Подношение четырех

С первыми лучами солнца храмовые колокола зазвенели призывом к молитве, высокой и нежной утренней песней. В темноте своей комнаты Амензу вымыл руки и лицо. Сегодня была его очередь руководить звездным песнопением, и он бормотал слова молитвы себе под нос, пока одевался. Он ничего не забудет, не споткнется и не подведет, и Тизири снова выберет его за красноречивое выступление. Он был резко остановлен у дверей своей комнаты, все еще держа руку на двери. Двое мужчин ждали его в тусклом предрассветном свете. Испуганный стук его сердца затих, когда глаза осмыслили неожиданное появление. Их одеяния казались серыми в сгущающихся сумерках, но он мог разглядеть нашитые на плечи круги из кованого металла, которые выдавали в них жрецов первого дома. В этой части монастыря было много дверей. Скорее всего, они пришли не по адресу. – Да благословит вас Свет, братья мои, – сказал Амензу и сложил руки вместе, ожидая их объяснений. Один из них шагнул вперед: – Амензу из Имлиля, ты призван служить наследному принцу. – Понимаю, – сказал Амензу, хотя на самом деле все было наоборот. Он был младшим жрецом третьего дома, ученым и писцом, и, хотя он был очень доволен своим местом в жизни, у него не было никаких особых навыков, и он не сделал ничего, что привлекло бы к себе внимание – особенно, ничего такого, что привлекло бы внимание королевского дома. И все же они были здесь, мрачные мужчины вдвое старше его, совершенные мечтатели, которые спустились из цитадели, чтобы ждать у его дверей до рассвета. – Ты пойдешь с нами, – сказал тот же мужчина. – Не нужно собирать вещи. Все, что понадобится, будет предоставлено в цитадели. – Звездное песнопение, – начал Амензу. – Я должен прочитать его сегодня утром, так что... – Мы уже говорили с твоей жрицей. Нет необходимости задерживаться. Мы уходим сейчас же. Другой мужчина переместил свой вес. Амензу разглядел, что у него на поясе висел меч с медной рукоятью, поблескивавшей в слабом сером свете. Подразумеваемая угроза показалась ему извращенно комичной. Куда, по их мнению, он мог сбежать? Каким образом он будет сопротивляться им? Если только забил бы их до смерти своими писательскими мозолями, твердыми как сталь. Если Тизири сказала этим людям, где его найти, тогда он окажет честь ей и своему королю и сделает то, что велено. Он закрыл за собой дверь. – Я последую за вами. *** Красные земляные стены цитадели высились в центре города. Дороги представляли собой безнадежную мешанину тупиков, поворотов и ворот, которые никуда не вели; даже после трех лет, проведенных в Тинмеле, Амензу все еще терялся, покидая территорию храма. Но его проводники – или охранники – безошибочно поворачивали и вели его по тихим предрассветным улицам к единственным воротам цитадели. Священник с мечом вытащил свое оружие из-за пояса и рукоятью отбил сильный ритм по резной деревянной двери. С громким скрипом дверь раскололась посередине и распахнулась, и Амензу последовал за своими сопровождающими через ворота. Он никогда раньше не бывал внутри цитадели. Перед внутренним дворцом раскинулся широкий двор, вымощенный камнем, и через открытую арку Амензу мог видеть фонтаны и лимонные деревья в защищенном саду. Священники поговорили со стражником, который открыл ворота. Амензу поймал скептический взгляд женщины, скользнувший по нему, и не мог винить ее: он тоже был настроен скептически. Такому, как он, не было никакого смысла находиться в этих стенах. – А теперь пойдем, – сказал священник без меча, указывая на арку входа. За ней Амензу мельком увидел сад, которым у него не было времени полюбоваться, прежде чем жрецы повернули налево и вошли в дворцовый комплекс, состоящий из ряда соединенных между собой комнат и внутренних двориков, открытых небу. Стены были оштукатурены и украшены мозаикой, даже более тонкой, чем в храме. Наконец, священники поместили его в пустую комнату с зашторенными окнами, выходящими на главный двор и город за ним, и оставили там без объяснений. Он сидел на подушке у окна, наблюдая, как Тинмел просыпается с восходом солнца. Он был уверен, что какой-то сон призвал его сюда: сон за пределами смерти, посланный мертвыми. Но чей это сон и с какой целью, – он не знал. Спустя необычайно долгое время в комнату, шаркая ногами, вошла пожилая жрица. Несмотря на сгорбленную осанку и прямые седые волосы, ее взгляд был острым на смуглом лице, а голос ясным и твердым, когда она сказала: – Амензу из Имлиля, я та, кто вызвал тебя сюда. Когда она не села, Амензу встал и сложил руки на груди: – Я жду ваших указаний. – Послушный мальчик. Итак, – она посмотрела в окно, где по двору сновали стражники и лошади, – принцу Мендасу пора жениться. Ты знаешь, как омега делает выбор? – Высокородный омега, – сказал Амензу, оттягивая время, и затем ответ пришел к нему из его давних школьных уроков. – Да, подношение четырех. Дворянин, торговец, фермер, священник. Когда он сказал «священник», то с ужасным ощущением, словно его желудок опускался, как камень в пересохший колодец, он понял, зачем его сюда привезли. – Да, теперь ты понимаешь, не так ли, – сказала жрица, наблюдая за его лицом. – Я лежала в гробнице Великого Агиласа и попросила о сне, и он велел мне найти младшего писца третьего дома в Храме Утренней Звезды. – Это я, – сказал Амензу словно дурак. – Но... мои обеты, мое призвание... – Мой дорогой, это всего лишь формальность. – Жрица закатила глаза. – Он выберет дворянина, впрочем, как и все до него, и ты вернешься в храм еще до того, как у принца закончится течка. У тебя будет несколько дней свободного времени от твоих обязанностей с дворцовыми слугами, которые будут выполнять все твои прихоти. На мой взгляд, не такая уж большая трудность. – Полагаю, что нет. – Амензу опустил взгляд на свои сцепленные руки. Он поменял порядок расположения больших пальцев, переместив правый поверх левого. Амензу не особенно хотел, чтобы слуги нянчились с ним. Ему нравился храм, и его друзья там, и его увлекательная, полезная работа. Он не хотел выходить замуж за принца или оставаться во дворце даже на одну ночь. Но сон с того света нельзя игнорировать. Великий Агилас был запечатан в своей гробнице на четыреста лет, и то была могущественная магия. Если он выбрал Амензу, то Амензу останется так надолго, как того желает королевский дом. И даже выйдет замуж за принца, если его призовут. Вновь появилось ощущение, будто его живот ударился о дно колодца и остался лежать там, тяжелый и инертный, как глина. – Вижу, мы пришли к согласию, – сказала жрица. Она склонила перед ним голову и, шаркая, направилась обратно к двери. На пороге она обернулась к нему. – Еще кое-что. Сегодня вечером ты ужинаешь с принцем. – Что? – сказал Амензу.