что скажу я. — Подожди меня снаружи, я скоро, — не отрывая взгляда от его лица, я, прежде чем отпустить, немного сжала его ладонь в своей. Утвердительно моргнув мне, он молча вышел. Я посмотрела на отца. — Т/и, — он возмущенно свел брови. — Что это такое? Ты кого привела в дом? Мы же не так тебя воспитывали, ты не можешь общаться с преступником! Я молча смотрела на него и думала лишь о том, как они догадались. Вряд ли они подслушали наш разговор на улице — это было слишком далеко. В комнате? Нет, за дверью ничего не слышно, да и мы совсем не шумели. Конечно, когда Майки зашел вместе со мной весь в крови, у них могли возникнуть вопросы… О боже, да как я сразу не поняла, у него же на всю спину надпись с названием его группировки. А если они действительно «популярны», как говорит Майки, возможно отец что-то и знал про это. — …не можем позволить, чтобы это вновь повторилось! — отец все еще ругал меня. Кажется, мой отрешенный вид, только больше злил его. — Пап, извини, мне надо идти, — я вновь направилась к двери, но они с матерью яростно преградили мне путь. — Никуда ты не пойдешь! Послушай сюда! Ты сейчас поднимаешься наверх и идешь спать! С завтрашнего дня сидишь дома под домашним арестом! Никакого телефона! И чтобы больше никогда не виделась с этим малолетним ублюдком и его шайкой! Хоть шаг из дому — и можешь больше никогда сюда не возвращаться! — орала на меня мать. Я слушала все их угрозы и безумные условия, и во мне поднималась свирепая ярость. От безумной отчаянной злобы я сжала зубы, казалось, мой затылок сейчас сгорит до тла. Не в силах больше выдерживать это, я, резко отвернувшись от их криков, взлетела вверх по лестнице. Забежав обратно в свою комнату, я громко хлопнула дверью и закрыла лицо руками. Это просто ужас. Но я уже знала, как поступлю.