Можно я буду твоим другом?

      Шумная толпа из детей, их родителей и классных руководителей образовала полукруг на заднем дворе школы. С воодушевленным видом директор открывала торжественной речью традиционную линейку, посвященную Дню Знаний. В это осеннее утро все выглядело необыкновенно правильно: кроны деревьев постепенно меняли свой сочный зеленый окрас на огненно-желтый, а солнце напекало макушки так же сильно, как в разгар лета; сентябрьский свежий ветерок слегка трепал пышные банты и рябые челки; первоклассники крепко держали в руках пестрые букеты, подобранные их беспокойными родителями для избалованных цветами учителей, а будущие выпускники обсуждали, как прошло их лето, и слишком громко смеялись, из-за чего ловили на себе раздраженные взгляды взрослых.       Но не все сегодня наслаждались радостью долгожданной встречи. Внутри школы, прямо за парадной дверью, бродил из стороны в сторону по коридору, ворча себе под нос ругательства, невысокого роста завуч. Его лоб чуть взмок не то от жары, не то от волнения. Надо признать, переживания его нельзя назвать напрасными: случившаяся ситуация не была предусмотрена даже таким педантичным человеком, как Стас Владимирович. — Я бы понял, если бы опоздал Ты — старшеклассник. Это ведь вы, обычно, такие все из себя беспечные и легкомысленные… — рассуждал вслух завуч, обращаясь к прильнувшему к стене спиной парню — это был одиннадцатиклассник Арсений, которому «выпала честь» нести на плече внезапно исчезнувшую девочку, поисками которой и был занят педагог. В руке мужчины телефон издавал жалкие, пугливые короткие гудки, которые то и дело обрывались. — Мне кажется, что вы напрасно паникуете, Станислав Владимирович, — пытался успокоить Арсений, не сильно стараясь. — Кажется ему!.. — возмутился тот в ответ, обернувшись на собеседника, но тут же смягчился, встретившись с его хмурым лицом. — Ладно, возможно, ты прав. Но у нас осталось всего десять минут, чтобы найти девочку… — Почему бы просто не взять любую первоклашку из толпы? Они же все в одинаковых сарафанах, никто даже не заметит. — А как же репетиции? Та хотя бы понимала, что нужно делать, все было обговорено с ее родителями, ее имя в сценарии! — Ну и где сейчас ее родители? А потрясти железкой может любой пятилетка. Вместо того, чтобы зря сокрушаться, могли бы уже найти замену и по-быстрому объяснить ей, что да как. А по именам их все равно никто не знает.       Станислав Владимирович, услыхав, что ведущие объявляют уже третью по счету группу из «чтецов» тематических детских стишков, решил довериться размеренному, чрезмерно спокойному тону голоса парня. Сделав резкий выдох и вытряхнув разбушевавшиеся в голове мысли, завуч уверенным шагом двинулся в сторону бокового выхода, в надежде наткнуться на какую-нибудь более-менее смышленую девочку, чьи родители согласятся провернуть задуманную авантюру.       Теперь, оставшись в одиночестве, Арсений уставился в потолок и представил, как после всего этого ненавистного ему балагана он помчится в дом культуры неподалеку: сегодня там играют его знакомые из театрального кружка. Он и сам бы хотел принять участие в постановке, но линейка расстроила все его планы. Если бы его не вплели в мероприятие, то близ школы этим злосчастным утром он не появился бы вовсе. За одиннадцать изнурительно долгих лет ему порядком надоели и учителя, и одноклассники, и вообще местная «экосистема». Хотелось сбежать, да не позволяла совесть.       Прошло пять, семь минут, но привычно суетливый Станислав Владимирович все не появлялся. Еще немного, и парень сам бы начал волноваться, если бы вдруг не услышал знакомые голоса, доносящиеся с другого конца коридора и приближающиеся к нему. Арсений узнал их: это были Дмитрий Темурович и Ирина Алексеевна — преподаватели химии и математики соответственно. Рядом с ними плелся, словно каторжник, чьи шаги были тяжелы из-за скованных неподъемными цепями ног, мальчишка с розовыми щеками, бесстрашно глядящий на своих «надзирателей». — Впервые вижу, чтобы дети приходили на линейку одни, — ворчала женщина, резко взяв явно провинившегося в чем-то ребенка за руку; кажется, малец был очень свободолюбив, и ему происходящее явно не нравилось. — Он и не один. Его мама здесь. Я видел, как они вдвоем пришли, — возразил Дмитрий Темурович, с неким сочувствием рассматривая сорванца и заражая своей чувствительностью и коллегу — женщина ослабила хватку. — Чего же она тогда за ним не уследила? — Потому что следить должны классные руководители. Хотя тут налицо и плохое воспитание, разумеется.       Мальчик молчал, но злоба его была такой сильной, что нос нещадно краснел, а глаза от обиды слезились. Он уже собирался выказать всю свою дерзость и возразить, мол: «Да, я ослушался, но не смейте обвинять в этом кого-то, кроме меня!»       Арсения картина поначалу слегка позабавила, но очень быстро в нем проснулась присущая честным подросткам солидарность и желание отбить бедолагу кролика у голодных до скандала волков. — Здравствуйте, — обратился Арсений ко взрослым, натужно-вежливо улыбаясь, и вся «делегация» была вынуждена остановиться рядом. — О! Арсений! — будто бы сбросив с плеч тяжелый груз, воскликнула Ирина Алексеевна и подтянула к себе хулигана. — Не мог бы ты приглядеть за этим пронырой, пока мы не найдем его родителей?       Не дожидаясь ответа, точнее, будучи уверенной в том, что прилежный отличник просто не сможет отказать ей в этой услуге, женщина подвела к Арсению ребенка и, махнув рукой Дмитрию Темуровичу, призывая следовать за ней, поспешила к выходу. — Отлично, только этого мне и не хватало для полного счастья… — подытожил парень, но остался удовлетворен тем, что помог мальчику. Чуть устало вздохнув, он, наконец, обратился к первокласснику, смущенно сминавшего край пиджака. — Как звать? — Антон! — звонко ответил тот и теперь безотрывно, чуть запрокинув назад голову, изучал с нескрываемым интересом новое лицо. Арсений выглядел сонным, даже каким-то злым из-за нахмуренных густых бровей, но мальчика это не испугало. — И что же ты натворил, Антон? — Я сначала стоял вместе со всеми, а потом увидел кота в кустах. Мне стало скучно, и я пошел за ним, пока никто не видел. Меня заметили, когда я уже почти взял Бусика на руки. Вот… — Н-да… Опасный преступник пойман, и теперь город сможет спать спокойно. Ну, так и что с этим котом в итоге? — С Бусиком-то? А ничего! Я его не успел погладить. Думаю, он ничейка или потеряшка. — Вижу, что ты ни о чем не жалеешь. Вон, даже кличку ему дать успел. Знаешь, окажись я на твоем месте, я бы тоже ушел от всей этой скуки куда подальше. Иногда полезно сбежать. — Какие-то неправильные советы ты даешь, — рассмеялся Антон, и Арсений тоже не сдержал улыбки, — моя мама говорит, что у меня… этот… дефицин дисциплита. — Вот и думай, кому верить: маме, которая тебя холит и лелеет, или мне, сомнительного вида незнакомцу. Я бы сейчас все отдал, чтобы не быть здесь… и плевать на все правила и обещания.       Размечтавшийся старшеклассник потрепал мальчика по волосам и вновь печально вздохнул, вспоминая себя в его возрасте: ни забот, ни мыслей об экзаменах, а страх всего один — монстр под кроватью. — Не слушай меня, Антон, — опомнился вдруг Арсений, — дисциплина важна. Если ты будешь вести себя плохо, то тебя не примут, останешься в одиночестве… Тебе будет грустно без друзей. — А почему ты не со своими друзьями на улице?       «И правда, почему?» — подумал про себя подросток и расстроился появившемуся в голове ответу, который в ту же секунду озвучил его новый маленький знакомый. — У тебя нет друзей? — мальчик продолжал смотреть на Арсения, а Арсений продолжал настойчиво молчать. — Хочешь, я буду твоим другом?       С улицы послышалась музыка и голос директора; она уже во всю перечисляла «регалии» Арсения, а это означало, что ему пора было выходить во двор и подавать первый звонок. Стас Владимирович так и не вернулся, но его полысевший затылок виднелся в толпе. Итак, одиннадцатиклассник совсем один. Как ему поступить? В голову ему пришла лишь одна мысль, до безумия глупая, однако, так и не нашедшая вовремя конкуренции и достойной альтернативы. — Антон, поможешь мне? — протараторил юноша, беря с подоконника украшенный красным бантом металлический колокольчик. — Да! Мы же друзья! — ни секунды не сомневаясь ответил мальчишка, и зеленые глазенки его хитро сверкнули, будто бы он прочитал мысли Попова. Безоговорочная детская уверенность взбодрила Арсения.       Наконец, раздался долгожданный звон. Со смущенной улыбкой на лице Арсений нес на плече кучерявого мальчика, весело размахивающего колокольчиком. «Эй, не перестарайся!» — грозно прошептал парень, и руки его крепче вдавили тощее тело Антона в плечо, но ребенок так наслаждался процессом, что совершенно не слышал этих слов. Как только все поняли, что устоявшаяся традиция разрушилась, всеобщую тишину кое-где стали разбивать заразительные смешки, вскоре превратившиеся в громкий хохот и неуверенные аплодисменты.

***

— Долго возле директора не стой. Остановись на несколько секунд и возвращайся в школу, понятно? — Без проблем. Только смотрите, девочку не потеряйте, — усмехнулся Антон, и Станислав Владимирович возмущенно цокнул. Ему долго припоминали ту презабавную неурядицу, случившуюся по вине его нерасторопности и излишней придирчивости к «кандидаткам». — Очень смешно! — иронично отметил мужчина, закатив глаза. Сложно было объяснить даже самому себе, почему веселое, добродушное лицо подростка казалось ему напыщенным, самодовольным, всерьез издевающимся над ним. Быть может, завуч просто завидовал его молодости и амбициям, ведь когда-то и он был наивно уверен в том, что все дороги перед ним открыты. — Все пройдет гладко. Девочку я уже видел. Уверен, ты будешь рад нести на плече именно ее. — Ничего более странного я от вас еще не слышал… — покосился на него Антон, не подозревая, что имел в виду мужчина.       Наконец, в дверях появилась небольшая группа людей; среди них была и маленькая девчонка с двумя белыми бантами на голове и задумчивым взглядом. Входя в здание впервые, она пристально разглядывала стены и все, что стояло вдоль них, включая Антона, который замер в оцепенении при виде стоящего за ней мужчины, ведущего сухую беседу с Дмитрием Темуровичем.       «Вот же блядство…» — Ну, будь здоров, родной. Заглядывай к нам, как будет время! Рад был тебя видеть, — кажется, с искренними гордостью и уважением обратился к нему учитель, протягивая руку. — Взаимно. Я, конечно, постараюсь, но ничего не обещаю, — отвечает тот и крепко пожимает.       Теперь, когда он освободился, внимание его было приковано к дочери, смутившейся того, что никто не смотрит на нее, такую прелестную и очаровательную. Хитро улыбающийся завуч поспешил подойти к гостям и пригласительным жестом указал на остолбеневшего с не самым комплиментарным выражением лица одиннадцатиклассника. — Прошу любить и жаловать — Антон Шастун. Он понесет Кьяру. Думаю, знакомить вас необходимости нет, верно?       «Дурак, возьми себя в руки! Не хватало еще опозориться перед Ним!» — Здрасьте, — произнес юноша громко, но беглый взгляд выдавал его волнение, — я… — Я тебя помню, Антон, — спокойно перебил его отец девочки и с осуждением посмотрел на довольного своей выходкой завуча, стоявшего неподалеку, но недостаточно близко, чтобы слышать их разговор. — Не думал, что мы снова увидимся с вами. — Что есть, то есть. Сколько ж лет прошло? Одиннадцать?       Он мило улыбнулся, и Антон разглядел в его взрослом измотанном лице того подростка, который остался в его памяти туманным, но светлым воспоминанием о первом школьном друге. Хотя, пожалуй, Арсений был не просто другом: он был защитником. Старшеклассники никогда не приставали к Шастуну, не смели его дразнить, из столовой Попов приносил ему свежие вишневые слойки и самое главное, чем мальчишка любил хвалиться перед ровесниками — парень всегда пожимал ему руку при встрече в коридоре, а такой привилегией мог похвастаться отнюдь не каждый. — У вас уже дочь… Жесть. — Меня больше расстраивает, что ты обращаешься ко мне на «вы». Так вот, каково это — быть старым… Но, хочу заметить, что и ты не далек от моей участи, — Арсений с нескрываемым любопытством изучал, наблюдал, в кого превратился некогда кучерявый мальчишка, скрасивший ровно одиннадцать лет назад худший День Знаний в его жизни, — ты возмужал. — Спасибо, Арсений… — Сергеевич, но если ты посмеешь обратиться ко мне по имени-отчеству, то окончательно добьешь. Уволь. — А вы… в смысле, ты. Ты совсем не изменился. Я тебя таким и запомнил, — только слепой не заметил бы, что Антону неудобно разговаривать с совсем взрослым человеком в подобном тоне, но собеседник с нетерпением ожидал объяснения, вынуждая оставить формальности, — ты и тогда выглядел печальным, строгим. Многие остерегались тебя, но я с самого начала знал, что в душе ты такой же, как… как я. Тебе все было интересно, ты мечтал и шел к своим целям: мне всегда казалось, что всякое твое действие было продумано до мелочей, что ты точно знал, чего хочешь от жизни; недаром твой выпуск стал таким громким: красный аттестат, золотая медаль, десятки грамот… Учителя и сейчас про тебя с удовольствием рассказывают, ставят в пример. Я был тогда совсем мелким, но подглядывал за тобой, восхищался и пытался подражать, чтобы… чтобы… — Чтобы быть достойным?       Щеки Антона зарделись. Дышать, говорить стало трудно, да и смог бы он что-то добавить к уже сказанному? Нельзя было понять точно, что чувствовал мужчина, но слова парнишки его то ли совершенно не тронули, то ли не удивили. — Как ужасно глупо. Извини, забудь. Можешь сделать вид, что я этого не говорил, а ты — не слышал? Пожалуйста… — Как хочешь, Антон.       Пожав плечами, Арсений присел на корточки перед Кьярой и начал, как ни в чем не бывало, поправлять ее черную юбку, убирать за фарфоровые ушки черные пряди ее волос и, заметив, что она сильно взволнована предстоящим, предпринял несколько удачных попыток развеселить ее щекоткой. Видеть эту счастливую семейную сцену парню было столь же приятно, сколь и обидно. Последнее угнетало; он пытался искоренить это неприятное, неправильное чувство, но мысль о том, что сейчас ему придется нести на плече дочь человека, который был для него больше, чем просто знакомым старшеклассником, с которым он сталкивался на переменах, удручала, не укладывалась в голове. Наверное, он предпочел бы больше никогда не встретиться с ним больше, чем знать, что он настолько счастлив с кем-то другим, что создал семью.       «Последние чтецы! Будьте наготове» — послышалось откуда-то сбоку.       Рассеянный юноша на ватных ногах подошел к девчонке, легко подхватил ее и мягко усадил на широкое плечо. Несмотря на то, что сам по себе он был отнюдь не слабым, выглядел все же немного хрупким, так что рачительный отец тут же подскочил к нему, чтобы поддержать дочь. — Неси ее аккуратно, держи крепко, — тон его стал холодным как сталь, — я, разумеется, понимаю, что это не первая девчонка, которую ты на руках носишь, но эта — особенная! — Знаю-знаю. Не беспокойся, все будет в норме… Сфотографируешь нас? — Конечно! Я буду в первом ряду и щелкну вас, когда ты остановишься возле директора. Только не хмурься, окей? Повеселее! Праздник ведь! — Просто я волнуюсь, — честно признался Антон и, кажется, сам удивился тому, что сказал это вслух; видимо, язык его развязался потому, что старый приятель вызывал у него безоговорочное, хотя и беспричинное доверие. — Вижу. Ничего не бойся, я ведь буду неподалеку, — Арсений протараторил это, спеша на улицу, чтобы подобрать хороший ракурс. — Из-за тебя и волнуюсь.       «Право подать первый звонок предоставляется ученице 1 «А» класса Кьяре Поповой и ученику 11 «А» класса, победителю областного этапа олимпиады школьников по математике и информатике, капитану школьной баскетбольной команды, участнику юношеской команды КВН Антону Шастуну»       Немного напуганная толпой Кьяра вцепилась пальцами в воротник пиджака Шастуна. Детских слез и истерик подросток боялся, как огня, так что решил предотвратить надвигающуюся бурю. Он повернулся к ней и улыбнулся с такой добротой и нежностью, что та тут же успокоилась. «Все хорошо, слышишь? Ты очень красивая и смелая девочка! Смейся, звони так громко, как только сможешь, а я обещаю держать крепко. Идет?»       Они вышли во двор, без происшествий прошли половину намеченного пути под многочисленные взгляды присутствующих, остановились возле директора и оба, как заколдованные, стали искать в толпе Арсения, но его нигде не было. Задерживаться на одном месте не полагалось, по крайней мере, Станислава Владимировича это точно разочаровало бы, однако Антон даже и не помышлял уйти прежде, чем отец сфотографирует свою дочь в ее первый учебный день. Спустя несколько мучительно долгих секунд между выстроивших непроходимую стену родителей показалось лицо, полное смятения и расстройства — Арсений, думавший, что момент уже упущен, увидел, как юноша терпеливо выжидает его вместе с веселой Кьярой на плече, и тут же достал свой фотоаппарат. Мелькнувшая вспышка сработала как зеленый свет светофора, и Антон скорым шагом двинулся в сторону парадного входа, довольный своей выходкой.       Оказавшись в здании, парень поспешил поставить девчонку на ноги и с облегчением вздохнул — миссия выполнена. Буквально из воздуха нарисовалась фигура разъяренного завуча, и Шастун уже готов был принять свою печальную судьбу и умереть от легендарного подзатыльника, если бы его не спас на этот раз подоспевший вовремя Арсений. До слез радостный отец крепко обнял сначала дочь, а затем Антона. — Спасибо тебе, парень… — За что? — Ты и сам знаешь, за что — рассмеялся Арсений и почувствовал, как на спине у него сплелись руки смущенного, но счастливого юноши. Это был жест, полный неподдельной мягкости и благодарности, такой терпкий и по-детски чистый, что мужчина не посмел (да и не желал) прерывать его раньше, чем сам Антон того захотел. — Мы же друзья.