***
В осенней Сибири, однако, утро начиналось немного иначе. Еще сонный и болезненный Вова сейчас находился под опекой Матвея, нежели Коли. Новосибирску посчастливилось отправляться на сбыт кредитов, а потом на обещанное заседание по делам экологическим, не говоря уж о том, что был он здоров, как конь, может, как бык, а может – как кит. Режим сна Владимира, в общем-то, был немного сбит. Дело не в каких-то странных делах политических – в банальной небольшой отставке от времени Сибири и Востока. Хотя он и не жаловался. Под руководством Томска пришлось заставить и находящегося там по соседству Максима будить... тот выругался, а на вопрос о том, что Дофаминчик уехал по важным делам, нисколько не сжалился над репециентом, принимавшим в себя чуть ли не больные дозы формальной крови, аля плохого настроения. Слушая речи о бинарных соединениях, нельзя было не сказать, что Вова совершенно не увлечен... еще как, даже, наоборот! Ведь это так интересно – узнавать о происхождении сульфата! Настолько интересно, что даже... – Вова? Вова-а! Вы слушаете? – из-под будто шелковых ресниц Владивосток открывает глаза и смотрит на Матвея, что любезно примостился рядом, напоминая о том, что он, как бы, все еще тут. И никакие интересные вопросы химические от него, – увы, – никуда не уйдут. Вова лишь обреченно вздыхает, понимая, что второго засыпания Томск ему уже не простит. А тот лишь касается горяченького лба Владимира, а затем по-маменькому цокая в удивлении. – Опять поднялась... да чтоб ее! – Мотает головой и поглаживает волосы Вовы. Тот лишь вздыхает. – А ты не боишься заразиться? – с надеждой спрашивает, смотря на Матвея. Тот лишь мотает головой, пожимая плечами. – Совершенно нет. У меня крепкий сибирский иммунитет, – Тумов посмеивается, через секунду продолжая говорить свои речи. Вова же обессиленно опускает голову обратно в подушку, зажимая ее своими руками. – Когда уже Коля приедет... – Матвей на это смеется в голос. Удивительно, что Вова ведет себя словно ребенок. Но ведь на самом деле по факту все еще является ребенком, хоть и очень взрослым. – Он уехал полтора часа назад, потерпи. Должен вернуться через полчаса точно, потом конференция, не забыл? – Ы-ыгх... – вновь обреченно укутывается в одеяло Владивосток, в ответ лишь кротко кивая. – Помню... э-ах.. ну, как хорошо, что я тут, хе... Его щёчки розовеют, а губы приподнимаются в немой улыбке. Томск тоже улыбается, замечая этот маленький милый жест от Вовы. – Николая не терпится увидеть? – он будто дразнит, но совсем безобидно, совсем по-другому, не как у Романова и Московского, чьи рты иногда забываются в погонях за лучшей шуткой, а по-доброму, будто общается с ребенком. – Так сильно понравилось тебе? – Сильно... – теперь уже не сдерживаясь, Владимир улыбается словно чеширский кот, расплываясь в подушке. Матвей мило хихикает. – Ты, должно быть, и сам знаешь, но Коля тоже мило краснеет при виде тебя, – рука вновь ложится на кудри Владивостока, сопровождая его в сонную неваду. – Знаю... – и он вправду знает. То самое милое чувство, когда Коля старается выразить свою существующую любовь не в виде научных терминов о выделении подобных белков или так далее, а простыми неловкими действиями. Когда по душе расплывается тепло, а тебя нежно-нежно прижимает и гладят по спине, успокаивающе целуя под мочку уха, в щеку, в лоб – словно вы не пара, а мамочка и сын. Знает, когда худые руки Николая пробираются сквозь ткани верхней одежды не ради грязных помыслов, а ради того, чтобы банально согреть милого Вовочку. Все это лишь заставляет его душу часто тосковать и изливаться Лëне, когда они остаются вдвоем, ведь больше об этом не знает почти никто – теперь Матвей. – Спи, малыш, я постараюсь дозвониться до Коли и попросить его купить тебе лекарств, – Тумов привстает с кровати и набирает номер, после чего идут холодные гудки и вибрация. – Да-да, я уже еду домой, – доносится хриплым голосом из трубки, а Матвей вновь улыбается отвественности Николая. – Тогда, будь добр, заедь в магазин и купи «Парацетамол», пожалуйста, – Тумов немного приостанавливается, словно задумавшись, затем произносит. – И пачку мармеладок. – А за-.. понял, – невидимо кивает Новосибирск, заворачивая к магазину, бросая трубку. Теперь осталось только ждать, когда он приедет обратно. Все-таки Вова сильно обрадуется, увидев в руках Сибирякова пачку мармелада лично для него. А Матвею останется лишь вновь умилится с его детской реакции, наполненной взрослым мужеством города-центра. Словно сидя на иглах, Вова подпрыгивает, когда входная дверь отпирается. Сейчас это больше похоже на сцену из детства: Отец семейства приходит с работы, а дети долго и верно ждут его, чтоб потом мнгновенно окупировать и не дать прохода старшему. Правда, Вова обращать внимания на пакетик в руках Коли пока что не стал, скорее засыпал миллиардом и одним вопросом, на которые Новосибирск, ценивший личные вопросы и не только, дал миллиард и один ответ. А Матвею услада – видеть столь активного, того и гляди здорового, Вову. – А что ты принес? Парацетамол? Фу-у! – он мнгновенно схватывает пакетик и начинает вскрывать, после чего вновь засияя. – А..а..это?.. – Тебе, – произносит Николай, пододвигая пачку мармеладок ближе к Владивостокв. В глазах пляшут бело-желтые огни радости, словно болезни и не было. Вова вскакивает и прижимается к Сибирякову, заключая в большие, нежнейшие и теплые объятия, на которые Коля послушно отвечает, обнимая в ответ. – Спасибо, я поделюсь! – Владимир целует в скулу Колю, а тот не знает, куда деть себя под присмотром Матвея, который одобрительно кивает, и Николай в ответ целует его в щечку, затем отстраняясь. Вова берет его за щечки и трясет головой. – Я бы тя съел, честно! Ты такой милый, – немного мотает руками, пока Новосибирск смеется, хватая Вову за запястья. – Еда это хорошо, но пойду-ка я разденусь... – озабоченно произносит Николай, проходя в свою комнату. Вова же довольный находится, трескает мармеладных червяков, мысленно благодаря Матвея.***
– А я бы сейчас ничего не ел бы... – тоскливо и приглушенно доносится из-под перьевой подушки. Кудри цвета дуба, сейчас распластавшиеся по белью, совсем закрывает обзор. На волосы ложится светлая рука, потирая голову. – И вот что мне с тобой делать, блин... еле выбрался из страны, а тут ты заболел... – мрачно произносит Евгений, вздыхая. Конечно, сейчас очень трудно выехать из Украины, но благо, когда ты город, у тебя есть некоторые привелегии. – Лечить, что же ещё, – Донской усмехается, поворачивая голову в сторону Одессы и тянет руку, чтобы поправить челку, закрывающую глаз. Женя кривится, вместо этого перехватывая ладонь за запястье, и целует. – И вот как тебя угораздило... – измученно ворчит, но с заботой матери встает для того, чтобы забрать с тумбочки лекарство. – И чего ты им наврал по поводу оспы? Я не врач, но ты вроде не в крапинку. – И не в полосочку, – отшучивается Ростов, присаживаясь для того, чтобы отпить от стакана и проглотить таблетку. – Да ладно, обычный ковид, переживем... – В который раз, – Женя тянет пальцем и забирает стакан, оставляя пылиться на полке. – В любом случае, будь ты в крапинку, Московский бы решил, что чума из Монголии к Дону сбежала. – То давно было, летом еще. И вот надо Сашке свои 5 копеек... – он негодует, сжимая простыни. – Петр I, Петр I. Пальцы Леши складываются в силуэт передразнивающей формы, как только он начинает искажать Романова своими словами, а Одесса смеется, заваливая Донского на кровать. – Пф, да вот ты прикопался к этому очкастому. У тебя просто настроение испортилось после этого миракля, боже. – Женуш, ну... э-эт.. – Алексей отодвигается от него, пихая подушку в лицо, а затем дико смеется. Представить лицо Жени довольно просто: Искривленная гримаса испуга, а вместо челки красуется большое гусиное перо. – Я те щас! – с секунду погодя Одесса бросается на Лешу, уже заседая полностью. Парень начинает "колотить" пером Ростов, который только и может, что пытаться справиться с чихом и смехом одновременно. – А-а! Понял-понял! Не.. пх-хе.. Не б-буду больш-...А-А-АПЧХИ! – не справившись со своей почти главной миссией, Донской чихает прямо в лицо своего брульянта, только потом понимая, что натворил. – Ой, емое....– – Лë-ëша! Я заболею теперь! – он начинает судорожно трогать лицо, пока Ростов искренне смеется, подминаясь под тело любимого. – А что я Димке скажу?! «Здравствуйте, Киев, меня обчихал мой муж, я болен, вот те на те справку в руки!»? Ростов по-прежнему смеется, а затем толкает его в бог. – Ни Сы – Джен Синсеро, – отшучивается Леша, кладя свои руки на одежду над лопатками Одессы, притягивает и целует. – Я не такого позволить се могу! – Казачок, я тебе больше не дам... – он угрюмо смотрит прямо в глаза Ростова, немного отодвигаясь. – Никаких лекарств! – А я уж думал... – А ты меньше думай! Ну, все, смерть мне обеспечена, – Евгений драмматично кладет руку на лоб, а затем с лицом в виде измученного лебедя, падает и умирает с таким видом, будто он не Одесса, а Гамлет какой-нибудь. – А ты больше фиалки любишь или розы? – Алексей меж тем игриво перебирает волосы "умершего" Жени. Тот мнгновенно открывает глаза, но только лишь чтобы сказать. – Фиалки... – Тогда на могилу тебе розы принесу. – Охринел! – и вновь наигранно возмущается брульянт, вспархивая, словно оживший. – О, ожил! – Ростов хлопает в ладоши, пока Евгений не оказывается вплотную к его лицу, целуя в реснички, будто старается совершить месть, а кто знает – вызвать на дуэль. – Я.. Ай-ай-ай! Вторая пытка над больным! Я скоро так... ре..ре..ну, этим, репецитэном стану! Женя хихикает и отстраняется. – Рецепиентом... рецепитэн.. – Да подумаешь... – он отмахивается и ложится обратно на кровать, притягивая к себе Одессу за талию, шепчет сладко-сладко... – хотя, не думаю, что мне понадобится твоя кровь... – Ты опять под подушкой пистолет запрятал? – Леша невинно отпускает Женю и спихивает «Макарова» с кровати. Падает оружие с характерным стуком, а Евгений с таким же звуком воздыхает. – Вот сыграет это с тобой злую шутку однажды... – Не сыграет, я ж этот, типа... гипер...гипер с.. – Да ну тебя, я сам не помню! – Одесса отмахивается и спихивает на зло Лешу с кровати прямо к пистолету, а потом, хихикая, садится сверху. – Э-э..ты чего удумал, брульянтик? – Леша слегка усмехается, инстинктивно положив свои кисти рук на бедра Дунайского. Однако тот юлит, осторожно их убирает и насмешливо смотрит – вот-вот высмеит Донского. Хотя, впрочем, оно и произошло. – Приглашение на завтрак от твоей жены, ничего особенного, – Евгений ластится, словно кот, поджимаясь к Леше, а потом встает и протягивает руку. Алексей, усмехнувшись, берет ладонь и встает, а затем оба идут на кухню, хоть Донской и особо не голоден. – Честно, Жень, чувствую себя так, будто не заболел, а с похмелья умираю, – садясь за белый стол, говорит Лёша. Меж тем Одесса начинает доставать продукты из холодильника, в котором заметно прибавилось еды после приезда Дунайского. Дело было в том, как только Женя приезжат, он сразу же идет смотреть в холодильник, где у Леши иногда и не только мышь повесилась. А потом начинается отчитывание и все остальное, как бывает в духе мам или жен. – Тебе чего? – поворачивается украинец с характерным видом, Леша лыбится, но отвечает. – Я кашу люблю, твою и ничью больше. – Вот ты гад... – он сжимает кулачки, понимая, что Леша сейчас буквально заставляет его специально готовить, ибо каша закончилась еще вчера. Но для любимого действительно грех ли не сделать его фаворит? Конечно, будет грехом, поэтому парень аккуратно берет упаковку с крупой и засыпает в кастрюлю. Не успев оглянуться, Одесса краем глаза замечает, что Донской держит в руках кроссворд и думает: «сейчас начнется..» – Жень, отгадай загадку: кругом волоса, а посередине колбаса, – казалось бы! Существует столько загадок, но Лёше надо выбрать... именно такую. – Леша.. – пыхтит Одесса от неприемлимости, а Ростов только смеется. – Что? Милы-ый, ты о чем подумал? Правильный ответ: кукуруза, – казачок смотрит с гаденькой ухмылочкой прямо в глаза Жени, который будто стал красным, словно роза и слегка обиженным. Спустя пару минут на плите уже варится крупа, а Женя мимолетно помешивает ложкой содержимое кастрюли. Росто все продолжает читать сканворды. Евгений вздыхает. Как жалобно и слабо выглядит обычно веселый Леша. Сейчас он явно поник, то видно даже невооружённым глазом. Леша словно пытается давить из себя суразные чувства, чтобы не давать и его "жене" поникнуть. Ведь все-таки Одесса приехал сюда радостный, окинувшись сразу же в объятия Алексея, то и уехать должен радостным и веселым, тоже напоследок окинувшись в объятия любимого, а не просто робко подойти и грустно обнять. Хотя Донской был уверен в том, что у него получится развеселить Женю любым способом, он старался все-таки держаться в узде и держать его в узде, чтобы тот не смог поникнуть. Тянулись минуты. Тянулось молчание. После небольшого анекдота Алексея, они больше не разговаривали. Одесса размышлял о том, что должен не скатываться и не плакать вместе с Лешей о том, что оба больны. А Ростов – это Ростов – тому много не надо. Он листает журнал, не задумываясь о большем. Но все же время не остановить, оно все льется, пока не досягает зависимости температуры в кастрюле. Перед самым носом Алексея ставится тарелочка с кашей, как тот и заказывал. Приятный чудный аромат сливочного масла, что Женя положил для вкуса, и сахар доставляют удовольствие сразу после показа блюда. У Донского словно в глазах жизнь ребячья – будто не было злых и страшных кульминаций, будто никто не умирал, будто ничего не происходило ни в какие 90. – Это чудесно! Иди-и-и сюда! – он тянется к Жене и, обхватывая щечки недовольного личика, целует его куда попало: в щечки, в губки и в глазки, поправляя челку. Евгений мнгновенно растапливается и чрез секунду уже садится напротив Алексея. – Приятного. Я, кстати, старался, – самодовольно лыбится, забывая про недавнюю шуточную обиду. Ростов усмехается и с детским видом начинает аппетитно поедать кашу. – Оно и фидно! – говорит с набитым ртом пока в глазах звездочки мерцают. – Ты фаще прекрафно готофишь! – Подавишься щас, Леш, – он будто мамой тянется к Алексею и нежно поправляет локоны кудрей казака. – Не подавлюсь! – возражает Ростов и продолжает увлеченно есть. Конференция должна состояться через полчаса. Одесса слегка беспокоится, что делать, ведь, наверное, придется покинуть комнату, сидеть в зале. Но не хочется оставлять Лешу, хотя бы раз посмотрев на их разговоры, кои он не видел никогда. Конечно, по рассказам Алексея, ничего особенного и уж, тем более, интересного нет в них – большие дяди по-взрослому обсуждают "важные" политические и экономические особенности и проблемы их округов и городов, но Женя сам не против посмотреть на «Цирк чистой воды!» – как славно выражался его Лешенька. – Леш, а ты разрешишь мне рядом побыть, когда с другими административными центрами ФО общаться будешь? – с надеждой закатывает глаз Евгений, накручивая на пальчик волос Алексея. А взглядом щенячьим прожигает глазки Алексея, на что тот не может не умилиться. – А тебе правда так хочется? – О-очень чешется... – Тогда ладно! Может, пущу в кадр... хотя, знаешь, не будь тебя, я бы без вебки в одних трусах сидел. – А я-то тут причем... и сейчас можешь, – Женя улыбается, смотря на Лешу опасным взглядом. Тот отмахивается. – Я болею, холодно станет... – А не будь меня, ты бы не болел, да? – Да ты бы и не приехал, если б я не болел, – Донской ловит на факте, и Жене остается только кивнуть в согласии. При первом звонке, как только Алексей ответил на вопрос "как твое самочувствие?", Женя сразу огласил, что идет собирать вещи и пересекать границу хоть под землей. – Ладно, Леш, у тебя телефон вибрирует... – Одесса указывает на телефон, где в шторке уведомлений высвечивается уже инструкция Михаила Юрьевича, присланная им только что. Инструкция о входе в звонок. – Оно? – Да епрст...! Вот.. вот зачем эту фигню обязательно так рано...-!! – Леша негодует, быстро впихивая в себя остатки каши. Жене лишь остается наблюдать, как тот мнгновенно идет в комнату и садится за комьютерный столик. Евгений со вздохом остается наедине с непомытой тарелкой, уже бывшей, каши.***
– Аллеу... ме-...ня слы...шно? – на экране монитора появляется ужасно плохая картинка с изображением лица Михаила Юрьевича, от которого Пятигорску вспоминается тот самый мем с кричащей девочкой, исполняющей песню Уитни Хьюстон. – Слы-ы-ышно, – вальяжно протягивает Григорий, который первый появляется в конференции. – Только качество будто из Оймякона вылезло, ей-богу. – Се...йч-..ас ты.. у меня... из Ойм..-..якона вылез...ешь! – слова проглатываются, а Гоша лишь смеется, прикрывая рот рукой. Он сидит с включенной камерой и, как положено, черной рубашке. Однако никто не знает, что на самом деле скрывается на дне айсберга... А именно – характерные для Бештау трусы с волком. – Не, не, не! Давайте остановимся на том, что вам нужно наладить связь с интернетом... Александр с вами? – смешливо спрашивает Григорий, миленько улябаясь. – Со..мн-..ой.. – далее уже приглушенный крик слышится, отдаляясь. – Шурик... сюда ид..и.. – Да как...ой...я.те...-.. Шу...! Рик!!!... – слышится бац! Как будто что-то тяжелое треснуло по микрофону. Гоша в наушниках жмурится... И думает про себя «Вот это "Шурик" тряснул... да у Московского полбашки снесло, если не больше...». Видео внезапно пропадает, а микро отключается. – Приплыли... – говорит Гоша, закрывая рот рукой. – Куда? – из микрофона слышим голос другого человека. Бештау, обрадованный тем, что он здесь хоть не один, проверяет вкладку дискорда и видит появившегося Костю. Он сидит в какой-то непривычной атмосфере. А сзади слышатся какие-то разборки. – А ты где... – спрашивает недоумевающий Гоша, разглядывая картину сзади: будто чьи-то красные пряди летают... – В Сибири, – хриплым тоном отвечает Константин, даже не смотря назад. Он лишь поднимает большой палец, указывая на ребят подле себя. С секунду погодя, Пятигорск замечает, что это Руслан и Юра... – Как кошка с собакой... – А что ты там забыл? – он приближается к камере и стучит по ней рукой, зачем – непонятно. – Мы с Челябинском поехали сюда ради создания союза по улучшении экологической ситуации в их городах... – голос Уралова звучит устало, будто ему уже успела сожрать все мозги возня на заднем фоне. – И ничего не получилось? – Конечно, не получилось... Только Юра сначала пропал на 2 дня в Красноярск, а вернулся другим... – Костя потирает лоб. – Еще пуще стал гомофоб...– Не успевает Екатеринбург договорить, как на его голову сваливается то ли книга, то ли тапок. Бештау так и не понял, что то было, но обеспокоенно спросил: – Костя? Костя... – он приоткрыл рот. – Ах, вы..– Видео вновь выключается... Но микрофон все еще активен. Пятигорск был готов крест выискивать по комнате, лишь бы не слышать стольких очень интересных слов оскорблений, коих он никогда ранее даже не слышал. Лишь челюсть сказала "пока" бедному Гоше. Он вновь остается один в звонке и грустно крутится на кресле, обрамляя колени руками в ожидании новых людей. К ему счастью, уж к сожалению ли, но видео у Московского вновь включается, и Гоша опускает обнаженные ножки обратно под стол, становясь порядочным городом. Вид у Михаила Юрьевича слегка странный: на лице явно написано «ПОМОГИТЕ», а сзади сидит Саша с таким видом, будто сейчас готов убить его сковородкой на месте. – А.. вы наладили? – спрашивает Пятигорск с осторожностью, глядя в камеру. – Наладили, – отвечает Московский мрачным тоном, смотря на Санкт-Петербурга. Гоша молчит, хихикая у себя где-то внутри. «Семейные разборки» – решает не говорить, чтобы не портить настроение ни им, ни себе. – А что с Константином, что там... – Москва прищуривается и характерно щелкает мышкой. К слову, микрофон был выключен, Пятигорск даже почти не заметил этого, прислушавшись к мату. – А у них там... что-то случилось... вроде... Ну, короче, ему в голову прилетел тап..книга и... – Бештау колеблется, чтобы сказать это. – Понятно. Позвоню ему потом... –суетливо произносит Саша, отлучаясь от Москвы. Григорий замечает Александра в тапочках и хихикает. В звонок меж тем подключается новый участник, оповещая всех об этом звуком дискорда. – О, заболевший наш! – Московский саркастично усмехается, смотря в камеру. – А я-то думал ты в крапинку будешь... – Нет, я теперь корону ношу, – Ростов пожимает плечами. Он одет совсем просто: на белую футболку ради приличия одет темный пиджак, а сзади все крутится Женя, стараясь не попадать в камеру. – А Евгений там тоже с тобой корону носит? – усмехается Москва,кажется, замечая мечещегося Женю позади Леши. Тот хмурится и фыркает. – А какая разница? – Одесса с секунду пропадает из кадра. – Да никакой. Просто Евгению лучше знать, что это собрание исключительно для ФО! – будто специально громко и гаденько произносит фразу Москва, стараясь заглянуть в камеру "по самые гланды". – Отстаньте от моего брульянта, – Ростов помахивает ручкой, драмматично закатывая глаза. Московский только плечами пожимает да усмехается краше. – Как скажешь. Спустя полминуты почти молчания, к видеозвонку подключаются, именно подключаются, восточный и сибирский. Они оба выглядят опрятно: лишь у Вовы слегка покрасневший нос от насморка. Оба сидят в официальных костюмах – вот только теперь полностью, от рекомендаций Николая не сбежишь, как это сделал Екатеринбург, сбежав в Красноярск к Юре. Сибиряков приветствует всех здравием, а Владивосток, находящийся чуть ниже ростом, кивает и улыбается, стараясь прижаться ближе к Коле. – Значит, ждем только... – произносит Москва, смотря прищуренным взглядом на монитор экрана. В это время к столу подходит Романов и садится рядом с кружкой чая. Характерный звук подключения вновь раздался в общем звонке. Удивительно было то, что Святослав разобрался у системе звонков и аккаунтов в дискорде. Хотя, может, кто знает – может, Слава ночами дрочил доту... Ведь в тихом омуте, как говорится. – То-то все в сборе! Начнем же! – радостно пробасил Москва, осматривая список участников. – А начнем с чего? – радостно спросил уже заскучавший Гоша. – А с того, как вы покажете мне свои отчёты... Рутинная работа центров ФО сейчас составляла важную часть проведенной конференции. Каждый делился собственными успехами и падениями в различных областях, а Москва кивал, хоть его изображение снова измученно зависало. Однако по итогам сей триады выяснилось, что Владивосток сконца прошлого собрания отметил юбилей забирания Леонида, сего же Хабаровска, из тюрьмы после. очередных «субботников», ака митингов. Москва пообещал разобраться, но ведь ясен день – все в пень, – никто и разбираться не стал бы, однако. А у Новосибирска только взлёты – и то настоящие. Руслан даже похвастался, услышав из микро Кости о том, что «Теперь предложенные курорты на Северный полюс могут стать его правдой, выкуси, сраный Краснодар!». Правда, все планируется лишь только с 24 года, но Московский не сомневался в том, что Коля сможет должным образом проконтролировать Красноярск в этой области, чтоб лишний раз не крякал по этой теме. И, конечно, не обошлось без продвижений в шутках Гоши, отчего даже сам Святослав улыбнулся, демонстрируя всем, что он совершенно не бездушный медведь... коим кажется. – Значит, слушайте!... – он что-то весело бормотал, пока остальные совершенно не внимали Гоше, ведь, – правильно, – а зачем? – ...что ты смотришь на меня? Раздевайся, я твоя! Услышав это, лишь Святослав, впрочем, и улыбнулся. Единственный уважающий здесь человек, о коем отозвался Гоша, светившийся от счастья. Дело, правда, было в том, что это была загадка, но ведь не суть, если ответ уже понят... А у казаков беда чуть ли снова не случилась. Все дроны да дроны, летят да летят, ощущаясь словно шишками в лоб Донскому. Тому уже по горлу надоело время, когда в его город чуть ли не насильно войска въезжают, то механические орлы летают, пока Алексей спокойно шашлыки на природе жарит. На что, впрочем, Миша только плечами пожал, проговаривая свое сухое согласие на фоне его тезисов. Никакое финансирование не спасло бы от иностранной атаки, так что Ростову осталось лишь оставаться терпилой и спать под подушкой с пистолетом, а Одесса потом еще и удивляется. Процесс все шел и шел, пока они не добрались на тему все той же помощи столицы остальным ФО. Однако к почти половине обсуждения, когда речь дошла до Петербурга, обнаружилось странное исчезновение Романова, на что Москва нервно отозвался тем, что ему стало немного плохо. Да и вообще сидел он сегодня на иголках, весь потел и словно температурил, краснея и краснея. Пыхтел тихо и рвано, прям как будто... – Пожа-ар! – раздалось где-то на фоне Кости. Сзади снова носились Челябинск и Красноярск, словно дети, играющие друг с другом. Однако, до этого не обращавший внимания Костя на этих "утырков", сейчас тонально не выдержал, а все просто – на голову теперь и вправду приземлился предмет... и увы, ни какой не тапок, а настоящий старый черный монитор. Костя тогда еще грязно выругался, отчего даже у Татищева бы уши в трубочку свернулись. А после темнота и звук, кажется, пыток Руслана и Юры... – Ну, что ж...вернемся к нашей...теме.. – Москва, стараясь не обращать на звуки, исходящие из микрофона Уралова, продолжил свою речь о том, какие плюшки, включая 4 млн рублей, потребуются от ребят в этот раз, чтоб он смог их пронспонсировать. Однако к конференции Костя не вернулся... Известно, что стало с ним – только может стать лишь Новосибирску, и то тот пообещал, что все узнает, но волноваться не о чем (только если Руслан взаправду квартиру не спалил.). – Ну, ладно, не маленький уже, – неохотно произносит Москва. Под конец все стало веселее, вернулся Петербург, который стал сразу же спрашивать Мишу о том, что случилось пока его не было, так выразительно выделяя актерскую игру. Миша, конечно, спокойно отмечал.... А Пятигорск все болтал без умолку с Ростовом, пока Одесса на фоне чуть волосы не рвал, когда слышал, как Лёша называет Гошу "Гошуля". Ярость будто и могла собираться только в ладошах, но в итоге успокоился под небольшим незаметным объятия и поглаживания на стуле со своим любимым. В целом, соскучилось бы совсем скудненько, если бы все тот же Бештау предложил поделиться с остальными своими философскими мышлениями и... – Гош, да мы поняли, что ты придерживаешься возвышения уток до уровней магистра, – обреченно произносит Владивосток, смотря в вебку. – А-а! говорил уже... тогда слушайте... – поделился бы Бештау заученныии историями от Великого Новгорода, да только выходили они в исполнении Пятигорска просто ужасными. И наступает неловкая тишина, которую обычно в компанияз разряжает тот самый чувак, который живет на приколе, а рофл – его второе имя. К сожалению, здесь таких нет, лишь приближенные – Гоша и Леша, однако из первого уже выжались последние соки здравых шуток, он будто больше не чувствует себя клоуном, т.к. внимание публики переключилось исключительно на них самим. И.. Все бы действительно ничего, если бы в минуту, словно в дар уважения, молчания, которая медленно течет в 2 минуты, 5 и вскоре 10. бесцветное окно Кости и выключенный микрофон все еще пребывали на экранах. Отсюда, однако, происходят смешные и забавные вещи. Внезапно спокойствие многих членов конференции заменяется вскрик. А затем раздается жестокий басс и басовая музыка. О..нет.. В кадре появляется неприемлимый Руслан, который под характерную мелодию – «Твою маму мы убили и плясали на могиле» трясет пальцами. Сзади сидит связанный Татищев и пытается выбраться из пут скотча... на формах лица.