Врач во всех смыслах

Хёнджин все ночи проведённые с Феликсом, спал как младенец, бессонница сошла совсем на нет. Запах сирени заставлял альфий организм успокоиться и усмирить поток мыслей в голове, помогая заснуть. Внутренний альфа тоже, переставал метаться в поисках своего местечка, чувствуя его найденным и усмирённо скулил, чувствуя омежью нежную сущность под боком. Бессонница это даже была не физическая, а психическая, как заболевание. Она началась после смерти родителей, а после смерти первого омеги, только ухудшилась. К нарушению сна добавились кошмары. Альфа каждый раз, как на повторе видел то аварию с родителями, то с Сынмином, а позже, эти люди умоляли их спасти и винили в своей смерти самого Хвана. Хотя, это просто Хёнджин никак не мог успокоиться, виня себя и постоянно разбирая ситуацию, думая о том, что бы он мог сделать в прошлом, во избежание этих несчастных случаев. И он всё время находил то, что бы он мог поменять и обвинял себя в том, что всё же этого не сделал. Чувство вины пожирало альфу, из-за чего кошмары и неспокойный сон приходили в гости, навещать старого друга чаще. Но когда появился Ликс-и, Хёнджин опустил груз вины со своих плеч, чувствуя, что дышать явно стало легче, намного легче. Хван наконец, успокоился и перестал во всём винить себя, или где-то искать свою вину и ошибку. Он понял, что если бы, чего-то из случившегося за его жизнь не произошло, даже смерти дорогих людей, то вряд-ли он стал бы тем Хван Хёнджином, которым является на данный момент, вряд-ли встретил бы и полюбил Феликса, вряд-ли бы познакомился с таким хорошим и очень проницательным Минхо, который много на какие вещи откроет младшему альфе глаза, поможет отпустить груз вины и психические травмы на всю оставшуюся жизнь. Тогда бы и Ли вышел бы замуж за Чанбина и не был бы счастлив, находясь под жёстким контролем ужасного тирана отца. Теперь, Хван понял и принял известное всем выражение: «всё что делается, то к лучшему». Хёнджин упорно презирал и игнорировал эту фразу, считая её полной чепухой, в которую слепо верят только глупые идиоты. Видимо, он ментально повзрослел, став тем самым «глупым идиотом» начав слепо верить чему только не попало. С этой слепой верой альфе стало лучше в психическом плане. А появление младшего, кажеться выличило его, как в физическом плане, так и в психологическом. Но только вот с сердцем начались проблемы, наверное, аритмия. Ведь кажеться, что при виде Ликса, сердце норовит* либо вырваться из груди, либо разорваться в пух и прах. Но это явно не стоит лечить, ведь так и должно быть, Хван это всем нутром чувствует, всё идёт как надо, по плану, которого, собственно, нет. Сегодня, альфа проснулся вовсе не из-за бессонницы или кошмарного сна, нет. Он проснулся от того, что кто-то лижет его шею горячим и мокрым язычком, загнанно дышит в шею, немного её же покусывая, поскуливая, ёрзая в обьятиях, трогая все части чужого тела, что только попадались под руку и наконец этот кто-то источает прелестный запах сирени, которым невозможно насытиться. Хёнджин немного рыкнул, находясь ещё в фазе сна, от чего омега проскулил и задрожал всем телом, но не от страха, а от нахлынувшей, самой силной волны течки и возбуждения, что между ягодицами, на бёдрах и ляжках стало невозможно сыро, а смазка и не спешила остановить собственное выделение. Ликсу было до невозможности жарко, пока Хван спал, он уже оделся в ту самую его футболку, больше ничегошеньки под неё не надев. Но всё же, она была довольно длинной, прикрывая интимные части безумно привлекательного омежьего тельца. На конец, альфа проснулся, желая помочь полюбившемуся человеку. —Тише малыш, хочешь, чтобы я тебе помог? Мне точно можно? Ты ведь не боишься меня, да?—зная заранее ответ, старший всё же решил удостовериться в согласии партнёра, ведь это очень важно, в первую очередь для него самого. —Д-да...Очень хочу тебя в себе.—Хван уже забыл, точнее даже не привык, что такой невинный мальчик может так говорить. Он кажется слишком стеснительным, для таких слов. Но всё же, он слышит то, что говорит этот омежка и приступает к исполнению попрошенного действия. Альфа нависает над Ликсом в месионерской позе, чтобы первый раз для второго прошёл более мягко и менее болезненно, и чтобы, неопытному младшему не пришлось особо что-то делать, в чём умения он не имел. Хёнджин начинает с невинного чмока, который перерастает в полноценный французский поцелуй. Язык проникает в тёплое нутро рта, сплетаясь с чужим. Ликс стонет в поцелуй, на что альфа отвечает резким рыком и отрывается от сладкого рта напротив, начиная вылизывать шею у запаховой венки, компенсируя тем самым отсутствие метки, ведь желание её поставить переходит все дозволенные границы разума и здравого мышления, мозг затуманен яркой дымкой возбуждения. Далее он легонько водит прорезавшимися клыками, немного царапая нежную кожу, усыпанную веснушками, желая хоть немного унять зуд в клыках, которые так и норовят порвать кожу, оставляя на пахучей железе и свой запах и своеобразную печать, что укажет на явную занятость омеги. Только тогда, Хёнджин будет чувствовать его полностью своим, а чувство ревности, иссякнет. Как бы восхищённо кто бы не смотрел на его омегу с меткой, в будущем, альфа не станет ревновать, ведь все будут знать, что этот омега занят, и занят именно Хваном. Старший освобождает младшего от мокрой футболки, снимая с себя всё тоже. Когда ненужная одежда валялась где-то на кровати, Хёнджин приступил к обещанным Феликсу действиям. Тот был на столько мокрым, что казалось, даже растяжки не требовалось. Альфа оставил парочку засосов на месте, предназначенном для метки, спускаясь ниже и немного расскрашивая живот алыми бутонами. Ли начал царапать короткими ноготками чужую спину от нетерпения, тем самым неосознанно призывая к действиям. В этот раз Хван положил омежьи ноги себе на плечи, уже без какого-либо сопротивления, даже наоборот, с помощью младшего. Он раздвинул мягкие половинки, на пробу лизнув шаловливым и дразнящим языком, вызывая нездержанный стон и проникая сразу двумя пальцами. Они сразу начали двигаться в тёплом и узком, но не таком как раньше, нутре. С каждым разом альфа попадал по простате, доставляя своему партнёру удовольствие и аккуратно добавляя по одному пальцу, не забывая раздвигать пальцы и расстягивать их на манер ножниц. Когда пальцы закончили своё дело, омега откликнулся жалобным стоном, почти скулежом, из-за пустоты внутри. Хёнджин потянулся за пачкой контрацептивов, младший сразу догадался, что сейчас будет, перехватил альфью руку, в знак стопа. —Я принимал таблетки...Хёнджин.—Феликс посмотрел умиляющим кошачьим взглядом, показывая, что он боится. —Ну чего ты?Всё хорошо, если будет больно, говори, мы остановимся, ладно? Я же не насильник какой.—Хван провёл руками по обратной стороне ляжек, собирая смазку и успокаивая, огладил в круговом движении острые коленочки, опять целуя каждую. Прощупал упругие икры, поглаживая и делая лёгенький массаж. —Даа...Я...Я готов, продолжай, пожалуйста.—Ли несколько раз кивнул подтвердив согласие, а Хёнджин тоже кивнул, показывая, что желает и собирается продолжить. —Хорошо, малыш, не напрягайся, постарайся расслабиться, больше от тебя нечего не требуется. В общем-то, твоя главная задача расслабиться, постарайся.—альфа посмотрел на Ликса пронзительным и очень ласковым щенячьим взглядом, стараясь расслабить и успокоить. Внутренний альфа тоже сжимался и поджимал пушистые уши и хвост перед жалобными и боязливыми омежьими глазками, перед ними он был бессилен и хотел упасть на колени, выцеловывая ноги. Ли по совету Хёнджина старался максимально расслабиться и поддаётся. К слову, его внутренний зверь скулил, настраивал и подговаривал хозяина на то, чтобы целиком и полностью отдаться в мягкие лапы Хёнджина напротив, но мозг говорил «нет» из-за страха, пережитого девять лет назад. Хван делал все движения и прикосновения к омеге максимально нежно и аккуратно, боясь спугнуть боязливого зверька, в лице драгоценного и прекрасного Ликс-и. Он раздвинул омежьи ножки пошире, любуясь открывшимся его взору видом. —Давай, я буду аккуратно.—Хёнджин коснулся головкой мокрого входа, как можно мягче толкаясь внутрь. Сначала на половину, потом ещё чуть-чуть и наконец полностью. Внутри омеги было достаточно влажно, горячо и узко, что было идеальным. Ли было совсем не больно, пока его мозг не начал проецировать ужасное событие прошлого, напоминая о роковой ночи изнасилования. Тут омега резко сжался, начав болтать ногами и ойкнув от боли. —Тише, тише, расслабляйся, давай. Ты слишком сильно меня сжал и сделал самому себе больно. Давай, ты можешь, расслабляйся, малыш.—Ли опять начал расслабляться и успокаиваться, что в этот раз получилось на ура. Хван давал младшему привыкнуть к своим размерам, пока не начиная двигаться, чтобы Ликс-и было максимально комфортно и минимально больно или дискомфортно. Омега опять осмелел, не чувствуя ни малейшей боли и начал сам двигать бёдрами, насаживаясь глубже. Альфа не оставил это незамеченым, помогая омежке в движениях. Как только Хёнджин начал исполнять своё обещание, которое дал Ли. Его толчки в податливое тело становились глубже, но не менее осторожными и нежными, как ранее. До альфьих ушей донеслись так приятные и льстящие слух стоны, которые постепенно заполняли комнату, точно так же, как и смешавшиеся цветочные запахи, такая же услада, как и для ушей, только для нюха и носа. —Ах, Хён...Хёнджин...Так хорошо... —Тебе приятно, цветочек? Ммм...Ты чудесный, красивый...Мой. Только мой. —Только твой...Даа-а.—омега сейчас готов согласиться на всё, что не попросят, а на правду тем более, ответит только согласием и ни чем менее. Сейчас, только сейчас, его альфа заставлял забыться, особенно после точного попадания по простате. Хван огладил упругие и мягкие омежьи ягодицы, добавляя к члену два пальца с каждой стороны, что вызвало стонов, точно не меньше чем прежде. Выйдя пальцами из растраханной дырочки, он резко и сильно смял ягодицы в ладонях, да так, что остались красные следы от пальцев, что явно нравиться Ликсу, судя по звукам. Далее, ощупав промежность, он перешёл на омежий возбуждённый орган, с которого тоже текло. Альфа начал стимуляцию руками, что сзади, что спереди, заставляя комкать простыни и всё то, что попадалось под руку, будь то даже какая-либо часть тела старшего и жалобно стонать, почти скулить от наслаждения. Феликс натурально замурчал, как кошечка, не зная, куда себя ещё деть. Далее, внезапно даже для самого Ли, у него прорезались омежьи клыки. В голову, помимо наслаждения вдарило желание пометить альфу. Своего альфу. Метка будет гласить о том, что ни один омега, кроме истинного, с запахом сирени, никто не сможет думать о Хёнджине не в том ключе, в неправильном, никто думать о нём не сможет, Ёнбок реально закопает. И это точно не шутка. С этими мыслями, Ли лижет последний раз предплечье с пахучей железой, следом, и в правду, без шуток, резко прокусывает кожу, прорывая её, заставляя альфу над собой рычать, и оставляя после клыков кровавую, но аккуратную метку. Хёнджин до сих пор порыкивает и немного шипит. Омега забылся на некоторое время, от услады ощущения собственности над этим мужчиной, его мужчиной. Но после он приходит в себя, зализывая место укуса. После этого ощущения боли, а потом наслаждения и восхищения своим собственническим омегой, Хван излился внутрь своего омеги, окончательно снимая своё напряжение, он доводит рукой и членом внутри Ликса до оргазма. Альфа стараеться не свалиться обмякшим телом на своего хрупкого омежку, ведь так его можно и раздовить, а этого явно не нужно. Поэтому, он упираеться одной рукой в матрац, чуть-чуть сдирая и мня простынь. Хёнджин всаёт, мочит полотенце, умывается, отходя от оргазма, вытерает Ли мокрым полотенцем, любуясь как вытекает из омежьего тела оставшаяся смазка и липкая белёсая жидкость. Хван одевает на себя штаны, любуется меткой, в виде кружка, внутри которого замечательно расположился цветочек. Сама метка имеет фиолетовый окрас, как цвет сирени и лаванды. Прекрасно.