Вопреки всЕМУ

Ходж — Сиди смирно. — Слушаюсь, госпожа. Лиз качает головой, смеясь, и встает мне между ног. Застываю. Даже не моргаю, кажется. — Ты неисправим, Бейкер, мне просто так удобнее, — и переводит на меня взгляд. А я тону в этих озерах. Снова. Она меня точно околдовала. Вот как в первый раз увидел эти глубокие синие глаза, так и пропал. — Что? — Хочу, чтобы ты смотрела на меня так всю жизнь. Реально хочу. Мне жизненно необходимо, чтобы Лиз была со мной. — Щипит? Больно? — она переводит тему, интересуясь раной на губе, промокая ее ватой с дезинфицирующим средством. — Здесь — нет, это все ерунда, пройдет. Мне больно вот тут, — кладу ее руку себе на грудную клетку, где гулко бьется сердце. — И чтобы победить эту боль, для этого мне нужна ты. — Ходж, перестань. — Ты когда-нибудь видела место слияния двух рек? — Что? О чем ты? — хмурится. — Две реки тихо текут по отдельности, а в месте слияния превращаются в бурный поток. Мы с тобой как эти две реки, которые, когда сливаются, бурлят. И от этого страдают и окружающие, и мы сами. Думаю, нам нужно научиться течь вместе. Долго смотрит на меня, будто видит впервые. Молчит. Возвращает свою руку на место, мигом лишая меня ощущения тепла от ее прикосновения. — Здесь все. Главное — рану обеззаразили. Завтра утром приклей пластырь, чтобы не занести туда ничего. — Хорошо. Понимаю, что Лиз сейчас не ответит. А я знаю, что, если она не хочет, ее не заставить, поэтому просто мирюсь с этим. Может, она действительно приехала только из-за жалости, а я ее тут загружаю своими чувствами и красивыми речами. Может, оно ей и не надо вовсе. — Я приму душ, ладно? Я быстро. Не уходите только сейчас, уже очень поздно, что-нибудь придумаем. — Ладно. Не торопись, я не сбегу. Наспех принимаю душ, оборачиваю бедра полотенцем, но в последний момент решаю не выходить в таком виде, и надеваю синие домашние брюки. Пройдя в гостиную, обнаруживаю на диване Лиз, свернувшуюся калачиком и мирно спящую. Рядом с ней в автопереноске сопит Алекс. Оба безмятежны, спокойны и счастливы. Присаживаюсь на край и любуюсь двумя самыми близкими и дорогими мне людьми. Сын причмокивает, развесив щеки, и я умиляюсь. Такой он хорошенький. Во сне — копия Лиз. Не знаю, где там я, по ее словам, но сейчас этот малыш точная копия его мамочки. А она… просто неземной красоты женщина. Ровная кожа, вьющиеся волосы, пухлые губы, которые сейчас приоткрыты, подрагивающие длинные ресницы, и запах… ее божественный запах, сводящий с ума. Тянусь к ней на инстинктах, поправляю выбившуюся прядь, и от этого движения Лиз открывает глаза. Застываю. Не говорю ничего. Она только смотрит и моргает, видимо, не понимает, что здесь происходит. — Я уснула? — Видимо. Когда я вышел из душа, вы с Алексом уже спали. — Вот черт. — Ты устала. День был сумасшедший. Давай я перенесу тебя в спальню, а сам лягу здесь? Тебе нужно отдохнуть. Не успеваю даже ничего понять, как Лиз, одернув рубашку, подхватывается с дивана. — Нам пора. Вызову такси. Нет, ну куда?! Будет от меня теперь бегать? — Подожди, Лиз, куда ты? — Домой, Ходж, куда еще. — Останьтесь здесь. Зачем ты убегаешь? — Я не убегаю, — отворачивается, смотрит в окно. — Просто это все… не знаю… А я не могу больше сдерживаться. Быстро сокращая между нами расстояние, беру за плечи, разворачивая, прижимаю к себе. Крепко, как только можно. Знаю, рискую, могу получить по морде или тому, что сильно ниже, но мне почему-то кажется, что такого сейчас не будет. — Только не думай сейчас ни о чем. Просто не думай. Я вижу, как в твоей голове путаются мысли, хоть ты и не подаешь вида. Я сам не могу понять, что происходит с нами. Со мной. Я словно падаю с обрыва, не замечаю ничего и никого вокруг. Кроме тебя. Неважно, что ты помолвлена с другим, неважно, что ты с ним спишь. Я знаю, что ты его не любишь, а жить без любви не сможешь. Глажу ее по волосам, крепко сжимая плечи, в комнате темно, горит только маленький ночник на тумбе у дивана. Сердце бьется ровнее. Лиз умеет его приручать, то запуская в бешеном ритме, то усмиряя. Такая слабая и такая сильная, моя девочка. Только моя. Всегда была и будет. Наше долгое молчание прерывает ее тихий голос. — Я не помолвлена. — Что? — делаю вид, что не расслышал, хотя слышал все прекрасно, даже несмотря на шепот. — Я не сказала Николасу, что согласна. Мы не помолвлены. Беру ее левую руку и переплетаю наши пальцы. Камень на кольце царапает подушечку, это немного отрезвляет. — Ты ведь не согласишься? — Ходж… — Не выходи за него, Лиз. Я не переживу. — Чего ты ко мне так привязался? Что ты от меня хочешь? — Тебя. — Только меня? — И больше ничего. — И зачем ты тогда все так усложняешь? — Я так воспитан. — Либо забудь свое воспитание, либо меня. — Тебя я не забуду. Медленно веду костяшками пальцев по ее щеке, лаская бархатистую кожу. — Пожалуйста, Лиз, я так тебя люблю, — перебираю пальцами мягкие шелковистые волосы. В приглушенном освещении они отливают медью. — И я готов произносить это каждый день до конца жизни. Если бы у меня был выбор влюбиться заново, это снова была бы ты. Это всегда будешь ты...Ты моя слабость, мое лекарство. У меня было много женщин, да, кого-то я любил, но ты сделала так, будто до тебя никого никогда не было. Лиз отстраняется и я дичайше боюсь, что она сейчас высвободится из моих объятий и вся магия этого волшебного момента рассеется. Долго смотрит на наши сплетенные руки с чужим кольцом. Я медленно притягиваю ее обратно к себе и поднимаю на руки. Не даю одуматься, приближаюсь и касаюсь губ. Без напора и натиска, пробуя на вкус, долго, тягуче и сладко. Смакуя ощущения. Меня сейчас на части разорвет, ведь я наконец целую эти губы, такие желанные и такие родные. Все во мне горит и плавится. Наши языки медленно сплетаются, словно танцуя свой особый танец. — Хочу тебя. Резко сажаю на стол, посуда со звоном разлетается по полу. Мы синхронно поворачиваем головы в сторону Алекса — спит, даже не шелохнулся. Распахиваю рубашку Лиз, приспускаю чашечки лифа, грудь с заостренными от возбуждения сосками напротив моего лица. Нежно беру ее в руки, чуть сжимая, глажу, целую, обвожу каждый сосок языком, вбираю по очереди в рот. Губами спускаюсь ниже, на живот, Лиз отклоняется назад, давая мне тем самым больше места для поцелуев. Воспринимаю это как зеленый свет и расстегиваю ширинку на джинсах. Она приподнимает бедра и я стягиваю штанины по ногам, выворачивая их. Расправившись с ненужной одеждой, сажусь перед ней на колени, провожу ладонями по всей длине ее бесконечных ног и целую каждый сантиметр. Слышу стон, полный блаженства, и мысленно ликую. Не отталкивает, не противится, не запрещает. Ее глаза закрыты, губы наоборот приоткрыты, а трусики насквозь мокрые. Провожу по ним пальцами, задевая чувствительный клитор. Лиз на автомате разводит шире колени, раскрываясь максимально. Я отодвигаю в сторону мешающую ткань белья и, не трогая пальцами, скольжу языком по складочкам, надавливая на клитор, всасывая его, играю, дразню, вызывая у Лиз этим жестом всхлипы и нечленораздельные звуки. Раздвигаю ей колени еще шире, припадая языком, впиваясь в плоть, в самую дырочку… вылизываю складки, которые очень мокрые от того, как она течет. Лиз подается бедрами вперед, впивается пальцами в мои влажные после душа волосы, сжимает мою голову у себя между ног, и в следующую секунду мелко сотрясается от оргазма. Не дав ей отдышаться, подхватываю на руки и несу в темноту спальни, кладу на кровать. Лиз безумно нежная и отзывчивая, невероятно страстная и требовательная, это все фантастически сочетается в одной девушке. Наши тела горят. Я не тороплюсь, хотя очень трудно себя сдерживать. Покрываю поцелуями все ее тело. Она периодически перехватывает инициативу, кусает за шею, царапает спину. Спускается вниз, стягивает с меня штаны и проводит рукой по моему истекающему смазкой члену. Облизывает губы, не переставая мне дрочить. Я дурею от этого. Она и в рот не берет, но и ласкать не перестает. Издевается! — Львенок… прекрати… иначе я солью тебе в руку. — Ты что, превратился в скорострела? — хихикает. — Нет, но сейчас боюсь облажаться и кончить через минуту. У меня очень долго не было секса. — Сколько? Пару дней? Ну это ничего, норма. — Несколько месяцев. Застывает. Рука на члене тоже. Смотрит на меня ошалевшими глазами и часто моргает. — В смысле? У тебя никого не было после того, как мы?.. — Не было. Я пытался, честно говоря. Но он, — киваю на член, — хочет только тебя. С неохотой отрываю ее от себя, такую охреневшую, укладываю на спину, снова медленно и нежно целую, везде. Нежная шея с пульсирующей веной, мочка уха, уголок губ. — Не мучай меня. Прошу... Ходж, — Лиз хнычет, с силой сжимая мои волосы на затылке. Обожаю эту львицу. Она толкается бедрами, трется возбужденной плотью. Развожу ноги шире, провожу членом вдоль истекающей промежности. Медленно, очень медленно вхожу в нее. Безумно горячо, гладко, влажно. Руку под поясницу, натягиваю сильнее, насаживая на себя. Громкий стон, Лиз что-то шепчет, откидывая голову. — Ходж...сильнее. — Нет, малыш, только не сегодня. Сам сдерживаюсь, чтобы не сорваться на бешеный ритм, вбиваться в податливое тело, трахать до потери пульса, но не сейчас. Сегодня я хочу любить ее, любить медленно. Заниматься любовью, как это делают с любимой и единственной женщиной. Меня переполняют эти эмоции, даже не похоть и страсть, как это было раньше, а именно что-то нежное вырывается наружу, заполняя собой все пространство вокруг. Я дышу этой нежностью, ловлю губами стоны и крики своей женщины. Она моя. Сейчас. Была и будет всегда. Эмоции накрывают волной нас двоих. — Моя девочка. Только моя. Сладкая, нежная, страстная, ненасытная. Моя. Шепчу на ухо безумные слова, вхожу глубоко, но медленно. Лиз срывается на крик, вибрация прокатывается по ее телу, внутренние мышцы сжимают член, провоцируя и ускоряя мой оргазм. Она с силой обхватила меня за шею, тело колотит во втором оргазме. Я сам, уткнувшись в ее влажную шею, громко и сдавленно рычу, кончаю так, что сводит ноги, член пульсирует, выталкивая горячие струи. Прямо внутрь. Оторваться сейчас и выйти из нее — смерти подобно. — Люблю тебя. Сам не узнаю свой голос, такой хриплый, скорее всего, Лиз даже не слышит. Неважно. Волна наслаждения постепенно отпускает, перекатываюсь на бок, прижимая идеальное тело к себе. — Спи, малыш, — целую в лоб, ее руки обхватывают мой торс, нога закидывается на мою, дыхание выравнивается. Улыбаюсь, глядя на спящую в моих объятиях девушку. Такая уютная, домашняя, родная. Я четко уверен в своих чувствах к ней. И в ее — ко мне. А что она была с этим паршивцем Уайтом — плевать. Спишем все на гормоны. Долго думаю о том, как быть, но в том, что я больше не отпущу Лиз, сомнений нет. Пусть она будет хоть с тремя кольцами от другого, она моя. Уже неважно, ничего не важно. Кроме нее. Здесь. Сейчас. Сон накрывает. Надеваю на нее свою чистую футболку, укутываю в одеяло. Хоть и знаю, что его она все равно скинет. Ложусь рядом и обнимаю, прижимая к себе, хочу оградить от всего мира. Целую волосы, вдыхаю неповторимый запах и сам погружаюсь в сладкое марево сна. Так и должно быть, все на своих местах. Моё место рядом с ней, ее — в моих руках. Лиз. Яркий свет слепит глаза, телефон разрывается вибрацией где-то в комнате, но так далеко, что я точно сейчас на звонок не отвечу. Кем бы ни был звонивший — прошу прощения. Шторы не задернуты, в спальне очень ярко. Потираю лицо ладонями, поворачиваю голову вправо и вижу прелестную картину — рядом Ходж, а между нами наш сын. Наверное, Бейкер-старший принес Бейкера-младшего посреди ночи, когда тот просыпался. Удивительно, что я ничего не услышала и не почувствовала, спала так крепко. Сейчас я смотрю на них, оба спят, тихо-мирно, и я не могу не думать о том, как же они похожи. Никаких вопросов и тестов ДНК не нужно. — Ну что, мы красавчики? — произносит Ходж, неожиданно открыв глаза. — Ты не спишь? — Я почувствовал пристальный взгляд на себе. Проснулся, но решил немного повременить с окончательным пробуждением. Дал тебе возможность нами полюбоваться. — Алекс так похож на тебя, — признаюсь, пропуская мимо ушей его юмор. — Думаешь? Вчера, когда спали вы, я подумал, как же он похож на тебя. — На нас. У нас чудесный сын. — Да. Спасибо тебе за него. И в подтверждении наших слов, Алекс просыпается, издавая кряхтение и морща свой маленький нос. — Я покормлю его. Ты пока прими душ. Мы будем на кухне. Ходж берет Алекса, целует его в щеку и выходит из спальни, что-то параллельно ему рассказывая. Это те вещи, на которые я могу смотреть вечно. Нужно встать и привести себя в порядок, я сейчас наверняка как взъерошенный птенец, выпавший из гнезда. Неприемлемый вид для приличной женщины. Очень приличной, ну да. Приличие из меня так и прет. Встаю. Замечаю на себе огромную футболку не по размеру. Вспоминаю, что проснулась без одеяла. Ходж надел на меня свою футболку?.. Все это навевает на меня воспоминания и о нашей первой ночи, когда он сделал точно также, и о прошедшей. Это не было помутнением рассудка, я была в трезвом уме. Четко все понимала и отдавала отчет своим действиям. А Ходж… он был так нежен, что аж слезы наворачивались. Никогда не видела его таким. Это был не просто секс, это было занятие любовью, чувственно и до дрожи. А осознание того, что у него никого за это время не было, конечно, льстит и поднимает самооценку до небес. Понимаю, что скучала. Скучала по его поцелуям, объятиям, прикосновениям, по его телу, голосу, томному шепоту на ухо во время секса. Скучала по Ходжу Бейкеру. Задыхаясь от нахлынувших чувств, говорю все, как есть, озвучиваю сама себе. Я люблю его. Что бы ни происходило в жизни, несмотря ни на что... Я люблю его. Зачем это отрицать, зачем бежать от самой себя? Зачем выдумывать, что Ходж мне не нужен, когда на самом деле нужен, как воздух? Когда на самом деле думаю о нем постоянно? Когда всегда был, есть и будет для меня только он один. Заводя отношения с Ником, я хотела быть любимой и желанной. Я была. Но самой любить мне оказывается тоже жизненно необходимо. А я люблю Ходжа, окончательно и бесповоротно. И обманывать двух мужчин одновременно я больше не хочу, это подло. Со всеми этими мыслями иду в душ. Снимаю мужскую футболку, встаю у зеркала, и... О Боже мой! Вот же!.. Вся моя грудь и шея усыпана засосами и укусами. Что за вампир был со мной вчера? Уверена, Ходж сделал это не специально, уж точно не в отместку Нику. Ему это не нужно. Господи… И рубашка у меня открытая, не скроешь. Нужно по-быстрому запрыгнуть в такси и доехать до дома, чтобы никто не видел, а там я уже подберу подходящий закрытый наряд. Прихожу на кухню, Ходж раскладывает еду по тарелкам, на столе чайник, вкусно пахнет кофе, Алекс рядом в своей автопереноске, перебирает пальчиками детские бусы, которые висят на ней как раз для игр. Все это выглядит очень мило, уютно и так по-семейному. Преодолеваю желание подойти и поцеловать мужчину и стянуть у него с тарелки пару помидорок, смеясь и раззадоривая, иначе окончательно дам понять, что я снова его Лиз и что у нас все как прежде. Во-первых, мне нужно разобраться в себе, все переосмыслить и тогда уже что-то решать, во-вторых, объяснить все Нику, потому что скрывать и обманывать его я не собираюсь. Ну и как прежде, конечно, уже не будет. Нас всех изменили эти месяцы. — Ходж, я не буду завтракать. Спасибо за заботу, но мы лучше поедем домой. — Только не говори мне сейчас, что эта ночь была ошибкой и ты жалеешь. — Нет, я так не считаю, но мне нужно время. — Лиз, но… — Ходж, не дави на меня. Я должна подумать. — Сколько? — Не знаю. Я очень устала, честно. Мне безумно надоело постоянно притворяться крепкой и сильной. Я просто хочу быть счастливой, и все. — Так что тебе мешает? — проводит по моей щеке тыльной стороной ладони, вытирая выступившую слезинку. Это происходит непроизвольно, я и не думала плакать. — Счастливый конец только в сказках. — Наша сказка только началась, Лиз. — Дай мне время, Ходж. — Хорошо, — с грустью отводит взгляд к окну, молчит несколько секунд. — Алекса я покормил. — Спасибо тебе. — Выпей хотя бы кофе. Подхожу к столу, беру маленькую белую чашку, делаю глоток горячего крепкого напитка. Ходж знает, какой кофе я люблю и готовит его отменно. От удовольствия глаза сами по себе закрываются, изо рта вырывается стон наслаждения. — Ммм кайф. — Вот видишь, без кофе начинать утро — так себе идея, — говорит уже не таким отрешенным голосом. — Двойной эспрессо, две ложки сахара, все как ты любишь. — Спасибо, — ставлю чашку обратно на стол, беру Алекса. — Может, довезти вас? — Нет, не стоит. Я вызову такси. — Давай я попрошу водителя? Ага, чтобы он увидел все засосы и сделал очевидные выводы? — Не надо, — твердо отвечаю. — Мы на такси, все в порядке. Ходж целует Алекса в лоб, ко мне не подходит. И правильно, он четко знает мои личные границы в разных ситуациях. Сейчас ко мне проходить не нужно, я обозначила свою позицию. Пока спускаемся вниз на лифте, я вызываю машину и смотрю уведомления. Помимо ненужного спама и оповещений о погоде, на экране очень много новых сообщений от Николаса и пятнадцать пропущенных от него же. — Вот черт, — непроизвольно вылетает. — Прости, сын, не запоминай эти плохие слова. Когда мы подъезжаем к дому, я уже издалека вижу знакомую фигуру. Прикрываю глаза и шумно выдыхаю. Я рано утром, не накрашена, с Алексом, на такси. Еще эти засосы… Ник сложит дважды два и все поймет. Не при таких обстоятельствах я хотела разговаривать, ох, не при таких… Машина останавливается у подъезда, и мне ничего не остается, как идти сдаваться. Выхода нет. Придется. — Господи, Лиз, малышка, я так переживал! — Николас подбегает ко мне, обнимает, я держу переноску, поэтому ответить ему не могу. — Ты вчера написала сообщение, что тебе нужно по делам, и перестала отвечать на сообщения и звонки. Я чуть с ума не сошел! Няня тоже не знала, где ты, я не находил себе места. Где ты была? Смотрит мне в глаза, так открыто и искренне, а у меня слезы. Соленые дорожки текут по щекам, Ник нежно стирает их большим пальцем и говорит какие-то успокаивающие фразы. Проводит ладонью по скуле и тут его взгляд останавливается на ключице. Вот и все. Сейчас он увидит смачный засос и все поймет. Долго не отрывает взгляд от этого места, хмурится. Двумя руками распахивает верх моей рубашки, но в рамках дозволенного, и хмурится еще больше, дышит прерывисто. — Ты была с ним? Смотрит пристально, а я отвожу взгляд, не могу ему в глаза смотреть. Молчу. Стыдно? Наверное. Но тут дело даже не в этом. Я просто не могу. Да и он все прекрасно понял, мое молчание и внешний вид все сказали за меня. Знаю, что он прекрасный мужчина, что он обязательно встретит свою женщину и она полюбит его. Но это не я… я люблю другого, и не хочу больше никому врать. Прежде всего, самой себе. Ник хмыкает, качает головой, молча разворачивается и уходит. Без выяснения отношений, без скандалов. В этом весь он. На этой грустной и неоднозначной ноте я с сыном поднимаюсь к нам домой. В работе и заботах проходит несколько дней. Ни Ходж, ни Ник не объявляются. Ходж дает мне время, как я его и просила, а Ник… ну, а что ему? Надо будет потом все равно ему позвонить, чтобы отдать кольцо. Держать его у себя глупо и неправильно. Да и поговорить не мешало бы, расставаться вот так молча — не по-взрослому. Хочу поблагодарить его за все. Сегодня пятница, Алекс у своего папы. Еду туда, сейчас все равно столкнемся с Ходжем, но готова ли я с ним поговорить — не знаю. Будем смотреть по ситуации. Когда такси заворачивает на нужную улицу — мы видим целую толпу людей, их действительно очень много. — Что там происходит? — спрашиваю у таксиста, не надеясь на ответ. — Кажется, там что-то горит. — Горит?! Не задерживаясь в машине, выскакиваю из нее и бегу в самую гущу. Толпа в панике, по разговорам понимаю, что произошло возгорание. Пламени я не вижу, но дыма много, он валит с первого этажа. Звоню Ходжу, не поднимает трубку. Звоню няне — то же самое. Теперь паника накрывает и меня. Я толкаю двери и вхожу внутрь, под вопли и запреты окружающих. Мне на них все равно, главное, чтобы там не было моих мальчиков. Холл пустует. Резкий, тревожный запах ударяет в нос, заставив меня сделать шаг назад. И тут мне навстречу выбегает мужчина. Сквозь дым я разглядываю его, понимаю, что это Ходж! — Лиз?! Что ты тут делаешь?! — Я пришла за Алексом, из такси увидела толпу, там сказали, что возгорание. Ни ты, ни няня не поднимали трубку. Господи, Ходж, где Алекс? — хватаю его за руки и вижу в них любимого зайца нашего сына. — Няня с Алексом на улице. Я посадил их в машину. — А ты что тут делаешь? Что вообще происходит? — В доме произошло возгорание. Всех жильцов экстренно эвакуировали. Пока мы в спешке шли, уронили игрушку. Алекс заплакал. Я отвел из в безопасное место, в мою машину, и забежал за игрушкой. — Господи, — закрываю рот ладонью, слезы застилают глаза. — Ты же рисковал! — Ничего. Как ты тут оказалась? Еще же рабочее время не закончилось. — Меня раньше отпустили. — Ладно. Хватит болтать, нам нужно выбираться отсюда побыстрее, пока двери не заблокировали. — Что? Это как? — Это умный дом. Когда температура поднимется до определенного уровня, двери автоматически закроются, чтобы сдержать огонь. — Ну и зачем это? — Некогда, пойдем скорее. Он берет меня за руку, переплетая пальцы, замечает что нет кольца, улыбается, и мы бежим к дверям. За секунду до того, как мы хватаемся за ручку, слышим громкий щелчок. — Черт. — Что? — дергаю ручку и понимаю, что дверь не открывается. — Нет! Нет-нет-нет! Почему именно сейчас?! Что теперь делать, Ходж? — Тихо! Я думаю. Без паники. Как без паники, если я отчетливо чувствую запах гари, понимаю, что, если мы тут заблокированы, а все службы на улице, то мы тут просто задохнемся! Ходж, отпустив мою руку, отходит к окнам, пытается их открыть, выбить, еще проделывая какие-то манипуляции. — Все бесполезно. Лиз, давай сюда, ближе к двери. Чтобы нас сразу нашли. — Там могут открыть дверь? — Да, снаружи она открывается. Изнутри нет. Сейчас мы в ловушке. — Это очень мило, конечно, что ты забежал за игрушкой сына, но и мы можем умереть, Ходж! — Нас спасут. Иди ко мне, — садится на пол, вытягивает ноги, хлопает по своему колену. Я падаю к нему в руки, он заграбастывает меня в свои объятия, утыкаюсь ему в шею. — Как ты там говорила? Счастливый конец только в сказках? — вижу, как у Ходжа закрываются глаза, он еле ворочает языком. Теряет сознание. — Наша сказка только началась. Не смей засыпать, Ходж! Ты мне нужен. Ты нужен мне и нашему сыну. Я люблю тебя! Люблю! Он улыбается, глаза закрываются, руки падают вдоль тела, больше не обнимают меня. Слова высыхают в горле, слезы высыхают на лице. Я вцепляюсь в Ходжа и тащу его волоком в, как мне кажется, безопасное место, из-под слоя обжигающего воздуха, в котором, кажется, совсем нет кислорода. От грохота закладывает уши, не понимаю, откуда это и что. Дух вышибает навалившейся тяжестью и болью. Мир исчез, и поднимающийся столб дыма я уже не вижу. В глазах темнеет, я проваливаюсь в черноту и сквозь нее вижу спасительный белый свет. А может, все это мне только кажется…