auftauen

В Берлине начинаются первые холода. Это заметно по утреннему пару, что вырывается из раскрытого рта блёклым облачком, стоит только высунуть морду за пределы узкого балкона. Видно по тому, как капли конденсата собираются на стёклах, прочерчивая мокрые дорожки до самого подоконника. Йонас, раздражённый отсутствием сна, в последний раз хлопает себя по карманам, в поисках смятой пачки сигарет — надеется на чудо, на снизошедшую благодать, однако вместо желанного никотина пальцы сталкиваются с мусором и шуршащими фантиками от мятных леденцов. Проблему плохого настроения усугубляет привалившийся к плечу Шаза: его мучает головная боль и усилившаяся жажда, его тошнит от того количества выпитого алкоголя, которое они разделили этой ночью на четверых. Вернее, смутно припоминает Йонас сквозь неприятный гул в ушах, изначально они должны были быть вдвоём. Идея отпраздновать высокий балл на экзаменационном тесте целиком и полностью принадлежала другу — он разжился тремя бутылками крепкого пойла, вечер начинался вполне прилично, если не брать в расчёт странные ухмылки, которые появлялись на лице Шазы в те моменты, стоило только ему опустить взгляд на яркий экран смартфона. Через пару часов, когда в последней бутылке осталось чуть больше половины, к ним присоединились девушки. Незнакомые Йонасу, они с теплом и смехом обступили Шазу с двух сторон. Шаза, долбаный козёл, звучным шлепком по обтянутой юбкой заднице, отправил брюнетку к другу. Хрустнула мятная карамель во рту, аккурат попав под четвёрку. Йонас трогает языком острые осколки леденца, вдавливает мягкую мышцу в особенно крупный, ощутив едва пробившийся вкус крови. Если быть справедливым, вызванные проститутки оказались хороши: брюнетка давилась слюной, послушно пропуская член до задней стенки глотки, рыженькая без дополнительной платы согласилась дать в задницу, объезжая Йонаса под громкий, почти что искренний скулёж, вырывавшийся из её пухлого рта на каждом, резком движении. Всё было бы прекрасно, будь возможность остаться в квартирке хотя бы до обеда. Всё было бы просто охренительно, если бы их карманы не обчистили какие-то проститутки, воспользовавшись моментом. — Ты им заплатил? Шаза отзывается едва различимым, странным звуком: нечто среднее между шумом воды при смыве в унитазе и сдавленным ругательством, к которому Йонас даже не пытается прислушаться. Бэру повезло чуть больше — наличку с собой он предпочитал таскать в минимальном количестве, лишь бы расплатиться утром в буфете при больнице, в которой ему приходилось работать. Шаза же, напротив, считал наличие купюр в карманах признаком отличия; Йонас считал Шазу долбоёбом, так что в отличии друг был действительно прав. — Хоть бы одну сигарету оставили, — пробормотав себе под нос, Бэр всё же толкает своё деревянное тело наверх. Лишившись опоры, Шаза с болезненным выдохом валится на бок, зарывшись с головой в спутанный клубок подушек и тонкого одеяла. Йонас злорадствует недолго: первый глоток остывшего кофе вызывает у него приступ тошноты, с которым он торопливо бахает хлипкой дверцей ванной комнаты. В Берлине начинаются первые холода. Йонас звучно стучит зубами, пытаясь согреть озябшие ладони большим стаканом американо. Пекарня неподалёку от квартиры, которую он по хорошему знакомству отхватил со скидкой, радует его запахом свежих булочек. Отломив хороший кусок от улитки с черносливом, он едва успевает закинуть свой поздний завтрак себе в рот — где-то стороны параллельной улицы слышится отборная ругань на лингве, вперемешку с грубыми, рубящими словами немецкого. Среди нецензурных слов Йонас отчётливо улавливает собственное имя, давится сладким тестом и, так до конца не отошедший от ночной пьянки и безудержного веселья, неловко разворачивается в противоположном направлении. От резкого рывка крышка со стакана слетает порывом промозглого ветра, Бэр глухо матерится, горячий напиток попадает ему на пальцы: течёт под рукав кожаной косухи, жжётся на едва зажившем символе, выбитом вручную тонкой иглой. Йонас пролетает несколько метров вперёд — оглушающие выкрики позади становятся ближе и ближе с каждым мгновением, он толкает себя широким шагом, мимо дверей пекарни. Мужская фигура, выплывшая из здания со стаканом кофе и пакетом, оказывается аккурат перед опешившим Бэром. Он пытается обогнуть незнакомца, высокий мужчина, замешкавшись, делает шаг в ту же сторону. Они сталкиваются резко. У Йонаса от удара выбивает бумажный стакан американо, успевшая немного остыть жидкость попадает на чужое пальто и водолазку. Грязно ругнувшись, Бэр хочет было рвануть снова — получается сделать лишь несколько торопливых шагов, прежде чем его хватают за воротник крепкой рукой. — Эй, какого хрена?! Взбрыкнувшись, он рывком поворачивается с раздражением и злостью на лице. Снисходительный взгляд, которым его одаривает незнакомец, почему-то вызывает у Йонаса запоздалое чувство надвигающейся задницы; словно ему не хватает проблем в лице преследователя, остановившегося в паре метров. — Вы испачкали мою одежду. Не хотите извиниться? Равнодушный голос вырывает Бэра из оцепенения. Гадко ухмыльнувшись, он только открывает свой рот, дабы высказаться от и до — Йонас опускает глаза ниже, застывает с раскрытыми губами, прежде чем проронить тихое и измученное вот ведь сука. Отличительный знак Церкви Единства, блестящий на чужой груди тяжёлым значком, прибивает Бэра по затылку мощным ударом.