Дела на Большой Сухаревской площади

Геннадий Ильич перекинул свой вес на другую сторону кровати и блаженно опустился рядом с тяжело дышащей супругой. Комната освещалась сумеречным светом, и он с неудовольствием увидел, как Ирина Алексеевна закинула руку в поисках подушки и поспешила подоткнуть ту под голову. — Ир, ляг на мою руку, — он потянул ее за кисть, не обращая внимания на притворные сопротивления. Она примостилась на его плече, и он с трепетом вдохнул запах ее волос. Приятная дрожь прошла по обнаженному телу, когда она провела теплой ладонью по его груди. Кривицкий снова припал к ее лицу, оставляя россыпь поцелуев по всей его площади. Павлова смешно отбивалась, и их действия превратились в шуточную борьбу, где Ирине Алексеевне суждено было проиграть. — Ну все, Ген, сдаюсь, сдаюсь! Он поторопился забрать награду в виде ответного поцелуя. — Слышишь? — спустя некоторое время Ирина Алексеевна положила ладонь на его губы и навострила уши. Геннадий Ильич, забавно скривившись, тоже прислушался. Едва различимо раздавалась вибрация чьего-то из их телефонов, давно позабытых в гостиной. Кто-то настырно названивал им, не желая прерывать попытки. Кряхтя, утомленный Кривицкий поднялся с постели и поплелся отвечать на звонок, тогда как Павлова, приложив недюжинные усилия, заставила себя протопать в ванную. Она вернулась, уже одетая, застала спешно запрыгивавшего в собственные брюки Кривицкого у края их кровати. — Что случилось, Ген? — обеспокоенно спросила она. — Ир, к нам сейчас Лешка подойдет, — каждая последующая фраза мужа сопровождалось поочередным натягиванием футболки и носков. — Он будет не один. Они почти у подъезда. Ирина в оторопи уставилась на Гену. — А чего он раньше не предупредил? Мы сегодня с тобой ничего не готовили даже. И с кем это он будет? — Мм… С Майей Николаевной Захаровой, они встречаются, я разве тебе не говорил? — Нет, — Павлова по-прежнему неподвижно стояла, наблюдая, как Кривицкий мечется по спальне, наводя порядок. Он переместился в коридор, успел ответить на сигнал домофона, чтобы отворить подъездную дверь, и нервно постукивал ногой в прихожей, размышляя, выйдет ли Ирина к гостям или притворится, что ее не существует. Но приведшая себя в полный порядок Павлова появилась, гордой походкой прошла к нему и положила руки на плечи супруга. — Успокойся, Гена, это же сын твой, а не гонец с дурной вестью. Ты почему разволновался? — Просто так неожиданно. Ты не сердишься на Лешкину спонтанность? — Пока не знаю. Если что, отыграюсь на его отце и… накажу. — Отца? — уточнил. — Отца. — Да? — оживился Кривицкий, притягивая ее к себе за талию. — И как же ты его накажешь? — горячо шепнул у ее уха. Раздались шаркающие шаги, и в дверь позвонили. — А это вы узнаете в следующей серии, — засмеялась женщина, отстранившись. Шумно вздохнув, Геннадий Ильич дернул ручку двери. На пороге с раскрасневшимися щеками красовались Алексей с бесчисленными бумажными пакетами в руках и Майя Николаевна, которой никакой ноши не досталось. Молодые люди были приглашены внутрь, и хозяйка квартиры, дабы сгладить неловкость первых минут, протянула Захаровой в знак приветствия руку. Та, приятно пораженная, пожала ладонь заведующей в ответ. — Здравствуйте! Привет! — раздалось четырехголосие. — Ирина Алексеевна, вы извините, что мы нагрянули без спроса. Это все папа виноват, я ему тысячу раз звонил, а он трубку не берет! — начал оправдываться Леша. — Мы вас тоже набирали, — вставила Майя, глядя в сторону Ирины. — Вы были недоступны. — Да? — растерянно моргнула Павлова, чувствуя легкий румянец на щеках. — А мы с Геной… Геннадием Ильичом убирались. Не до телефонов было. — Понятно. Пап, возьми пакеты. Геннадий Ильич с любопытством заглянул в их содержимое и обнаружил похожие между собой контейнеры с эмблемой японской кухни. Значит, Лешка прикупил роллов. А Ира насчет ужина переживала. Молодец, сын, хотя бы не с пустыми руками явился! Медицинские работники прошли в кухню; несмотря на протесты Павловой с Кривицким, Алексей настоял на том, чтобы все расположились за барной стойкой, которую он полюбил когда-то с первого взгляда. Пока разливала гостям чай, Ирина Алексеевна с подозрением наблюдала за ними, потому как лица у прибывших были чрезвычайно виноватыми. Неужели из-за внезапного визита? — Какие новости? — разбил тишину Алексей. — Да никаких, — отозвался Кривицкий-старший. — Все более чем хорошо. А вы как? Майя Николаевна, мне не должно быть стыдно за этого молодца, надеюсь? — Нет, что вы, — ответила Захарова и бросила напряженный взгляд на возлюбленного. — Что это с вами? Что-то произошло? — осведомился Геннадий Ильич так быстро, что добродушная улыбка, появившаяся еще с момента встречи молодых людей, не успела покинуть его лица. — Все нормально! Давайте поедим, я страшно голодный, — с этими словами Алексей разъединил деревянные палочки и приступил к трапезе. Пока ели, Павлова отметила, что Майя Николаевна очень даже приятная молодая девушка, в сына Гены, похоже, действительно влюблена и такая же легкая на подъем, как и он. Она была женственна и красива, черты ее лица были благородными, не резкими, губы имели четкую форму, а глаза оставались выразительными даже без косметики. Она невольно сравнила ее с избранницей Артема, и выигрыш оказался на стороне Кривицкого. Во всем люди с фамилией Кривицкий выигрывали ее всю жизнь, особенно Геннадий Ильич. И в крепости семейных связей, и в учебе, и в профессионализме, и даже должность у нее отбирал… Раньше это злило Ирину, а теперь превратилось в привычный факт, не вызывающий раздражения. Она его любит. Любит. И никому не отдаст. Даже плену собственной зависти. Алексей отставил кружку с чаем, окинул мимолетным взглядом Павлову и остановился на отце. — Пап, я решил уехать в Израиль. Кривицкий-старший подавился напитком и громко закашлялся, и его жена в беспокойстве потянула к нему руки. Он быстро оправился и сиплым голосом уточнил: — То есть как это? — Мне надоело жить в Москве, хочу сменить обстановку. В конце концов, я никогда не задерживаюсь на одном месте долгое время, — спокойно объяснил Алексей. Геннадий Ильич никак не прокомментировал сказанное сыном. Его родительское сердце неприятно заныло, горло перехватило, разочарование сковало его разум. Видя состояние мужа, Ирина Алексеевна вмешалась в диалог: — А как же работа? Я думала, вам у нас нравится. — Да, Ирина Алексеевна, у вас супер, но я все равно надолго оставаться не планировал. Я человек-сканер, мне необходимо постоянно увлекаться новым. Вы же меня отпустите? Не понимая странного определения в речи Кривицкого, как если бы оно прозвучало на другом языке, Павлова снова посмотрела на мужа и вынужденно ответила: — Конечно, вы же не пленник. А вы, Майя Николаевна, в курсе решения Алексея Геннадьевича? — обратилась она к молодому врачу. — В курсе, — улыбнулась та. — Поэтому я тоже подаю заявление на увольнение. Мы с Лешей вместе уедем. Павлова обомлела. Сразу два работника с бухты-барахты исчезнут из ее отделения? И это после ухода Куликова, произошедшего на днях? — Только по истечении двух недель, пока я ищу вам замену, — бросила заведующая в сторону гостей. Майя кивнула, а Алексей с интересом уставился на супругов. — Можно вопрос? — Кривицкий-младший снова включился в обсуждение. — Вам двоим кто-нибудь звонил из Склифа сегодня? — Нет, у меня вообще телефон молчит целый день, — Ирина Алексеевна пожала плечами. — А что, должны были? Геннадий Ильич молча направился к дивану, чтобы захватить их средства связи. Протянул мобильный жене и пролистал свой список входящих вызовов. — Ой, мне Фаина с Ниной звонили, миллион пропущенных. И от тебя столько же, — сказал он сыну. — Ир, а тебе разве никто не набирал? Мне-то наверняка трезвонили, потому что ты не отвечала. Павлова нервно тыкала в экран, недоуменно прищуриваясь: — А у меня пишет, что сим-карта не вставлена, это из-за чего? — Давайте сюда, я посмотрю, — предложил Леша. — Пап, ты кому звонишь? — Нине Дмитриевне, она же хотела что-то, — пояснил он. — Сбрось! Мы сами все расскажем. Кривицкий послушно отключил телефон и с неподдельным интересом уставился на сына, Павлова полностью скопировала выражение мужа. Алексей в красках и всех возможных подробностях описывал свой протест. То, как и почему запланировал его, как Майя уговорила Полонского последовать за ней в приемное после собрания, ведь должен же он засвидетельствовать пламенную речь санитара. Конечно, главный не догадывался ни о чем, он думал, что идет взглянуть на особый медицинский случай по своему профилю, а Майя Николаевна была так обаятельна, что ей невозможно было отказать. Павлова с ужасом рисовала в своем воображении представшую перед всем отделением картину. Если Полонский узнает, что Алексей — сын Кривицкого, а он непременно узнает, то может подумать, что это сама Ирина подговорила санитара опорочить репутацию главного перед сотрудниками НИИ. С другой стороны, она же ни в чем не виновата и не в силах предугадать, что у недовольных работников в голове, пусть даже если они ее родственники. Как она будет оправдываться завтра? Вызов на ковер определенно неотвратим. Вместе с тем Ирина Алексеевна размышляла не только о негативной стороне случившегося. Леша был прав в том, что говорил. Увольнение ее мужа и Куликова полоснуло ее ратующую за отделение душу ножом. Нельзя так поступать с людьми! Разменяли их на сущих идиотов — а потом ее кабинет затопит от жалоб недолеченных или покалеченных пациентов? К окончанию рассказа санитара Павлова сменила гнев на милость: у нее впереди вся ночь, чтобы продумать план действий, а что уже сделано — так его и не воротишь. Ее муж, напротив, напрягся всем телом и ничего справедливого или удовлетворительного в повествовании Кривицкого-младшего не находил. Казалось бы, не ему завтра защищаться от нападок главного врача, и вообще-то сын заступился за него — разве это плохо? Но как пророк он предвидел, что ожидает Ирину Алексеевну впереди, и потому негодовал. — Леша, да ты с ума сошел! — сквозь зубы процедил он, когда санитар замолчал. — Ты хоть понимаешь, чем это вам с Ириной Алексеевной грозит?! О чем ты думал? Алексей удивленно склонил голову набок: — Да ничем это не грозит! — Последствия будут плачевными для вас обоих! — не унимался Геннадий Ильич. — Ген, тише, — от его повышенного тона Павлова зажмурила глаза. — Геннадий Ильич, — встряла Майя, — Леша с работы в любом случае ушел бы. Он хотел высказаться, потому что имел на это полное право! — А об Ирине Алексеевне он подумал? Что ее ждет? — А что ее ждет? — так же громко спросил сын Кривицкого. — Она за меня не отвечает, я сам себе хозяин. Прошу заметить, Ирина Алексеевна сегодня выходная, потому что я хотел дать ей время продумать разговор с главным, если он вообще состоится. — Конечно, Полонский ее вызовет, дурачком-то не прикидывайся. Ир, ты-то чего молчишь? — Гена повернулся к Павловой. — Завтра наговорюсь. Ладно, хорошо, что сказали, — взглянула она на Алексея с Майей. — Придумаю что-нибудь. — Нечего тут и думать, — гнул свое Алексей. — Вы в мою голову залезть не могли и мной не управляете. Я выразил недовольство в рамках приличия, вот и вся история. — Да я вас и не виню. Вечер был безнадежно испорчен, по крайней мере по мнению Геннадия Ильича: сын уезжает, у Иры на горизонте замелькали большие проблемы на работе. Захарова с Кривицким-младшим ушли. Пока муж убирал со стола, Ирина Алексеевна прислушивалась к своим ощущениям: отчего-то сосало под ложечкой, что-то не давало ей покоя, и она не могла понять, что именно. Геннадий Ильич ждал жену в постели спустя некоторое время после проводов гостей. Они не обсуждали инцидент, потому что Павлова попросила предоставить ей возможность подумать обо всем в одиночестве. Она вернулась из ванной в любимой белой ночнушке, и лицо ее хранило отпечаток глубокой задумчивости. — Долгий сегодня день, да? — робко спросил Кривицкий. — Да… — Павлова устроилась на подушке и немигающим взглядом уставилась в потолок. — Ир, не переживай так, пожалуйста, — взмолился Геннадий Ильич. — А? Что? — Ирина будто бы не расслышала его слов. — Ну, с Полонским я в самом деле как-нибудь разберусь. Я о другом задумалась. — О чем же? — муж приподнялся на локте и пытливо посмотрел на супругу. Павлова молчала, не зная, как подступиться к теме, и вдруг, отбросив сомнения, выпалила как на духу: — Майя Николаевна. Она сказала, что последует за Лешей в Израиль. — Ну и что? — не понял Кривицкий. — Это нехитрое дело сейчас поехать туда. Собери документы и — вперед. — Ты не понимаешь? — Ирина подняла голову на уровень глаз мужа. — Она за ним поедет. Она — поедет. А я за тобой не поехала. Даже не подумала, — и она вновь с шумом упала на подушку. Кривицкий не нашелся, что сказать. Он судорожно пытался придумать вразумительный ответ, который бы ее поддержал, но как назло ничего не шло в голову. Лишь спустя несколько минут Павлова услышала его мягкий голос: — Ира, ты и Майя Николаевна в свое время находились в разных обстоятельствах, это раз. И потом, страна была другая. Тебе не в чем себя винить; я думал, мы закрыли эту тему. Павлова потянулась к его груди и нашла успокоение там, слушая его размеренное дыхание. — Я тебя люблю. — А это, — произнес Кривицкий, — самое действенное лекарство от всякой боли в сердце.

***

Геннадий Ильич сидел на пассажирском сиденье легкового автомобиля, когда его сын запрыгнул на водительское, предварительно отряхнув подошвы от снега. Машина была из каршеринга — нового увлечения Леши. — Ну что, починили? — Ага, — он протянул телефон Павловой отцу. — Ирине Алексеевне вон уже звонили двести раз, пока я до машины шел. — Ничего удивительного, — хмыкнул Геннадий. Отец с сыном предпочитали не вспоминать о споре по поводу недавней выходки Алексея, дабы не мотать друг другу нервы. Санитар на работу, естественно, не вышел — Полонский ему еще вчера вслед шепнул, что может не возвращаться. Воспользовавшись освободившимся временем, Леша решил оказать мачехе услугу и позаботиться о ремонте ее мобильного. Все-таки реакция отца привела к тому, что он почувствовал себя в некоторой степени виноватым, и потому исправлялся, как мог. Теперь они с Геннадием Ильичом направлялись на Большую Сухаревскую, чтобы отдать владелице гаджет, а потом домчать ее с ветерком до порога квартиры. Алексей зацепился за мысль о жилище и спросил: — Пап, как дела с адвокатом? Нашел кого-нибудь? — Нет, — нахмурил брови отец. — Лешик, похоже, нужно договариваться с судьей. — Нет! — разочарованно протянул сын. — Слушай, я тебе, конечно, помог с продажей квартиры в Израиле и привез деньги сюда, но до последнего надеялся, что ты откажешься от этой чуши. Хорошо заплатить за работу юриста — окей, но сесть в тюрьму за взятку — это нонсенс. — Ну а что делать? — развел руками челюстно-лицевой. — У меня уже кровь из глаз идет, когда я вижу слова адвокат и суд. Пока проезжали перекресток, Алексей хранил молчание, не отвлекаясь от дороги. В его мозгу, как пчелы в улье, роились идеи, и он подбирал такую, которая могла бы наставить его неуверенного в себе отца на истинный путь. — Раз ты все равно собираешься израильские деньги слить в унитаз, отдай их сыну Ирины Алексеевны. Если не судье, то ему. Так хотя бы не пострадаешь сам и перед законом будешь чист. Геннадий Ильич даже дар речи потерял: когда-то его сын сам предлагал послать шайку Павловых (Ирина не в счет) к черту. — Только, — развивал свою мысль Алексей, — нужно, чтобы Артем официально подарил свою долю Ирине Алексеевне. Так чтобы юридически было не подкопаться. И вы в выигрыше. — Ирина вряд ли захочет, чтобы мы откупались. — Точно? А ты когда в последний раз с ней об этом говорил? Это же женщины, у них сегодня одно, завтра другое. Кривицкий-старший впал в анабиоз. Сын не трогал его больше и посвятил себя полностью поиску парковочного места недалеко от Склифа. Во двор они заезжать не стали, пропуск им все равно никто не выпишет. Кривицкие с некоторых пор были нежелательными лицами номер один на прошлом месте работы. — Вообще бывший муж Иры предлагал нечто подобное чуть больше месяца назад, — задумчиво произнес Геннадий Ильич. — Он, представляешь, явился из Петербурга и начал просить Ирину перевести Артему бешенные деньги, даже сам хотел какие-то копейки добавить. Я его чуть не придушил тогда! Полез к бедной Ире с нахальными требованиями в обход меня… — челюстно-лицевой нервно дернулся. — Он вложиться хотел? — удивленно спросил сын. — Так это же идеально! Сколько он хочет от вас и сколько готов дать сам? — Ой, Лешка, я не помню совсем. Много хочет, мало предлагает. — Ну так позвони ему: договоримся о встрече, и я его заставлю заплатить по полной. — Ты?! — Геннадий Ильич вытаращил глаза в бесконечном изумлении. — Не придумывай. — Я мастер переговоров, — тон Алексея не предполагал возражений, но Геннадий горестно усмехнулся, снова вспомнив о его выступлении в Склифе. — Слетаем в гости к этому человеку-загадке и возьмем за жабры. Прикольное такое выражение, я его на днях услышал. Все-таки, мне русский язык намного больше, чем иврит, нравится, — восхищенно заметил он. — Номер Павлова у тебя есть? — Нет, откуда? — И как ты тут без меня жить собираешься? — недоумевал Алексей. — Ищи в контактах у Ирины Алексеевны. — Но Кривицкий-старший не знал пароля и разблокировкой экрана пришлось заниматься сыну. — Не подсматривай. Геннадий Ильич демонстративно фыркнул, уставившись в окно. Номер Павлова был с легкостью добыт и сохранен в памяти телефона хирурга. Ну что же, видимо, сын прав, и затея договориться с Николаем вполне разумна. Потому что раздел имущества или тюрьма оптимизма точно не внушали. Они условились, что Геннадий Ильич договорится с Павловым о встрече в самое ближайшее время. Кривицкий-старший возьмет отгул на работе, а Леша будет сопровождать отца в северную столицу. Управятся за несколько часов: благо, лететь недалеко. Продав квартиру деда (на чем настаивал сам Алексей) и соединив доход от сделки с привезенными из Израиля деньгами, они закроют квартирный вопрос раз и навсегда. План сформировался, и посвящать в него летящую из больничного дворика заведующую отделением неотложной хирургии мужчины не собирались, по крайней мере пока. Геннадий выпрыгнул из машины и помахал жене рукой. — Ты чего не позвонила мне с рабочего? Я же просил, как освободишься, маякнуть, — он ласково приобнял ее. — Ну как ты? Павлова, чмокнув его в щеку, махнула рукой в сторону автомобиля, и муж покорно открыл перед ней дверцу. Они сели на заднее сиденье, и Ирина сразу же расслабленно откинулась на спинку. Гена вернул ей мобильный, сообщив, что все в полном порядке и неполадок больше не предвидится. Женщина пробормотала слова благодарности, все еще пребывая мыслями на рабочем месте. Мужчины ждали, когда она расскажет, как прошла встреча с Полонским. Павлова недолго их мучила. — Ставьте мне памятник: я выжила после встречи с главным, — сделала театральную паузу и после нетерпеливого «Ну-у-у…» от Кривицких продолжила. — Повздорили, хотя видит бог, я этого не хотела. Но ему помимо злости предъявить все-таки нечего. Поздравляю, вы официально уволены еще вчерашним числом, — объявила она Алексею, однако тот вовсе не удивился. — А ты, Ира? Он тебе должностью не угрожал? — спросил Геннадий, зная, что очередного смещения с поста заведующей она не переживет. — Нет, — ответила и сразу же добавила, — пусть только попробует. — Ну вот и славно! — весело подвел итог Алексей и тронулся с места. Компания болтала обо всякой ерунде, пока Леша вез их домой. Иногда и обычный день бывает блистательно хорош, когда ты живой, а рядом близкие. Так думал Геннадий Ильич, на заднем сиденье обнимающий за нежные плечи супругу и весело смеющийся над шутками сына. Чуть позже Геннадий и Алексей Кривицкие исполнили то, что запланировали. Если Гена имел свойство откладывать дела на потом, то его безработный сын подгонял отца с особой настойчивостью. Они встретились с Николаем Павловым на просторах Санкт-Петербурга, и Алексей действительно уговорил бывшего мужа Ирины Алексеевны заплатить не изначальные три миллиона, как тот настаивал, а целых шесть. Кривицкий-младший прозрачно намекнул, что раз Павлов воспитал своего сына таким образом, что тот подал иск в суд на мать, то должен непременно искупить вину и с чистой совестью жить дальше. Геннадий Ильич старался не вмешиваться в диалог Николая с сыном, чтобы ничего не испортить, и остался в высшей степени удовлетворенным результатами переговоров. Они набрали Артему прямо с места встречи и ввели того в курс дела. Павлов-младший охотно согласился с финансовым предложением и пообещал оформить все нужные документы со своей стороны как можно скорее. У Геннадия Ильича было только одно условие — Ирина ничего не должна знать. Это было странно для Павловых, но они пообещали молчать. Артему не терпелось получить деньги, а Николай просто хотел забыть все как страшный сон. И суд, и Ирину, и Кривицких. Последние ожидали такси в аэропорт, когда Геннадию Ильичу позвонила Нина Дубровская. — Геннадий Ильич, здравствуйте, могли бы подъехать в Склиф? Ирина Алексеевна… там случилось что-то в кабинете главного… Ей стало плохо… кажется, позвоночник… Брагин с Волошиным ее сейчас осматривают. Все подробности сообщат, как приедете… Геннадий выронил телефон, трясущаяся рука зависла в воздухе. «Как же так, Ира?..» — гремело в его голове.