make it last

До U-20 оставались считанные дни. Отдыхая на скамье, Исаги неприлично долго пялилась на руки Рин, вдоль и поперек испещренные венами — красивые до безумия; на пальцы с отсутствием минимального маникюра; на короткие ухоженные ногти. У Исаги были точь-в-точь такие же, срезанные под корень, поэтому в глаза и бросились. Да и к чему футболисткам маникюр? Они обе не переносили макияж. По крайней мере, повседневный. Основа и нанесенная поверх нее пудра слишком сильно забивали поры, а в спортзале и во время тренировок это как рыбке зонтик. Не хватало прыщами покрыться. Рин выглядела как с иголочки и без косметики, даже с утренним отеком и остальными несовершенствами, которые для Йоичи парадоксально казались совершенством. Черты лица у Рин строгие, но губы пухлые и, Йоичи готова поспорить, что наверняка еще и мягкие и теплые, и целовать их до одури приятно. Но она могла только представлять, как они ощущаются. Брови не тонкие, но и не пушистые. От природы идеальной формы, с четкими контурами. Взмахи длинных, даже без туши, ресниц завораживали, как и глаза, глубокие, словно безбрежный океан. Йоичи нервно сглотнула, продолжая засматриваться на разминающуюся на поле фигуру, и опустила взгляд ниже, на мощные, но при этом стройные ноги. Несмотря на всю силу, шаг у Итоши легкий и плавный, как у самой настоящей балерины, а движения изящные, и на ее фоне Исаги чувствовала себя неуклюже и неуютно в собственном теле. Ей показалось, что оно неправильное, и захотелось его спрятать под олимпийкой. К счастью, Рин не обращала на нее никакого внимания. За исключением тех коротких моментов во время тренировки, когда она посылала Исаги нахрен, но это дело привычки. Йоичи незаметно помотала головой, чтобы вытравить навязчивые мысли, которые поселились в ее разуме. Поначалу ей казалось, что это вызвано восхищением сильной женщиной, но спутать восхищение с влюбленностью невозможно. Это была не та форма влюбленности, о которой пишут в книгах или о которой принято говорить в обществе. Не патриархальная, не мальчишечья, не просто скупое сексуальное влечение. Это было нечто иное, странное и неизведанное, перекликающееся с отчетливым желанием стать лучшей и сильнейшей, превзойти, чтобы стать достойной. Рин слишком хороша для нее, слишком идеальна, вылизана, без единого изъяна, кроме, пожалуй, скверного характера. Чтобы добиться ее, сделать своей, чтобы подчинить, нужно определенно стать лучшей из лучших, получить титул совершенной победительницы. Исаги казалось, что рядом с Рин у нее сильнее проявляется пограничное расстройство. Итоши - актриса кукольного театра, что прикрепила под кожу крючки с нитями и игралась с Йоичи как с самой настоящей марионеткой, даже не подозревая об этом. Итоши любит черное, и ей ужасно идет. Тесный компрессионный костюм обтягивал каждый сантиметр ее желанного тела. Она стояла, упираясь ладонями в колени, и прожигала одинокие ворота яростным взглядом. Ее поверхностное, обжигающее как пар дыхание заполняло тренировочную комнату. Воображение так и норовило сыграть с Исаги злую шутку. Кажется, вечерняя тренировка истощила не только ее физические, но и умственные способности, а тех, что остались, критически не хватало для того, чтобы мыслить мало-мальски здраво. Вряд ли она имела право так пристально смотреть на нее весь вечер. На короткое мгновение они встретились взглядами, затем Рин раздраженно, а Йоичи смущенно, отвернулись друг от друга. — Принести тебе воды? И откуда только берется воля завязать разговор? — Нет, — в ответ Рин состроила страшное лицо, но оно, как ни парадоксально, показалось Исаги еще более привлекательным. Она утерла рукавом капли проступившего пота и выпрямилась. — Все хорошо? Исаги выдохлась уже как минут двадцать назад, пока Рин продолжала подбирать идеальную позицию, чтобы пробить девятку, но раз за разом отскакивающий от штанги мяч заставлял бежать за ним и начинать все с нуля. — Да, — внутренняя часть стопы коснулась статичного мяча. Легкое на первый взгляд движение оказалось крайне техничным, выверенным как по формуле. Сетка натянулась от давления, когда мяч наконец попал в верхний угол ворот. — Ты выглядишь грустной, — Йоичи поднялась с места, кутаясь в олимпийку. Хрупкое тело тонуло в безразмерной ткани, возвращая мнимое чувство уверенности. Она сделала несколько шагов в сторону выхода, который вел к раздевалке. Сегодняшняя вечерняя тренировка на двоих слишком затянулась. — Я не грустная. — Если хочешь, можем поболтать. — Кто сказал, что я хочу с тобой разговаривать? — Рин делала все возможное, чтобы игнорировать наполненные любопытством синие глаза. Она не обнажит ни дюйма души перед ними. Жаль, что их невероятное умение играть в команде не распространялось на взаимоотношения. Вне поля хваленая химическая реакция и понимание друг друга без слов рассыпались. — Ну да, как я могла забыть, — заправляя выбившуюся прядь за ухо, кивнула Исаги. Уголки ее губ неосознанно приподнялись вверх. — Обсуждать ты ничего не будешь. Слишком выбивается из твоего образа. — Не надо мне тут образы навязывать, — поморщилась Итоши и следом вошла в раздевалку. Ладони потянули края компрессионной футболки. Когда Рин наконец избавилась от униформы, Исаги была готова на месте потерять сознание. Перед ней открылся вид на широкие плечи и спину; на грудь, - не больше двоечки - плотно прижатой спортивным топиком. Рин гибкая во всех смыслах, с растяжкой, до уровня которой Йоичи еще тренироваться и тренироваться. Взгляд сам собой упал ниже, и в голову мгновенно полезли неприличные мысли, заставляя взволнованно закусить губу от смущения. Исаги мечтала задыхаться под нею или над - непринципиально; добраться до притягательных бедер, устроится между ними; покусывать икры; нетерпеливыми пальцами, словно невесомой вуалью, пройтись по атласной коже, по округлостям, кончиками обводить бугорки мышц, поднимаясь выше и выше; потирать чувствительные места сквозь плотно облегающую ткань белья, выманивая блаженные стоны; доводить до истомы, заставляя Рин подвиливать бедрами на встречу аккуратным движениям пальцев. Несмотря на разницу в росте и комплекции, Йоичи до чертиков хотелось взять инициативу в свои руки, но она не решится первая. Слишком велик риск перечеркнуть всю их и без того хрупкую дружбу. — Ты всегда так стремно пялишься на людей? — Рин смахнула прилипшую ко лбу челку. — Нет, просто... мы же тут одни, на кого мне, по-твоему, еще смотреть? — сглотнула Исаги, стараясь, чтобы ничего из того, что она чувствует, не отразилось на ее лице. Алиби звучало крайне неубедительно, а кончики ушей покраснели. Как она посмела подумать о таком! От нервов ладони и спина мгновенно вспотели. — На стену. Отвернись. — Не буду я смотреть на стену. Мне тоже нужно переодеться. У Рин спортивное нижнее белье черное - неудивительно. У Йоичи низ и верх не совпадает ни по цвету, ни по фасону. — Вали в душ. От тебя воняет, — без доли эмоций, сухо, констатирует Итоши, снимая свое полотенце с вешалки. — Говоришь так, будто я одна по полю бегала. От тебя пахнет не лучше, — грязная ложь. Естественный запах тела напарницы ей не противен, а даже наоборот. Смехотворно. Неужели Йоичи окончательно свихнулась в этой тюрьме? Она думает, что им необязательно раздеваться до гола, попялиться на обнаженную фигуру она успеет и в душевой. — Иди нахер. Влюбиться в Рин — проклятье, которое душит ночами, а сравнимые лишь с панической атакой ощущения давят на ребра, и тошнота усиливается, и рыдать хочется, но не выходит. Стоя перед ней, смотря ей прямо в лицо, хочется одного — сблизиться, во всех смыслах. Но если Исаги поцелует ее сейчас, даже если просто обнимет, прижмется, то не сможет сконцентрироваться на предстоящем матче. Будь у нее законная возможность признаться в чувствах, она бы, не раздумывая, воспользовалась ею, боясь потерять шанс. Хоть она и уступала по силе, но точно не в энтузиазме, и ее запала с лихвой хватило бы на двоих. Губы сами собой раскрылись в сладком предательстве, шепча вслед уходящему силуэту тихо и забвенно: «ты мне нравишься». Словно снежная крошка слова таяли в теплоте одинокой раздевалки. Йоичи не виновата в том, что ее рассудок мутнел при виде широкой спины, но ее радовало то, что признание так и не было услышано. Но Рин почему-то обернулась.

***

Йоичи и сама не понимала, как до этого дошло. Может она окончательно свихнулась и сейчас валяется в душевой на холодном кафеле в беспамятстве, в пьянящем бреду, видя самые желанные галлюцинации, красочные и реалистичные.  Но перед глазами лишь темнота общей комнаты. Абсолютная тишина, разбавляемая разве что редким сонным похрапыванием Бачиры. Остальные девушки уже давно видят десятый сон.  Непредсказуемая константа - Йоичи и Рин в одной постели. Собираются превратить ноль в единицу или разжечь химическую реакцию - не меньше. Сущий холод за пределами кровати вынуждает скрываться под одеялом. Еще влажные после душа волосы рассыпаются по подушке, оставляя на ней мокрые разводы. Йоичи жмется ближе, тянется к теплу тела Рин. Оставляет несуразные короткие поцелуи на ее губах, такие отчаянные, словно целует в последний раз, будто это ограниченный по времени ивент, роскошь, доступная лишь в моменте. Десятью минутами назад она могла лишь предполагать как ощущаются эти пухлые губы, а теперь бесстыдно пробует на вкус. Мятные, как зубная паста. Рин целует в ответ, сдержанно, боясь переходить к языку. Но даже так - невероятно чувственно. Разнообразие пополняется легким покусыванием. Ледяные ладони Исаги сами собой обхватывают за талию, отчего Итоши невольно вздрагивает и недовольно морщится, но чужие руки не убирает. Объятья тянут тела ближе, заставляя находиться вплотную друг к другу. Парадоксально, но бархатная кожа плавится от холодных прикосновений, которые после себя оставляют приятное щекотливое чувство. Волны мурашек проносятся по спине, облизывая ее словно морские волны. Сейчас они не больше, чем свидетели, наблюдающие за тем, как их дружба рушится. Для Рин это первый опыт, для Йоичи - точно нет. Левая ладонь Исаги скользит к подтянутому животу, дразняще поддевая резинку белья, но тут же нерешительно отступает и опускается на ягодицу, продолжая гладить. Затем нетерпеливые пальцы спускаются к бедрам, предвкушая нарастающее возбуждение. Ласки становятся настойчивее, и Рин первая разрывает поцелуй, кладет голову на чужое плечо и стыдливо утыкается носом в шею, вдыхая аромат шампуня. Короткие тихие стоны, перебиваемые горячим, поверхностным дыханием, рассыпаются прямо над ухом Йоичи. Итоши начинает рефлекторно подвиливать бедрами, напрягая ноги, и это служит прекрасным признаком для того, чтобы перейти к следующему этапу. Левая ладонь оказывается зажата между теплых бедер. Кончики пальцев опускаются на тонкую ткань спортивного белья, не давят, а касаются почти невесомо, осторожно и аккуратно. Йоичи чувствует жар и приятную вибрацию на ладони и с удивлением замечает, что чужое белье почти насквозь мокрое. Ласковое трение заставляет Рин задыхаться. Щеки покрываются румянцем, но, к счастью, его скрывает темнота. Сознание начинает отдаляться, когда пальцы задевают сокровенное местечко, и хочется поскорее оказаться на пике удовольствия.  Исаги показалось, что Рин почти на пределе, поэтому она резко одернула руку, за что была кровожадно укушена за ухо. — Чертова неженка, — раздраженно шипит Итоши, не получив желаемой разрядки. Жаль, что тьма не даст запечатлеть ее разочарованное лицо в этот момент. Но оскорбление лишь распаляет Исаги, вынуждая ее саму спуститься вниз, под укрывающее их одеяло. — Продолжай сквернословить, — шепчет она в ответ. — Меня такое возбуждает. — Грязная извращенка! Ты сейчас всех этих идиоток разбудишь! — Рин чувствует, как Йоичи разводит ее ноги в стороны, поудобнее устраивается между ними, покусывая внутренние части бедер, а потом закидывает их на свои плечи. — Я разбужу? — на лице вырастает ехидная ухмылка. Кончик языка касается самой чувствительной точки сквозь нижнее белье, и это возвращает приятную стимуляцию, отчего Итоши готова разорвать простыни под собой, в которые ей посчастливилось впиться. Йоичи дотрагивается ее осторожно, пытаясь задать стабильный темп. Затем широко проходится языком по ткани, отодвигает вымокшее насквозь белье чуть в сторону и - о боже - это слишком хорошо. Рин так приятно пахнет, и такая влажная. Она гладко выбрита, и Исаги хочется сказать, что это было совсем не обязательно, но теперь ей кажется, что их секс был спланирован с самого начала. Но ее все устраивает, ведь тепло, исходящее от Рин, такое комфортное. Язык не касается хаотично - он прижимается к клитору с равными промежутками, чтобы уже возбужденная Итоши наконец могла интуитивно подстроиться под ритм, расслабиться и кончить. Йоичи не ускоряет темп, не замедляет, не оттягивает время. Вылизывания перерастают в интимные поцелуи, чувственные и влажные. Рин - дурочка - не стонет, изо всех сил сдерживается, тяжело дыша через нос. Вскоре колени ее неосознанно сводятся вместе, бедра стискивают голову Исаги, отчего та перестает слышать любые звуки. Хотя, по правде говоря, уши закладывает у обеих, а в головах звенит пронзительный вой сирены. Необъяснимое волнение окутывает каждую частичку тела Итоши. В сладостной истоме она изгибается в спине, отчаянно хватая ртом воздух. Кровь горит пламенем, шумно пульсирует в висках. Блаженная нега растворяется в конечностях, оседает в зоне паха. Йоичи сжимает собственные ноги, потому что между ними незаконно жарко. Одной рукой она ловко скользит вниз, между своих бедер, к липкому белью и начинает ласкать себя. Она сама в нескольких мгновениях от того, чтобы кончить только от легкого трения. Не пытается отсрочить момент волшебства, наоборот - желает получить побыстрее. Но Рин грубо хватает ее за короткие волосы, больно сжимая пряди у корней, и тянет наверх. Впивается до безумия приятным поцелуем, впервые использует язык, которым раздвигает губы и проникает внутрь, изучая обжигающую слизистую. В момент застилающего благоразумие оргазма, теряя контроль над собственным телом, Исаги громко мычит в поцелуй. Окутанная негой она позволяет себе секунды слабости - эгоистично подвергает их обеих опасности быть раскрытыми. А когда приходит в себя, стыдливо утыкается в чужую шею, пока ноги сводит мелкой судорогой. — Прости, — шепчет она, стараясь вести себя как можно тише, потому что боится разбудить соседок по комнате. Ее характер меняется как по щелчку пальцев. — Дура дебильная, — Рин заключает ее в объятья, в которых они проводят всю оставшуюся ночь.