Diabolique mon Ange

***

5 января 1875 года. День выдался промозглым и ветреным. Порывы так и норовили то сорвать цилиндр, то забраться под полы пальто ледяными щупальцами, словно потешаясь над людьми, толпящимися на одной из центральных авеню в самом сердце Парижа. Перед новеньким зданием Гран Опера собралась внушительная толпа зевак, с нетерпением ожидающих официального открытия величественной Парижской оперы, строительство которой велось последние пятнадцать лет и, наконец-то, завершилось. Многие злые языки поговаривали, что этого никогда не случится - ну сколько можно строить? Строили пятнадцать лет, будут строить еще двадцать. Другие просто молча наблюдали за тем, как здание обретает форму, обрастает деталями и изящными элементами, а третьи - с благоговением ожидали, когда же после случившегося пожара в Ле Петелье арии снова зазвучат в стенах уже новой Парижской оперы. Но эти долгие пятнадцать лет были весьма непростыми не только для здания Гран Опера, но и для всего Парижа, да что там - для всей Франции в целом. Все эти годы в столице творилась история: артиллерийские снаряды свистели мимо практически завершенного здания оперы, а гулы взрывов отдавались в возведенной колоннаде. Отступающие коммунары, обычно беспощадные к излишествам, также не тронули ни тончайших искусных барельефов, ни ангелов, взмывающих с купола. Бесславно рассы́палась эпоха царствования Наполеона III, но здание Парижской оперы вступило в новую. И вот сейчас красную ленту при открытии этого шедевра архитектуры должен был разрезать никто иной, как новоиспеченный президент Франции, маршал Патрис де Мак-Магон. Очередной порыв хлестнул порцией острой ледяной крошки вместо снега. - Проклятье, - чертыхнулся Фирми, промокну́в слезящиеся от ветра глаза платком. – Бога ради, если он не прибудет в течение ближайших пятнадцати минут, я превращусь в ледяную статую. - А я предупреждал тебя, что стоит накинуть что-то потеплее, но ты сам с утра решил вырядиться как франт, мой дорогой Ришар, - хохотнул Жиль беззлобно. -  Но ничего, если ты превратишься в статую, то просто поместим тебя на купол здания рядом с Аполлоном. - Крайне лестно, но ничуть не смешно, мсье Андре, - скривился Фирми, с укором глядя на своего близкого друга и по совместительству коллегу. Когда им поступило предложение совместного управления новой Парижской оперой, то ни у одного из них не возникло ни малейшего сомнения относительно решения. Они были уверены, что это станет истинным триумфом их карьеры. Подумать только, ведь именно это место просто обречено стать центром притяжения бомонда и знати, блестящих красавиц и восходящих звезд в ближайшие пару лет. Вне всяких сомнений, их ждет успех! Оглушительный успех! У мужчин не было предшествующего опыта управления такими амбициозными проектами - в их послужном списке имелись скорее театры куда скромнее и проще этого. Но, между тем, они разбирались в своей работе должным образом, чтобы Парижское управление, занимающееся развитием оперного, балетного и классического музыкального искусства, остановилось на их кандидатурах в качестве распорядителей. За одним лишь нюансом, о котором мужчины узнали несколько позже. Распорядителя будет три. - Отчего же? - вновь усмехнулся в пышные усы его друг. – Но ты прав, не подобает заставлять людей столько ждать. Хотя о чем я? Это же президент Франции. Вот, скажи, и стоило зваться президентом, чтобы вести себя подобно монарху? Кстати, о заносчивых особах. Ты не видел мадмуазель Гарнье? Мне казалось, что она была где-то здесь. Фирми неопределенно пожал плечами и привстал на цыпочки, пытаясь поверх голов высмотреть девушку среди толпящихся на ступенях представителей официальной делегации и приглашенных гостей. Подумать только, мадмуазель все же явилась на открытие своего детища в одном из своих презентабельных, но своеобразных нарядов, который, безусловно, подобал торжественному случаю, но все равно выбивался из тех образов скромных, воздушных дам, что обычно связаны с оперным искусством и театром в представлении большинства. Следя за последними приготовлениями к открытию Гран Опера, девушка каждый раз являлась в изящных и идеально подогнанных по ее фигуре строгих костюмах, жакеты которых, со всеми этими жесткими стойками и глухими застежками, так напоминали мундиры. А затем она стягивала перчатки и закатывала рукава своих неизменно кипенно-белых рубашек, разбирая чертежи и записи. Все это выглядело хоть и в общем-то приемлемым, но, вместе с тем, ощущалось как некий вызов и подспудная дерзость - она носила не просто блузы без кружева с застёжкой спереди, что еще можно было списать на дань прошлому десятилетию, а рубашки! А в дополнение к этому строгие юбки и жилеты, скупо украшенные витым шнуром, и неизменную трость, доставшуюся девушке от ее отца. Бесспорно, ее стиль вызывал интерес и привлекал внимание. Но, Боже правый, почему бы ей просто не надеть то, что носят все нормальные женщины ее статуса и положения? Но, помимо наряда, ее властность и бескомпромиссность являлись не менее вопиющим нарушением всех норм приличия для женщины и уже стали притчей во языцех среди столичного общества. Другое дело, что цепкость ее ума и деловая хватка были весьма ценны в организационных вопросах. Андре и Фирми оставалось лишь смириться с тем, что без ее четкого руководства не существовало бы и самой Гран Опера (или Оперы Гарнье, как здание окрестили в народе). И неважно, что строительство начал еще ее отец Жан Луи Шарль Гарнье. Последние пять лет именно его дочь руководила возведением этого грандиозного и воистину претенциозного проекта, внося в него финальные штрихи и доработки. Эта противоречивая и дерзкая, но, определенно, талантливая деви́ца. Наверняка, при прочих равных условиях, ей бы просто не позволили взяться за это начинание. Даже несмотря на то, что ее отец выиграл конкурс на возведение нового здания Парижской оперы и вплоть до своего трагического ухода из жизни успел отстроить его более чем наполовину. Но чтобы женщина руководила возведением Парижской оперы? Ну, что за вздор! Но все события последних пяти лет, политические и экономические потрясения, истощили поток официального финансирования возведения нового оперного здания. Так Совет по гражданскому строительству в какой-то момент ввел резкое сокращение бюджета, ограничив общий объем капиталовложений чуть ли не вдвое. Конечно, чуть позже эта цифра была пересмотрена, но в итоге Жан Луи вложил некоторые средства семейства Гарнье для реализации своего проекта, став тем самым официальным попечителем. Его дочь продолжила эти денежные вливания, что в итоге заставило считаться и с ней. Жан Луи не оставил после себя наследника мужского пола, с кем можно было бы вести дела, а Эрика Абелия-Мари Гарнье не особо-то торопилась замуж. Поэтому, на правах единственной наследницы и попечительницы, она взяла строительство Гран Опера в свои руки. И, нужно отдать должное, она явно не зря сызмальства проводила с отцом все свое время – мастер своего дела Жан Луи Гарнье научил ее многому в вопросах архитектуры и инженерии, а также привил деловую хватку. Хотя, по мнению некоторых, лучше бы уделил достаточно внимания ее манерам. Отношения новоиспеченных распорядителей и молодой девушки-архитектора не задались с первой же встречи. Андре и Фирми сначала было не хотели считаться с ее мнением и ви́дением, а Гарнье, в свою очередь, также не очень-то пыталась искать компромиссы или идти на уступки. Возможно, так бы они и жили в состоянии постоянной тихой войны: мужчины с вящей уверенностью в правоте принимаемых ими решений, а девушка - с уязвленным самолюбием ввиду отвержения ее предложений. Но после того, как под зданием строящейся оперы внезапно поднялся уровень грунтовых вод, и выяснилось, что один из притоков Сены решил подточить фундамент строения, именно Эрика предложила, как обуздать стихию и спасти казалось бы обречённый проект, в который, на тот момент, было вложено уже несколько миллионов франков золотом. И это кардинально изменило баланс сил в ее пользу при реализации дальнейших замыслов. Столь же изящно девушка смогла решить вопрос чудовищного веса здания и предложила использовать революционные для своего времени несущие стальные конструкции при его возведении. Выход из ситуации был простым и, как оказалось, практичным. Как и многие иные дальнейшие решения, принимаемые ей в течение последующих пяти лет строительства. Можно было бы подумать, что мадмуазель Гарнье являлась склочной особой. Но нет. Характер у нее был скорее закрытым, тяжелым и таким же острым, как и она сама. Каждая из встреч с ней напоминала скорее ментальное фехтование. Девушка не вступала в споры и досужие разговоры, казалось бы, ее практически невозможно было вывести из себя, а к большинству вопросов она относилась с удивительным стоическим спокойствием. Выпад – батман – аргумент – ремиз – туше. Андре наконец заметил девушку, неподвижно застывшую на верхних ступенях парадной лестницы. Глубоко запахнувшись в свой строгий черный редингот, она отрешенно и задумчиво изучала ближайшую скульптуру «Танец», словно не сама согласовала эту самую спорную композицию со скульптором, несмотря на все протесты и возмущения со стороны Фирми и Андре. Высокая, с острыми, даже немного резкими чертами лица, не портящими при этом ее женственности, мадмуазель Гарнье и сама напоминала изваяние. Только не греческих богинь, ангелов или прекрасных фей. А скорее мрачного фантома. Или горгульи. Хотя, Господь свидетель, из отталкивающего в ее лице был лишь тонкий шрам, росчерком протянувшийся от переносицы до уголка губ на правой щеке. Будто бы статуэтку уронили неловким движением, и хрупкий фарфор треснул. Некоторые злые языки поговаривали, что шрам появился у девушки после смерти отца. Другие утверждали, что он стал результатом некоего эксцесса ещё в детстве. Кто знает, девушка не особо-то вела светские беседы с кем-либо на этот счет, чтобы изложить свою версию его появления. Оттого этот изъян на лице девушки навеки стал отметиной неких загадочных, а, возможно, даже мистических для окружающих событий. А с учетом ее весьма замкнутого образа жизни и всех слухов, что вились вокруг мадмуазель, интерес к ее персоне не переставал угасать. Одинокая, замкнутая и бесстрастная. Это так разнилось с периодом, когда она была всего лишь заливающейся смехом девчушкой, играющей в прятки со своим отцом среди лабиринтов строительных коридоров возводимой оперы в ещё самом начале строительства. А десять лет спустя, после смерти отца, опера встретила ее уже такой – под самое горло застегнутой в ледяную броню самообладания. За ее спиной ядовитыми струйками вились шепотки, да и мнений относительно смерти мсье Гарнье было не счесть. Но, нужно отдать должное, Эрика смогла довести начатое Жаном Луи до триумфального завершения. Вот и сейчас она, скрестив затянутые в черные замшевые перчатки руки на навершии трости, стояла на верхних ступенях в небольшом отдалении от остальных присутствующих. Словно на пьедестале своего внутреннего гения и одиночества одновременно. Толпа загудела, предвещая появление кареты президента ещё до того, как ее успели заметить у парадного входа. Андре торопливо спустился на несколько ступеней вниз, в нетерпении потирая озябшие ладони. Все должно пройти идеально! В конце концов, они готовились к этому дню несколько месяцев, муштруя оркестр, бесконечно репетируя первое выступление, которое будет презентовано на их сияющей новенькой сцене. Все должно смотреться помпезно и эффектно! Карета остановилась со стороны императорского въезда, вызвав очередную порцию восторженных возгласов среди зрителей, подавшихся вперёд в попытке разглядеть текущего правителя Франции. Лакей спешно распахнул дверь, и из кареты боком вышел грузный мужчина в пальто с глубоко посаженными, слезящимися от ветра глазами и висячими густыми седыми усами. Придерживая одной рукой цилиндр, так и норовивший слететь под порывами пурги, вторую он подал супруге. Следом за ним, принимая руку помощи, вышла первая дама Франции - Элизабет де Мак-Магон. - Мадам, мсье, такая честь для нас, что вы приняли наше приглашение и нашли время побывать на открытии Парижской оперы, - Андре склонился в подобострастном поклоне перед правящей четой де Мак-Магон. - Мы вас очень ждали. - Мсье президент, мадам, - Фирми так же поспешил навстречу гостям. - Пройдёмте внутрь?  Погода не слишком располагает к осмотру здания снаружи. Давайте же лучше насладимся его внутренним убранством? Президент согласно кивнул, лишь плотнее запахиваясь в пальто и пряча щеки в меховой воротник от кусающего лицо колючего снега, мадам де Мак-Магон также спрятала руки в меховую муфту, поспешив в сторону центрального входа вслед за супругом. Подойдя к подножию лестницы, Андре нетерпеливо махнул рукой лакею, который тут же поспешил к правителю Франции с деревянной коробочкой в руках. - Право открытия Гран Опера предоставлено исключительно Вам. Прошу! - торжественно возвестил Андре. Лакей учтиво склонился перед графом, раскрыв коробку, в которой на бархатной подушечке лежали ножницы. Мсье Президент взял инструмент в руки и, тяжело ступая, начал свой подъем по лестнице. Было видно, что это даётся ему непросто. Мсье де Мак-Магон ступил на лоджию, выделенную портиком на первом этаже Гран Опера. Эта лоджия являлась продолжением большого фойе с видом на площадь Оперы. И если бы кто-то спросил об этом стоящую неподалеку девушку-архитектора, то Гарнье бы уточнила, что этот архитектурный элемент напрямую был вдохновлен работами мастеров итальянского Возрождения, а также французского классицизма рубежей семнадцатого и восемнадцатого веков. Но это вряд ли кого-то интересовало в этот момент. Граф ступил на верхнюю ступеньку лестницы и, вытащив из внутреннего кармана пальто платок, промокнул выступивший на лбу, несмотря на холодный ветер, пот. Он несколько неуклюже приблизился к алой ленте, пересекающей распахнутый и готовый к принятию гостей вход в здание. Одернув сюртук, мужчина развернулся к публике, которая тут же откликнулась овациями, а затем торжественно перерезал ленту под всеобщие крики и рукоплескания. На исторический момент открытия Парижской оперы, определившей в дальнейшем развитие всей культурной жизни столицы, с фасада взирали скульптуры Поэзии и Музыки, Танца и Лирической драмы. Принимающая делегация начала плавное перемещение в недра здания вслед за высокопоставленными гостями. Пройдя большой вестибюль со статуями четырех великих композиторов в человеческий рост, и минув прилавки, обрамленные пилястрами и колоннами, каждая из которых была увенчана скульптурным фронтоном, они вошли в центральное фойе и оказались у подножия великолепной парадной лестницы, на которой, при желании, могло бы разъехаться несколько запряженных экипажей. Гости буквально ахнули. Все пространство парадной представляло собой изысканную, великолепную работу, примечательную как своей планировкой, так и пышностью внутренних фасадов, а кроме того разнообразием использованных материалов: нежнейший розовый мрамор, оникс и медь перил, бесчисленные картины, мозаики и позолота, оттененная мореным лакированным деревом, сияли в свете свечей роскошных потолочных люстр и газовых светильников, что держали бронзовые статуи в виде женских фигур у подножия лестницы. Сама лестница  была выполнена из белого мрамора. Разделяясь на две части после центрального пролета, она вела куда-то наверх к сияющим золотом высотам второго этажа. Ее ступени были разбиты на несколько маршей широкими и изысканными изгибами, а ступени плавно повторяли изогнутую линию ониксовой балюстрады. Первый пролет лестницы открывал проход в вестибюль, ведущий к амфитеатру, партеру, оркестру и ложам. Следующие пролеты открывали доступ к другим вестибюлям и небольшим балконам. Они были расположены на четырех внутренних фасадах с двумя колоннами и тремя аркадами, и вели к различным гостиным и фойе. С обеих сторон, начиная с первого этажа, были расположены дополнительные проходы, устремлённые в круговые коридоры и к ложам на всех уровнях концертного зала. В их центре были незаметно укрыты лифты. Потолок состоял из четырех арок, послуживших холстом для нескольких работ: «Триумф Аполлона» - на северной части, «Очарование музыки» - на южной, «Париж получает планы новой Оперы» - на западе, и, наконец, на востоке - «Минерва сражается с жестокой силой перед объединенным Олимпом». Эти работы освещались естественным светом, льющимся через стеклянный купол на крыше, что завершал всю композицию. - Великолепно! - выдохнула первая леди Франции, вынимая руки из меховой муфты и восторженно разглядывая внутреннее убранство вестибюля. - Боже, это грандиозно! Все эти образы, скульптуры. Патрис, ты только взгляни, сколько золота! Де Мак-Магон усмехнулся, похлопав супругу по руке: - Наслаждайся, дорогая. Кстати, позвольте уточнить, а где же мсье Гарнье? Наш непревзойденный архитектор, создавший все это великолепие? Не отстающий ни на шаг Андре ощутимо смутился и замялся. Он бросил короткий взгляд на партнёра, словно спрашивая совета, но затем неохотно признался: - Мадмуазель Гарнье, если быть точным. Она приложила максимум усилий, чтобы дело всей жизни ее отца было завершено. Мадмуазель проконтролировала, чтобы работы были проведены в соответствии с расчетами и планом после безвременной кончины мсье Гарнье пять лет назад. - Неужели? - искренне изумился де Мак-Магон. - Воистину провозглашение республики изменило ход вещей. Я и не заметил, как женщины обрели все права наравне с мужчинами. Но не могу сказать, что не одобряю этого - женский взгляд на вещи бывает полезен. В конце концов, это здание тому подтверждение. Главное чтобы при этом женщины не забывали своих главных ролей, для которых они появились на свет божий - супружество и материнство. Все присутствующие мужчины согласно закивали, в то время как первая дама Франции слегка поджала губы. - Будто бы ты забыл о письмах с требованиями со стороны "Союза женщин", мой дорогой супруг, - вступила в разговор графиня де Мак-Магон. Было сложно понять, одобряла ли она существование этого объединения или же нет. Но всем было совершенно очевидно одно - Франция действительно менялась. И голоса женщин стали звучать все громче. - Ну что ж, тогда, быть может, Вы познакомите нас с мадмуазель, а она уже сама подробнее расскажет нам таинственные истории этого места? - Как Вам будет угодно, - откликнулся Андре, откровенно нервничая в попытке оттянуть этот момент. - Но, быть может, сначала мы насладимся музыкой, а затем Вы сможете с ней побеседовать? Мы осведомлены, что Вы являетесь большим ценителем оперного искусства, поэтому сегодня приготовили Вашему вниманию увертюру к опере «Муэтта Портичи», первые два акта «Иудейки» в исполнении нашей великолепной примы, сеньоры Карлотты Джудичелли, увертюру к опере Россини «Вильям Телль» и небольшую постановку из балета «Источник» Лео Делиба. - Великолепно! - восхитился мсье де Мак-Магон, широкую улыбку которого скрыли пышные усы. - А кто, смею уточнить, занимался музыкальной частью постановок и подборкой репертуара? - Мадмуазель Гарнье, - ответил Фирми, очевидно в попытке помочь своему другу, но снискал лишь хмурый и раздосадованный взгляд с его стороны. - Какая разносторонняя и необычная личность эта ваша загадочная мадмуазель, - усмехнулся граф, следуя за распорядителями в сторону лож. - Вы даже не представляете, насколько правы, мсье, даже не представляете, - негромко отозвался Андре, скрывая тяжелый вздох. ________________________________ [1] Строительство здания Гран Опера (или Оперы Гарнье по имени ее архитектора Жана Луи Шарля Гарнье) в Париже велось в период с 1860 по 1875. Большое открытие состоялось 15 января 1875г. [2] 28 октября 1873 г. старый оперный театр на улице Ле Пелетье, который с 1821 года служил временной Парижской оперой, был уничтожен пожаром. [3] Президент Франции с 24 мая 1873г. по 30 января 1879г. [4] Женщины носили не рубашки, а блузы в 1860х, но в период 1870х годов даже женские блузы вышли из употребления вплоть до 1890х. [5] Разновидность верхней одежды, представлявшая из себя нечто среднее между пальто и длинным сюртуком с прямыми полами и шалевым воротником. Был принадлежностью как мужского, так и дамского гардероба. [6] Скульптура «Танец», созданная скульптором Карпо, изображает юношу с бубном, вокруг которого кружат обнаженные девушки. Скульптура считалась скандальной среди горожан. [7] Батман в фехтовании – удар, ремиз – нападение после столкновения, туше – колющий удар. [8] Женская организация в Париже середины XIX века, которая требовала равенства полов, равенства заработной платы, права на развод для женщин, а также права на светское и профессиональное образование для девочек. Они также требовали устранения различий между замужними женщинами и наложницами, между законными и непризнанными детьми, отмены проституции путем закрытия официальных публичных домов.