Впервые без отчества

      Михаил в очередной раз приложил прохладную ладонь к пылающей щеке, на которой клеймом горели следы от пощёчин этой жёсткой, циничной, расчётливой и хладнокровной рыжей стервы... В которой он против воли стал видеть просто женщину. Такую желанную для него — с глазами цвета опавшей осенней листвы, с взрывающимся искрами пламенем костра в волосах.       Он слишком заигрался. Увлёкся своей к ней показной неприязнью и выдуманной им же самим войной, желанием поставить её на место в каждой из их пикировок, когда они обменивались гневными тирадами. Но в конечном итоге просто увлёкся ей.       И осознание этого долго не давало Михаилу покоя. Он пытался распробовать открывшийся его сознанию факт, надеясь, что почувствует горечь и просто сплюнет его. Но тот оказался на удивление сладким.       Михаил лихорадочно нажимал кнопку Delete в попытке стереть появившиеся чувства к этой женщине, забыть о них, как о страшном сне. Но кнопка была сломана, и он ничего не забыл. Game Over, майор Зотов!       Сейчас его взгляд блуждал от стены к стене, ни на чём не концентрируясь, а мысли были сосредоточены на том, что произошло в его кабинете несколько минут назад.       — Вы, Ирина Сергеевна, такая жёсткая, такая натянутая... — улыбнулся Михаил. Вот только исказившая его лицо улыбка была совсем не доброй — самодовольной и липкой, опасно балансирующей на тонкой грани ухмылки и издевательской усмешки. А его чувство такта — это то, что можно было объявлять в розыск.       — Давай вот это всё мы оставим для молодых следачек, понял? — Ирина с достоинством выдержала его провокацию.       — Я же говорю — нет, я вообще непонятливый, — нарочито-небрежно, с толикой надменности проговорил он и подошёл ближе, бесцеремонно вторгаясь в её личное пространство. Теперь они стояли друг напротив друга, как на ринге.       — Ещё раз не поймёшь — я тебе хребет сломаю! — Ирине плохо удавалось скрывать свою к нему неприязнь. А, возможно, она даже не пыталась. Её глаза сверкнули холодным блеском перед тем, как она резко развернулась и направилась к выходу.       Михаил уловил в её словах разгорающуюся искорку гнева и захотел разворошить её, ухватившись за появившуюся возможность вывести эту женщину из себя.       — По-моему, вы себя переоцениваете, Ирина Сергеевна. — Его нахальный тон на несколько мгновений пригвоздил её к полу, вынуждая развернуться.       — Доказать? — Её изящная ладонь взметнулась вверх, оставляя на его щеке болезненную пощёчину. Голова метнулась вбок так резко, что шейные позвонки надсадно захрустели.       — Это я запомнил... — Михаил направил на Ирину указательный палец, и на него тут же обрушился второй удар.       Он дотронулся ладонью до щеки и стиснул зубы, прикладывая немало усилий, чтобы сдержать на поводке свои эмоции. Но разозлился он вовсе не из-за пощёчин, а потому что в глазах Ирины не было даже намёка на страх — она знала, что он не посмеет ударить в ответ.       — Что, хочешь ответить? Не получится. — Она не собиралась ему уступать. Такой опции не было в её правилах и жизненной позиции. — Вот я не боюсь последствий, а ты — боишься.       И на его многострадальную щёку обрушилась третья — ещё более неожиданная, чем предыдущие две — пощёчина.       Ирина отдала приказ хрипловато-прокуренным голосом и ушла, оставив Михаилу на прощание гневный взгляд и мелькнувшие перед глазами всполохи огненных волос.       Порочные мысли о том, что он хотел бы с ней сделать за подобное унижение, отдались внизу живота сильной пульсацией: нагнуть над столом, намотать на руку волосы, вынуждая её запрокинуть голову назад и максимально прогнуться в пояснице, раздвинуть коленом её бёдра и вытрахать из неё всю спесь, заставляя глухо и надломлено стонать, а потом кончить с протяжным стоном, который будет слышно во всём отделе.       Гнев отступил, оставив после себя лишь... восхищение смелой, умной, красивой, уверенной в себе и в своих действиях женщиной, удивительным образом оставшейся в живых в войне с «палачами». Королева ОМВД «Пятницкий» в безупречно сидевшей на ней полицейской форме... И осознание этого пьянило сильнее, чем от всего, что он когда-либо пил. А ещё отдавалось скулящей тоской где-то в области — а есть ли оно у него? — сердца.       В последнее время Ирины было слишком много в его жизни, но что самое пугающее — Михаилу было этого чертовски мало. Как наркоман — до одури, до передоза — он всегда старался надышаться её запахом, жадно вбирая в себя аромат её кожи и испытывая нестерпимое желание коснуться её языком.       Раньше Михаил никогда и ни о чём не жалел, а сейчас сокрушался о том, что не может повернуть время вспять и совершенно иначе прожить эти последние несколько минут.       Он бы прижал её к себе, зарылся носом в рыжие волосы и, наконец вычеркнув из лексикона приевшиеся и до отвращения официальные «Ирина Сергеевна» или «товарищ полковник», с нежностью выдохнул «Ира»... Впервые без отчества.