Я думал, ты чудо

А вы ведь тоже ещё помните ту детскую сказку, что была в сердце накануне Нового года? Когда 31 декабря было самым радостным днём, а яркая и наряженная ёлка — предвестником настоящего чуда. Мама готовила на кухне салаты, папа заканчивал украшение дома, вешая гирлянду в коридоре, как всегда по-доброму ругаясь, что ничего не получается, а на экране телевизора Иван Грозный снова выходил на балкон, сообщая, что вокруг "ляпота". А ты сидел под ёлкой, разглядывая игрушки и кажущиеся живыми фигурки Деда Мороза и Снегурочки, восхищался светом переливающихся огоньков и ждал, как совсем скоро здесь появятся подарки. И пусть тебе снова не подарят настоящие рыцарские доспехи и коня! В конце концов новая вязанная шапка и деревянный меч, который отец смастерил сам, это тоже очень неплохо, правда? Но всё это осталось в прошлом. Аляповатую ёлку, увешанную дождиком и стеклянными игрушками, сменили стильные искусственные красавицы, а дом кроме тебя самого никто не украсит, ведь взрослый это уже ты. Антон стоял на табуретке в попытках закинуть мишуру на карниз, из раза в раз убеждаясь, что ей туда совсем не хочется, так как настойчивое украшение то и дело падало обратно. — Арс, блин, давай оставим этот конец так, пусть свисает! На его рассерженный голос из кухни высунулся Арсений, критически оглядел не совсем удавшийся декор спальни и махнул рукой. — Ладно, слезай. Сейчас я домою посуду и пойдем наряжать ёлку. Шастун благодарно вздохнул, услышав, что украшать злополучное дерево ему придется не одному. Иногда ему казалось, что если бы где-то давали приз за самую ужасную подготовку к Новому Году он бы точно занял первое место. Ну кто ещё может трижды порезаться во время приготовления оливье, уронить тарелку с канапе и пролить на себя воду из чайника всего за каких-то полтора часа на кухне? После всех этих злоключений, Арсений не выдержал и выгнал его декорировать комнату, слезно моля не упасть с табуретки и не разбить себе голову. Вообще Антон до сих пор не знает, что бы он делал, не будь рядом Арса. Хотя нет. Знает. Год назад Антон лежал на кровати, глядя в потолок. Мыслей в голове не было никаких, все тело казалось свинцовым, неподъёмным, а главное, болело так, что парень предпочитал не двигаться. Сегодня 31 декабря. Сегодня его уволили с работы, он вернулся в старую квартиру, где прожил с самого рождения, и его избили до потери сознания. Но сегодня на всё это ему было наплевать. На последний день года у него стояла смена с самого утра и на сутки, ведь в праздник платили гораздо больше, а встречать Новый Год было развлечением не для него вот уже несколько лет. — Шастун на смену заступил, — без нотки энтузиазма в голосе бросил он менеджеру, проходя в сторону комнаты для персонала, чтобы переодеться в форму. Он понятия не имел, как будет работать, учитывая, что посетителей будет больше обычного, а он за прошедшую ночь так и не сомкнул глаз. Обнаружив записку, висящую на кончике гирлянды, Антон, едва ли отдавая себе отчет о своих действиях, облазал комнату, квартиру, подъезд и даже двор, ища Арсения. Не получив никакого результата, он под покровом ночи пробрался в родительскую квартиру и тихо, чтобы не разбудить Стаса, прошёл в свою комнату. От бывшего, хотя бы условного порядка и уюта здесь не осталось и следа. Вещи, выброшенные из шкафа, валялись на полу, кровать представляла собой непонятное месиво из подушки, одеяла и простыни, скомканных в кучу. Видимо, в порыве ярости дядя славно похозяйничал здесь. Однако и в этой развороченной комнате не оказалось даже следа подкроватного монстра. Антон без сил вышел на улицу. Морозы прекратились, и теперь с неба валил густой, пушистый снег, переливающийся в свете фонарей и постепенно припорашивающий кудрявые волосы молодого человека, что неподвижно стоял на остановке. — Тебе пора понять, Антоша, — сказал он сам себе вслух, привлекая внимание проходящего мимо мужчины, — все уходят. Все уходят, потому что никто не обязан быть с тобой рядом. Вернувшись в квартиру дяди, он не переодеваясь рухнул на расстеленный диван, однако сон так и не пришел. И вот сейчас он, зевая, сидел в небольшой комнатке для персонала, складывая худи. — Шастун, можешь не переодеваться, — рядом с ним неизвестно откуда возник менеджер, протягивая листок бумаги с напечатанным текстом. — Только что пришел приказ, тебя уволили. Тупо кивнув в знак согласия и приняв подписанное заявление, Антон не сразу понял смысл сказанных слов. Собеседник печально похлопал его по плечу, сочувственно вздыхая, а затем добавил: — Держись, Антоха, ты светлый парень, всё у тебя должно быть хорошо. И прости, что так расстаемся. Медленно выходя из дверей знакомого заведения, Шастун невольно оглянулся, глядя через стекло на снующих туда-сюда официантов. Теперь у него не будет и денег... И он прекрасно знал, чьих это рук — а точнее, связей — дело. — Чего замечтался? Раздавшийся совсем близко мужской голос заставил вздрогнуть. Показалось? Антон, не оглядываясь на почудившиеся звуки, двинулся в противоположную от кафе сторону. — Шастун, я с кем разговариваю вообще? Не показалось. — Здрасьте, — проглотив вставший в горле ком, выдавил из себя парень, чувствуя, как по телу разливается страх. — И ты здравствуй, дорогой племянник. Ну что, поехали домой? Голос мужчины, стоящего в каких-то паре метров от него, был столь наигранно вкрадчив, что инстинкт самосохранения мгновенно подсказал Антону — попытка убежать приведет лишь к еще более отвратительным последствиям. Не говоря ни слова, он следом за Стасом сел в машину, стараясь не думать о том, что ждет его дома. Он очнулся на кухне возле батареи. Окно было распахнуто, поэтому снежинки из него летели прямо на пол и на лицо молодого человека. Прислушавшись, он определил, что поблизости никого нет, и только тогда решился открыть глаза. Встать оказалось еще тяжелее обычного: голова кружилась и, кажется, отказывалась посылать сигналы в нервные окончания частей тела. Кое-как, держась за стены, он добрался до ванной и с замирающим сердцем уставился на свое отражение. Правая часть лица представляла собой одну огромную гематому, с размазанной кровью, заплывшим глазом и многочисленными царапинами. Левой досталось чуть меньше, видимо, её удалось защитить рукой... Кстати о ней. Кисть явно была вывихнута, из-за чего запястье опухло и посинело. С корпусом дела едва ли обстояли лучше. — Сука! — неожиданно громким и срывающимся от высоты голосом прокричал Антон, ударяя кулаком здоровой руки в свое отражение, от чего зеркало разбилось и посыпалось на пол миллионом крошечных осколков. Следом за ним рухнул и молодой человек. Из глаз сами собой покатились слезы, отчего царапины на щеках засаднило, однако ему было уже не до того. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди; из кулака, пораненного осколками, текла кровь; каждое движение давалось с трудом. Но больнее всего в голове билась мысль о том, что всё это — единственное, чего он заслуживает. — Ты не заслуживаешь любви, Антон, ты не заслуживаешь близких людей, ты ничего не заслуживаешь, потому что ты жалкий, — шептал он, закрывая лицо руками, смешивая слезы с кровью. Он и сам не знает, сколько времени просидел на полу. Знает только, что к тому моменту, как успокоился, умылся и добрался до кровати, дома уже никого не было, а часы показывали половину одиннадцатого. До Нового Года оставалось полтора часа. Настоящее время — Антон, раскручивай гирлянду, а я буду вешать её, — командует Арсений, слезая с табуретки. Он от души рассмеялся, глядя на Антона, намотавшего себе на шею на манер шарфа мишуру и пытающегося привязать к цепочке на запястье новогодний шарик. Вот уже год он не переставал восхищаться этим парнем, который раньше не позволял себе и минутной слабости, а теперь был способен на такую милую и открытую непосредственность, не боясь быть собой. — Что вообще за идиотские правила сначала вешать гирлянду, а только потом игрушки? — ворчливо бубнит себе под нос Шастун, пытаясь распутать очередной узел, в который скрутились не зажженные сейчас огоньки. — Не ругайся, — Арс выглядывает из-за праздничного дерева, тянется чуть вперед и коротко целует чужие губы. — Я сто раз смотрел, как твоя мама украшает ёлку, пока ты в детстве носился вокруг неё, крича от радости. — Подумаешь, специалист нашелся, — уже более добродушно шепчет Антон, растаяв после поцелуя. Вообще можно подумать, что это более чем странно и безответственно начинать украшение дома 31 декабря. Но на то были вполне себе уважительные причины. Дело в том, что они оба только сегодня с утра прилетели в Москву, после двухнедельного визита к родителям Антона, всё ещё проживающим в Штатах. Теплый приём и недлинный тур по основным достопримечательностям страны оказались прекрасным отдыхом для них обоих, так что домой они возвращались с сожалением. — Ты распаковал сладости, которые нам родители с собой положили? — интересуется Арсений, когда они заканчивают с фонариками и переходят к елочным игрушкам. — Разумеется. Я помню, что ты и убить можешь за свои шоколадки с печеньем. А уж за американские тем более. Спустя несколько часов всё уже было готово, и два молодых человека сидели в комнате перед телевизором, разложив на журнальном столике еду. Они решили не запариваться с готовкой, поэтому только нарезали традиционный оливье, пару закусок и заказали роллы. В середине столика изящно соседствовали бутылка шампанского и подсвечник. Антон полулежал, откинувшись на подушку, а Арсений уютно устроился головой у него на плече и из-под полузакрытых век наблюдал за Кевином, что снова остался один дома. Их уютная однушка была полностью погружена в полумрак, разбавляемый лишь переливающимися огнями гирлянды и светом мерцающего пламени свечей. И атмосфера этого Нового Года так не походила на ту, в которой они встретили прошлый. Год назад Желтый автомобиль Яндекс Такси остановился возле панельной многоэтажки, окна которой сейчас переливались огнями разноцветных новогодних гирлянд. Большинство людей уже сидели за столом, провожая старый год, или заканчивали последние приготовления, заправляли салаты и раскладывали по тарелкам горячее. Дверь машины открылась, из неё вылез молодой человек лет двадцати, кивнул на прощание водителю и почти бегом направился к подъезду. Взлетев по лестнице на нужный этаж, он на секунду замер, пытаясь восстановить дыхание, однако потом быстрым движением позвонил в дверь. Открывать не спешили. Спустя пару минут томительного ожидания, парень ещё раз нажал на кнопку, вмонтированную в стену. Результат не изменился. Пнув кончиком ботинка до ужаса раздражающую дверь, молодой человек сел на ступени, поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях. Он всё разрушил, он всё испортил. Он не смог. Дверь, в которую он звонил пять минут назад, открылась, заставив парня на ступеньках вздрогнуть и обернуться. Хозяин квартиры, стоящий на пороге, равнодушно взирал на нежданного гостя, хотя уловить хоть какие-то эмоции было бы слишком трудно — казалось, что на этом лице не оставалось ни сантиметра невредимой кожи. — Привет, — мгновенно вскочил с места молодой человек, бросаясь к двери. — Антон, я... — Мне всё равно, что ты, — сделав акцент на последнем слове, четко и безэмоционально ответил Шастун, продолжая сверлить Арсения презрительным взглядом, а спустя секунду с грохотом захлопнул дверь, снова прячась в квартире. — Антон, открой! — начал снова стучать и звать парень, не желающий так быстро сдаваться. — Я всё равно не уйду! Дверь снова открылась только через десять минут, за которые Арсений успел сорвать себе голос и отбить кулаки. На пороге снова стоял Антон, только теперь его взгляд не был презрительным и равнодушным. В подбитых глазах стояли слезы, которые он то и дело смахивал, видимо не желая демонстрировать свою слабость. — Я думал, ты чудо, — прежде чем Арс успел сказать хоть что-то, выпалил он. — А ты... А ты Иуда! Эти слова, видимо, снова сорвали в нем внутренний барьер, так как завершил строчку из песни он срывающимся от подступивших рыданий голосом, после чего опустился на пол прямо в коридоре, тем самым открыв вход в квартиру. Воспользовавшись этим, Арсений проскользнул в прихожую, нагнулся, с неожиданной легкостью и нежностью подхватил плачущего навзрыд парня на руки и понес в комнату. Антон не отбивался, не сопротивлялся и не протестовал. На это у него уже не было сил. Он просто утыкался разбитым носом в плечо Арса, пока тот успокаивающе гладил его по спине. — Ты готов меня выслушать? — спросил наконец Арсений, почувствовав, что дыхание обнимающего его парня стало ровным. Получив невнятный утвердительный кивок вместо ответа, он продолжил: — Итак, для начала позволь мне ещё раз представиться. Я Арсений Сергеевич Попов, обычный человек, до ужаса невезучий: сирота без собственного жилья. Услышав сказанное, Шастун приподнял голову, со страхом и недоверием уставился на парня, сидящего в его комнате. — Зачем ты врал мне? Зачем была эта глупая сказка про подкроватного монстра? — А не было никакой сказки. Исключительно правда. В день нашего официального знакомства я не рассказал тебе одну важную деталь. Монстр может стать человеком не только в тот момент, когда в него перестали верить, но и ещё в одном случае. Если его кто-то по-настоящему полюбит, наплевав на все особенности. Прости, что я не стал дожидаться твоего официального признания, сам знаю, что всё произошло слишком быстро. Но я боялся потерять тебя, оставшись монстром, вот и воспользовался первой же возможностью. — Но зачем было сбегать, даже не предупредив меня? — без злобы и вообще без каких-либо эмоций поинтересовался Антон, упорно избегая взгляда собеседника. — Таковы правила. Знаешь, когда кошки уходят умирать в одиночестве, они не сообщают об этом даже своим хозяевам. Я шёл, чтобы одна важная часть меня умерла. Я пойму, если ты не захочешь больше видеть меня и прогонишь, потому что прощения я не заслуживаю. Услышав, что Арсений замолчал, Антон глубоко вздохнул, а потом всё-таки перевел взгляд на своего бывшего подкроватного монстра, тут же встречаясь с ним глазами. — Ты же и сам знаешь, почему смог стать человеком, — едва слышно произнес он, подаваясь вперед и замирая в нескольких сантиметрах от чужого лица. — Я люблю тебя, теперь мы оба это знаем. Я не буду прогонять, потому что без тебя рядом я не справляюсь. Внутри все сжалось. Он признал. Он признал свою слабость в присутствии другого человека. Обратной дороги нет, теперь он без Арсения, и правда, не сможет. Почувствовав дрожь, что пробежала по всему телу Шастуна от одного только осознания того, что он только что сказал, собеседник сократил расстояние между их губами. Они вжимались друг в друга так крепко, будто целовались в последний раз. Антон запустил руку в чужие волосы, массируя кожу головы. Он только сейчас понял, что привычных рожек больше нет, как нет и его подкроватного монстра. Зато есть близкий человек, которому на него не плевать. Часы на руке Шастуна коротко пропищали, обозначая начало нового часа, а вместе с ним и нового года. Они оба знали, через какое огромное количество трудностей им предстоит пройти в наступившем году, однако в глубине души были уверены, что справятся. Справятся вместе.