Отражения

Никто не был в порядке. Им оставалось гадать, когда «гости» в их голове начнут цереморфоз. Более того, они буквально делили путь с первыми встречными, оставались беззащитными в самый уязвимые часы — по ночам. Тогда же — под светом луны — Истину терзала жажда, которую нельзя утолить. Она не понимала, как другие держат себя в руках, как не поддаются соблазну. А потом Шэдоухарт принесла в лагерь бутылку вина. — За знакомство! — Эльфийка отпила из горла и передала следующему, никто не отказался. Шэдоухарт оказалась не против делиться своими находками и дальше. Возможно, их странная группа не стала ближе, но все слегка опустили щиты. Образно выражаясь. Или они просто смирились, что застряли в компании друг друга ещё надолго. Истина заметила, что вино помогало со странной головной болью, но не помогало с жаждой, а лишь сильнее её распаляло. То, как Гейл держал бокал, заставляло Истину жалеть, что она не оторвала его кисть ещё в портале. А как блестели глаза Шэдоухарт, прекрасные зеленые глаза хорошо бы лежали в её ладонях. В мыслях поселился хаос. Но если бы дело было только в ней одной. Хаос поселился во всеми рядом. Астарион, ни с кем не посоветовавшись, рассказал об их общей «деликатной» ситуации тётушке Этель! Просто, потому что ему показалось это забавным. Когда-нибудь он не выйдет из транса, потому что Истина свернет ему шею. Это ведь тоже так забавно! Ещё он учил детей «ловкости рук» и «как эффективно выходить из неловких ситуаций». Её успешно ограбили во второй раз, и она уже не заметила это сразу. Карлах в целом не скрывала свою пылкую сторону. К парочке сожжённых домов присоединились опалённые конечности, Карлах хотела помочь всем и каждому. Странно было признавать, но для Истины запах горелой плоти не вызывал отторжение, был в нем легкий флёр ностальгии. В целом, то, что Карлах, засматриваясь на красоты природы, наступала Истине на хвост — было мелочью. Гейл был натурой увлеченной и академически подкованным, поэтому с большим интересом изучал дары природы. Как в тот раз, когда сильно увяз в болоте из-за какого-то цветка с невообразимо сложным названием. Пытаясь выбраться, Гейл увяз ещё сильнее и не смог удержаться на ногах. Истине и Уиллу пришлось помогать вытаскивать бедолагу оттуда. Шэдоухарт отказалась сразу, только наблюдала со стороны. Издалека Истине было не совсем понятно, забавляла ли их спасательная миссия эльфийку, но кажется Шэдоухарт усмехалась. В итоге, Гейл остался без одного сапога, весь мокрый и в тине, а потом ещё и заболел. Лаэзель была самой молчаливой и раздраженной. Она цокала, фыркала, а потом шла точить меч. Они сделали остановку раньше, чем планировали, или она поспорила с Шэдоухарт — доставала точильный камень. Но иногда Лаэзель могла бросить шутку, а это оказывалась не шутка. Проходя мимо заброшенной кузницы, они увидели точильный круг, и гитьянка сказала, что он им нужен. Кто-то посмеялся, кто-то согласился, но никто не ожидал, что Лаэзель действительно притащит его в лагерь. Уилл был мил и обходителен, и всё. Знал, как вести себя в походах, помогал Истине с поиском провианта. Он немного плохо спал из-за новых рогов, а Истина плохо спала из-за многого: странных снов, жажды и шума от Лаэзель. Поэтому Уилл рассказывал о своих приключениях, о Балдурс Гейт, читал стихи по памяти. Иногда к ним присоединялась Карлах, спрашивала о последних новостях Фэйруна и заразительно смеялась с комментариев Уилла. Потом просыпался Гейл, ворчал, говорил что-то про нездоровый сон и присоединялся к ним. Шэдоухарт оставалась в отдалении, отдаваясь молитвам. Но Истина видела, как эльфийка украдкой наблюдает за ними. Когда противный скрежет заканчивался, Лаэзель сердито разгоняла всех спать. Истина улыбалась мыслям, в какой-то момент хаос стал их порядком, незнакомцы — приятной компанией, к которой было не страшно повернуться спиной. Иногда просыпаясь посреди ночи, она видела, что палатка Астариона пустует. Когда-нибудь она наберется смелости и поговорит с ним, возможно, их мучает одинаковая жажда.

***

Порядок должен быть везде: в мыслях и молитвах, в душе и руке, держащей клинок. Младшие жрицы облачали её в алое одеяние для церемонии. Кровью омыли ступни её, ибо каждый шаг — напоминание о должном пути Отца, сеять смерть и разрушения. Покинув парадную спальню, Тёмный Соблазн предстала перед всем храмом. Пир Луны — радостное событие, праздник преданности и веры, памяти и восхваления. Жнец стоял на коленях в центре зала в ожидании заслуженной награды. Соблазн сжала остриё ритуального кинжала и протянула руку. Жнец как верный пёс прильнул к хозяйской ладони, жадно лизал драгоценную кровь. Дар Отцу ждал на алтаре, неподвижный и охваченный благоговейным ужасом. — Отдайся в неотвратимые объятья Баала, ибо ждёт он! — Соблазн упивалась последним вздохом жертвы, её кровь горела, бурлила. Она чувствовала благосклонность Отца, неописуемое блаженство. Пёс, вкусивший крови Избранной, мог чувствовать лишь отголоски той благодати, что дарована отродью. Песнопения наполнили дом Баала. Они молились и вкушали плоды трудов своих. Но Орин не было в храме. Соблазн нахмурилась, в прошлый праздник сестра устроила резню в нижнем городе, нашла контрабандистов. Обставить всё так, что вина пала на сахваджинов, не составило труда — рыболюдов тогда заметили в водах Балдурс Гейта. По щелчку её пальцев Скелеритас отправился на поиски сестры. Она нашлась в богатом особняке верхнего города. Орин сидела одиноко посреди хаоса, алая от крови. Никто не укрылся, сестра сделала щедрое подношение Отцу. Но Соблазн была зла и разочарована. Она была хозяйкой своих желаний, она обуздала свои порывы, но Орин противилась её наставлениям, как будто Отец может разглядеть её любовь, если разбросать повсюду кишки. В Отце — нет нежных чувств, привязанностей, лишь холодный рассудок. — Он молчит… Почему он молчит?! Я его дочь, я следую зову, я окрасила всё в красный… — Орин бормотала себе под нос, обхватив себя руками. Соблазн подошла ближе. — Ты?! Конечно, кто же ещё, — Орин гневно выплёвывала слова, — ты довольна?! Ты отняла у нас всё! Скажи, я всё так же недостойна для дуэли с тобой? Может, так он услышит меня… Раздался звонкий шлепок, Орин повалилась на бок. — Успокоилась? — Старшая сестра возвышалась над Орин, ни один мускул не дрогнул на лице тифлины. Орин держалась за щёку и промычала нечто похожее на «да». — Молиться, отдавать почтение Отцу каждую декаду, держать соблазны на поводке. Разве это так сложно? Такая малость для достойной соперницы. — Соблазн тяжело вздохнула, она слишком хорошо знает Орин, импульсивная, потакающая тёмным желаниям, жаждущая признания. Тяжёлое бремя и заветная мечта каждого отродья — благосклонность Баала. — Тебе не понять нас… — пробормотала Орин невпопад, погружённая в свои мысли. Голос звучал надрывно, в горле застряли костью сдерживаемые слёзы. Она не заплачет. Она не переживёт такого позора! «Нас». Ах, дражайший Саревок. Соблазн догадывалась, что старый коршун сладко пел, чтобы потом вгрызться в шею. — Оглянись, посмотри на хаос, что ты устроила. Сколько болтливых ртов, готовых рассказать, в чью честь отданы их жизни. Мне всё равно, что ты сделаешь: отрежешь языки или голову, сожжёшь всё до тла. Но мёртвые должны хранить наш маленький секрет. — Скелеритас, проследи. — Дворецкий глубоко поклонился, Избранная Баала вернулась в храм. Саревок хочет вернуть расположение Отца, он осторожен, выжидает, когда оступится, ошибётся. Соблазн была молода, но она Избранная. Никто не должен сомневаться в выборе Отца. Она справится с Саревоком и Орин. Орин пришла к ней. Она стояла перед кроватью, а её щека горела от пощёчины. Униженная и обиженная, Орин всё равно вернулась к ней, как и каждую предыдущую ночь. Кусая губы до крови, она исподлобья смотрела на идеальную дочь Отца и молчала. Тёмный Соблазн распахнула одеяло, как и свои объятия, пригрела сестру на груди. Орин могла спать спокойно, Соблазн давно обещала, что их поединок торжественно пройдёт перед всем храмом, чтобы все узрели величие детей Отца. Орин верила сестре, отчаянно, безумно, крепче обнимала её и не чувствовала призрачную хватку на шее.