Забудь о медленных танцах

— Элайджа?     Он незаметно вздрогнул и посмотрел на Елену, осознавая, что все это время глядел в одну точку. Как дурак.     Ее голова по-прежнему покоилась на подушке, взгляд не отрывался от его лица, а пальцы сжимали одеяло на уровне груди.     — Ты в порядке?     Странно было слышать от нее этот вопрос, учитывая, что вампиром здесь был он, а не она.     Он все вспомнил. Темная пустота в его сознании заполнилась вчерашними… яркими событиями, стоило ему проникнуть в ее воспоминания.      Да. Он был в порядке.      Но его язык отказывался произносить эти слова вслух, когда он видел следы своих клыков и высохшую дорожку крови на ее шее и немаленькое красное пятно на белой подушке…     Внезапно Елена стала обжигать его глаза, как солнце, и он больше не мог смотреть на нее.     Он опустил взгляд на свои руки. Руки, которые отняли не одну невинную жизнь.     — Я не должен был просить тебя о таком, — тихо произнес он. Шампанское с ее кровью каким-то образом повлияло на него, усилило его жажду крови, но он не мог снять со своих плеч ответственность за собственные бестактные, почти вульгарные слова. Это был он и его слова.      Стыд и вина терзали его грешную душу. И он задался вопросом, что было бы, если бы Елена не дала ему свое согласие укусить ее.     Что бы он сделал тогда?     — Все хорошо, Элайджа, — попыталась она облегчить его чувство вины, — со мной все хорошо. Я не могу сказать, что это было так же больно, как это было с другими, когда они…     Ее голос к концу совсем затих, предложение осталось незаконченным, словно она поняла, что нечаянно проговорилась, сказала лишнее, чего ей делать не хотелось.     «Как это было с другими…» мысленно повторил он ее слова, которые оставили неприятные ощущения внутри него. Он знал, что Никлаус был тем, кто когда-то укусил ее. Но он никогда не думал, что другие вампиры делали то же самое.      Однако он не взглянул на нее, не поинтересовался, не спросил, кто были те вампиры, даже если этот вопрос медленно сжигал его изнутри. И он почувствовал, как ее внезапно подскочившее сердцебиение становится более ровным.      — Я доверяю тебе, Элайджа, — сказала она, не позволяя напряженной тишине повиснуть между ними.     Но он покачал головой.      — Тебе не стоит, — ответил он.     Он не доверял самому себе прямо сейчас: не после того, что случилось вчера.     (Он не хотел думать о том, что он, в плену собственной жажды крови, мог бы убить ее, выпить ее жизнь до последней капли, если бы не его отточенная веками способность контролировать себя)     Елена слегка подалась вперед, протянула руку и положила ее поверх его с дневным кольцом, осторожно, словно боясь, что он может уйти от ее прикосновений. Теплота ее ладони проникла в его кожу. Но он не шевельнулся.     — Я бы никогда не согласилась, если бы не доверяла тебе, — сказала она, пропуская мимо ушей его слова.     — Ты не знаешь, кто я на самом деле.     — Я знаю, — наивно не соглашалась она. Ее ладонь, по сравнению с его холодной, была такой теплой. Маленький огонь пытался растопить многовековой гигантский ледник.      — Тогда, полагаю, ты видишь во мне только то, что хочешь видеть, — ответил он. — Во мне нет ничего хорошего, чего ты пытаешься найти.     — Нет, это не так, — пыталась она переубедить его. — Ты придерживаешься моральных ценностей. Ты благороден, Элайджа…     Грустная улыбка коснулась его губ, а в глазах появился блеск.     — Я монстр, Елена. Я убиваю людей без сожаления, если это мне нужно… И я не руководствуюсь моралью, когда это касается моей семьи.     Его слова, в которых чувствовалась горечь, тяжело повисли в воздухе. Однако Елена не отстранилась от него. Казалось, ее совсем не беспокоило его откровенное признание. Она просто молчала. Ничего не говорила в ответ. Ее голова уже лежала на краю его подушки, а ее рука — на его груди, поверх его руки с дневным кольцом. Погруженная в собственные мысли, Елена касалась металла его кольца, трогала синий лазурит, оставляя отпечатки пальцев на драгоценном камне. Отпечатки пальцев, которые можно увидеть, если поднести руку к тонким косым лучам утреннего солнца, падающим прямо на кровать из маленькой щели между занавесками. Ее предплечье обжигало ему грудь, и он закрыл глаза.     Прямо сейчас ему хотелось оказаться в другом месте — не здесь, не в ее комнате, не рядом с ней. Но он не мог просто взять и уйти. Он не мог оставить ее одну: не после того, как всю ночь держал ее в своих объятиях. Елена не была… женщиной легкого поведения, и сразу же уйти, оставив ее одну, было бы ужасным поступком с его стороны. Он не мог так поступить с ней. Он бы оскорбил ее, если бы сделал это.      — Но я предпочитаю видеть в тебе хорошее, — наконец сказала она тихим, задумчивым голосом. — Даже если ты… несовершенен.      Он слушал ее, молча слушал, и ее слова задели какие-то струны в его душе.     — Ты не монстр, Элайджа, — сказала Елена, — ты мужчина с собственными недостатками. — Она повернула его руку, и он позволил ей медленно переплести их пальцы. — Но я верю, что ты способен на доброту… и на любовь…      Она переместила голову на его грудь, коснулась ухом его мертвого сердца, которое было скрыто под кожей, мышцами и железными прутьями с бесчисленными стальными замками. Он ощутил теплоту ее доверия.     Она устало-удовлетверенно выдохнула.     — Я давно не чувствовала такой легкости, как будто с моих плеч сняли тяжелую ношу, — пробормотала она с нежной улыбкой, раскрывая ему свою душу. — Впервые за долгое время я чувствую себя хорошо, очень хорошо… Не могу вспомнить, когда в последний раз просыпалась в таком настроении.     Было что-то успокоительное в биении ее сердца, в ее ровном дыхании и спокойном голосе. Ее теплое тело, прижатое к его боку, дарило покой его разуму. Словно она была его любимой книгой, ноктюрном или красным вином.      Так давно он не делил постель с человеком, что почти забыл, каково это — ощущать близость смертной женщины. Не вампира, не ведьмы, а обыкновенной смертной женщины, чье хрупкое тело отличалось свежим запахом, а соль на коже — вкусом.      — У меня давно не было отношений, — честно призналась она. Ее щеки горели на его груди.     И он вспомнил, как она почти мгновенно… испачкала его брюки, стоило ему крепко прижаться к ней. Мысли тут же вернули его к прошлой ночи, и он увидел Елену в своих объятиях. Он видел ее закрытые веки и блеск теней на них. Видел ее открытый рот, и как кровь красовалась вокруг него.   И эта кровь обжигала им обоим губы. Обжигала так, словно они попали в ад за их недопустимую близость.      Он чувствовал сладость ее удовольствия. Чувствовал ее горячее тело под ладонями. Чувствовал аромат духов с нежными цветочными нотками на коже ее шеи…     И он осознал, что все неприятные чувства, которые копились в нем за последние несколько десятилетий, куда-то исчезли. Разочарование и боль, гнев и злость, которые он скрывал за холодной маской спокойствия, ушли на задний план, уступив место бесконечному блаженству: его тело было расслаблено, лишено напряжения — как никогда прежде.      И его тысячелетнее бремя казалось не таким болезненным и утомительным.     — Ты сожалеешь о том, что мы сделали, не так ли? — внезапно спросила она. Ее пальцы, сплетенные с его, сделали движение, будто ей хотелось убрать руку.     — Что заставило тебя так думать?      — Я не знаю, — ответила она. В ее голосе отразилась его собственная внешняя холодность, которую он осознал только сейчас.     Елена выпрямила тонкие пальцы, готовясь разорвать их контакт, и потянула руку на себя. Но он не отпустил ее руку, а еще крепче и удобнее переплел их пальцы, не желая терять ее приятное тепло. Успокаивающее тепло.     Он поднес ее руку к губам и оставил долгий, нежный поцелуй на гладкой коже, без той страстности, с которой прижимался к ее устам прошлой ночью.      — Нет, не сожалею, — прошептал он, и наконец взглянул на нее.      Его нежный жест, тон голоса и взгляд, которым он посмотрел прямо в ее глаза, заставили ее замереть и забыть о том, что она собиралась сделать.     — Я рад, что мы разделили этот момент вместе, — тихо сказал он и коротко коснулся ее руки губами, оставив еще один поцелуй. — Я сожалею лишь о том…     — Не говори этого, — прошептала она, подавшись вперед. Ее горячее дыхание коснулось его рта, а в следующее мгновение он почувствовал ее губы на своих. Но она оставила лишь легкий поцелуй и отстранилась от него, не задержавшись надолго. Однако этого было достаточно, чтобы его взгляд успел затуманиться от мягкости этих желанных губ, которые когда-то посмели диктовать ему свои условия. И на них еще оставался вкус ее собственной крови…     Елена хотела еще что-то сказать, но замолчала, глядя на него. Возможно, из-за его выражения лица. Он прочистил горло, собираясь с мыслями.      Но мысли его не собрались.     Елена отняла у него все шансы на ясную голову, когда неожиданно прижалась к его губам с таким пылом, что он тут же ответил ей. Пламя страсти вновь вспыхнуло между ними, грозясь сжечь эту кровать, эту комнату, этот дом.      И ничто уже не имело значения, кроме этого момента, когда границы между ними оказались стерты.