1997 год, 4 февраля, Пхеньян.
— Прошу, пропустите меня туда! Я обязан её увидеть! — Не могу, Господин. Никто даже не знает, что вы сейчас находитесь в стране. — Умоляю, поймите меня как отца! Я не могу не встретиться с ней! — Сон Джи схватил охранника за плечи и принялся трясти. — Пропусти его, Донг... Обещаю, я в долгу не останусь, — из-за спины послышался мягкий голос. — Но Ким Су… — мужчина задумался, посмотрев на пришедшего, но в итоге сдался, — Хорошо, проходите. У вас есть пяти минут, — он протянул бывшему Директору Искусств ключ от двери. — Спасибо! — он взял его так быстро, как смог. Ведь это была его последняя надежда. Сон Джи пулей пролетел по узкому грязному коридору, который вёл к всего одной чёрной металлической двери. Вокруг стоял запах сырости и гнили. Мужчина небрежно вставил ключ и нервно открыл темницу, колеблясь от волнения. Перед ним предстала худая, совсем бледная девушка, одетая в коричневатые лохмотья. Она сидела на каменном полу и вглядывалась в маленькое окошко с металлическими прутьями. Когда открылась дверь, пленница вздрогнула. — Наконец… — произнёс хриплый женский голос. Она повернула голову к проходу и мгновенно изменилась в лице. Её глаза загорелись. — П-папа? — она сразу подскочила и оказалась в тёплых объятиях, которые сопровождал неприятные звук цепей, обхватывающих её запястье. — Джин-и, моя милая Джин-и... — мужчина судорожно гладил дочь по голове, а из глаз непроизвольно потекли слёзы. — Постой… Что ты здесь делаешь?! — в голосе слышалась паника. Её отца признали в измене Родине. — Я пришёл вытащить тебя отсюда. — Нет! П-прошу уходи, пап, — она вырвалась из его хватки и посмотрела в глаза, пытаясь дозваться до родителя умоляющим взглядом. — Что? Но я не могу тебя здесь бросить! — высказал очевидное мужчина. — Ты не понимаешь? Я уже нежилец. — Я найду способ тебе помочь, Джин-и. — Мы ведь не в сказке. Я сама записала себя в список мёртвых душ... — с лица спали все эмоции, — Какой же ты идиот, Отец. — Но мы ещё можем сбежать вместе! — Допустим такой вариант. Твоему идеальному плану есть место в этом гнилом мире. Однако ты попал ко мне не только благодаря своим усилиям. Верно? — в комнате повисла тишина. — Не думаешь, что накажут всех тех, кто нам поможет? Я ни за что не соглашусь на это! Моя жизнь менее ценна, нежели десятки других. — Но неужто ты согласна умереть, Ю Джин? — он подошёл к дочери и обвёл рукам её худощавые щёки. — Я готова к этому. — Возможно, тебе стоит отказаться от своих слов и убеждений... Тогда ты сможешь выжить. — Да что ты несёшь?! — слова Джи разозлили дочь не на шутку. — Я лучше сама на себя руки наложу, чем откажусь от слов Свободы! — … — из глаз снова пошли слёзы, только теперь они были горькими. Сон Джи оставалось лишь смириться с решением Ю Джин. А единственное, что он сейчас смог сделать — обнять её, желая никогда не отпускать. — Но можешь исполнить два моих последних желания, пап? — Каких? — Не смотри, — Джин-и вжалась в его плечо. — Что? — На мою смерть, — в ответ лишь тишина, поэтому девушка с укором спросила, — Пап? Он с трудом проглотил ком в горле и еле выговорил, — Хорошо. — И второе, — она подняла голову от отцовской груди и даже умудрилась улыбнуться в такой ситуации. — Пообещай, что продолжишь рождать Искусство. Чтобы это не значило, Отец был согласен на всё. Из-за двери показался Ким Су. Он с сожалением сказал: — Пора. Сон Джи спешно поцеловал дочь в лоб и, провожая её взглядом, вышел из комнаты. — Прощай, папа. Прощай, — но этот шёпот уже никто не услышал. Теперь Сон Ю Джин оставалось лишь ждать своей участи в одиночестве. Она уже будто целую вечность сидела здесь. За это время можно было сойти с ума. Но наконец за ней пришли. Теперь дверь открыли два грозных мужчины в военной форме, они сопровождали своего начальника — Ким Монкута. Девушка не поспешила встать. Только и делала, что смотрела на мужчину глазами, наполненными ненавистью и презрением. Монкут же приблизился к ней, стуча каблуками. Мужчина сел на корточки и посмотрел на неё своей зловещей улыбкой. После резко схватил Ю Джин за подбородок. — Ну, что ты скажешь мне, ягнёнок? — он назвал её так оттого, что у неё едва ли кости остались, после нескольких дней голода. Так как девушка отказывалась от какой-либо еды, которую ей приносили подданные Господина. — … — Я не скажу и не сделаю ничего, что он хочет. — Молчишь? — смех. — Может мне счесть это за то, что ты изменила мнение обо мне, и отпустить тебя? — он всё так же разговаривал с ней с фальшивой нежностью и невинностью. — Не знала, что тот, кто управляет народом и защищает его, может быть таким мерзким животным. В помещение прозвучал громкий хлопок. По лицу девушки прошла холодная рука Монкута. Взгляд его сменился на каменный, как у статуи. Из губы Ю Джин побежала струйка крови, но она и бровью не повела. — Тебе ведь известно, что ты не имеешь права говорить обо мне подобное? — А вы какой-то особенный? Что-то не помню, — она насмехалась над ним, унижая его достоинство, ведь всё равно единственное, что ей сулит — смерть. — Хм, ладно, но у тебя всё равно есть шанс остаться в живых, Сон Ю Джин. У неё конечно были догадки о том, что могли спросить, и она заведомо знала — откажет. — Ты ведь знаешь, где твой отец. — Хоть скальп с меня снимайте, не отвечу. — Ха, другого я не ожидал. Тогда знаешь, Ю Джин… — мужчина отпустил её, отклоняясь назад. — Ты — молодая и красивая девушка в расцвете сил, несмотря на худобу. А мне уж очень нужны сейчас наследники. Больно много недругов вокруг, — он смотрел на Сон Джин всё более и более животным и оскорбительным взглядом, скорее, как на мясо. Но его интересовал лишь Сон Джи. Он ни за что не простит его побег. — Не думаешь, что я стану для тебя отличной партией? — он накручивал её запутанные волосы себе на пальцы и приближался к её лицу всё ближе. Оказавшись в нескольких миллиметрах от него, Господин почувствовал ужас Джин. Ей было действительно страшно. Она понимала, случись такое, отец самолично бы устроил во дворце резню. — Я просто хочу умереть! Хватит! — она выставила руки в кандалах перед грудью Монкута, отстранив его от себя. — Очень жаль. Мне грустно губить столь милое личико, — он силком схватил Ю Джин за запястья и поднял с пола. — Отведите даму на эшафот. Монкут вышел, даже не оглянувшись. А через несколько минут грубые руки вытолкали девушку прямиком к месту, где она умрёт. Вокруг кружила уйма народу. Но больше всего девушку пугало, что привели даже детей. И вот. Ей надевают на шею грубую веревку. А в голове лишь пустота, просто ничего. Было уже всё равно. Хотелось наконец закончить свои страдания. Жить ей по-другому было невозможно. Опора под ногами падает. Глаза заполонили мрак и тишина.Это был конец. Конец Сон Ю Джин.
* * *
Август 1998 года, Пхеньян, поместье Ким.
В стены этой комнаты уже давно въелся запах табака. На улицах толком не было шума из-за позднего времени суток. Женщина средних лет в чёрном атласном платье, облокотившись на белый вытянутый диван в центре комнаты, всё снова и снова нервно выдыхала из больных лёгких дым. Когда она наконец закончила, то принялась ходить по комнате кругами, стуча обувью по бежевому паркету. — Минджон, я тебя прошу, успокойся. Мы не уедем все вместе, — прервав тишину, сказал мужчина сидящий на диване. Он внимательно читал какую-то газетку, которая вышла ещё месяц назад. Навязчивые звуки каблуков сразу же стихли, и женщина вновь встала позади дивана, наклонившись к нему. — Да, но как мы можем оставить здесь детей?! Я не представляю какие люди придут к власти, Су... Но в том, что ничего хорошего нам ждать не стоит, уверена, — женщина отвернулась от мужа после своих доводов. Хоть мужчина и не видел жену, понял, что та пристально смотрела в окно, находящейся перед ним. — Ты нагнетаешь! Мы приедем в Японию и, найдя безопасное место, вернемся, чтобы забрать детей, — встав с софы, он подошёл и взял супругу за плечи. Развернув к себе, Су заглянул в её чёрные глаза. — Серьёзно? Тебе о случае с Сон Джи напомнить?! — глаза наполнились скорее не слезами, а животным страхом. — Прошу, не надо, Минджон. Там была совсем другая ситуация… Мужчина отстранился от Ким. На её светлое лицо падал мягкий лунный свет. От волнения аккуратный вздёрнутый нос сморщился, а и без того тонкие губы ещё сильнее поджались. Несмотря на то, что Минджон родила уже двоих детей, по её внешнему виду этого нельзя было сказать. Неудивительно, ведь она достаточно редко «мучила» себя заботой о детях (хотя поговорить с сыном, когда тот стал смышлёнее, любила). — Джи думал абсолютно так же, как и ты сейчас. А что в итоге? Эти тираны отомстили ему тем, что публично казнили его дочь! — Ю Джин была взрослой девушкой, которая сама предзнаменовала себе смерть, — мужчине было тяжело говорить подобное, но это являлось правдой. — Она ведь защищала своего отца! Если бы умерла не она, то на её место занял бы Джи, — к концу фразы голос супруги становился всё тише. — Правда твоя... Однако ты действительно думаешь, что двенадцатилетний мальчик и двухлетняя девчонка пойдут бунтовать против наших же родственников-тиранов?! — Мы не можем утверждать точно, что именно они станут «верхушкой»... И ты знаешь, что у тебя с ними вовсе нет кровной связи, а со мной это всего лишь формальность. — Все чудесно понимают, что именно они придут к власти. — Всё равно, я не могу согласится на твоё предложение, Су. После этих слов мужчина долго смотрел на опечаленное лицо своей жены. — Ладно. Я подумаю, что мы можем сделать ещё, — он посмотрел в окно, за которым видны лишь сплошные тёмные пейзажи. В голове мужчина перебирал различные варианты их дальнейших действий. — Проверь пока детей, Минджон. После того, как жена вышла, мужчина подошёл к подоконнику, в попытках рассмотреть в стекле собственное отражение. На его болезненно-бледном лице уже появилось несколько морщин, несмотря на возраст немного меньше сорока. Вероятно, это сказывалась постоянно-бессонная работа. Ким Су, в отличие от своей жены, вырос не в лучших условиях. Так что выбраться со дна общества и добиться руки Минджон ему стоило огромных усилий. Посмотрев в свои усталые рубиновые глаза. Су умудрился вспомнить, как же Минджон сильно печалилась из-за того, что ни один из детей не унаследовал её пронзительно-чёрных очей. Женщина в целом часто ругалась на всё подряд. В том числе любила припоминать их разницу социальных положений, да что там, за мужчиной после заключения брака закрепилась именно фамилия жены (несмотря на то, что тогда подобное являлось чем-то из ряда вон выходящим). Не подумайте, что Су был каким-то уродцем, отчего супруга его чуралась. Напротив, у мужчины были вполне себе симпатичные черты лица по общепринятым меркам. Прямой нос, нетонкие и неширокие губы, выразительные глаза. Так что отношение Минджон к его недостаткам легче списать на чертей в голове. Наконец супруг собрался с мыслями и принялся искать безопасный компромисс в своих записях. Ким Су человек хорошо знакомый с политикой своих родственников. Он знал, что после достижения власти они ограничат как въезд в страну, так и выезд из неё. Но всю семью сейчас в Японию тоже не выпустят, больно похоже на побег (чем оно по сути и являлось). В приоритет конечно идёт судьба детей, но ведь нельзя оставить их одних в незнакомой стране. Одна мысль резко осенила Су. Что если отправить детей с тем человеком, который не относится к их семье, но сможет послужить им верой и правдой? Подобная особа действительно есть. Кан Норайо — давний слуга семьи Ким. Тем более он является японцем, и его точно отпустят на родину, а поездку детей можно назвать туристической. — Думаю, такой план Минджон одобрит. Хотя оставлять детей так далеко до безумия страшно. Но всё же я доверяю Норайо. Этот план звучит наиболее безопасно… И действительно, женщину устроила идея мужа. Что насчёт самого Норайо. Он очень удивился такому заявлению, но поклялся сделать всё возможное для безопасности детей и информирования о их жизни.* * *
— Господин, я пришёл к вам с просьбой, — Ким Су постарался сделать непринужденный вид, но в груди всё же заныло от волнения, а к горлу подобрался ком. — Су, не к чему эти формальности! Какой ещё «Господин»?! Просто Монкут! — мужчина вскочил из-за своего стола и крепко обнял младшего брата. Хоть он и выглядел дружелюбным, Ким Су прекрасно знал: «Сейчас улыбается мне в лицо, а завтра ударит прямо в печень, если скажу неправильное слово». — Хорошо, ха-ха, Монкут. — Я тебя сейчас обязательно выслушаю! Только закончу с кое-каким документом. Присаживайся, — он указал на достаточно широкий диван из кожи. Комната выглядит, как классическая кабинет детектива (хотя политик таковым не являлся) из нуарных романов: кожаное кресло, большой стол из красного дерева для бумажной волокиты, настольная лампа с зелёным абажуром и большие шкафы из того же дерева, что и стол. Свет солнца, который просачивался сквозь почти полностью закрытые жалюзи, резал Киму глаза, пока тот сидел. Когда Монкут наконец закончил с документами, он обратился к родственнику: — Так что ты хотел, Су? — Знаю, я наверное многого прошу. Но могут ли мои дети съездить в Японию? Наша вражда с этой страной была около пятидесяти лет назад всё-таки, — стоило ему сказать, как захотелось забрать все свои слова назад и сбежать. Но Су лишь продолжил с улыбкой смотреть на мужчину, терпя его брезгливый взгляд. — Вот как, — выражение лица Монкута мгновенно сменилось на более серьёзное. Он задумался, а затем резко ответил, — Ну, разумеется, могут! — возникла надменная улыбка. — Спасибо тебе огромное, Монкут! Тогда не буду больше тебя отвлекать! — из ставшего резко душным кабинета захотелось как можно скорее уйти. Он уже встал с дивана и собирался открыть дверь, как его остановил мужской голос. — Ты ведь тоже считаешь меня чудовищем, не так ли, Ким Су? — Что? — Су лишь слегка повернул голову, поэтому не видел лицо мужчины, однако тело мгновенно покрылось мурашками. — Неважно, забудь... До встречи. — До встречи, — теперь мужчина смог выйти из комнаты и как можно скорее вернуться домой, чтобы сообщить радостное известие.* * *
Через несколько дней Ким Су был серьёзно настроен поговорить со своим сыном. — Сухо, ты уже достаточно взрослый, поэтому слушай. — Да? — мальчик предчувствовал, что ничего радостного ему не сообщат. — Настало небезопасное время, но я обещаю, всё будет хорошо. Дело в том, что тебе с Суён и Кан Норайо нужно уехать в Японию, — мужчина пытался убедить сына в надёжности плана, хотя сам очень беспокоился. Вот так расставаться с детьми на неопределенный срок, а может и вовсе навсегда… — Это всё происходит из-за тех людей, которые убили Госпожу Сон Ю Джин? — Сухо было боязно об этом спрашивать, ведь он собственными глазами видел, как умерла девушка. Она стояла, одетая в грязный мешок. Глаза намокли и покраснели от огромного количества пролитых слез. Ю Джин шатается на деревянной опоре с верёвкой на шее, всё ещё живая. Но через секунду уже ни один мускул не дёргался на её лице, не отображал её сознательность. Девушка повисла в воздухе, бездыханная и очень холодная. Оглушающий стук упавшего табурета запомнился Сухо навсегда. В те секунды отец сказал ему закрыть глаза. Но он не мог. Просто-напросто не мог. Мальчик не понимал, что плохого сделала Ю Джин. Девушка иногда приходила к ним в гости, была дружелюбным, умным и приятным человеком. Младший Ким с уважением относился к ней, даже видел в Джин пример для подражания, поэтому мальчику страшно. Тогда никто вокруг не понимал, в чём же именно провинилась дочь Сон Джи. Всех привели на это ужасное зрелище, лишь бы запугать. Они обязаны молчать, иначе с ними случится то же самое. — Можно и так сказать… — Ким Су, к своему огромному сожалению, видел не только смерть девушки. — Вообщем, Сухо, прошу позаботься… Предсказав, что собирается ему сказать отец, мальчик быстро ответил, — Я обязательно позабочусь о Суён. Ей н-никто не посмеет навредить! — он выпалил это с огромной гордостью, чутка запинаясь, а детские круглые алые глаза заблестели. — Ха-ха, я и не сомневался, — мужчина нежно посмотрел на сына и потрепал его тёмную макушку. — Можешь сделать ещё кое-что, пожалуйста? — Конечно, я ведь тебе доверяю, папа! — выпалил мальчик, чутка подняв уголки тонких губ вверх. — Мне бы не хотелось, чтобы Суён думала, как её отец скитается чёрт знает где. Поэтому мог бы ты притвориться… — эта просьба давалась Су всё тяжелее, однако он пересилил себя, — Что Кан Норайо ваш отец? Она, наверняка, мало что вспомнит из столь раннего детства! — А я? Мне просто забыть о том, кто мой отец, и врать сестрице?! — хотелось воскликнуть Сухо, но он лишь произнёс спустя несколько секунд тишины, — Д-да… — распахнутые несколько секунд назад глаза почти что закрылись, устремляя взгляд в пол. Казалось, что мальчик даже побледнел. — Прости меня. Я знаю. Это ужасная просьба, — он, будто умоляя о прощении, принялся обнимать и гладить по спине мальчика. Спустя примерно неделю подготовки дети с прислужником семьи были готов уезжать. Это невыносимо грустно. Однако иногда верные решения нельзя принять без потерь. По приезду в Японию Сухо очень тяжко давался здешний язык. Всё-таки он являлся не таким уж маленьким мальчиком, в то время как Суён каким-то чудом умудрялась понимать оба языка. Ведь Норайо наказали обучать детей и корейскому, и японскому (можно сказать, что она росла билингвом). Разумеется, поначалу Суён не понимала, куда же делись привычные для неё люди, но вскоре это перестало волновать маленькую непоседу. Сухо, как он и поклялся, был готов на всё, ради сестры, ведь она осталась единственным близким человеком для него. Говорить каждый раз Кан Норайо «отец» было тошно. Его чуть ли наизнанку не выворачивало от этого, но счастье сестры всё же оказалось для него в приоритете. Ещё в Корее мальчик обучался музыке дома, а по приезде в Японию его отправили в музыкальную школу, где он играл на фортепиано. Суён же очень часто напевала какие-то мелодии из радио. Её голос казался чарующим, поэтому Сухо предложил Норайо отдать девочку на вокал.* * *
Апрель 2003 года, Япония.
— Сухо-о-о, я вернулась домой! — девчушка быстро скинула портфель с плеч и, приметив брата, налетела на него. — Ха-ха-ха, ну же, спокойно. Как тебе первая неделя в школе? — парнишка стоял, обхваченный маленькими детскими ручками, и гладил сестру по голове. — Мне всё очень нравится! Я нашла себе подругу! Её зовут Одзава Рёко! — Вау, достаточно необычное имя, а остальные как тебе? — Думаю, они классные, но… — тон девочки заметно изменился. — «Но»? — Они говорят, что я странная. «Почему у тебя такая фамилия, а у отца другая?», «А как твою маму зовут?», «Ты не знаешь?». Я не представляю, что им ответить, братец… — глаза девочки заблестели. — Тише, тише… — Я сама не понимаю. Где наша мама? У всех она есть... Сухо задумался. Отец просил его скрыть правду о Норайо. Но ведь никто не запрещал говорить, что мама, ради их же блага, находится сейчас очень далеко.* * *
Апрель 2011 года, рядом со станцией метро в Токио.
— Вы… Вы случаем не умеете петь? — А… — Маки даже не поняла о чём её спросили. Внимание было сосредоточено не на словах девушки, а на ней самой. Она выглядела как фарфоровая кукла с белоснежной кожей. Вероятно, её рост около ста семидесяти сантиметров, чуть выше самой Харукавы. Черты лица слишком утонченные: прямой, слегка заостренный на конце нос, вытянутые губы в форме сердца. Длинные черные волосы аккуратно спадали с плеч девушки. Особенно примечателен был ансамбль одежды, в который она была одета: чёрные лоферы с металлическими пряжками, классические темные брюки, белоснежная блузка из атласной ткани, на руках строгие перчатки, а на голове черный картуз. Но больше всего привлекли Маки её глаза. Они круглые, большие и голубого цвета. В них было нечто особенное, пробирающие до глубины души. Взгляд добрый и уставший, но, несмотря на это, необычайно искренний. — Ох, забудьте, — на лице отобразился стыд. А голове у незнакомки, вероятно, пронеслась мысль: «Зачем я вообще подошла к случайному человеку и спросила такое?». Она уже развернулась и собиралась скрыться из виду, но Суён вскочила со скамьи и ухватила девушку за руку, пресекая её попытку уйти. — П-постойте! — в голове пронеслась уйма бессмысленных доводов, размышлений и идей. Оба, абсолютно незнакомых человека, замерли, будто время остановилось, пока прохожие, не обращая внимания на них, спешили по своим делам. Вновь гул и гам заполонили слух Харукавы, а вокруг остались существовать лишь она и незнакомка, остальное — ненужный белый шум. Однако девушка всё так же чувствовала, стекающие по телу многочисленные капли дождя, которые отрезвляли её. В голове теперь осталась лишь одна мысль: «Остановись! Умею, умею, умею я петь! Только не оставляй меня!». Будто, если она сейчас не скажет это, то мир окончательно рухнет. Чутье Маки подсказывало, что она обязана это сделать, но зачем же? Теперь же голова была занята другой мыслью: «Зачем мне это нужно? Может, чтобы не нагружать Сайхару и Юмено своими заботами. Ведь возвращаться «домой» точно не стоило того. Больно хорошо в памяти отложилось всё то, что сделал Отец Суён». Однако всё это мелькало в сознании с такой молниеносной скоростью, что голову вновь прошибла неимоверная боль, такая же, какая была там, в здании Danganronpa Team, а в горле застрял ком. Харукава на секунду потеряла равновесие, отчего слегка задела спину незнакомки, которая сразу развернулась и подхватила девушку. — Послушайте, я… Я умею петь. — О чём вы говорите? Вы же еле на ногах стоите, — на Ким посмотрели с небольшим укором. — Это не так. Просто споткнулась, — Маки резко отстранилась от девушки и вставала максимально твёрдо, насколько могла, чтобы убедить незнакомку в честности своих слов. — Но зачем вы меня останавливаете? Мой вопрос не стоит того. Да и с чего вы взяли, что я не смогу сделать чего-то плохого с вами? — Вы явно меньше похожи на маньяка, нежели человек, из-за которого я здесь. — А может я выискиваю симпатичных девушек, которым некуда идти, чтобы отправить их в Публичный дом? — она сказала это с очень серьёзным тоном. Но Маки стало понятно, что та блефует. Всё-таки девушка повидала слишком уж много лжецов. — Не знала, что у проституток теперь требуют умения петь. — Ха, ну у всех свои тараканы в голове, — поняв, что Суён полностью уверена в её благоразумии, девушка наконец перешла к делу, — Так вы умеете петь? Где учитесь? — В средней частной музыкальной школе Тохо Гакуэн для девочек, — в школе, где над ней издевались и считали чокнутой, также хотела она сказать, но это осталось только в мыслях. — Правда? — на лице появилось искреннее удивление, чего Харукава и ожидала. Тохо Гакуэн является школой с хорошей программой и выпускниками. Куда поступить вовсе нелегко, конкурс большой. Туда приезжали студенты со всего мира для подачи заявок. Школа при высшем заведении была не столь прославленной, поэтому не каждый знал о ней. Однако в своих кругах составляла большую конкуренцию и имела авторитет. Лицо Маки не дрогнуло, пока незнакомка, напротив, восторженно смотрела вдаль. — Думаю, дальше разговаривать здесь неуместно, — она умолкла на несколько секунд, подбирая слова, — Меня зовут Сатору Мирай, — она достала из кармана небольшую карту и показала её Суён. — Я являюсь стажером в компании «Eden Entertainment». Ищу новых трейни. — Чего? — лицо исказило непонимание и скепсис. — Я обязательно объясню. Только давайте сначала сядем на поезд. Мне совсем не нравится стоять под дождем, вам, думаю, тоже.* * *
Стало крайне неуютно из-за большого скопления людей, спешащих домой, в подземных пролётах. В какой-то момент Харукава упустила из виду Сатору и на секунду испугалась, встав в недоумении. Но почувствовав, как её правую руку взяли в свою, обернулась. — Не теряйтесь только, — тёплая рука Мирай держала Ким, причём достаточно крепко. Теперь ей стало спокойнее, но всё же, гул голосов вокруг доставлял дискомфорт, поэтому до платформы Маки предпочла дойти молча. Когда они заходили, контролеры буквально заталкивали их в вагон. Разумеется, было неприятно, хотелось отбиться или просто остаться в одиночестве. Она совсем забыла этот мир, за пределами школы Отчаянья. Однако в японском метро подобная практика — норма. Оказаться в забитом поезде было ни чуть не лучше, чем стоять под дождём. Девушки кое-как пробились в более отдаленный край вагона. — Что со мной происходит? Я никогда в жизни не боялась подобного. Мне нередко приходилось попадать в толкучку на заданиях, — это вновь заставило задуматься Маки над курьёзностью своей выдуманной жизни. — Не могу вспомнить точно... Но ведь... — что-то пронеслось за пределами её сознания. Чувство обиды поднялось в груди. Воспоминания Маки Харукавы скомкались, её голову заполняло всё больше новых, что выходило за грани понимания. — Успокоилась? — разорвал поток мыслей знакомый голос. — В смысле? — Тебе явно пришлась не по душе обстановка метро в час пик, — она резко изменилась в лице, — Простите, вы же не против перейти на ты? — Нет. Просто атмосфера удушает. Всё нормально. — Тогда перед тем, как я объяснюсь, представься. — Ким Суён, — Маки Харукава... Абсолютная Воспитательница... — Ты же не японка? — судя по выражению лица Мирай, та была даже рада подобной новости, — Ясно. Так о чём я говорила? — Трейни. — Да, точно! Трейни — это по сути те же стажёры в музыкальных агентствах. Вообще, этот жаргон обычно используют в Кореи, однако наш директор решил, что будет отличной идеей привнести этот термин в Японию. Оно и понятно почему, — в конце своей фразы она закатила глаза. — Вот как... Тогда почему стажёр компании ищет таких же? Разве этим не занимаются менеджеры или кто-либо подобный? — Ха-ха, вообще да, но... Как бы выразится... Это долгая история, — Сатору помрачнела от этого вопроса. Да, это была одна из тех самых длинных историй, от которой легче отмахнуться, чем объяснить, — Не суть. Мне поручили найти лишь одного стажёра-девушку. — Ясно, — в Маки это подняло ворох возмущения, но она не стала давить. Мирай быстро забыла предыдущую часть диалога и продолжила пояснения, — Так вот, видела когда-нибудь, выступления японских девичьих групп? — А-а... Это те пластиковые куклы, которые танцуют, строят милые лица и получают за это десятки миллионов йен? — лучше бы Харукава этого не говорила. — А ты думаешь, что они действительно получают за это миллионы йен, а не гроши? Что это так просто всё делать? Что такой образ выстраивает каждая? Что все действительно рады его играть?! — было очевидно, её задели слова Суён, причём очень сильно. Она процедила это всё с такой злобой и обидой, что собеседнице стало искренне стыдно за свои слова. — Прости, Сатору. Я лишь рассуждала о том, что видела в СМИ своими глазами. — Они говорят только о тех, кто на вершине шоу-бизнеса, а их единицы. Есть уйма случаев, когда участники подобных групп живут чуть ли не на помойке, а условия работы вовсе нечеловеческие. — Зачем ты говоришь мне это? Чтобы я точно убежала, не оборачиваясь? — иронично спросила Харукава. — «Eden Entertainment» немаленькая компания. У неё есть уже состоявшиеся артисты. Но вообще, я не питаю ложных надежд об этой работе, а врать кому-то, тем более, не собираюсь. И ещё, я более чем уверена, что ты не сбежишь, даже если единственное, что тебе предложат — шаткий кров над головой. — Вот как. Тогда объясни мне, Сатору. Почему ты выбрала меня, даже не слыша, как я пою? Может я солгала о своих умениях. — Не знаю, просто, — ответ до боли неуместный. — Серьёзно? Просто? — непонимающе спросила Маки. — Разве это не поручение компании, от которого зависит её карьера? — Да, просто. Хочу довериться твоим словам. — Но, если я тебя обманула, ты возненавидишь меня. Я ведь тебя подставлю перед начальством. — Нет, в конце концов, это только мой выбор: верить или нет. Сама буду виновата в своей беспечности, — невозмутимо-беззаботно ответила Мирай, сильнее прижимаясь к окну от давки. Резко возникло чувство дежавю. Очевидно, что она уже слышала точно такие же слова, от него... Ах, ей снова безосновательно доверяют. Здесь нахлынули воспоминания. Девушка отвернулась от Сатору. На глазах начали выступать ненавистные слёзы. От этого она резко прикусила губу, а на языке почувствовался знакомый металлический привкус. — Да что с тобой не так, Суён... Или же Маки, чёрт. Да я даже не знаю, кто я! Почему?! Я уже отпустила. Прекрати! — спор с самим собой, который ни к чему не приведёт — вероятно, самый бесполезный. — Это всё какая-то плохая шутка. Ты же видела, как умирала уйма людей! Почему ты сейчас разревешься прямо здесь из-за этого придурка?! — при этих мыслях она нервно бегала глазами по людям в вагоне, выискивая ту самую улыбку среди сотен серых лиц. — Он умер! Умер... Ты ничего с этим не сделаешь. Всю оставшуюся часть поездки девушке пришлось провести в таком неприятном состоянии. Пока она наблюдала, то заметила. Как же мало здесь счастливых лиц, — Общество перестало понимать ценность жизни, но почему те, кто ценил её, умерли?! Почему ты умер, Кайто? Когда они доехали до нужной станции, Сатору вновь взяла Суён, теперь уже под руку, и шла с ней так до выхода из метро. — Нам здесь совсем недолго идти. Да и, похоже, дождь закончился. На улице посвежело, дул неслабый ветер, который заставил девушку вздрогнуть. Стоял запах промокшей пыли с землёй. Харукава шла за Сатору. Пройдя мимо множества тонированных офисов, а затем завернув за угол, Маки узрела отдельное массивное здание, отличающийся от других. На нём висела крупная белая светящаяся вывеска «EDEN», а чуть ниже и более мелко «ENTERTAINMENT». — Во что я вообще ввязываюсь?