Даже если вам немного за тридцать...

      Слайды удались, речь отскакивала от зубов, вопросы были по существу и ни одной шпильки. Его слушали. И слушали внимательно. Слушали так, будто жизни всех слушателей зависели от его слов. Но выдохнул доктор Арден Чейз лишь, когда под аплодисменты покинул трибуну.       После часового перерыва, поздравлений, пожеланий непременно познакомиться с принимающими участие в эксперименте, Арден вместе со всеми вернулся в зал и занял свое место. На кафедру взошел доктор Эдвин Корриган. И почтенная публика приготовилась внимать.       И ведь было чему. Эд прошерстил порядком литературы для своих примеров. Разобрал психотипы, известные задокументированные случаи и случаи из частной практики своих коллег. Естественно, личные данные всех персон остались не затронутыми. Но до чего же это все было интересно!       Однако тема у него была спорной. И вопросы, которыми осыпали по окончанию доклада Эдвина, были весьма острыми. Какие-то были заданы по существу, какие-то — с целью уточнить, но где-то на шестой минуте обсуждений в зале раздался знакомый голос.       — Мистер Корриган, я так понимаю, что ваша идея заключается в том, что инцест в принципе — явление, обусловленное генами. А как же окружающие? То, что закладывается в человека еще в детстве? К тому же влечение к родственнику может нести односторонний характер, а вовсе не быть обоюдным.       — Я не утверждаю, что влечение может быть обоюдным всегда. И вы, несомненно, правы, говоря, что окружение играет важную роль. Люди — социальные существа по своей природе, и характер во многом зависит именно от того, каким образом воспитывался человек. И все же, в настоящее время по причине массовой информатизации и свободного доступа всех слоев населения к компьютерам и мировой сети, понятия морали размываются. То, что было недопустимо еще двадцать лет назад, сегодня считается нормой поведения. И я подчеркиваю, инцест между альфой и омегой может быть заложен на генетическом уровне. Предрасположенность примерно столь же вероятна, как наличие в организме родственников маркеров болезни Альцгеймера или болезни Крона.       — И каков же шанс на то, что ребенок, родившийся от такого союза, тоже будет предрасположен к инцесту? — Все тот же голос. Кид. Карл. Сам черт не разберется в его именах.       — Знаете анекдот о блондинке, у которой спросили, каков шанс, выйдя на улицу, встретить динозавра? Пятьдесят на пятьдесят. Гены — сложнейший банк информации. Они описывают, если хотите, все. Все, что составляет нас. Всю информацию о наших предках. И о наших потомках. Так вот… в ребенке может сработать ген, отвечающий на инцессуальную склонность. А может сработать адекватный. Зависит от доминантности и рецессивности этих генов.       — Иными словами — вы не знаете. Тогда еще один вопрос. Кому-нибудь в мире удалось найти этот ген, или все сказанное — ваши предположения? Я могу привести примеры вертикального инцеста между отцом и сыном, причиной которого была детская травма, оставившая глубокий отпечаток у ребенка. Отец не разделял наклонностей сына, но ради любви к нему пошел на это. Я знаю пример, когда парой становились сводные братья, родители которых никогда не были замечены в чем-то подобном. А так называемый твинцест, то есть инцест между близнецами? Да, гены близнецов невероятно схожи, но разве здесь не должно вступить в игру правило разноименных зарядов? Новая кровь — это всегда новые силы. История знает сотни примеров вырождения семей и кланов, практиковавших инцест.       Арден замер. Все верно, это записки из того блокнота. Значит, мистер Вествуд, или как его там, действительно заинтересован в этом докладе, раз настолько подготовился к нему.       — Иными словами, это очень спорная тема, на которую, несмотря на актуальность и довольно-таки частые случаи в медицинской практике, отчего-то закрывали глаза. Да, инцест это вырождение, а не сохранение чистоты вида. И именно по этой причине и необходимо этот вопрос исследовать.       Можно было предположить, как усмехнулся Кид после такого ответа, который по сути ответом не был. Корриган не знал ничего наверняка и, возможно, именно поэтому других вопросов от Вествуда не последовало.       Арден выдохнул. Ему нравились конструктивные дискуссии. Аргументы и контраргумены, если они озвучивались спокойным тоном, само собой. И да, спор его возбуждал. Всегда. Вот и сейчас он чувствовал то самое возбуждение, от которого хотелось на стенку лезть. И совершать безумства.       Когда закончилось обсуждение, он едва ли не в числе первых покинул конгресс-холл, поймал такси и вернулся в отель.       Где его и застал телефонный звонок спустя почти два с половиной часа, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом.       — Доктор Чейз? — и снова тот же голос в трубке. — Вы не остались до конца. Что-то случилось?       — Просто прослушал все, что хотел на сегодня, — теплая волна вдоль позвоночника. И это от одного только звука голоса!       — Ну, могу сказать, что вы ничего не потеряли. Я лично чуть не уснул, — тихий смех. — Вы голодны? Как насчет обещанной компании? Цены здешнего ресторана не соответствуют вкусу блюд, но за углом есть довольно милое заведение со странным названием «Подстреленная гусыня».       — Отличная мысль, — его собственный голос сел от волнения. В голове сами собой замелькали самые разные картинки весьма неприличного содержания. — Через полчаса в холле?       — Договорились, — ответил Кид и повесил трубку.       Спустя полчаса Арден стоял у выхода, сунув руки в карманы. Ожидание щекотало нервы. И еще возбуждение. Оно почти физически ощутимо плыло вокруг него флером. Странное дело, оно же заставляло окружающих оборачиваться и смотреть на него.       — Знаете, сейчас вы меньше всего похожи на врача, — плеча мимолетно коснулись, и Кид (или все-таки Карл?) вышел из-за спины, встав рядом. — Если вы готовы, то мы можем идти.       Арден повернулся, глядя на собеседника.       — Готов, — тонкий запах недешевого парфюма, запах кожи, волос, немного резкий запах чернил. — Почему же не похож? Какие же в вашем представлении эти самые загадочные врачи?       — О, в этом плане я самый что ни на есть обыватель. Нечто упитанное, циничное и полное собственного превосходства существо — вот врач в моем понимании. Хотя… у вас должны быть очень чувствительные руки. Вы ведь хирург? — Кид ненавязчиво приобнял его за талию и увлек за собой к выходу, подмигивая на ходу девушке-администратору.       — Хирург, — согласился Арден. — А вы ужасно отстали от жизни. Сейчас доктора — подтянутые, спортивные, красивые. Хоть и не без доли цинизма. Поверьте, он нам ой как нужен.       — О, как скромно, — Кид одарил его насмешливым взглядом. — Нам направо вон до той дверки.       — Простите, ко мне это не относится, — смущенно дернул плечом Арден. — Я не отношусь к этой категории. Я обычен.       У входа, стоило только открыть дверь, желудок протяжно заурчал. Да, оказывается, и есть тоже хотелось.       — Мне нравится ваша… обычность, — Кид провел его к столику с табличкой «Зарезервировано». — И я достаточно видел сегодня ваших коллег, чтобы не согласиться с вами. Разумеется, поколение меняется и мастодонты, которых я описал, уходят. Но мы ведь помним — я обыватель. И мнение мое сложено целым поколением до меня. — Он проследил за тем, как устраивается Арден, и сам устроился напротив, принимая меню у подскочившего официанта.       — Мне льстит ваше внимание, мистер Вествуд. Полагаю, вы здесь уже были, так что предоставляю право выбора блюд вам. Полагаюсь на ваш вкус, — реверанс. Пусть несколько неуклюжий, но он не так часто ходил на свидания, чтоб чувствовать себя спокойно.       — О, спасибо за доверие, — Кид лукаво улыбнулся. Пробежался взглядом по страницам, произнес названия блюд, которые абсолютно ни о чем не говорили, и отдал меню обратно. — Итак… вас можно поздравить с успешным выступлением?       — Поздравить меня можно будет, когда я найду способ бороться с болезнью. А до того времени все, что я делаю — это только компромисс, — покачал головой Арден.       — Ну, он ведь помогает. К тому же я знаю, насколько иногда бывает трудно справиться с волнением. Вы отлично выступили. Не буду врать, что понял все, что вы сказали — для этого у меня нет нужного образования — но это произвело на меня впечатление.       — Благодарю, — и снова просел голос. Трудно справляться с собой, когда в воздухе чувствуется запах альфы. Очень, очень близко. Альфы, который интересен. И от ощущения которого рядом все волоски на теле дыбом становятся. — К сожалению, некоторых вещей простым человеческим языком не разъяснить, — Арден мысленно зааплодировал себе. Пока что ему удавалось поддерживать видимость светской беседы. Все-таки зря он затеял эту авантюру. Понимал ведь, как трудно будет сдерживаться. И неважно, что Вествуд «проявил интерес». Он вообще об интересе мог ради хорошего комплимента сказать. А доктор Чейз и рад уши развесить…       Официант принес бутылку вина, прервав беседу, дал попробовать Киду и, после того, как тот кивнул, наполнил бокалы.       — Ну что, за знакомство, за встречу или за ваше выступление? — Кид поднял свой бокал с улыбкой.- Мне действительно понравилось. Никаких предположений, лишь голые факты. В этом вы очень отличаетесь от прочих… сказочников.       — За мои официальные извинения вам. И за маленький странный случай, который позволил нам встретиться, — медленно произнес Арден. Не смотреть в глаза во время тоста — нехорошо. Но это крохотное действо настолько интимно!       Кид на мгновение нахмурился, явно пытаясь вспомнить, о чем идет речь, а потом покачал головой, смеясь:       — Я уже и забыл, с чего все началось. Надеюсь, вам понравились печеньки, — он коснулся края бокала Ардена своим. — Все же предлагаю выпить за все и сразу. То есть за нас.       — Сильно надеюсь, что забываете вы не все подряд и не часто, — он говорил в шутливом тоне, но не мог заставить себя расслабиться. Возбуждение, плавившее тело, обернулось напряжением. Сначала человек начинает забывать бытовые мелочи. Потом — себя и годы, прожитые в окружении друзей и любимых, а потом…       — Я был увлечен книгой. Поэтому все, что происходило рядом… как в тумане. Но я помню свои мысли. Вы очаровательны, когда злитесь.       — Я тоже был увлечен книгой и не заметил, что мое печенье осталось в моей сумке, а я налегаю на ваше. Отсюда и возмущение, — усмехнулся Арден, пригубив свой бокал. — Вы блистательно дискутируете. Так, будто предмет дискуссии является как минимум объектом приложения ваших творческих усилий.       — Я люблю поспорить, это, как считает большинство моих знакомых, мой большой минус. Этому делу я отдаюсь со всей страстью. Хотя доклад доктора Корригана, если честно, меня немного разочаровал. Как и его разбор литературных источников. Он свел все к одному шаблону, одной причине, без учета времени, места и обстоятельств. Хотя, если честно, пытаться обосновать с научной точки зрения сюжетные повороты…       — Сложно, но можно. Более того, в порту я именно этим и занимался. Размышлял над тем, почему герои Мартина распределены именно так. Почему Серсея и Джейме — альфы. Почему Дейенерис — омега, когда куда логичнее сделать омегами Сансу и Роба.       — Почему бы не сделать предположение, что так захотелось автору? Просто так захотелось. Например, показать сильную омегу и слабую альфу, — в глазах Кида засиял настоящий интерес. — Нельзя все сводить исключительно к одному. А где же полет фантазии?       — Альфа-размазня и волевой омега? Что ж… встречались на моей памяти и такие персонажи, — Арден щекой прижался к прохладному стеклу бокала и зажмурился. — Один из моих пациентов, омега, узнав о своем диагнозе, в отличие от своей пары не впал в ступор. У него был сын, собственное дело… планы на жизнь. Он передал свою фирму сестре. Такой же волевой даме, как и он сам. Оформил на нее же опеку. Создал фонд для своего ребенка и пришел ко мне, сказав: док, делай все, что считаешь нужным. Я готов ко всему. Хочу помочь таким же, как я, вдруг у тебя получится?       — Вот. Реальная жизнь только подтверждает мое предположение. Понимаете… жизнь гораздо более сложная штука, и загнать ее в рамки невозможно. Но некоторые все равно пытаются это сделать. И обижаются, когда это не получается, — Кид поставил свой бокал на стол и отодвинулся, давая официанту возможность расставить принесенные блюда. — Я не спросил вас, какую еду вы предпочитаете, поэтому заказал на свой вкус. Надеюсь, вам понравится.       — Удивитесь, но я весьма неприхотлив в еде. — Арден позволил официанту поставить перед собой тарелку и улыбнулся. — Когда вы выбираете между сэндвичем с тунцом и сэндвичем с курицей в перерыве между операциями — не до изысков. Так что даже не сомневаюсь в том, что мне понравится.       — Я знаю, что такое перекусы на работе, Арден. Но это не значит, что я не скривлю нос, если в ресторане мне подадут то, что мне в принципе не нравится. Всему свое время. Я назвал вас по имени, надеюсь, вы не против? Мне нравится, как оно звучит.       — Имя — это то, что мне больше всего в себе нравится, — рассмеялся тот. — Честно. Так уж вышло.       — Верю. Но это вы зря, — Кид рассмеялся. — У вас шикарная улыбка. И очень красивые глаза. Но я заметил, что вы немного стесняетесь себя. Это выдает некоторые комплексы. И опять-таки — зря. Вы красивы.       — Я привык работать. В больнице меня не воспринимают иначе, чем как доктора. Доктор Чейз — безликое и бесполое существо, так что… спасибо, вы подняли мое мнение о себе от уровня городской канализации.       — И что, во всей больнице нет ни одного свободного альфы? — Кид вскинул бровь.       — Мне не нравится делить с кем-то постель в комнате отдыха. Как-то это неправильно, — пожал плечами Арден.       — Жизнь не заканчивается больницей, — Кид упрямо сдвинул брови. — Не думаю, что этого не понимают и те альфы, которые вокруг вас. Я больше склонен предположить, что для доктора Чейза на работе нет альф или омег, а есть только пациенты и коллеги. Я прав?       — Пожалуй, что правы, — кивнул Арден. — Стараюсь соблюдать маленький, но очень важный принцип: не гм… трахайся там, где работаешь. Это осложняет существование.       — Только не в случае, когда образуется пара. Разве это плохо — когда твой коллега понимает тебя еще до того, как ты хочешь что-то сказать? Может успокоить, помочь, разделить переживание.       — Что я могу сказать, мне не повезло, — пожал плечами Арден. — Из чего я делаю вывод, что для альф у меня на работе я слишком… самостоятельный омега.       — Тогда я невысокого мнения о ваших альфах. Только слабого альфу может напугать самостоятельный омега, — Кид подвинул ему тарелку с жареными в панировке кусочками сыра. — Это надо есть, пока оно горячее. И все же… Вы прошли возраст буйства гормонов, и я не поверю, что ни одна альфа не попыталась заявить на вас свои права.       — А вдруг это я не заявил ни на одну альфу свои права? — выгнул бровь Чейз. — В период буйства гормонов я учился. К тому же, у меня все в порядке с фармацией, так что проблем у меня не было. Мед — это такой университет, когда ты целиком и полностью должен быть сосредоточен только на учебе. В противном случае ты вылетишь. Мне было не до страстей земных. А вы? Вы тоже не очень-то напоминаете занятую альфу.       — Если бы все было так, как вы говорите, все хорошие врачи были бы не женаты, и по семейному положению можно было бы определить квалификацию доктора, — Кид рассмеялся, откидываясь на спинку стула. Приглушенный вечерний свет сделал черты его лица мягче, выразительней. Только глаза странно и голодно блестели. — Я беспокойный альфа. Навязывать себя кому-либо — обречь на «вечные страдания». Хотя все это отговорки. Мне просто не везло. Не скажу, что я требовательный, но так уж вышло, что от партнера я хочу не только феерического секса и домашнего уюта, но и возможность поговорить о разном и даже помолчать.       — И что же, до сих пор не нашлась омега, отвечавшая бы вашим требованиям? — Арден рассеянно подцепил на вилочку кусочек сыра и принялся жевать, с любопытством глядя на собеседника.       — Ну почему же… попадались, — Кид ответил ему насмешливым взглядом. — Только к моменту нашей встречи он справил пятидесятилетний юбилей и был счастлив в браке. Второго… попавшегося я не впечатлил, и мы разошлись, даже не начав. В третьем чудесным образом уживались две личности. И вторая мне категорически не нравилась, но была, увы доминирующей.       — У вас был вполне себе широкий выбор, — усмехнулся Чейз. — Ну, сейчас у вас есть время и есть возможность заняться этим.       — М-м-м, могу я узнать, откуда взялась эта уверенность? Как сказал один юный омега, я «давно уже вышел в тираж», — он развел руками, но выражение лица было донельзя лукавым.       — Альфа в самом расцвете сил. Что толку в мальчишках, только-только переживших свой первый гон? Не говорите так, юный омега совершенно точно не прав, — уверенно возразил Чейз.       — Я могу принять это за комплимент? — Кид подался вперед, его взгляд потяжелел, стал жарким.       Арден замер, точно кролик перед удавом.       — Если да… то что дальше? Вы слишком хороши, Кид, чтобы оказаться правдой. Я ведь м-м-м… как бы это сказать. Омега не первой свежести.       — Позвольте это решать мне, — Кид не улыбался. Только смотрел все также пронзительно, почти жестко. — Вы не юный мальчик, который ведется на ту лапшу, которую ему вешают на уши. Вы знаете, чего хотите, и это все меняет. Я буду откровенен с вами настолько, насколько это возможно. Я хочу вас. Я не могу ничего обещать или гарантировать, да и моим клятвам в любви до гроба вы не поверите и будете правы. Но я хочу вас. И, кто знает, если вы позволите мне, утром я попрошу вас о шансе.       — В нашей с вами дивной ситуации есть одна маленькая, но досадная деталь, — медленно произнес Чейз, не отводя от него взгляда. Ему уже давно было душно. И в теле уже вовсю кипела кровь. Бог его знает, что все еще удерживало его от решительного шага вперед. — Несправедливость, я бы даже сказал… вы знаете обо мне несравнимо больше, нежели я о вас. Не скрою, таинственность приятно щекочет нервы и возбуждает. Но утром я спрошу вас обо всем.       — Боюсь, вы будете очень разочарованы, — Кид медленно, словно боясь спугнуть, протянул руку. — Это значит «да»?       — Ну, разочаровываться или нет, это ведь мне решать, правда? — Арден принял его руку и легонько сжал пальцы. — Это значит да, мистер Вествуд.       — Я далек от мысли, что буду у вас первым… Арден, — Кид произнес его имя так, словно ласкал его. — Поэтому я хочу знать, есть ли у вас табу. Особенности, традиции. Все, что я могу ненароком задеть или нарушить.       — Главное без трепета, но это профессиональное. Если колебаться или нежничать — это не пойдет на пользу, — фыркнул Чейз.       — Нежность — только для истинной пары? — Кид коснулся губами кончиков его пальцев и задержался там, лаская дыханием кожу. — Я был прав, у вас потрясающие руки. Они настолько чувствительны, как я думаю? — Он аккуратно вывернул кисть ладонью вверх и чувствительно, но не больно прикусил подушечку.       — Достаточно для того, чтобы я хотел вас прямо здесь и сейчас, — дыхание сбилось мгновенно, и Арден быстро облизнул губы.       — Я рад, что наши желания совпадают, — Кид сжал его пальцы и встал, буквально рывком выдергивая Ардена из-за стола. Не глядя, бросил несколько крупных купюр на стол и стремительно вывел его из ресторана, провожаемый понимающими и насмешливыми взглядами.       До отеля они добрались быстро и молча. В лифте с ними ехала пожилая пара, и Кид только сильнее стискивал руку Ардена. Они вышли на знакомом этаже, но прошли по коридору мимо номера Чейза. У соседней двери Вествуд остановился, быстро открыл дверь и, войдя внутрь, потянул Ардена через порог. Захлопнул дверь и прижал его к ее поверхности, беря лицо в ладони и заглядывая в глаза.       — Последний шанс сказать мне «нет», Арден, — его дыхание, жар тела, осторожная сила, которая не ломала, но подчиняла — в этом касании и последующем взгляде было все.       Но вместо ответа Чейз сам накрыл губами его губы, втягивая в поцелуй. Далекий от нежности, жадный, глубокий, заставляющий сердце бешено колотиться в груди, а ноги подкашиваться.       Кид больше не ждал приглашения. Он ответил сразу, мгновенно. Перехватил инициативу, вылизал начавшие теплеть губы, языком вломился в рот и, прижавшись бедрами к бедрам, потянул рубашку Ардена из-за пояса, с жадностью принимаясь ласкать поясницу и спину.       Мыслей не осталось. Простые до предела движения: добраться до постели и снять все, что мешает прижаться к обнаженному телу. Голой пылающей кожей. Обстановка совершенно не запоминается. Такой же номер, только цвет стен другой. И постель — в точности такая же, как у него. Только в его постели не было Кида Вествуда. В его постели — холодно и одиноко. А здесь — хорошо. И поцелуи не позволяют задумываться.       — Не думай, — Кид ласкает жадно, сильно, без нежности, но осторожно и нагло. — Сейчас и здесь ты только мой. — Это не течка, и ничего не происходит само собой, но они этого словно не замечают. Кид — опытный любовник, не знающий стыда, но умеющий слушать и чувствовать. Если коснуться внутренней стороны локтя — ничего не произойдет, но если втянуть пальцы Ардена в рот? Правый сосок словно лишен нервных окончаний, но от прикосновения к левому — тело выгибается само, подставляясь, и с губ рвется сдавленный стон. Кид слишком быстро узнал обо всех его чувствительных точках. И целовал, кусал, рисовал узоры языком без устали. И закончил прелюдию жадным, глубоким поцелуем.       — Я хочу тебя… хочу сейчас… — оторвавшись от губ Ардена, он облизал собственные пальцы и закружил ими вокруг входа в тело, дразня.       Чейз только зашипел, прикусив губу. Ему слишком мало прикосновений. Тело изголодалось. Тело, лишенное близости, заставляло себя ничего не желать, убеждало себя в ненужности страсти и желаний и теперь, разбуженное, настойчиво требовало реванша.       Он шире раздвинул ноги, без слов приглашая действовать. Не говорить, молчать, молчать вместе с ним, и войти в него, заполнить, сразу, болезненным рывком. Потому что этого хотелось. Отчаянно, до придушенного крика.       Кид все понял сразу и без слов. Торопливо разорвал пакетик, раскатал по напряженному члену латекс и сгреб любовника в охапку, прижимая к себе со всей силы. Заставил закинуть голову, языком прошелся по шее, оставил след зубов на коже вокруг венки, бьющейся словно в истерике. Поймал взгляд широко распахнутых глаз и, уже не отпуская, вошел так, как и хотел Арден. Рывком. До конца. Раздвигая мышцы своим напором, растягивая до упора. Так, что кажется еще на миллиметр — и разорвется плоть. Но Кид знал, когда остановиться. И этот миллиметр не случился.       И судорожный выдох в ответ. Едва не разорвавший напряженное, вибрирующее горло. Арден выгнулся в его руках, отчаянно цепляясь за широкие плечи, ногами обвивая его бедра, сильно, до боли. А потом, потянувшись к его лицу губами, лизнул губы, зубами несильно прихватил подбородок, впился поцелуем в приоткрытый рот, и едва слышно выдохнул:       — Двигайся…       — Все, что захочешь, — Кид ответил на поцелуй с непристойным влажным звуком, подался бедрами назад и снова погрузился в раскрытое тело. Еще раз и еще. Все быстрее, сильнее, глубже. Губы к губам, глаза к глазам. И капелька нежности — провести ладонью по волосам, отводя их от лица. — Арден…       — Кид… — удовольствие по телу крупной дрожью. Тонкой пленкой пота покрыта кожа. Поцелуи и уверенные толчки в теле — в одном ритме. Хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Смотри на меня, — Кид замедлил ритм, двигаясь неторопливо, но сильно. Так, чтобы чувствовался каждый сантиметр таранящего тело члена. — Я хочу увидеть, какой ты, когда кончаешь. Ты покричишь для меня? — Пальцы в волосах теребят, пропускают влажные прядки, сжимают и снова ласкают. — Только для меня, Арден.       Арден задрожал, сжался и вскрикнул. Застонал, забился под ним, оставляя на плечах отметины-синяки от сдавшихся пальцев. Закусил губу, жмурясь от затопившего тело удовольствия. Так много. Так мало. И так потрясающе…       — Кид…       Тот утопил свой тягучий, почти болезненный стон в его растрепавшихся волосах. На долгое-короткое мгновение стиснул любовника так, что у того захрустели все кости, а потом рывком покинул его тело, не давая свершиться сцепке. Тяжело дыша, со всхлипами, прижался губами к груди там, где билось сердце, и обмяк, еле слышно постанывая.       — Ты восхитителен…       Чейз осторожно погрузил пальцы в его влажные прядки и улыбнулся. Припухшие зацелованные губы болели. Но это была ерунда. Ему — хорошо. Ему просто хорошо, и скрывать это — бессмысленно.       — Сказать, что ты тоже — значит, ничего не сказать… Дураки те, кто от тебя отказывался.       — Секс — это не все в этой жизни, — Кид осторожно приподнялся, а потом вытянулся рядом, закрывая глаза. — Еще разок или два?       — Но секс — одно из самых естественных и приятных занятий, доступных человечеству, — Чейз перевернулся на живот и блаженно потянулся всем телом, поочередно напрягая и расслабляя мышцы. — Так что не откажусь от разочка… или двух… мне слишком нравится то, что ты со мной делаешь.       — Осторожней в своих желаниях, доктор, — Кид развернулся молниеносно. Обнял, прижимая к себе, носом взъерошил влажные волосы. — Иначе к утру отсюда уйти вы сможете разве что ползком.       — Что значит одна ночь, мистер Вествуд, — почти мурлыкнул Арден, — в сравнении с двумя годами вынужденного воздержания, м?..       — О… Тогда это должна быть достойная компенсация, — Кид невесомо погладил кончиками пальцев его спину, поцеловал плечо и, проследив позвоночник, скользнул между ягодиц. — Надеюсь, у тебя была уважительная причина такого издевательства над собственным телом.       — Работа, Кид, — Чейз тихонько ахнул и застонал. Повернулся на бок, спиной к любовнику и, подхватив ногу под колено, мягко толкнулся назад, точно приглашая продолжить. — Всего только работа.       — Надеюсь, тебе говорили спасибо, — Кид прикусил мочку его уха, лизнул кромку и, прижав Ардена к себе, мягко проник в его тело. — Хочешь быть моим? До самого конца.       — Почему нет? — Чейз повернул голову и, поймав губы Кида, увлек в поцелуй. Такой же неторопливый, почти мягкий, совсем как плавно-неторопливые толчки.       — Это не ответ, доктор, — Кид ответил почти лениво. Только глаза сияли нестерпимым светом.       — Да, Кид, я хочу вязку, — он много чего хочет. К примеру, каждое утро видеть эти глаза напротив. Спорить с ним по вечерам за чашкой чая или бокалом вина. И заниматься любовью ночами.       — Совсем другое дело, — Кид улыбнулся, втянул в поцелуй и вдруг навалился сверху, вжал собой в матрас, жестко фиксируя. И задвигался резко, сильно, впиваясь зубами в загривок Ардена. — Знаешь ли ты, насколько хорошо ты пахнешь? Ты пахнешь моим омегой.       Чейз вскинулся, рванулся, но из хватки вывернуться не сумел, а когда острые зубы оставили метку на его теле — застонал, утыкаясь лицом в подушку. Нежданчик, доктор. Острый сильный запах альфы. Не скрытый никакой химией. Не замаскированный дорогим парфюмом. Запах, от которого коротит нервы.       — Зачем?.. — только и смог проскулить Арден, чувствуя, что его снова накрывает.       — Я задал тебе вопрос и получил ответ. Но я дам тебе шанс передумать. Потом, когда тело не будет командовать мозгом, ты ответишь мне снова, — на последних глотках воздуха произнес Кид и зализал стремительно краснеющий след.       Крик утонул в мягких объятиях подушки. Арден комкал простыни, кусал уголок наволочки, стараясь заглушить почти звериный стон, рвущийся с губ. И раз за разом подавался назад, навстречу толчкам, пока не распластался, вздрагивая от нахлынувших ощущений.       Кид сделал еще пару резких, сильных движений, а потом подался назад и застонал болезненно, когда набухший узел обнял лишь воздух.       — Это невыносимо… — прошептал-прохрипел Кид, уткнувшись лбом в спину любовника. — Я хочу тебя до самого конца. Все еще хочу.       Гормоны в теле беснуются. В крови кипит адреналин пополам с эндорфинами. Не хочется думать ни о чем, кроме совершенно фантастического секса. В сущности, самого фантастического в его жизни. Поворочавшись, Арден обернулся к нему лицом и обнял. Ногой обвил его бедра, прижимаясь всем телом.       — Я не знаю тебя, Кид Вествуд. Ты потрясающий собеседник. Великолепный любовник. Ты мне нравишься. Но я не знаю тебя. Я ничего не знаю кроме твоего имени. А имен у тебя — множество…       Кид поймал его губы, ероша прядки волос.       — Говард Кид Вествуд, тридцать два года, филолог, дизайнер, путешественник. Люблю шампанское, черный кофе, соус карри и гранатовый сок. У меня двенадцать удостоверений личности, но ни одно из них не является фальшивым. Я — все те люди, имена которых я ношу. Я не страдаю шизофренией и паранойей, но каждой из этих личностей нравится что-то свое. И всем им нравишься ты.       — Какое единодушие, — хрипло рассмеялся Чейз. — Чем же это я так запал им всем, что они вместе решили, что я пахну как ваша омега?       — Не все ли равно, если это случилось? — Кид перевернулся на бок, увлекая Ардена за собой. Одной рукой прижимая его к себе, второй он провел по спине и «забыл» ее на бедре. — Я вовсе не такой очаровашка на самом деле. И обычно не делюсь с омегами своими печенюшками. Увидев тебя в самолете, я решил, что мне дали шанс. А когда узнал, кто ты — решил, что это судьба. У тебя странный запах для омеги, тебе говорили? Что-то неуловимое, заставляющее держаться от тебя на расстоянии. Словно знак: «нет шансов».       — Почему судьба? Я всего лишь один из тысяч врачей. И то, что я был здесь, на конференции, почему это для тебя важно? О моем запахе со мной не говорят, сам знаешь, это м-м-м… слишком интимно. К тому же, запах большинства альф для омег не является привлекательным. Только тех, с кем омеги могут иметь потомство, так что… это самое «без шансов» — вполне естественно, это я как доктор говорю, — Чейз смотрел в его глаза и пытался понять, как ему быть дальше. Предложение, а все, что сейчас происходит — именно что предложение, слишком внезапно. Неожиданно. Но приятно и желанно. Вот только как быть?       — В этом есть смысл, — Кид дунул в его лицо и рассмеялся. — Еще разок? Или спать? Я был бы благодарен, если бы ты остался здесь.       — Не устал? — Арден лизнул его губы. Огня не осталось. Возбуждение накатывало мягкими волнами, нежа, согревая. Неспешные размеренные занятия любовью — лучшее снотворное. — От разочка еще не откажусь.       — Как насчет немного освежиться? Душевая маловата, конечно, но мы поместимся. Во всех смыслах, — Кид потерся пахом о его пах. — Ты когда-нибудь занимался любовью стоя? Это совсем другие ощущения.       — Ты не пробовал себя на поприще пиара? — Чейз звонко поцеловал его в губы и, гибко поднявшись, пошлепал в душ. — У тебя может получиться. Ты заражаешь идеей. Мне интересно, каково это, заниматься любовью стоя. Да, интересно…       — Если бы ты ответил по-другому, я бы решил, что ошибся, — Кид встал следом. — У тебя есть цели, но для твоего ума и природы этого недостаточно. Ты ведь авантюрист в душе, да, мой хороший? — Он мимолетно поцеловал его в обнаженное плечо и первым вошел в кабинку, пуская воду.       — Может и авантюрист, — покладисто согласился Арден, ступая следом за ним. — Но сейчас я хочу не авантюр, а тебя…