***
— Она все еще не пришла в себя, — поклонившись, произносит Дарума. Все За Одного ничего не это не отвечает. Проходит мимо него и останавливается у кровати Ихиро. Та судорожно, глубоко дышит, на лбу выступает испарина. Ее пульс скачет — сердце то бешено стучит, то пропускает по удару в секунду. Маска для вентиляции легких, закрывающая нижнюю половину лица, запотевает при каждом выдохе. — Не приходит в себя, но состояние же не ухудшается? — нарушает тишину Все За Одного после продолжительного молчания. — Нет. Даже наоборот, улучшается. У нее высокая мозговая активность, а в коматозном состоянии активность очень мала или вовсе отсутствует. К тому же, судя по электроимпульсам, она словно находится в быстрой фазе сна… — То есть — она просто спит? — переспрашивает Все За Одного. — Возможно. И, судя по учащенному пульсу, она видит не очень приятные сны. Все За Одного наклоняется и указательным пальцем отодвигает в сторону светлый локон, прилипший к влажному от пота лбу. Потом выпрямляется и поворачивается к Даруме. — Продолжай наблюдать за ней. Если будут какие-либо изменения в ее состоянии, сообщай мне. — Конечно, — Дарума отвечает на его слова поклоном.***
Ихиро словно выныривает из чернильного океана, обволакивавшего ее со всех сторон. Она судорожно ловит губами воздух, часто-часто моргает, вглядываясь в пространство вокруг. Сначала все кажется мутным и расплывчатым, но потом очертания проясняются. Светлая кухня, большой круглый стол, заставленный тарелками. И три человека. — Мам, я не хочу больше эти хлопья! Они мне надоели уже! — хнычет детский голос. Ихиро против своей воли поворачивает голову в сторону, откуда доносится звук. И видит мальчика лет четырех, сидящего за столом на высоком стуле и отодвигающего от себя тарелку. По поверхности молока плавают хлопья вперемешку с сушеными ягодами и фруктами. «Изуку?» — мелькает в ее голове. Ихиро пытается понять, что теперь происходит. До этого она видела все словно через призму восприятия Изуку, была будто в его теле. А теперь что? Ихиро пытается наклонить голову, чтобы осмотреть себя. Но у нее это не получается. Опять тело ей не подчиняется. — Сынок, ты же обещал, что будешь их есть, — женщина, что сидит напротив рядом с Изуку, двигает к нему обратно тарелку с хлопьями. Ее волосы собраны в высокий хвост, на висках выбиваются редкие, чуть волнистые прядки. — Не капризничай и ешь. — Не хочу! — мотает головой Изуку. Потом поднимает взгляд на Ихиро, и они смотрят друг другу в лицо. Он резко поворачивается к маме и, ткнув в Ихиро пальцем, спрашивает: — А почему И-чан не ест хлопья? — Не хочу я эту гадость есть, — выпячивает нижнюю губу Ихиро, точнее, чужое тело, в котором она находится. Рука тянется к стакану, стоящему впереди. Язык обволакивает мягкий вкус теплого молока. — Сам ешь. «Голос похож на мой, только более высокий и детский…» — во рту становится сухо несмотря на то, что она пила молоко. — «Неужели я нахожусь в теле самой себя, но только… маленькой?» — Ну ма-ам… — канючит Изуку. «Но я этого совершенно не помню. Ни Изуку, ни эту женщину,» — она бросает взгляд на нее. Эта женщина ее мама, раз Изуку так обратился к ней. — «Я ничего из этого не помню. Как будто мне стерли память…» — Изуку, веди себя нормально, — Ихиро внутренне вздрагивает, услышав справа от себя пугающе знакомый голос. «Учитель…» — шепчет она, и холодок пробегает по всему телу. Но тело, в котором она находится, никак не реагирует. Она поворачивается и смотрит на мужчину, который пьет из чашки горячий кофе — Ихиро понимает это по запаху, будто пропитавшему воздух. Она не сводит с Учителя пристального взгляда. Она уже и забыла, как он выглядит без маски. Глаза, в которых словно застывает равнодушное выражение, скользят по странице книги, лежащей перед ним на столе. Губы сжаты в тонкую линию. Изуку тут же притихает и принимается молча хлебать ложкой молоко из тарелки. Мама встает из-за стола и наливает в свою кружку кипяток. Помешивая жидкость ложкой, она оглядывается по сторонам и спрашивает: — М-м, дорогой, не знаешь, куда я положила сахар? Не поднимая головы, Учитель отвечает: — В шкаф на верхней полке. Забыла уже? Мама подходит к навесному шкафчику и открывает его. Тут же оборачивается и улыбается: — И правда! Совершенно из головы вылетело. Спасибо тебе. Ихиро не видит, откусывая кусок от поджаренного тоста, как уголки губ Учителя еле заметно приподнимаются. Мама садится обратно, с тихим всплеском падает в ее чашку кубик сахара. Изуку отправляет в рот ложку с хлопьями и с отвращением плюхает ее обратно в тарелку. Морщится: — Они все размякли… Не хочу… — Надо было быстрее есть, братик, — Ихиро вновь ощущает, как ее губы против воли двигаются. Вырывается беззлобный смешок. — Тебе хорошо, И-чан, — с набитым ртом произносит Изуку. — Тебя не заставляют доедать хлопья. А мне они уже та-ак надоели… Ихиро показывает Изуку язык, но в то же мгновение чувствует на себе пристальный взгляд, что словно прожигает в ней дыру. — Не кривляйся, — тихо, но четко произносит Учитель, и все внутри Ихиро сжимается. Липкий страх подступает к горлу, но тело словно не обращает внимание на слова. Болтая ногами, она отпивает еще из стакана. — Ты же сам просил купить тебе эти хлопья, — вздыхает мама. — Даже пообещал, что все съешь. А обещания надо выполнять, Изуку. Изуку обиженно дуется. — Да, просил. Потому что там карточки со Всемогущим! Но я и так их каждый день ем! Мама в ответ на это молча качает головой. — И почему я один их ем? — возмущается Изуку. — Потому что никому не нравятся хлопья, — встревает Ихиро. И кривит лицо так, словно ее сейчас стошнит. — Инко, больше не покупай ему эти хлопья, — произносит Учитель. — У него и так полно этих карточек. — Но… — протягивает мама, бросив взгляд на Изуку, на лице которого отражается обида. — Ты слишком балуешь его, — потом Учитель смотрит на надувшегося, как шарик, Изуку. — Если тебе так нужны эти карточки, я могу их тебе напечатать. И незачем тратить деньги на то, что потом мама выбрасывает. — Это будет уже не то… — Изуку запихивает в себя еще ложку молока с хлопьями. А потом он замирает, его словно озаряет гениальная мысль. — Так я же могу нарисовать их! И-чан, пойдем рисовать после завтрака, а? Я не только карточки со Всемогущим нарисую, но и… Ихиро цокает языком. — Не хочу. Это у братика хорошо получается рисовать… И почему у братика причуда появилась раньше, чем у меня? — Ихиро обнимает себя за плечи и откидывается на спинку стула. — Я же старше! Почему так, а? — Ихиро смотрит сначала на маму, потом на Учителя. «У Изуку есть причуда?» — мелькает в мыслях. Ихиро вся напрягается. У Изуку точно нет причуды, она в этом уверена. Так почему сейчас она так сказала? У нее самой нет причуды, но есть у Изуку. У Ихиро перехватывает дыхание. Перед глазами на мгновение темнеет, и она слышит в голове крик Изуку, вырвавшийся из ее груди. Мертвая женщина, которую сбил мотоциклист, ее голос, заполнивший разум. Ихиро отлично помнит день, когда ее причуда дала о себе знать. Она «украла» чужую, увидев смерть владельца. Но почему Ихиро видела эти события глазами Изуку? Все это никак не укладывается в ее голове. Ихиро с шумом сглатывает. Ей кажется, что это сон. Стоит ей проснуться, и все вернется на круги своя. Но потом Ихиро успокаивает себя мыслью, что у нее причуда могла появиться позже, иначе в таком случае она была бы совершенно бесполезной для Учителя, и он избавился бы от нее, как избавляется от подопытных, не способных переносить эксперименты. Сердце понемногу успокаивается, но в голове продолжает вертеться вопрос. Что же произошло с Изуку? Если у него была причуда, то почему потом она пропала? Учитель забрал ее? Но зачем ему забирать причуду у собственного сына? Ихиро с трудом может в это поверить, хотя не ей судить поступки Учителя. Но все же, почему ее воспоминания оказались воспоминаниями Изуку? Его слова, что он нарисует карточки, заставляют ее содрогнуться. Оживающие рисунки были самой первой ее полученной причудой. Неужели это все досталось Изуку? Нет, быть такого не может. Ихиро помнит смерть каждого, чьей причудой теперь обладает. Все их голоса она отчетливо слышала у себя в голове. «Я брежу,» — решает Ихиро. — «Не знаю, жива я или мертва, но это точно не реально…» — У тебя точно появится причуда, Ихиро, — улыбается мама, и Ихиро невольно чувствует щекотливое, но совершенно незнакомое тепло, разлившееся в груди. Ей становится страшно из-за непонимания, что это такое. — Правда ведь, дорогой? — Должна появиться. У кого-то раньше, у кого-то позже, — кивает Учитель. Закрывает книгу и делает еще один глоток кофе. С тихим стуком ставит пустую чашку на стол. Поднимает левую руку и смотрит на запястье, на котором сверкает металлический ремешок часов. — Дорогой, тебе сегодня во сколько на работу? — спрашивает мама. — Уже пора собираться, — несколько туманно отвечает он. Мама больше не задает вопросов. Учитель встает из-за стола. Ихиро поднимает голову и осматривает его. Она часто видела Учителя в таком же черном пиджаке, словно сшитом по фигуре. Пальцы поправляют чуть развязавшийся галстук. Мама тоже встает изо стола и оказывается рядом с ним. Она на голову или даже чуть больше ниже Учителя, поэтому приподнимается на цыпочках и чмокает его в щеку. — Когда вернешься? — спрашивает она. — У меня сегодня ночное дежурство, — отвечает Учитель. Касается рукой ее плеча, чуть сжав его. Мама тяжело вздыхает. — Даже в выходные приходится работать… — Зато в понедельник у меня будет свободный день, — перебивает ее Учитель. Мама уходит проводить его, и Ихиро с Изуку остаются одни. Изуку нехотя продолжает ковыряться в тарелке. Ихиро не смотрит на него, хотя очень хочет. Дожевывает поджаренный тост и с шумом пьет из стакана молоко.***
Ихиро сидит на полу, пока Изуку старательно вырисовывает карточки со Всемогущим на листе бумаги. С кухни доносится шум воды. Изуку высовывает кончик языка, будто это поможет ему. Стоит ему провести последнюю линию, как изображение на листе исчезает, а рядом на полу оказывается карточка. Он хватает ее и поднимает над собой. Глаза так и сверкают от радости. — И-чан, смотри, смотри! — Изуку подползает к Ихиро и чуть ли не тычет ей в лицо карточкой. — Получилось! Мы теперь столько нарисуем их! У меня их будет больше всех в стране! И тогда… Тогда Всемогущий найдет меня и скажет… — Изуку садится и, расправив плечи, понимает голос. Пытается изобразить героя: — «Изуку, ты такой молодец! Собрал больше всех моих карточек!» — Дай посмотреть, — говорит Ихиро и протягивает к нему руку. Потом поднимает получившуюся карточку на уровень глаз и замечает: — А у тебя она не так блестит! «Это моя причуда, моя,» — твердит про себя Ихиро, не вникая в разговор. — «Оживающие рисунки… Моя, моя! Почему она у Изуку? Почему?» — Как это? — Изуку выхватывает нарисованную карточку и впивается в нее взглядом. Настоящая карточка покрыта голографической пленкой, если повертеть карточкой в разные стороны, то увидишь, как на ее поверхности блестят звездочки. На нарисованной карточке такого нет. Лицо Изуку темнеет, словно его сверху накрыла огромная дождевая туча. — Да-а, ты права… И почему не получилось нарисовать такую же?.. — Потому что братик глупый, — показывает кончик языка Ихиро и протягивает насмешливое «бе-е». — Я не глупый! — дуется Изуку. — Глупый-глупый! Изуку, еще больше насупившись, бормочет: — Не глупый! Я папе пожалуюсь, что ты обзываешься! «Учителю пожалуется?..» — внутри Ихиро все невольно сжимается. Хоть и не она сама называла Изуку глупым, ей хочется взять свои слова назад. Но вместо этого ее губы сами по себе двигаются: — Жалуйся-жалуйся. Что он мне сделает? Опять скажет, — Ихиро понижает голос и принимается кривляться, пародируя отца: — «Ихиро, веди себя нормально…». Изуку, только надувший из-за обиды щеки, прыскает от смеха и заваливается на пол. Раскидывает руки в разные стороны и принимается хихикать. Ихиро тем временем берет лист и карандаш и принимается водить им по бумаге. Рисует сначала себя — кружочек головы, несколько тощих линий, обозначающих тело и руки-ноги. Контуром вырисовывает короткие волосы. Потом рисует Изуку и быстрыми движениями заштриховывает его изумрудную копну волос. И лишь в конце дорисовывает маму и Учителя. Изуку приподнимает голову и смотрит на ее рисунок. — Прико-ольно, — протягивает он. — Слушай, а что ты еще можешь оживить причудой? — спрашивает Ихиро. Изуку пожимает плечами. — Не знаю. Давай нарисуем себе фигурку Всемогущего и посмотрим, появится она у нас или нет! Ихиро закатывает глаза. — Опять Всемогущий… Давай что-нибудь другое. — Что? — Изуку наклоняет вопросительно голову. — Давай игрушки нарисуем. Такого большого мишку, — Ихиро взмахивает руками, как бы показывая размер игрушки. Изуку смотрит то на Ихиро, то на лист бумаги. Потом поднимает его и примеряет с размером, показанным девочкой. Но потом все же опускает голову и принимается рисовать. Игрушка получается маленькая, размером с альбомный лист. И Ихиро обиженно выдыхает: — Я же сказала тебе, большого мишку! А он маленький. Изуку удивленно хлопает глазами. — Я не знаю, как сделать большого… Давай еще раз попробуем. Ихиро знает, почему у них никогда не получится игрушка такого размера. Причуда может создать предмет, ограниченный площадью листа. Но она сама не может даже пальцем пошевелить по своему желанию, не то, чтобы сказать об этом. Но глядя на то, как Изуку раз за разом рисует новую и новую игрушку, раскрашивая ее разными цветами, в ее душе все словно выворачивается наизнанку. «Это моя причуда… Без нее я была бы бесполезна для Учителя… Моя, а не его!» Ихиро чувствует желание схватить Изуку за шею и задушить, чтобы таким образом забрать причуду обратно. Но Ихиро сидит неподвижно, с неподдельным любопытством следит за каждым штришком, оставленном на бумаге. Тут из пальцев Изуку внезапно выскальзывает карандаш и катится по полу. Он замирает, побледнев. И хватается за голову, с силой сжав волосы в кулаке. Ихиро таращит глаза и осторожно подползает к Изуку. — Братик… ты чего? — спрашивает она дрогнувшим голосом. Внутри нее самой все сжимается. «Что с ним?» Изуку не отвечает, а лишь сильнее сжимает волосы. Опускает голову, чуть не пряча ее в согнутые в коленях ноги. Слышится его сдавленный голос: — Замолчи, замолчи… Ихиро сглатывает, не в силах пошевелиться. Ее словно сковывает лед с головы до кончиков пальцев. Изуку вздрагивает всем телом, всхлипывает и вдруг разражается громким плачем. Ихиро не сразу понимает, что она делает. Срывается с места и бежит прочь из комнаты. Одновременно слышит топот, донесшийся из кухни. С разбегу она врезается в мягкий живот и падает назад. Поднимает взгляд и видит маму. — Мам, братик… он… — сбивчиво тараторит она. Но мама ничего не отвечает, пулей проносится мимо нее. Как будто не обращает на нее внимания. И залетает в комнату, где Изуку принимается кататься по полу и истошно кричать. Почти как тогда, когда впервые увидел смерть человека. «Нет, я увидела…» — шепчет про себя Ихиро. Сначала встает на колени, потом поднимается на ноги. Подходит к дверному проему. Мама прижимает к себе дрожащего Изуку. Гладит по спине, пытается всячески успокоить. Но Изуку продолжает плакать. Он с силой сжимает ткань рукава ее футболки, чуть не выворачивает ее в кулаке. Ихиро замирает, не зная, что ей делать. Страх маленькой девочки передается и ей. — Изуку, что такое? Скажи, пожалуйста, хоть слово… — шепчет ему на ухо мама. Нежно проводит рукой по волосам. Изуку всхлипывает и, захлебываясь, бормочет: — Страшно… какая-то тетя… опять… разговаривает… Я не хочу умирать! Не хочу! Пожалуйста!.. Мама застывает, делает несколько судорожных вдохов. Подхватывает Изуку на руки и несет его на кухню, вновь обойдя Ихиро, словно она пустое место. Ихиро спешит следом, не сводя испуганного взгляда с брата. С шумом льется вода в стакан, Изуку, громко икая, с трудом пьет. Потом вдруг выплевывает воду обратно в стакан, кашляет и принимается опять плакать. Мама с грохотом резко шваркает стаканом по столу и вновь пытается его успокоить. Целует в макушку, гладит спину, крепче прижимает к себе или начинает укачивать его. Ихиро делает шаг вперед и осторожно спрашивает: — Мам, с братиком все будет нормально?.. Мама резко оборачивается и смотрит на Ихиро так, словно увидела не собственную дочь, а совершенно чужого человека, которого здесь не должно быть. Но она быстро берет себя в руки и отрывисто отвечает: — П-прошу, не мешай мне, Ихиро… Изуку, смотри! — она наигранно весело вскрикивает, заставив Изуку вздрогнуть и резко поднять голову. Она пальцем указывает на дверцу холодильника, на котором висят магниты с разными героями и персонажами из детских мультиков. — Смотри, это же твой Всемогущий, правда? — Изуку всхлипывает и медленно кивает. По щекам, покрытым точками веснушек, скатываются слезы. — Что Всемогущий всегда говорит тем, кто попал в беду, а? Помнишь? — В-все… хорошо… — выдыхает Изуку. Ресницы, обрамляющие огромные, почти круглые зеленые глаза, трепещут. — …Потому что?.. — …я здесь… — договаривает Изуку. Его тело все еще бьет мелкая дрожь, но плакать он перестает. Лишь судорожно шмыгает покрасневшим носом. Даже в глазах мелькает прежний веселый огонек. — Поэтому не плачь, все же хорошо, правда? — Угу… Но я так и не доделала свои работы… Они не закончены… они… — бормочет Изуку будто не своим голосом. Мама смертельно бледнеет и переспрашивает шепотом: — Не доделала? Какие работы, малыш?.. Ихиро сжимает руку в кулак. Ей кажется, будто чья-то рука сжимает ее горло. Она с трудом сглатывает скопившуюся во рту вязкую слюну. Почему Изуку испытывает то же самое, что и она, когда еще не привыкла к этим чужим голосам в голове и не научилась не обращать на них внимание? Почему он? Почему ее воспоминания в итоге оказываются… вовсе не ее? И почему ничего из того, что она сейчас видит прямо перед собой, Ихиро не помнит? Уверена, что ничего подобного с ней никогда не происходило. Но события кажутся слишком реальными, чтобы быть простым сном или бредом.