• • •
Утренние рейсы всегда пахнут кофе и сонливостью. Первое — в бумажном стаканчике Айяна, неторопливо идущем вслед за грязной влажной линией от колёсиков чемодана. Второе — Акка, потирающего покрасневшие глаза рукой, не занятой вещами Айя. В Англию тот собирался на полгода — учёба, языковая практика, работа, — размеры чемодана съедали даже рост Акка, делая его крошечным. Айян знает, что после этого Акк спать не ляжет и весь день будет чувствовать себя уставшим, и не хочет, по большому счёту, чтобы он провожал его в аэропорт. Но это будет отчасти и ложью — быть любимым Айю нравится. Приятно, что Акку не всё равно и он здесь, рядом, выискивает на информационном табло нужный рейс и суетится — билеты не забыл? паспорт? — потому что не может по-другому. — Может быть, уточнишь, не перенесли ли рейс? Посадка, может быть, будет раньше, — Акк нервно кусает губы, оглядываясь. Людей много, и, несмотря на ранний час, все суетятся как заведённый волчок. Волнуется не только из-за перелёта, Айян его как облупленного знает — они ещё никогда не жили настолько далеко друг от друга, не расставались дольше, чем на пару недель. Подрагивающие пальцы, бегающий взгляд; у Айя сжимается сердце уже сейчас. У Акка нет программ по обмену на факультете. Его последний семестр — это тестовый контроль, проекты и череда выпускных работ. Это практика в мировом суде и неимоверный объём ответственности. Осознание — они и в самом деле должны провести всё это время порознь — давит неприятно, пощипывающе в носу. — Всё в порядке. Мы должны ещё встретиться с представителем от университета, так что я ничего не пропущу. И, хороший мой, — Айян несильно сжимает ладонь на запястье Акка, — я тебя люблю и тревожного такого, но всё правда будет в порядке, попытайся успокоиться. Для Айя не секрет, что он порой манипулирует. Не то чтобы он делал что-то плохое, однако и ничего хорошего в этом не было. С Акком он предпочитает что-то невинное, маленькие манипуляции, чтобы ему стало лучше — например, напомнить, что его любят. Акка это отрезвляет, смущает и избавляет от толики паники и тревоги. Суетливость отходит на второй план; остаются лишь они и краснота на щеках. Акк оглядывается и стискивает Айяна в объятиях; тот, чуть ли не пища, едва успевает оставить стаканчик с недопитым кофе на сидениях. Негромко смеётся. И так же крепко обнимает, наводя беспорядок в волосах Акка. — Ты всё ещё занят мной, даже если между нами десять тысяч километров, — ласковое движение ладони по щеке. — Это на случай, если с тобой решат пофлиртовать. — Нравится чушь нести? — фырчит Акк, тут же улыбаясь. Акк был невероятным настолько часто, сколь и хмурым. Не в том смысле, что чувствовал себя плохо или страдал от плохого настроения; его расслабленное лицо не выражало ничего дружелюбного. На неуместные подкаты ему порой было достаточно поднять суровый уставший взгляд, и автора ухаживаний простывал след. — Нисколько. Самый милый, умный, добрый, опора для друзей и лучший сын для своих родителей. Меня бы не беспокоила участь подлеца, я бы не упустил ни одного шанса присвоить тебя себе, даже если у тебя был парень. Акку двадцать два. В мире всё ещё существуют вещи, способные смутить его, но избегать своих чувств ему больше не нужно, их принимают и понимают. Акк всё ещё учится выражать их прямо, как и нужно поступать влюблённым людям — без ощущения отторжения; закрывая их лица капюшоном толстовки, Акк тычется в чужие-родные губы, мажет мягким поцелуем, углубляя его почти сразу же. Айяну хочется забыться в этом моменте хотя бы ненадолго, в Акке, тёплом, податливом, любимом, и не прощаться вовсе. Самом смелом, становящемся с каждым днём всё более сокровенным желанием. — К моему счастью, ты такой хороший, что даже повода волноваться за наши отношения мне не даёшь. — Кажется, это мне нужно волноваться, — Акк научился такой же хитрой лисьей ухмылке, усмешке на грани серьёзности. Он беспокоится, даже зная о взаимности, о том тепле, что переполняет душу Айя, стоит только подумать об Акке. — Вдруг найдёшь себе красивого британца и не захочешь возвращаться обратно. — Ни за что, терпеть не могу британский акцент, — смеётся. Его губы оставляют тёплый след на лбу Акка. Разрывать объятия кажется пыткой. Вся дорога до Лондона кажется одним смазанным пятном — регистрация, бесконечный полёт в объятиях облаков, пересадки, шум людей в ресторане и шелест отодвинутых штор в отеле. Позвонить своему самому близкому человеку получается лишь через несколько часов, когда на смену единственной надоевшей букве приходит интернет постабильнее. Айян болтает без умолку, показывает виды из окна и не может наглядеться на сонного Акка, разделяющего этот восторг не так бурно — просто потому, что устал. Айю так же просто, как вдохнуть или выпить глоток воды, невзначай говорить, как бы он был рад быть здесь вместе: гулять, делать фотографии, покупать кофе с кучей сиропов и впитывать как губка впечатления. Акка это порадует, он знает. И в этих словах совсем нет лжи — с Акком всё было бы иначе, солнечнее и светлее. Мир вообще ощущался по-другому, не было плохо или хорошо, просто по-другому; было странно не вздрагивать от случайных объятий со спины и касаний губ к щекам. Странно не чувствовать каждый поцелуй, инициируемый жадным до тактильности Акком. Каждый день был в той или иной степени наполнен им, даже если они не виделись сутками, занятые своими делами; любимой частью жизни Айяна было осознание, как сильно менялся Акк просто потому, что получал любовь без условий. Из парня, не принимавшего и понимавшего своих чувств, в прилипалу с неугасаемым тактильным голодом. Сквозь видеосвязь хочется прикоснуться и не отпускать. А он ведёт себя почти неприкасаемо, будто Ай никогда не видел его без одежды. Рубашка — лишь спущена до плеч, и иногда обнажённая спина с несколькими родинками, которые Айян знает наизусть, трогал бесчисленное число раз. Не помогают даже самая подлая лесть — Ай и не лжёт, называя его самым красивым парнем, — Акк в ответ лишь улыбается смущённо. Не просто скучает — отношения с Акком были не от скуки, чтобы испытывать её, когда между ними пролегали несколько стран. Айян не говорит «не могу», потому что может: жизнь не остановилась, мир вьётся вокруг и мимо него, учёба медленно течёт месяц за месяцем и появляются новые знакомые, с которыми можно и поговорить о чём-нибудь, и выпить в баре на Эйр-Стрит. Ту же самую мысль выразил и Акк, когда они в очередной раз созвонились. — Я не лгу, когда говорю, что жду твоего возвращения. Но я не схожу с ума от тоски. Это же не означает ничего плохого? Меня всегда так расстраивало, когда кто-то рассказывал, что люди расстаются из-за долгих поездок, потому что не выдерживают. Или считают каждый день разлуки, ругаются, ревнуют по поводу и без, и это так… странно, что ли? Я себя бесчувственным даже ощущаю. В такие моменты Ай с трудом отрывал взгляд от экрана, чтобы собраться с мыслями. На мониторе, расплываясь иногда пикселями, мелькало лицо любимого человека, и всё становилось понятным. Его чувства не выматывающее испытание, кто быстрее перегорит. Это скорее как боль, нехватка чего-то важного: да, проживёшь, но не хочется. Дни проходят насыщенно, бешенно, заполняя каждый час, однако тоска постепенно заполняет изнутри до отказа и тянет домой сильнее и сильнее. — Всё в порядке, Акк. Здоровым отношениям и не нужно то, что ты сказал. Я здесь тоже не рыдаю в подушку каждый день. У нас у обоих есть часть жизни, не связанная друг с другом, и самое приятное, что уже четыре года мы выбираем связывать её большую часть друг с другом. Что ты улыбаешься? Я сказал что-то, с чем ты не согласен? — Ну ты и сопливую фигню сейчас выдал, Коротышка, — лишь ответил Акк, прикоснувшись кончиками пальцев к уголкам глаз, намокшим от слёз. За этими мыслями Мэйсон и застаёт его, тычет под рёбрами, мол, чего задумался? Айян вздрагивает, фокусирует свой взгляд на пришедшем, не припоминая — когда они договаривались о встрече? С Мэйсоном они познакомились в первый же день. Студент-по-обмену-не-европеец довольно сразу привлёк к себе много внимания ещё и потому, что был и красивой картинкой — объективно, Айю несвойственно было недооценивать себя. Однако даже уверенному в себе, харизматичному человеку в новом обществе было не очень комфортно по разным причинам, хотя бы из-за постоянных оценивающих взглядов. Мэйс пошёл напролом, познакомившись и заведя разговор первым. Он был симпатичным — волосы рыжие, веснушки и вздёрнутый нос, — но показался Айю довольно навязчивым и странным. Ну, Айяну нравятся люди с приколом, с одним он даже встречается, да вот только разница есть и ощутимая. Чувства отторжения не возникло, так что Айян решил для себя, что они могли бы стать друзьями. Со временем их общение стало немногим ближе, и он рассказывал какие-то мелочи об учёбе дома, Таиланде и Акке. Мэйсон реагировал странно: или преувеличенно безразлично, или бурно, вовлечённо, тем самым выдавая себя. «Странность» Мэйса объяснилась его влюблённостью, и Ай довольно тактично старался этого не замечать, одновременно с этим и рассчитывая на уважение к нему самому из-за отсутствия ответных чувств. Что ж, это было довольно наивно. Мэйсон будто прощупывал почву, нередко нарушая границы человека в отношениях — от фотографий, где он ближе, чем нужно, до касаний интимнее дозволенного. На замечания Айяна Мэйс старался отшучиваться, отвечая, что не делает ничего предосудительного. До самолёта до Бангкока не больше пяти дней. В полумраке и звучании тихой музыки Мэйсон кладёт ладони на чужие колени и тянется за поцелуем; он говорил что-то до этого, Ай не слушал, и молчание, видимо, приняли за молчаливое согласие. Терпение Айяна окончательно треснуло, надломленное со всех сторон. Высказанное обожгло рот, остро, перчённо, так же запылала кожа на ладони от силы удара, и Ай бы почувствовал вину, если не был так зол. Он и до этого понимал, что чувствуют люди, отказ которых не воспринимают всерьёз. А сейчас особенно. И злило больше даже не это — Мэйс посмел усомниться в том человеке, которым Айян дорожил чуть ли не больше всего. Он не имел, блять, никакого на это права, даже если все эти шесть месяцев бегал за Айем как собачонка, заботился, старался чем-то радовать — Ай этого просто не просил. После злости пришло тёплое осознание, прошедшееся будто ласковой рукой по макушке: он назвал Акка своим женихом, и это вышло случайно, не из-за лести или попытки сделать кому-то больно. Они не обсуждали это, кроме пустых разговоров, что это может случиться когда-то; когда-то можно пожениться, когда-то их семья будет состоять не только из них двоих. Они были вместе вот уже четыре года, два из которых просыпались в одной постели в их квартире. Каждое решение делилось на двоих — без сомнений в перспективе, что они будут вместе. Они не ссорились из-за отношений, но могли поругаться из-за неоплаченного счёта или купленного не такого шампуня. Они понимали друг друга с полуслова. Акк уже давно был его близким человеком, семьёй, просто без колец и нелепых клятв, и потому сказанное Айяном в гневе лишь подчеркнуло давно подчёркнутое. Пора двигаться дальше. — Слушай, а ты прав, он ещё не знает, — ответил Ай, поспешно собираясь. С Мэйсоном ему не хотелось даже прощаться — пусть пропадёт и никогда не возвращается. А ещё — лишь бы об этом не думал слишком много Акк. Айян выбирает чёрную коробочку из бархата — в неё влюбляется взгляд.• • •
Акк пахнет домом и подаренными Айем духами. Если провожал в утро, рано, едва только солнце трогало верхушки многоэтажек, то встречал глубокой ночью, тёмной и не такой жаркой. С несколько минут они не могут разорвать объятия, потому что на это не хватало сил, так тянуло друг к другу, крепко. Ай мягко целует чужие губы, и это ощущается скорее не поцелуем, а тёплым касанием. Ничего большего, кроме прикосновения и нежности, в объятиях ощущаемой особенно трепетно. Акк забирает чемодан из рук Айяна, тот обвивает своей ладонью свободную Акка, крепко сжимая. — Я вызову такси, — говорит Ай, но Акк отрицательно покачивает головой и улыбается. — Я приехал за тобой. Надеюсь, ты не против, что я ездил на твоем автомобиле, пока ты был в Лондоне. — Ты отучился на права! — восклицает Ай, резко останавливаясь. В этом не было ничего сверхъестественного — в Таиланде водил едва ли не каждый первый — однако Акк даже упоминал о своих планах за те полгода, что они провели врознь. — Спасибо. Теперь для наших друзей ты будешь трезвым водителем. Акк закатывает глаза, цыкая, как он обычно и делает. Ему идёт не быть пассажиром; ответственный, он не отвлекается от ночной дороги, внимательно следя за каждым светофором и перекрёстком. Сосредоточенный, нахмурившийся, красивый — взгляда не отвести. Будь Айян не таким уставшим, флиртовал бы самым подлым-лестным образом. — Всё в порядке? — спрашивает Акк, несмело кладя ладонь на коленку Айя. Ай кладёт свою сверху, ведя их руки чуть выше, на бедро. — Да, теперь всё в порядке. Немного устал, засмотрелся на тебя. Акк ничего не ответил — уже давно на комплименты не огрызается. Дорога домой занимает не больше часа, Айян всё же успевает задремать. И в душе, когда намыливает голову. И у шкафа, надевая футболку. В объятиях Акка сном накрывает особенно, как пеленой. Больше ничего не было нужно, кроме размеренного дыхания и биения сердца под ухом. Айян просыпается один, утыкающийся в чужую подушку. Акк дома, раздаются его негромкие шаги и скрип дверей; наверное, уже давно проснулся и не хотел разбудить. — Доброе утро. Или уже день? Ты сегодня занят? Мне хочется провести с тобой этот вечер как-нибудь по-особенному, вместе, — говорит Ай, заставляя Акка вздрогнуть и медленно развернуться. Сердце Айяна переполняла особенной формы нежность от такого Акка — домашнего, с растрёпанными на затылке волосами и с банкой шоколадной пасты в руках, которую он ел прямо ложкой, не отходя от холодильника. — Но мы, вроде как… и так его вместе проведём? — отвечает Акк едва растерянно, утирая уголки рта тыльной стороной ладони. — Ну нет, я не про это. Может быть, в ресторане поужинаем? Что-то такое хочется. Побудем только вдвоём. — Ты расстаться со мной хочешь, что ли? — выпаливает Акк, кажется, первое, что пришло в голову. Ай хмурится и подходит ближе, открывая холодильник так, чтобы несильно, но мстительно задеть плечо Акка; только тот мог подумать о расставании, пока Ай пытался сохранять спокойствие и ничем себя не выдать. Будь взгляд Акка чуть внимательнее, точно отметил, как дрожат ладони Айяна, держащие бутылку минеральной воды. — Тьфу на тебя. Зову на свидание. Чтобы мы ели что-нибудь вкусное, держались за руки и целовались. По желанию можно болтать обо всём на свете и невероятно слащаво флиртовать, чтобы заставлять остальных чувствовать себя не в своей тарелке. — Ужасно, — под стать словам морщится, тут же расплываясь в улыбке. — Когда?• • •
После окончания школы Акк почти не надевает рубашек — Айян видит их идеально отглаженными в дальнем углу шкафа. Может быть, в них неудобно и душно. Может быть, они часть не самых приятных воспоминаний, мелькающих идеально белым. Но сегодня на Акке она — серо-бежевая, расстёгнутая на пару верхних пуговиц. Ай держит его за руку, ласкуче царапая подушечками пальцев по ладони, смотрит в глаза и пытается выглядеть расслабленно и спокойно. Это довольно тяжело, от волнения всё ноет-зудит, жжётся чёрным бархатом от коробочки в кармане пиджака, и Айян, наверное, даже может сказать, что боится. Акк может разбить его сердце этим вечером, сам того и не подозревая, выбирая со смешком, что заказать и какими вилками это есть. Может быть, Айян был просто ребёнком, но ему эгоистично хотелось большего. От отказа Акка ничего бы не изменилось, однако… однако Айю больно от одной только мысли. — О чём задумался? — спрашивает Акк, едва закашливаясь от вина, попавшего не в то горло. — О тебе. — И что надумал? Айян глубоко вдыхает, кусая кончик языка до ощутимой боли. Она отрезвляет. — Что мне нравится быть с тобой, нравится делать тебя счастливым и видеть тебя счастливым. Мы многое, через что прошли вместе, и ни разу у меня не возникло мысли, что нам стоит расстаться, что мы не сошлись характерами, хотя я знаю, что мы разные и не во всём друг друга поддерживаем. И я люблю тебя, наверное, это самое важное. Моим парнем ты уже был, может быть, захочешь стать моим мужем? Открытая коробочка неторопливо пододвигается ближе к Акку движением пальцев. На лице Акка ни эмоции, кроме растерянности. Он пытается проморгаться, поднимая глаза к потолку, но не получается. Щёки мокрые. — Нам необязательно жениться сейчас, я просто хочу, чтобы мы были помолвлены. Это странно, да? Как обещание, что, когда для этого сложатся обстоятельства, мы станем друг для друга кем-то не просто на словах. — Так, секунду, — тихо произнёс Акк, подняв с колен атласную салфетку, чтобы вытереть уголки глаз. Айян чувствовал себя как на иголках, и, хоть и прошло не больше пары минут, как Акк заговорил вновь, ощутилось это едва ли не вечностью. — Надевай. Не «да» или «я согласен», а «надевай», сказанное довольно нетерпеливо. Айя начинает потрясывать от смеха. Он оставляет лёгкий поцелуй на протянутой ладони, прежде чем надеть на безымянный палец кольцо. — Смешно ему. А я каждую поездку домой слышу: «Вы вместе четыре года, когда он тебе предложение сделает?» — взволнованный и самую малость недовольный Акк пытался передать интонацию матери. — А я откуда знаю, блин. С чего она вообще решила, что это ты должен мне предложение делать? — Так ты согласен выйти за меня замуж или просто боишься гнева мамочки? — Перестань меня дразнить. На, вот. На руке Акка было несколько колец из бисера, сделанных явно детской рукой. Он выбрал одно — переливающееся зелёным при ярком свете — и протянул Айяну. — Ну, я ждал возвращения своего парня, а не жениха, поэтому не успел подготовиться. Были в гостях у маминой сестры, у неё дочка из бисера всякие штучки плетёт, подарила мне такие колечки. С кроликом не отдам. Айю всё нравилось и так. Особенно поцеловать своего жениха, придвинувшись ближе.• • •
Влажные отросшие волосы лезли Айяну в глаза. После прохладного душа воздух в спальне казался тёплым до одури. Акк выглядел глубоко задумавшимся; он стоял у окна, вглядываясь в ночной город. Айю нравился район, где они снимали квартиру, — тихо, красиво и очень спокойно. — Ты переставил тумбочку? Только заметил, — спросил Ай, обняв Акка со спины. — Да. Я об неё ударяюсь постоянно. Акк казался напряжённым, будто чем-то взволнованным. Айян обнял крепче, щекочуще скользнув кончиком носа по шее к волосам. Айя тянуло оставить на плече укус — настолько Акка хотелось, настолько сладко он выглядел, — но сдержался. — Сегодня ты застал меня врасплох, — Акк говорит негромко, выпутываясь из объятий. Он отходит на расстояние шага, взволнованно теребя края футболки. — У меня тоже есть кое-что для тебя. Ай хочет задать вопрос, но он остаётся неозвученным — Акк снимает футболку. Айян обводит взглядом его тело, красивое, как всегда, и больше не может говорить. Соски Акка проколоты — простые украшения из медицинской стали, — и это выглядит невероятно. Может быть, дело совсем не в пирсинге, а в Акке — ему шло абсолютно всё, что делало его счастливее. В исходе и Айя, находившем в этом свой кинк. — Я… я могу потрогать? — он тяжело сглатывает нахлынувшую слюну. — Зажило? — Да. Я сделал его сразу, как ты уехал. Он заживает довольно долго, и я знал, что с тобой это будет… довольно проблемно. — Эй, я не настолько одержим тобой, — произносит Айян, тут же усмехаясь от собственной лжи. Кончики его пальцев порхающе-нежно опустились с плеч до низа живота Акка, задев, будто случайно, и соски. — Кого я обманываю? Иди ко мне. Акк сделал шаг вперёд. Вся его кожа была покрыта мурашками, как от холода. Айяна жгло, и точной причины этого назвать было бы проблематично — есть и есть, главное, что чувствует к любимому человеку. Пусто, чтобы просто назвать его красивым. Недостаточно божеством. Слишком пошло простое «хочу тебя». Ай надеется, что чувство может обличиться в поцелуи; он обнимает Акка за талию, целует, лижет, губы кусает почти неосознанно, не от разума, а по сердцу. С сосками он особенно обходителен — джентльмен, — старательно и аккуратно посасывает, втягивает в рот, прокатывает украшение по языку. — Как с чувствительностью? — Что-то такое есть, — довольно отзывается Акк со своими покрасневшими опухшими губами, и Айян не может не поцеловать вновь, едва ли не давясь от той похоти, бьющейся, играющейся. Когда Ай отцепляется, чтобы вновь вернуться к шее и груди, Акк откидывает голову назад и закрывает глаза. Ничего не делая, просто наслаждаясь лаской; его руки лишь поверхностно гладили плечи Айяна. — Как же ты невероятно выглядишь, пахнешь. Красивый, отзывчивый, ненавижу дни, когда не могу до тебя дотронуться. Мне так повезло, что ты такой… — Какой? — Мой. Я всегда получаю лучшее. Похвала действует идеально, безотказно. Ай опускает ладонь к паху, несильно потирает — Акк всё ещё был маленьким мальчиком, которой слишком сильно любил ушами. Возбуждённый, он почти поскуливал от прикосновений к члену. — Нет, это мне повезло с тобой, — голос Акка хриплый, будто простуженный. Частое дыхание прерывает слова. — Ты вытянул меня из болота, в которое я сам себя загнал. Айян хмурится — недовольный. Ему не хочется сейчас выяснять отношения, когда они с недотрахом и соскучившиеся друг по другу, однако он не в восторге, что Акк чувствует себя виноватым. Виноватым даже в том, что от него совсем не зависело. — Глупый ты иногда, Акк. Не вспоминай об этом, — Ай тянет за руку за собой. У постели он разжимает пальцы на запястье и падает в не заправленную с утра кровать. — У меня от тебя немного голова кружится. Давай ты меня трахнешь, а я буду распускать руки? Акк смущённо кивнул. Из передвинутой к окну тумбочки он достал новую упаковку презервативов и смазку. Первое было очень даже к месту — Ай не очень хотел снова идти в душ. — Я ни разу не делал тебе римминг. Могу я?.. Ох, блять. Ай едва не выпаливает «конечно». Видимо, Акк хотел его сегодня прикончить. Айян был бы не против. — Акк, любимый. Тебе можно всё, знаешь? Акк облизывает пересохшие губы и опускается на колени у постели. На Айяне ничего, кроме полотенца на бёдрах; оно развязывается и мнётся под ним, когда Ай шире разводит ноги. Акк всё делает несмело, но хорошо. Ему идёт быть там, между ног Айя, тянущего за волосы ближе. Идёт целовать бёдра. Идёт иногда уделять внимание члену, прежде чем вновь воспользоваться языком. Идёт погружать пальцы внутрь, сгибать их, растягивать, заставлять Айяна дрожать. Этого резко перестаёт хватать — Акк поднимается с колен и берёт презерватив из пачки. — Я так по тебе скучал, — на выдохе произносит Айян. Его голос предательски дрожит и тело тоже, покрытое мурашками до самой макушки. Акк отрывается от своего занятия, поднимая взгляд, тёмный, почти пугающий, и ухмыляется. Блять, ухмыляется. — По мне? Мне показалось, что по моему члену. Айян зажмуривается, как от яркого света. Слова бьют кожаным кнутом по щекам, заставляя его течь и чувствовать себя ещё хуже-лучше. Айян создал зверя, в приручении которого ничего не смыслил, и был в этом виноват совершенно полностью. Поистине глупо было считать, что Акк навсегда останется мальчишкой, не умеющим дразнить и огрызаться. Не так, как дикарёнок, взращённой школой подросток, неумело, рассекая воздух, а вот так, рьяно и пряно. — Ты смеешь меня дразнить? У меня несколько месяцев не было секса. С тобой. Тебе повезло, что я воспитанный. Акк показался довольным ответом — едва заметно улыбнулся. Его руки обвили ноги Айя, стащив его ближе к краю. Рассеянный взгляд скользнул по Айяну; Акк на секунду замер, прежде чем так же неторопливо толкнуться. Ай протяжно выдохнул. Это было хорошо, больше не от стимуляции, а от знакомого распирающего ощущения, которого не было довольно давно. Чувства давления, тяжести и теплоты чужого тела, чужого запаха, но родного человека. Акк выглядел потрясающе — Айян мог поклясться, что у него кружилась голова даже вот так, лёжа. — Знаешь, — дыхание Акка было поверхностным и прерывистым, и слова разделялись не смыслом, ритмом движения бёдер, — ты можешь общаться, с кем посчитаешь нужным. Но твой новый знакомый мне не нравится. Айян протяжно выстонал. Он чувствовал себя хорошо: голос Акка был таким тихим, со своим особенным тембром, пробирающим до мурашек. Акк ревновал — жгучее ощущение ползало под кожей, — и Ай, обычно вспыхивающий гневом от любой несвободы, поймал себя на мысли восторга. Было ли это специально или по наитию, однако правильно во временном интервале: во время секса Айяном было манипулировать проще всего. Претензии Акка и не были голословными, Ай всё понимал. — Мне кажется, ему стоит напомнить, что не все парни свободны и вести себя нужно, как следует. — Нет повода для беспокойства, — улыбнулся Айян, прикрыв веки. Его тело скучало без ласки, и собственные руки блуждали по нему; от шеи по груди и ниже, поднимаясь наверх, чтобы задеть соски. — Мы больше не общаемся. Не вспоминай о нём. Не отвлекайся от меня. Акк наклонился, чтобы поцеловать кусаче, грубо. Ревниво. Это было так несвойственно для его спокойного и уравновешенного парня, что Айян не знал, что должен чувствовать. Ярко ощущалась только эйфория сегодняшнего дня и возбуждение. Этого пока было достаточно. — Только идиот променяет тебя на минутное удовольствие. Толкнувшись до упора — бёдра к бёдрам, — Акк замер. Его взгляд, тёмный, тяжёлый, мутный от секса лёг на Айяна, пытаясь поймать на обмане. Айян разучился ему лгать за время их отношений. Просто потому, что почти этого не делал. Удовлетворённый правдой, Акк снова начал двигаться. Ай не трогал себя — в том смысле, что не помогал себе кончить. Его ладони если не сжимались на теле Акка, вминаясь в кожу, то скользили по своему. Углубляясь в ямочках ключиц, царапая ареолы, щекоча живот. Акк начинал двигаться резко, хаотично, значит, был уже близко; его ладонь легла на член Айя, сжала. Скольжения оказались потрясающими, даже немного болезненными — Айян даже не чувствовал до этого, что перевозбуждён. Ему было хорошо. Кончив, он расслабленно прикрыл глаза. Акк вскоре лёг рядом, приобняв. Он шумно дышал, вздрагивая, когда Айян игрался с его шеей, выдыхая тепло или холодно. На его протянутой вверх руке поблёскивало золотое кольцо, и он смотрел, почти не отрываясь. — Не можешь перестать смотреть или тревожишься о самом факте? — спрашивает Ай, уже, впрочем, зная ответ. — Да, — неопределенно отвечает Акк. Айяну ответ понятен: если есть причина что-то обдумать-потревожиться, Акк не преминует возможностью ей воспользоваться. — Тебе идёт. У тебя красивые ладони, тонкая кожа, всё, что нужно, чтобы носить украшения. Но у меня лучше. Ай так же, как и Акк, протягивает свою ладонь вверх, загораживая свет. На ней незамысловатое, но самое милое кольцо из зелёного бисера. Акк в ответ только улыбается и ничего не говорит. Отблески тени прячутся в его глазах и бледно расползаются в черноте волос.