***
Во всем должен быть порядок. Порядок — то самое средство, благодаря которому можно не сойти с ума в этом аврале и выжить. Выжить любой ценой. Пока есть порядок в голове и действиях, значит есть и мизерное право выскоблить себе из лап смерти еще один день, и Мороков вбил это себе в голову слишком хорошо. А на что ещё опираться, когда жизнь каждый божий день переворачивается с ног на голову? Где искать опору, когда даже самые крепкие, стойкие взрослые ломаются и не видят выхода, а детям приходится стремительно взрослеть? У него попросту не было иного выхода, кроме как стать адептом постоянного самоконтроля и хранителя строгих правил к самому себе. Так проще думать. Так проще выживать. Так проще существовать. Порядок в голове — порядок во всем. Кто впервые рассказал ему об этом? Один из «стариков»-повстанцев, кажется?.. Он и до войны был солдатом — строгий и до жути правильный, все время одергивал товарищей, отпускавших скабрезные шуточки в сторону сестер милосердия. У него был определенный набор правил, которым он неукоснительно следовал, и о которых часто рассказывал Сашке, настолько часто, что мальчишка запомнил и поверил в них, как в «Отче наш». «Всегда будь настороже. Продумывай каждый шаг — и меньше будет последствий. Никогда не доверяй — всегда проверяй. Порядок в вещах — порядок в делах, порядок в голове — порядок во всем!» Наверное, «старик» не предполагал, что это станет для Сашки чем-то большим, чем просто девизом. А ведь для Морокова это стало смыслом жизни, пусть он в полной мере осознал это сильно позже. … После очистки двора от выпавшего снега, он снова проверял в кладовке все запасы, перебирая одну коробку за другой. Нахмуренный, то и дело вздрагивающий от сквозняка, Саша подносил керосиновую лампу поближе, чтобы точно видеть содержимое, и, если нужно, докладывать недостающие компоненты. Бинт к бинту, шприц к шприцу, ампула к ампуле. Аптечки в ряд, ряд в коробку, коробку под шкаф к остальным коробкам. Сашка помнил эту закономерность до мелочей, с закрытыми глазами мог разложить медикаменты по лоткам, и детские пальчики с невиданной ловкостью орудовали с мешочками порошков и капсул. У него сегодня обход, целой бригаде Сопротивления надо сменить повязки и дать лекарства, а значит времени на учёт-расход оставалось не так много. Рассвет вот-вот забрезжит над парижскими крышами, озарит собой узкие улицы и раскинувшиеся поля площадей, заиграет в зеленоватых волнах Сены солнечными зайчиками, осветит витрины украшенных магазинов — а его ждет работа, запах крови и стук немецких сапогов где-то за стенами храма, отдающий пулеметной дробью прямо в сердце. — Саша, у тебя все готово? — матушка Аннет, осунувшаяся и бледная, возникла на пороге кладовой бесшумно, как тень, но он не испугался, сам уже привык передвигаться так, что и самый ушастый фриц не услышит. — Да, матушка. — Саша, подхватив коробку, перед тем как выйти из подвала снова все осмотрел. Бинты. Инъекции. Шприцы. Мази. Спирт. Марля. Тряпки. На каждый «ингредиент» — своя ячейка, этакий ящик в ящике, утка в зайце, яйцо в утке. Саша точно знал, что именно и сколько ему необходимо на каждый обход благодаря простым разделителям, сколоченным им самим из пары деревяшек. Все лежит на своих местах, все по порядку, как по линейке. Порядок в голове — порядок во всем. — Точно? Голос Аннет эхом прокатился по лестнице, в унисон быстрым шагам Сашки. — Да, матушка. Он знал, что матушка Аннет переспрашивает уже риторически — за полтора года активной подпольной деятельности стало понятно, что в вопросах контроля вверенного хозяйства юный Мороков особенно дотошен, но от привычки «доверять и проверять» никуда не денешься. В конце-концов, это маленькое, но хоть какое-то утешение, что пусть и такие маленькие вещи, но все же они тебе подконтрольны, в отличии от происходящего вокруг ада. — Тогда пойдем, нас уже ждут. Они вместе вышли на воздух — волосы взъерошил ветерок, наполненный предрассветной прохладой, — пересекли небольшой монастырский дворик, совсем скоро оказываясь под каменными сводами храма. Этот маршрут Сашка тоже знал наизусть: пройти до алтаря, не доходя до него десять метров завернуть направо, к исповедальным кабинкам, и там, где стоит последняя из них, найти маленькую дверцу из серого дерева, почти сливающуюся со стеной; её надо распахнуть, подняться на пару пролетов вверх, пройти еще несколько коридоров и уже там, в зависимости от работы, идти в нужную часть храма. Сейчас они поднимались под самую крышу — там, где на соломенных подстилках лежали раненные солдаты Сопротивления и ждали помощи. Матушка Аннет, осмотрев предстоящий фронт работ, закатала рукава до локтей: — Вы уж потерпите, дети мои… На всех сразу меня не хватит… Ей в ответ устремлены десятки глаз — уставших, озлобленных, отчаявшихся, полных боли и надежды — в оглушающем молчании. И Сашку, сколько раз уже видевшего подобное зрелище, снова сковали ледяные мурашки. Как к этому привыкнуть, сколько еще придется видеть, что с каждым днем все больше и больше приходит раненных и сломанных?.. — Саша, начнем с тяжелых. Спокойный голос Аннет вырвал его из рефлексии. Мороков, дернув головой, подтащил к ногам первого в ряду повстанца свой ящик, скинул марлевую крышку. Снова пересчитал все. Бинты. Инъекции. Шприцы. Мази. Спирт. Марля. Тряпки. Мурашки немного отступили, отпуская плечи и руки. После привычных действий легче стало дышать. — Я готов, матушка. — Хорошо. Потерпи, дитя, я помогу тебе… Зажатая в зубах солдата дощечка, обмотанная тканью, становится сигналом к началу отключки. Теперь Саша не осознавал, что делает, словно отстранившись сознанием от всего происходящего. Все идет своим чередом. Все идет, как обычно. Щелкание ножниц, треск бинта, острый металлический привкус крови, осевший на языке. Когда же это кончится? Спирт, много тряпок впустую, от красного рябит в глазах. Во всем должен быть порядок. Бинт к бинту, шприц к шприцу… Кто-то шипел, кто-то просил остановиться, но Сашка только прикладывал к искусанным губам рюмку спирта, заставлял выпить, отвлечься. Приглушенные стоны, раздававшиеся тут и там, постепенно сливались в единую неразборчивую какофонию. Порядок в голове, порядок во всем, порядок в голове, порядок во всем… Руки сами, уже автоматически, сортировали медикаменты в ящике по выверенной схеме — слева-направо, снизу-вверх, так, чтобы в любой момент подать необходимое матушке Аннет. Простая как дважды два установка набатом гудела в голове Сашки, глушила все остальное, и когда солнце через маленькое окошко крыши на мгновение ослепило его, он даже этого не заметил…***
Папка к папке. Кассета к кассете. Отчет к отчету. Предметы на столе, начиная от карандашей и заканчивая добытыми мелкими уликами, после точно выверенного «вальсирования» оказались на своих местах. Все, как надо, все, как по линейке. Наведя порядок Искандер, хмурясь, щелкнул плеером и нацепил наушники. Мир вокруг него, галдящий, спешащий и надоедающий своим присутствием, наконец-то замолк, сдавшись музыке. Глоток кофе не взбодрил, но придал настроению какой-то свой рабочий лад. — Обожаю бюр-рокр-ратов… — увесистую папку, набухшую от документов и слишком долго ждущую отправку в Департамент, Искандер решил разобрать первой. Треснула тонкая тесьма, открывая миру божьему нутро папки, полное цифр, объяснений, отмазок. Моро хмыкнул, пробежавшись по первым строчкам, и щелкнул ручкой. Бинты. Инъекции. Шприцы. Показания. Анализ. Росчерк. Солнце, только-только выплывшее из-за крыш, неровными пятнами заплясало на столе. Новый день начался, как и всегда, с полного порядка.