«Привет, Драко! <center>Наверно эта история никогда не должна была кончиться хорошо, ведь, если ты читаешь эти строчки, значит, меня больше нет и это письмо отдал тебе Гарри. Я надеюсь, он сдержал обещание не трогать тебя, ведь меньше всего я хотела бы, чтобы твоё красивое лицо покрыли синяки и царапины. Смешно, правда? Переживать о твоём благополучии, когда я сама в полном раздрае из-за тебя. Но я не могу иначе, увы, не могу. Я должна тебя ненавидеть, презирать, должна кричать на тебя от злости, но все эти эмоции притупились. Притупились тугой и ноющей болью, которую я получаю от любви к тебе. Это всегда, пожалуй, было ошибкой — полюбить тебя. Ты согласен? Я не узнаю твой ответ, но, знаешь, если ты сказал «да», то я не согласна с тобой. Я никогда не считала и не буду считать это ошибкой, даже там. Хотя должна, правда же, должна? Но я не хочу. И не хочу, чтобы ты винил себя. И опять что-то, что звучит неправильно. Ведь все будут говорить в лицо или в спину, что ты виноват и это сделал ты. Наверное, ты сам так считаешь. И, наверное, я тоже так должна считать, но я больна. Больна тобой и от этого слепа. Слепа настолько, что не хочу это признать и не хочу винить тебя. Глупая девчонка, которая нашла десять причин тебя любить вместо десяти причин тебя ненавидеть. И я хочу рассказать тебе эти причины. Чтобы ты знал о них и, возможно, помнил, а, может быть, забыл сразу же или через годы. Неважно. Пусть это будет моим последним желанием. Таким нелепым, но таким важным для меня. Давай приступим?
Первая причина. Когда я впервые увидела тебя. Когда пять лет назад я увидела тебя, сидящего в парке, читающего книгу и курящего сигареты. Ты показался мне ангелом. Ангелы же могут курить, правда? Твои белые волосы, виднеющиеся из-под капюшона, слегка колыхались на ветру, и ты вечно поправлял их рукой. Я тогда не сдержалась и, сидя на лавочке напротив тебя, достала скетчбук, и это было пробуждением моего вдохновения спустя полгода затишья. Я рисовала тебя. Рисовала, рисовала и рисовала. Не могла остановиться. Я приходила каждый день, надеясь, что ты снова вернёшься. И ты возвращался, а я снова рисовала. Я никогда не показывала все те рисунки, что скопились в моей мастерской, но, если бы ты увидел их, то понял бы, насколько ты был прекрасен. Мы не знали друг друга, но ты уже занимал место в моём сердце, хотя толком ничего для этого не сделал. Тебе и не нужно было. Хватило просто того, что ты там был и возвращался, а я упивалась своим вдохновением.
Вторая причина. <center>Наше знакомство. Ты помнишь его? Спустя два месяца наших немых встреч в парке ты подошёл ко мне. Так тихо, что я не сразу это поняла. И пока я дорисовывала твой силуэт среди пушистых деревьев, ты сел рядом и тихонько убрал мой локон с глаз за ухо. Он действительно мне мешал, но я не хотела отвлекаться и поэтому пыталась каждый раз сдуть его. В тот момент я вздрогнула, ведь, честно сказать, не хотела, чтобы мой маленький секрет был раскрыт. Ты улыбнулся своей загадочной улыбкой и протянул руку в вежливом жесте. — Меня зовут Драко, почти как дракон. А как зовут тебя, маленький шпион? — Гермиона. В тот момент я не знала, как дышать, смотрела в твои глаза цвета тумана, обрамлённые белыми ресницами. Ты смотрел на меня с таким интересом, а потом разглядывал мой рисунок, говоря так много всего. Я особо не помню, что это были за речи, ведь, как околдованная, смотрела на твоё лицо. Твои скулы, губы, разрез глаз, бледные веснушки сероватого цвета, твои платиновые волосы — это всё чёртово произведение искусства, и пока ты восхищался моими способностями, я восхищалась тобой. В тот вечер мы бродили по берегу, собирая ракушки. Узнавали друг друга, и в конце ты взял мой номер. В ту ночь я не могла уснуть до пяти утра, думала, позвонишь ли ты? А ты позвонил в шесть, сказав, что не спал всю ночь и дожидался утра, чтобы позвонить.
Третья причина. Наш первый поцелуй. Он был такой неловкий! Помню, было лето, и я была одета в платье цвета пшеницы. Бежала к тебе босая, потому что босоножки натерли ноги, а ты выходил из машины. Ты тогда уезжал с родителями в небольшой отпуск, и я так соскучилась, что не могла ждать вечера, чтобы тебя увидеть. Мы, вроде как, были друзьями. Во всяком случае, никто не позволял себе большего. Уже потом я поняла, что мы просто два идиота, которые были смущены своей влюблённостью. Я тогда кинула обувь на лужайку и, забыв про твоих родителей, запрыгнула на тебя. Ты был ошарашен, но заулыбался, и вот тогда это и случилось. Наши носы были слишком близко, губы едва касались. Ты первый поддался вперёд, а я просто замерла. Наверное, была похожа на зверька, который попал в лапы хищника. Я вспомнила про твоих родных только после лёгкого покашливания со стороны. Неуклюже встав на тротуар, поправив платье, я не знала, что говорить. Мои щёки в тот момент были ярче помидор, я уверена. А ты так непринужденно обнял меня за талию, придвинул к себе… Потом повернулся к отцу с матерью и так спокойно выдал мысль, что я твоя девушка и что ты давно хотел об этом сказать. Тогда я впервые с ними познакомилась, и мы провели славный вечер за чашкой чая с вкусным медовым тортом, который испекла твоя мама. Четвёртая причина. Наш первый общий дом. С момента, как мы начали встречаться, прошло чуть больше года. Мы оба закончили учёбу. Ты уверено решил покинуть родительское гнездо, а я захотела сменить общагу на что-то более уютное. Тогда мы просто сидели в кафе и обсуждали свои идеи, планы и цели. Не было разговоров о жизни вместе, о каком-то будущем. Нам просто было хорошо вдвоём, но каждый озвучил, что хочет съехать. И вот проходит неделя. Неделя поисков квартиры на смену общаги. Неделя потраченных нервов, что нет ничего подходящего. Я звонила тебе в бешенстве тем субботним вечером, а ты успокаивал меня со словами, что скоро ко мне приедешь. И вот, ты стоишь на пороге моей комнаты с букетом моих любимых бордовых пионов, а в другой руке у тебя ключи. Ключи от нашего нового дома. Ты ничего не говорил, но всю неделю ты потратил на поиск жилья для нас двоих. Боялся отказа, но всё равно снял всё заранее и пришёл. Я тогда не могла поверить, что буду жить с тобой. А ты целовал мои плечи в благодарность, что я согласилась. Пятая причина. Кот. Почти год мы отжили вместе, и это было нелёгкое время. Каждый из нас привык жить в своих условиях, в своём мире, но мы справились. Ведь любовь, когда она есть, помогает приспособиться и найти точки соприкосновения. Ведь, как оказалось, это такие разные вещи: встречаться и жить вместе. Единственный вопрос, который оставался открытым — мой кот. Он жил у родителей, так как в общаге нельзя было иметь животных. Я скучала по рыжему клубку счастья и очень хотела, чтобы он жил с нами. Полгода мы спорили на эту тему и не пришли ни к какому решению. Ты не любил животных и не хотел, чтобы в доме был кто-то ещё, помимо нас. Говорил о шерсти, которая будет везде, что он будет спать с нами на кровати, а ты к такому не привык. И я уже смирилась с мыслью, что Живоглот стал полностью родительским, и видеть его буду только в определённые дни, когда мы приезжаем к ним в гости. Я старалась не выдавать своей печали. Больше не поднимала эту тему и пыталась не думать об этом. Но сложилось так, что это было сильнее меня. Я перестала рисовать. Отказывалась ходить куда-либо, скидывая всё на усталость. Ты замечал это, но не спрашивал причин. Помню, это была пятница. Я пришла вечером домой (по-моему, я тогда работала в баре). Открыв дверь в квартиру, не успела зайти, как увидела рыжего увальня, бежавшего мне навстречу. В тот вечер я улыбалась шире, чем когда-либо, и была самой счастливой. Ты съездил к моим родителям, дождался дня, когда меня не будет дома, и привёз его. Купил всё, что нужно. Пошёл мне навстречу. Я была безумно тебе благодарна, хоть ты и постоянно отмахивался рукой. P.S Береги его и не давай мяса. Да, я знаю ваш маленький секрет. Шестая причина. Твоя помощь в открытии моей первой студии. Идея открыть студию была твоя. Я никогда даже не думала об этом. Моё вдохновение выходило на холсты, создавая картины, но мыслей показать это кому-то не возникало. По большей части я боялась быть непринятой, что мои картины не понравятся, и такой исход был бы сильным ударом для меня. Поэтому я оставляла всё в тени, изредка показывая тебе, Гарри и родителям. Мне было спокойно, ведь вам они нравились, а большего мне на тот момент не нужно было. Но ты не прекращал повторять, что это шедевры наравне с Пикассо или Ван Гогом. Что их должны увидеть другие люди и покупать. Что они не могут просто пылиться в моей мастерской, что они этого не заслуживают. И это вселяло в меня уверенность и повышало веру в себя. Я согласилась. Доверилась тебе. Ты помогал красить стены, расставлять элементы интерьера, декора и вешать картины. Помогал решать все возникающие вопросы, а твои родители помогли найти менеджера. Пэнси помогала с рекламой, привлечением общественности и разных деятелей искусства. Пригласила несколько критиков на открытие, взяла на себя все вопросы маркетинга, ведь я была сильна только в вопросе создания картин. И вот шесть месяцев спустя настал день открытия. Мои руки тряслись сильнее обычного. Мне казалось, что это конец. Что я больше не возьму в руки кисти, а всё, что уже нарисовано, сожгу на берегу моря во время заката. Я так боялась. Переживала и не могла до конца поверить, что я это делаю. Мы это делаем. Выставка прошла хорошо. Меня признали. Три положительные рецензии от трёх приглашённых критиков. Было продано десять картин, но самое большое впечатление произвела картина парня на лавочке, курящего сигарету и читающего книгу. Кто бы мог подумать, что ты станешь моим самым лучшим шедевром? Седьмая причина. Первые ссоры. И хоть первый год совместной жизни был для нас тяжёлым, тогда мы не ссорились. Ссоры пришли к нам потом. Я помню наш первый конфликт. Крики до трёх часов ночи, мои слёзы и твои разбитые об стены руки. В нашем раю наступил ад. И поначалу причины были такими глупыми, помнишь их? Я помню. Так странно поссориться из-за не купленного тобой молока или из-за того, что я пришла домой позже, чем нужно. Но именно это называют «бытовухой». Никто не учит нас в детстве, как вести себя, когда такое происходит. Никто не учит нас отношениям. Большая ошибка родителей или школы. Чем поможет математика, когда думаешь, что человек, сидящий рядом с тобой, больше тебя не любит? Ты, наверное, задаёшься вопросом, почему эта причина вообще здесь есть. Но, знаешь, ведь именно ссоры учат нас смотреть на вещи по-другому. Наши ссоры научили меня, что иногда лучше промолчать, чем спорить до последнего вздоха. Научили правильно выражать свои эмоции или желания. Научили понимать тебя лучше. Научили любить тебя ещё больше. <center>Восьмая причина.
Ложь.
Оказалось, что узнавать горькую правду не так приятно, как слышать сладкую ложь. С твоих уст она лилась обволакивающей патокой. Моя безумная любовь не давала увидеть истину, хотя та была такой простой. Наверное, только слепой не видел, что между вами происходит. По всей видимости я была той слепой. Пока я рисовала новые картины для следующей выставки, мне казалось нормальным, что Пэнси чаще, чем нужно, приходит к нам домой. Ведь одно дело — открыть одну выставку и получить успех, а другое дело — повторить этот успех во второй раз. Не было лишних мыслей касаемо её короткой юбки и каблуков, ведь люди по-разному одеваются и у каждого свой стиль. И что её смех на твои глупые шутки — просто вежливость, а просьбы подвезти до дома, когда на часах было чуть больше одиннадцати вечера, — обычное поддержание безопасности. Так глупо. Можно же вызвать такси. Но мои розовые очки скрывали реальность, а когда всё вокруг в оттенках зефира, будешь ли думать о чём-то плохом? Слетели они внезапно. Мы открыли вторую выставку, и мне захотелось умыться. Ведь я волновалась так же сильно, как в первый раз. Тогда, пробежавшись глазами по залу, я не предала значения её и твоему отсутствию. А потом туалет. Женские стоны. Её красные туфли и твои белые форсы с чёрными вставками, виднеющиеся из-под дверцы кабинки. Осознание сокрушило меня внезапно. В голове всё сложилось, но, знаешь, тогда я не стала врываться к вам и выяснять отношения. Я ушла, продолжила вечер и решила оставить всё на потом. Так странно было слушать твои извинения дома вперемешку со слезами. Ты плакал, а я стояла молча. Думала: «это правда или ложь?» Этот эпизод научил меня относиться к людям с осторожностью. Единственное, чему он меня не научил, — так это уходить сразу и всё заканчивать. Я простила тебя.Девятая причина. Боль.
Это чувство оказалось для меня новым. Я никогда не испытывала боли. Физическую — да, но не душевную. И если в первый раз она была, но не такой сильной (наверное, сработал шок и твои извинения), то второй раз она накрыла меня с головой. Не знаю, сколько времени ты ещё планировал всё скрывать, но всё тайное рано или поздно становится явным. Опять так нелепо. Я просто залезла в твой ноутбук, так как свой забыла на работе. А там меня ждало разрушительное открытие. С момента открытия второй выставки прошло три месяца. Я уволила Пэнси и наняла другого менеджера, так что мне казалось, что проблема решена, но я ошибалась. Твои извинения оказались пустыми, ведь ты продолжил с ней общаться и делать всё остальное, чем вы занимались в машине, в отеле и у нас дома. Её красноречивые фото в нижнем белье в сообщениях говорили о многом. Хоть раз в жизни, но нужно почувствовать боль, верно?Десятая причина.
Смерть.
Я дописываю этот пункт на побережье. Сейчас красивый закат, отражающийся в море. Летают чайки и поют свои странные песни, а я сижу и думаю: «что дальше?» Я хотела бы просто собрать свои вещи и умчаться куда глаза глядят. Написать тебе прощальную смску в духе «забудь меня», но, знаешь, какое дерьмо приключилось? Дерьмо под названием «больная любовь». Она разрывает меня. Уничтожает. Не даёт вздохнуть полной грудью, а так хочется ощутить морской бриз. Я не могу злиться на тебя, не могу ненавидеть, не могу быть с тобой, не могу жить с тобой и без тебя. Это всё бушует во мне ураганом. Я ушла от тебя три дня назад, а уже хочу вернуться. Эта любовь как болезнь. Она разрослась во мне, пустила такие сильные корни, что не вырвешь. Она, как поводок для животных, висит на моей шее, сдавливает, когда я дергаюсь. Не даёт свободы. А я хочу свободы, Драко. Очень хочу. Я не знаю другого выхода, ведь так сильно люблю тебя, так безумно люблю, что от этого нет лекарства. Когда прочтёшь это письмо, езжай в нашу квартиру и загляни в мастерскую. Я дописала картину. Последнюю для выставки. Можешь сделать с ней всё, что захочешь. Прощай, парень со скамейки в парке. Это была грустная история, но жизнь состоит из грустных историй. Жаль, я поняла это только сейчас.
</center> Дочитав письмо, Драко рванул, что есть силы в сторону машины. Руки тряслись, и ключи каждый раз падали в лужу на асфальте. Наконец, открыв дверь и сев за руль, он вдавил педаль газа и на бешеной скорости выехал на шоссе. До их дома ехать было меньше десяти минут. Их окна выходили на побережье. В спешке припарковавшись, он вбежал на третий этаж. Квартира встретила его давящей тишиной. Большую часть её вещей уже перевезли, что было ясно по пустоте, которая ранее заменялась уютом. Драко медленно шёл к нужной двери. Боялся, что опоздал и картину уже увезли. Или, наоборот, боялся того, что увидит. Он понял, что картина — окончательный эпилог их истории, что письмо было лишь последней главой. Рука легла на дверную ручку и медленно повернулся замок. Толкнув дверь ладонью, парень вошёл в мастерскую. Нащупав выключатель, не торопился включать свет. Собирался с мыслями. Помедлив ещё пару секунд, выключатель щёлкнул. Яркий свет осветил комнату. Вокруг был беспорядок. Все картины были разорваны или испорчены красками. Кисти валялись везде, мешаясь под ногами. Он не сразу понял, куда смотреть. Не сразу понял, где осталось последнее послание. Всё вокруг кричало о боли, грусти и злости. Она вымещала свой гнев не на нём, а на своём искусстве. Так в её стиле и так глупо. Холсты не виноваты, что кусок дерьма здесь только он. Проведя взглядом вокруг, заметил, что в конце мастерской стоит полотно, прикрытое простынёй. Пару медленных шагов, взмах руки — и белая ткань полетела на пол. Парень попятился назад, а потом осел по стене. Руки накрыли лицо, а затем начали сжимать волосы. Он быстро задышал. Воздуха резко перестало хватать. Пространство начало давить. Приближалась паническая атака, приступ которой был последний раз в младших классах. Пытаясь восстановить дыхание и успокоиться, Драко встал и открыл окно. Мастерскую наполнил морской воздух. Стало полегче. Он ещё раз повернулся к картине и теперь рассмотрел её полностью. С холста на него смотрел парень, полностью его копия. Он был одет в белую толстовку, и капюшон прикрывал белые волосы. Одной рукой он курил сигарету, а в другой держал сердце. Кровь с него стекала по ладони, пачкая белую ткань, а сзади еле видным свечением были нарисованы крылья. Она говорила, что, когда увидела его в первых раз, он был похож на ангела; и вот Гермиона нарисовала его таким, каким видела, за исключением одного нюанса: ангел держал в руках её выдранное сердце.