Поцелую тебя в губы Чувства — темный лес Ты, конечно, будешь против Потом, как-будто... — Твоё далёко, «Лес поцелуев»
«До»
Дима, пожалуй, никогда не хотел сидеть и пить пиво в баре в компании человека, что просто прожигает тебя взглядом насквозь. При том взглядом совсем не лестным и влюблённым, а таким... Как лазером. Жгучим, ярким и очень настойчивым, почти что едким. Но так уж получилось, что сейчас происходит именно такая ситуация. Сейчас он сидит рядом с Серёжей, что бездумно водит трубочкой в своём коктейле и плавит даже сам стакан взглядом, часто поднимая точно такой же взгляд на Диму, плавя и прожигая уже его. Горошко водит трубочкой по кругу то в одну, то в другую сторону, не останавливаясь ни на секунду, кажется, желая создать в бокале какой-то небольшой, компактный, водоворот, в который можно будет засосать и Чеботарёва и себя. А то водоворота, происходящего в их головах, им остро не хватает. Но всё же, спустя ещё пару кругов Серёжа резко останавливает трубочку и подтянув к себе бокал, отпивает алкоголь, задумчиво смотря куда-то на барную стойку, подсвеченную приятным и, самое главное, тусклым светом. Жмурится мимолётно, а после чуть покусывает щёку изнутри. Молча продолжает прожигать взглядом уже полупустой бокал. Чеботарёв поднимает ладонь к переносице, с нажимом давит на морщинку меж бровей. Мужчина поворачивает голову в сторону от Серёжи, развернувшись корпусом, крутанувшись на стуле, уложив при этом локоть на барную стойку. Со вздохом он раскрывает глаза и осматривает полупустой бар, в котором лишь вдалеке за столиками сидят пару людей, собравшись в небольшие компании, негромко разговаривают, смеются и потягивают алкоголь. Где-то сбоку звучит из колонок отчего-то слишком тихо какая-то песня. Что-то явно из популярного, но что разобрать Дима не может, да и не хочет. Приятное, приглушенно голубо-бирюзовое освещение бара не бьёт по мозгам и хотя бы за это Серёжу можно поблагодарить — бар он выбрал хороший, тихий, уютный. Здесь нет лишних раздражителей в лице слишком яркого или наоборот тёмного света, неадекватных посетителей, шумных компаний и тому подобное. Тихо, мирно, уютно, спокойно. И как бар место неплохое — алкоголь более чем достойный. Всё, что нужно для того, чтобы прийти сюда после смены в компании друзей и именно что хорошо отдохнуть. Только вот маленькая загвоздочка. Дима пришёл сюда только лишь с одним Серёжей, что протирает в нём дыру вот уже второй час. А начиналось всё казалось бы так невинно и спокойно. Ну, как у нормальных людей. Как у двух адекватных, взрослых человека. Начиналось просто и прозаично — ещё на съёмочной площадке и казалось там и должно было остаться. Но вышло вдруг так так, что они, видимо, не до конца адекватны и оттого всё теперь свернуло в такие дебри, уйдя много дальше камеры, залезнув на их собственные жизни... И кажется Чеботарёву, что за один коктейль, что Серёжа своим взглядом расплавит, они всё таки не управятся. За пять — тоже навряд ли. На десятый Дима не уверен, что в принципе кто-то из них сможет изъясниться. — Так и почему? — спрашивает Дима спустя, кажется, полчаса молчания. Сам же мимолётно осекается в голове: они что правда просто в тишине глядели друг на друга так долго, ни разу ничего не сказав?.. Приплыли, теперь можно сказать со всей уверенностью. Он постукивает пальцами по барной стойке пару раз, словно делая какую-то перебивку, а после вовсе убирает руку, взяв в неё стакан пива, которого осталось совсем немного. Бармен крутиться где-то рядом, но звать его Дмитрий не имеет никакого желания, да и сил. — Почему всё это сейчас происходит? — Потому что. — гнусаво тянет Серёжа почти тут же и после замолкает, плотно сжав тонкие губы в нить. Ну, вот и поговорили! Чеботарёв проводит рукой по волосам и шумно, через рот, тяжко выдыхает. Кончик языка проходится по сухим губам. Во рту застывает спиртовой привкус и Дима чуть морщится. Не сказать, что серёжино молчание его бесит или злит, но изрядно напрягает. При том напрягает уже давно и тем довольно сильно мешает. Словно извечно крутится где-то на периферии зрения, выступая мелким раздражителем. — Серёжа, надо ответить нормально, а не так по детски, — говорит Дима, наконец развернувшись на Серёжу, активно жестикулируя рядом с ним. Он специально произносит это «по детски» будто в укор, желая хоть как-то вывести упрямого Горошко на диалог. Но Серёжа на диалог не выводится. — Так ты не задавай таких детских вопросов, может быть и ответы повзрослее будут, — новая стадия серёжиного недовольства во всю показывает себя: теперь он язвит прямо в лицо, повернувшись на Диму. Горошко сдувает упавшую на глаза прядь, после чего снова как от боли хмурится и темнеет. Он берёт в руки несчастную коктейльную трубочку и вертит ею между пальцами. — Я задаю взрослые вопросы, — Дима кладёт руки на стойку и не отрывая взгляда от Серёжи продолжает. — И буду повторять, пока не ответишь: почему ты считаешь это ненормальным? — Потому что это не нор-ма-ль-но. — триумфально тянет почти по буквам парень в ответ и резко кидает трубочку обратно в бокал, немного расплескивая алкоголь из него. Что-ж, они несомненно сдвинулись с мёртвой точки. Жалко, что больше в негативную сторону этого понятия, чем позитивную. — Хорошо, тогда ещё раз. Почему ты считаешь это не нормальным? Серёжа вдруг показательно отодвигается от стойки, уперев в неё руки, отъехав прямо на стуле чуть дальше, запрокинув голову назад и надсадно, отчаянно, простонав. — То есть ты правда вот настолько хочешь обсуждать то, почему это ненормально? — Серёжа криво, наигранно улыбается и нервно хихикает, склонив голову в сторону, разглядывая Диму. Тот же этот взгляд парня на себе выдерживает и не ясно зачем кивает, чем выводит Серёжу из себя. Он вскидывает руками вверх, почти задохнувшись в собственном вдохе. — Просто! Вот просто, потому что так нельзя! Ты ведь старше, Дим, должен понимать что и почему! Дима коротко оглядывается по сторонам, когда Серёжа на него чуть прикрикивает. Рядом никого нет, пустота и тишина. Как им повезло однако. Хотя... Тут уж как посмотреть. — Лично я не вижу в этом ничего плохого, — объясняется Чеботарёв. — Это игра, это чувства наших персонажей и мы их просто отыгрываем. Серёж, мы актёры. Почему тебя так задевает то, что между нашими героями такая химия? — он склоняет голову вбок, наблюдая за тем, как Серёжа с каждым его словом всё сильнее напрягается. — Ты ведь не первый день работаешь, у тебя уже был опыт подобного с девушками, так почему ты так злишься когда ровно такое же напряжение присутствует между нами... — Может потому что мы два мужика, которые из-за этого напряжения ещё и переспали!? — снова зажигается. — И никак персонажи! Ты меня трахнул просто так! Дима задыхается где-то на половине вдоха. Вот оно, хоть что-то. Чеботарёв понимал, что именно с той ночи всё и пошло наперекосяк. С ночи, когда они уехали с площадки в квартиру Серёжи вдвоём. Они не были пьяны или слишком уставшие, это не было под действием эффекта или чего-то подобного. Всё произошло казалось так, как и должно было. Серёжа долго украдкой смотрел на Диму во время съёмок, стараясь, правда, в кадре не показывать своей заинтересованности, отыгрывая роль, забывая о себе и всех своих чувствах. Но стоило камерам отключиться, как Дима чувствовал взгляд Горошко, извечно направленный ему в спину, втыкающийся в него словно тонкой и острой стрелой. Этот взгляд щекоткой проходился по рёбрам, перебирая их, он же заставлял лёгкие сжиматься. Оба вскоре начали испытывать одинаковые чувства, из-за которых в голове уже рождалось желание. Такое резкое и яркое желание — подойти, коснуться, поговорить и просто смотреть-смотреть-смотреть до того пока глаза не начнут болеть. И вот, одним вечером всё это окончательно накрыло. Всё шло, словно наплывом. Сначала предложение Горошко переночевать у него, совершенно будто нелепое, но такое безотказное, потом его квартира, скромный ужин, какие-то недолгие разговоры и уже осторожные касания, которые с каждым мгновением становились всё более настойчивыми. Серёжа проводил руками по его плечам, сжимал пальцами руки, и глядел постоянно в сторону, боясь и стесняясь смотреть в глаза. Дима смотрел на него и не мог оторвать взгляда. Серёжа вблизи был так непередаваемо прекрасен. Чеботарёв мог разглядеть контрасты из которых он соткан так близко, более того — он мог их коснуться. От этого уже начинала кружиться голова. И всё это в конечном итоге перешло в начале на диван в гостиной — не особо удобный, узкий, на котором Диме приходилось вечно свисать ногу на пол, ибо полноценно на него он не забирался. Серёже там тоже было не уютно, потому как он вечно тёрся плечом о обивку дивана, когда Чеботарёв двигался внутрь него. Там было жарко и так нелепо, что Дима не мог сдержать улыбки. Или, скорее она была вызвана тем, как Серёжа, лежащий под ним хмурился и с каждым движением всё больше краснел, сжимая пальцами его руки, щипая за кожу? И то, и то, думает Дима. Однако из-за этой не удобности они перешли на кровать, где было уже удобнее в сто крат и где оба смогли почувствовать друг друга кожей, ощутить и ощупать каждый сантиметр тела. Они тогда успокоились лишь только под утро, часов к четырём утра, когда уже уставшие рухнули на смятую и мокрую постель, сразу засопев, едва успев накрыться одеялом, чтобы не замёрзнуть. Серёжа тогда здорово ободрал его спину своими ногтями, полоски сходили ещё пару дней после и ныли под олеговой водолазкой. Горошко также заметно сорвал голос до приятной хрипоты и остался с подарком от Димы — россыпью алых засосов под одеждой, которые мужчина расположил специально в таких местах, не видных для остальных, на которые мог смотреть только сам Серёжа, раздевшись. Тем утром всё было также хорошо, как и ночью. Они разговаривали, смеялись и завтракали, а после отправились на разные смены. Дима напоследок коротко поцеловал Серёжу в лоб, чем достаточно сильно смутил того. Только вот позже, встретившись вновь на площадке, при досъёме, началось что-то совсем странное. Серёжа стал избегать его, контактируя лишь тогда, когда у них были общие сцены. Более этого — ничего. Выходя из кадра он сразу же убегал в свою гримёрку, где запирался и сидел так почти весь перерыв. Всё это было так резко и странно, что Дима не мог быстро сориентироваться и спросить Серёжу о причинах его поведения. Промедлил и в конце-концов Горошко переклинило и он стал сжигать его взглядом, как теперь. Этот ядовитый, обиженный и вместе с тем какой-то пугливый, взгляд, отныне преследовал Диму по пятам и впитывался в кожу, не выходил из головы, мозоля сознание. И вроде прошло не так много с этой их ночи — может пару недель, но явно не больше месяца, только оба уже изрядно устали от этого. И несмотря на то, что Серёжа продолжает явно много чего скрывать, сейчас Дима вздыхает более спокойно. Всё таки он решил верно и с Горошко что-то произошло именно после их совместной ночи. Именно тогда у него сработал какой-то триггер или быть может его вовсе что-то не устроило?.. Теперь оставалось понять, что именно. А ещё вывести его на чистую воду. Чтобы сам признался в том отчего смотрел на Чеботарёва такими глазами. — Хорошо, мы хоть немного продвинулись, ура, — вздыхает мужчина, поднося сложенные ладони к лицу, потирая снизу-вверх мышцу гордецов. Серёжа наблюдает за ним чуть надув щёки и растянув губы в линии. Пятнышки витилиго в уголках рта немного темнеют. — Тогда я продолжу спрашивать. Ты был против этого? Горошко вздыхает и отворачивается, совсем опустив голову. Он недолго, вновь напряжённо, молчит. Только на этот раз не испепеляет взглядом несчастный стакан или барную стойку. Теперь его взгляд становится каким-то особенно глубоким, таким, словно вода, в которой можно утонуть. Всеобъемлющий, огромный и очень тёмный океан чего-то из смеси грусти и паники. Даже если там зажечь фонарик — долго он не продержится и через пару минут упадёт вниз, на дно. Его зелёные глаза теперь отблескивает чем то тяжёлым и тёмным, ореховым. Горошко ведёт рукой по волосам. Прядь чуть отросших волос выпадает из причёски и опадает куда-то рядом с щекой, щекоча глаз. — В том то и проблема, что нет, — произносит тихо, с закрытыми глазами. Серёжа тянет носом воздух и кривя губы дополняет. — И это меня и бесит. Чеботарёв задумчиво отводит голову в сторону, отчего-то кивнув уже не смотрящему на него Серёже. Снова кажется, что парень что-то недоговаривает. Словно за этой злостью, за тем фактом, что его это бесит, стоит что-то совсем другое. Что-то такое хрупкое, как небольшая стеклянная фигура. На это что-то нельзя оказывать никакого давления, иначе фигурка покроется паутиной трещин и с большой вероятностью просто разобьётся на маленькие осколки, что порежут Серёжу изнутри. И вот тогда, Дима уверен, всё станет ещё хуже. Поэтому да, нужно быть напористым, но осторожным. Очень-очень аккуратным. Не хочется делать Серёже больно, только не это. — Почему тебя это бесит? — спрашивает Дима пару минут спустя. Глаза, вновь полуприкрытые, рассматривают реакцию Горошко. У того же на лице что-то вроде ровной маски, что изредка, от слов Димы, вздрагивает и трескается. Серёжа старательно держит её на лице, несмотря на её непрочность. Защищается. — Потому, что так не должно быть. — Почему так не должно быть? Чеботарёв продолжает и продолжает спрашивать это извечное «почему», как на повторе. Снова и снова произносит, отталкиваясь от чужого ответа, желая наконец добраться до сути. Если в начале Серёжа противился этому, то теперь уже более открыт и хоть что-то говорит. Проблема только в том, что всё ещё также отдёргивает себя, как будто с каждым словом, что говорит Диме, он кладёт ладонь на что-то горячее и убирает её, боясь оставить ожог на нежной коже. — Потому что два мужчины не должны любить друг друга, — тянет как-то по особому отчаянно и устало, окончательно закрыв глаза. Он вытягивается в ровную, натянутую струну, застывает в таком положении. Горошко склоняет голову то в один, то в другой бок и произносит на выдохе. — Просто так не должно быть и всё. — А, то есть мы всё же любим, а не просто трахаемся? — задаёт вполне резонный вопрос Чеботарёв, уперев руку в щеку. Он едва заметно улыбается, глядя на то, как Горошко впадает в ступор. — Нет, мы... — запинается, с паникой бегая глазами по барной стойке, пугливо зыркая на Диму, быстро отводя взгляд. Его лицо чуть искривляется и вскинув руками вверх-вниз он дополняет более громко. — В смысле я вообще не это имел ввиду. — То есть причина твоего недовольства это не то, что мы в принципе занялись сексом. Значит так, да, Серёж? Дима осознаёт, что сейчас ходит по очень тонкому льду. Этот лёд под его ногами трескается. И кажется, что ещё пару таких слов в сторону Горошко и тот спокойно врежет ему кулаком по носу. Но даже если так, Дима продолжит булькать и спрашивать Серёжу, пытаясь добраться до сути, даже со сломанным носом. — И это в том числе. Но главная проблема... — вздыхает, медля. Дима прямо таки чувствует, как ему сейчас хочется двигаться, что-то делать. Он хрустит пальцами, поджимает тонкие губы и дёргает головой. Явно некомфортно. Боится. — В другом. Просто в том, что мы не должны испытывать такие чувства друг к другу. Наши герои — ладно, но мы сами... — А ты понимаешь какие чувства испытываю я? — как-то несвойственно для себя резко перебивает Дима. Внутри него всё странно напрягается и натягивается. Может оттого, что ему уже надоело это слышать. Что всё, что происходит между ними — это чувства их героев. Что это не они ощущают тягу друг к другу. Что не они хотят касаться, сжимать и целоваться до покрасневших губ, блестящих от слюны. Его достало, что его любовь к Серёже выдают за чувства Олега. Это не Олег любит Сергея Горошко, это он любит Серёжу. Своего Серёжу, не Разумовского. Он любит его и видит, что Серёжа любит его в ответ. Это именно, что их двоих, реальных людей, а не придуманных персонажей, чувства. Чеботарёв кашляет и сжав ладонь в кулак, добавляет. Внутри натянутая струна надсадно дёргается. — Ну, раз говоришь за двоих. Серёжа хлопает глазами пару раз. Он смотрит куда-то за Диму. И вновь на его лице потерянность, смешанная с испугом. Словно пятнистый оленёнок он чуть ведёт головой в сторону, приоткрывает рот и моргает раз, два, три раза. После — вновь хмурится и будто «опадает», уложив локти на светлую барную стойку. — Ладно. Я не должен испытывать такого. Дима всплескивает руками и касается ладонью чужого плеча, улыбаясь. Серёжа косит взгляд сначала на его руку, потом на его лицо. Смотрит недобро, устало, но не злобно и опасно. Возможно, выжидает. — Вот. Бинго, — радостно начинает Чеботарёв. — Ты считаешь то, что между нами происходило и происходит неправильным, потому что это противоречит твоим принципам и ты считаешь это неправильным, потому что?.. Что? — затихает на мгновение, давая себе возможность разглядеть парня, лицо которого не изменяет в эмоциях, но словно выравнивается. Попал в яблочко, отлично. — Вот здесь уже другой вопрос. Ты можешь бояться или считать, что это неправильно просто так и отрицать это, как факт. Но раз между нами что-то было, то второй вариант менее вероятен. Тогда значит, что боишься. Остаётся понять чего... Серёжа хрипло и гнусно усмехается. — Ты у нас ещё и психолог? — тянет, взяв бокал и наконец добив остатки алкоголя. На руку мужчины на своём плече всё также косится, но не требует её убрать и даже не ведёт плечом, дабы скинуть её. Только немного подрагивает. Дима чувствует это как раз таки ладонью и больше неосознанно сжимает его плечо сквозь плотную ткань. — Бывает, временами, — роняет невпопад, опустив голову. Он ведёт рукой по волосам и глядя чуть исподлобья, спрашивает. — Ну так что? Получается, что мы не можем начать отношения из-за какого-то твоего страха? Серёжа поджимает губы снова. — Ты так уверен, что я хочу отношений, — не спрашивает, говоря ровно, на Диму даже не глядя. Чеботарёв убирает руку с чужого плеча, чем привлекает внимание. Хмурится, становится более серьёзным и собранным. Выпрямившись он произносит чётко: — Да. Правда уверен. И знаю, что если бы не страх, ты бы позволил сейчас мне обнять тебя. Горошко вдруг пробирает на нервный смешок. — Обнять? — спрашивает, поведя головой в сторону. Он смотрит на Диму через упавшую на глаза чёлку и кривовато, будто издевательски, улыбается. — Пф, я думал, что побольше предложишь... — Могу, но ты ведь всё равно откажешь, — мужчина медлит, выдерживает театральную паузу в пару секунд. Глазами ведёт из стороны в сторону, смотря на Серёжу по хитрому, прищурившись. — Или уже нет? Серёжа вдруг смолкает, отводит взгляд в сторону. От былого напряжённого и ядовито самодовольного лица не остаётся и следа. На щеках появляются румянец, а пальцы вновь хрустят, переплетаются между собой и давят. Горошко пытается справиться с смущением, пытается скрыть его. Но у него это не выходит, ибо оно слишком явное. Чеботарёв почти победно улыбается. — Понятно всё с тобой. Но я не буду давить. Уже хорошо, что мы добрались до такого. Разобрались немного и на том спасибо, — Дима поднимает ладони вверх, словно в примирительном жесте и задумчиво ведёт пальцем по краю пустого стакана. Он будто скрыто улыбается, поглядывая на хмурого Горошко, что задумчиво и неотрывно наблюдает за каждым его действием. Мужчина вздыхает и подперев рукой подбородок тихо причитает, больше для самого себя, пожалуй. — Можно было конечно начать это всё раньше, а не выставлять на публику нашу мнимую ссору, но имеем, что имеем... Серёжа сжимает челюсти и вдруг делает выпад в сторону Чеботарёва, приближается к нему очень уж близко и негромко, но словно яростно и с напором, выдыхает в лицо. — Я боюсь того, что из-за неправильности всего этого в какой-то момент ты исчезнешь, — говорит заполошно и быстро. Пару раз как-то по детски моргает, глядя на застывшего Диму, после чуть отодвигается. Облизнул губы он более тихо добавляет невпопад, лишь для того, чтобы не кинуть диалог в совсем уж в сильную неловкость. — Это всё. Дима застывает где-то на полу-вдохе. Признался. Спустя несколько недель молчания. Наконец-то смог. Почему-то в первую очередь очень хочется сказать Серёже «молодец» и по отчески погладить по голове, но мужчина понимает, что сейчас это явно не к месту. Он кашляет коротко и складывает ладони вместе, ведя ими то вверх, то вниз. — Та-ак. Начнём по порядку. Я не считаю «это» чем-то неправильным. Это абсолютно нормально... — объясняется Дима, стараясь подобрать слова к следующему пункту серёжиного страха. Только вот сам же парень его и перебивает. Он шипит, махнув рукой вверх, закрыв глаза, совсем покраснев. — Окей, тогда так: я переживаю, что тебе доверюсь, а потом надоем и ты просто, ну, уйдёшь, — выпалив это он снова поникше опадает и трогательно шмыгает носом. Руки он упирается в стул под собой, давит пальцами на него и вздыхает размерено, почти что смиренно. Голос тихий и хриплый, разносится чуть со стороны, ибо в лицо Серёжа говорить сейчас не решается. — Не требую каких-то гарантий, что ты меня не бросишь, но... Короче, я тебе вообще нравлюсь? — после этих слов он всё таки поворачивается на Диму, бегает глазами по нему сверху-вниз и кривит брови, морща лоб. — Ну честно. Скажи на прямую. — Нравишься. — отвечает без запинки, сразу же, стоит Серёже закончить. — И я хочу быть с тобой. — Точно? Дима низко усмехается. Серёжа всё же такой контрастный в буквальном смысле. Уверенный, взрослый, красивый и ничего не пугающийся. С первого взгляда ведь вовсе не скажешь, что он хоть сколько то пуглив. Однако, когда дело доходит до его собственных чувств, которые он не может наигрывать, тут-то он и теряется, стесняясь и пугаясь. Боясь довериться и отдастся в чужие руки. Чеботарёв от этого контраста хочет расплыться в доброй и ласковой улыбки и просто без слов обнять Серёжу. Прижать к себе поближе и убедить в том, что ему можно довериться. Ему хочется показывать это доверие всеми возможными способами, что сам мужчина вообще знает. Подарками, жестами, словами, касаниями и даже молчаниями. Просто показывать свои эмоции, показывать свою любовь, от которой у Димы уже постепенно начинает сносить голову, яркую и такую приятную, нужную и нежную. Хочется обволакивать Горошко в своей любви, окутывать, чтобы он в какой-то момент всё же смог разжать пальцы и отпустить себя, не думая о возможном предательстве или окончании их любви... — Буду повторять тебе это пока не поверишь, — говорит Дима, вдруг вставая со стула. Серёжа, как привязанный, встаёт за ним. — Да, точно. Я уверен, что люблю тебя и хочу быть вместе. И раз уж мы разобрались... — Дима хитро улыбается и берёт ничего пока не понимающего Горошко за руку, осторожно и нежно сжимая его ладонь. — Не сочти за дерзость, но почему мы не можем сейчас поехать к тебе на квартиру? Серёжа выдыхает резко со смешком, а секунду спустя уже поднеся руку к глазам тихонько вздрагивает от смеха. — Кто сказал, что не можем? Можем. — Горошко тянет Диму за руку за собой, наконец отходя от барной стойки. Он оборачивается на него через плечо и хихикая добавляет вольно и свободно. — Теперь — можем. Дима улыбается, идя рука об руку с Серёжей, что улыбается, глядя на него.«После»
Серёжа потягивается на мягкой и широкой кровати. Солнце из чуть приоткрытых штор бьёт в лицо, заставляя хмурится. Парень резво, пусть и чуть лениво, шуршит одеялом. Растягивается в кровати на манер кошки, гнёт спинку и гулко зевает. Всё тело после ночи приятно ноет, а бёдра до сих пор ещё чуть подрагивают. Касаться их Горошко пока не решается. Вспоминает о том, сколько же на них ярких отметин, таких разных, то совсем бледных, то очень явных, красно-красных, и улыбка сама собой появляется на ещё чуть припухших от поцелуев губах. Отчего-то хочется так глупо, наивно хихикать и улыбаться от чувства того, что ему хорошо. Прямо хорошо. Настолько сильно, что он просто проваливается в собственную кровать и плывёт куда-то, пока со стороны тихо сопит Дима. А кстати о нём... Горошко поворачивается голову на подушке и разглядывает спящего спокойно мужчину. Он дышит тихо и размеренно, совсем близко к нему, опаляя кожу шеи своим дыханием, чуть щекоча. Дима прижимается к нему даже сейчас и Серёже хочется смеяться в голос от этого. Всю ночь с него не слезал, из рук не выпускал, плавил, и теперь продолжает держать его за руку, так нежно прижимая, переплетая пальцы. Серёжа вздыхает и едва ощутимо сжимает свои пальцы на диминой руке. Внутри всё ещё так противоречиво, всё слишком пылает и затухать не торопиться. Просто такое буйство эмоций, извечно сменяющие друг друга... Вычленить что-то одно из них до сих пор так трудно, что изредка начинает гудеть голова. Однако, смотря на спокойно спящего Диму, что прижимается к нему, обнимает и улыбается... Серёже определённо становится легче и свободнее. Горошко привстаёт на локтях и склонившись над чужим лицом несколько секунд колеблется прежде, чем прикоснуться губами к сухим губам мужчины, оставляя почти невесомый поцелуй. Парень тут же падает на подушку, стоит Диме начать во сне чуть хмурится и ворочаться из стороны в сторону, хрипловато и тихо, сквозь сон, шепча его имя. Серёжа хихикает, когда он переворачивается и снова придвигается ближе, обнимая его и сжимая пальцами где-то со спины. Радостный и спокойный вдох Серёжи, который утыкается в чужую макушку, прикрыв глаза, разносится приятной будто мелодией по всей комнате. Спящий Дима улыбается, слыша это, и сильнее сжимает пальцами Серёжу, что наконец-то находится с ним рядом.