Чернотой растекусь по венам
В каждой клетке оставлю свой яд
Ты - в истерике бился посмертной
Я - смеялся, пока убивал
Я сижу в душной каморке для допросов. В горле першит от того, что последний раз в организм поступала жидкость более десяти часов назад. Мои ладони и пальцы замотаны бинтами. Они уже пожелтели от пыли и нагноений. Я чувствую агонию от ожогов даже после вколотых обезболивающих. Стараюсь абстрагироваться и считать, что у меня нет рук. Я - агент ФБР криминального следственного отдела. И недавно я серьезно облажался. На лицо мне направлен белый свет настольной лампы и толстый Фред задаёт мне вопрос. Видимо пока я развлекался за пределами штаба, его поставили на мое место, раз теперь этот идиот сидит напротив меня. Уже вижу, как его жирный волосатый зад трется о мое кожаное кресло в моем кабинете, а его нестриженные ногти мерзко постукивают по моему столу, сдирая лак. Я надеюсь, что кто-нибудь харкнет в его утренний кофе, который он скорее всего лакает из моей кружки. Пока я об этом размышляю, он спрашивает: - Фамилия, имя. Это глупо, ведь мы знакомы 12 лет, но я знаю правила и отвечаю: - Каэдэхара Кадзуха. Это очень глупо, ведь я лучший агент ФБР и через 74 часа меня посадят на пожизненный срок без права на помилование. Пиздец. - Расскажи мне все и я пообещаю тебе хорошего адвоката. Ложь. - Он поможет мне избежать Алькатраса? Этот говнюк усмехается. Я понимаю, что мне уже ничего не поможет. - Мы нашли твой дневник. Фред протягивает мне изношенный блокнот и меня передергивает, а голос предательски подпрыгивает до мразотного сопрано. - Это не мое. - Но отпечатки твои. Твой почерк. Твои инициалы, координаты и вложенная карта с обведенным маршрутом, по которому мы тебя выследили, а еще здесь заметки о прошлых делах. Вертит этой макулатурой прямо перед моим носом и мерзко усмехается в усы. Думает, что все так просто. - Это не мое. - И все, что описано здесь - ложь. Не твои записи? Он играет со мной. Смотрит, как на провинившегося ребенка, а я принимаю его игру и продолжаю гнуть свою линию. - Не мои. Я держусь. Я держусь. Я почти сдаюсь, но не разрываю зрительного контакта, продолжая, как баран, твердить одну и ту же фразу, потому что это не мое. - Кто-то может подтвердить твои слова? Да. И я говорю: - Нет. - Дело буду вести я. Не сдерживаюсь и почти матерюсь. Это конец всему. Фред всегда ненавидел меня, а я его. Никакой адвокат не поможет мне, если дело будет вести Фред Стафорд. - Все время, пока идет расследование, ты будешь находиться здесь, под усиленной охраной. И если ты мне расскажешь, как было все на самом деле и заставишь меня поверить в то, что этот дневник - не твоя собственность, быть может твоя камера окажется куда более удобной. Вранье. Он продал бы меня бомжу за пару центов, если бы у него была такая возможность. Я не хотел облегчать задачу этому долбаебу. Он всю жизнь выезжал за мой счет и было бы здорово, если бы он хоть раз попытался подумать своей башкой. Но мне почему-то захотелось ему все рассказать. О том, как я почти что раскрыл дело всей своей жизни и как филигранно все заруинил, связавшись с истеричкой. - Все началось четыре месяца назад…28 августа, 1998
Все началось четыре месяца назад, когда я открыл дверь новенького служебного Форд Краун черного цвета. Господи, я влюбился в эту малышку с первого взгляда, клянусь. Плавные формы, автомат, идеальный просторный салон с кожаными сидениями. Ах, как же он пах новизной. Я сажусь, завожу двигатель и чувствую приятное урчание. Она такая податливая, приятная, моя Виктория. Словно девственница. Ждет, когда же я ее испытаю. Поглаживаю шершавую поверхность руля, еще мгновения наслаждаюсь звучанием мотора. Сегодня я собираюсь совершить на ней заезд, который быть может приблизит меня к раскрытию дела всей жизни. Это будоражит. - Это будоражит. Голос Горо с соседнего сиденья сливается в унисон с моими мыслями. Я вижу, как он тоже истекает слюнями, пока пристегивает ремень безопасности. - Она такая тихая. Интересно, какую скорость мы сможем развить? Я выжимаю сцепление и мы трогаемся с места. Я почти кончаю от легкости, с которой мы стартуем. - Способна на 200. Надеюсь на скорую погоню, чтобы это проверить. Мы выезжаем из автопарка ФБР и Горо по-хозяйски тычет пальцем в магнитолу. Я хочу взбунтоваться, ведь минуту назад он вместе со мной наслаждался звуком Виктории, а теперь смеет его перекрывать, но радио в момент меня осадило. Потому что больше, чем новые машины, я люблю только Depeche Mode. Нет, этот день явно благоволит мне. - Слышал, у них тур будет? - Ага. Надеюсь, не будет повторения тусы в Лос-Анджелесе. Я постукиваю указательным пальцем по рулю в такт Useless. Солнце светит так ярко. Мне приходится надеть солнцезащитные очки, чтобы спрятать разъедающие ультрафиолетом глазные яблоки со стигматами. Смотрю в зеркало - выгляжу, словно снимаюсь в клипе и улыбаюсь этому. Я влюблен в этот день, определенно. - Это когда Дэйв почти откис? - Ненавижу наркоманов. Постукиваю пальцем, чуть брезгливо морщусь, но люблю этот день. - Но любишь Depeche Mode. - Но люблю Depeche Mode. Дальше ехали в тишине. Лишь изредка Горо уточнял план действий на ближайшие сутки. Честно говоря, я сам пока не знаю, что мне делать. Накануне мне поступает звонок из департамента полиции Нью-Йорка и я почти пропускаю его, потому что мне откровенно лень разговаривать с этими зазнайками. Сказали, что смогут меня заинтересовать. Невероятно, но им действительно это удалось. Умерла девочка. Закапывали пустой гроб, потому что тело так и не было обнаружено. О дате и времени смерти заявил ее соулмейт, который моментально покрылся стигматами. Удобная фича истинных. Я бы только радовался этому, если бы сам не удостоился чести ходить с отметинами. - Сначала мы заселимся в отель, а завтра утром приедем в отделение. Там нас уж должны ожидать. - Почему ты думаешь, что это твой случай? - Потому что она умерла 4 августа в 14:44 - И что в этом? - Это день и время смерти всех остальных ребят, включая моего соулмейта. Дорога до Манхэттена заняла не так много времени, как я рассчитывал и спустя 5 часов мы стояли перед красным кирпичным зданием отеля. - Челси? А что, руководство не выделило бюджета на что-нибудь более приличное? На негодование Горо я кладу болт. Дружище был явно не в восторге от 12-этажного архитектурного урода с диким прошлым перед собой, но мне все равно. - Это моя инициатива. - Еще скажи, что снял номер Сида и Ненси. - Ооо, я бы очень хотел снять именно этот номер, но он был занят. - И я этому рад. - Боишься встретить призрак обдолбанной шлюшки? Горо снова недовольно закатывает глаза и я на это лишь смеюсь. Мы свободно вошли в мрачный холл отеля. Багажа с нами почти не было - на дела мы выезжаем только с липовыми документами и выделенными средствами. Каждый из нас прихватил с собой Глок. Не то чтобы мы надеемся на какую-то заварушку, но без огнестрельного груза под пиджаком уже чувствуешь себя неуютно. Пароксизм? О, нет, я называю это издержкой профессии. Забрав на ресепшене ключи от номеров, мы медленно стали подниматься на наш этаж. Горо отказался ехать в лифте. Наверное, представил, сколько моделей здесь было выебано и уже мысленно лечился от сифилиса. А потом мой напарник недовольно пыхтит, то и дело оглядываясь по сторонам и с брезгливостью касаясь черных кованых перил лестницы, пока как я восхищаюсь и ужасаюсь тому, сколько историй здесь было содеяно. - Ты знал, что сюда заселяли выживших Титаника? - Ага, а еще устраивали свингер-пати. Зануда. Горо продолжает бубнить. Я продолжаю улыбаться. Так мы миновали коридор. Остановившись каждый у своего номера, договорились привести себя в чувства после дороги и спуститься в бар. Уже в номере я стою перед зеркалом совершенно голый и без удовольствия разглядываю себя. Все, что я вижу перед собой - результат коварного Божьего умысла или кармы. А может быть я просто прохожу какой-то круг в своеобразной форме ада. Мои побелевшие волосы разрезаются красной прядью, которую не берет ни одна краска. Мои глаза поражены - они тоже красные. Меня сжирают алые отметины. Стигматы, так их прозвали. Ими "награждают" человека, у которого умирает его соулмейт. И каждый раз, когда я вижу свое отражение, я вспоминаю о том, что 17 лет назад у меня отобрали самое дорогое - моего Томо. Тело так и не нашли. Доказательство смерти - я. И в тот день я хотел умереть. Потерял себя. И в тот день мне было так больно, как не бывает больно при сгорании заживо. Потерял веру. И в тот день я поклялся, что найду того, кто все это сотворил с нами. Потерял все. И я убью его. Мои мысли снова занимает месть. Я принимаю холодный душ. Каждый раз, когда я думаю о мести, я принимаю холодный душ. Я принимаю холодный душ минимум 4 раза в день. Смыв с себя дорожную пыль, пот и ненависть, одеваюсь. Продолжаю напевать Useless, которая заела у меня в голове с самого утра. Но мне это нравится. Мурлычу припев и покидаю свой номер. Горо уже ожидал в коридоре, с деловым видом запустив руки в карманы брюк и залипнув на одной точке. Выждав секундное молчание и привлекая к себе внимание, я спрашиваю: - Идем? - Да, жду не дождусь, когда пропущу стаканчик сауэра. - Мы вообще-то на дело выехали… Посмеиваюсь над ним. Он смешно морщится. Похож на щенка. - Которое обязательно обсудим, но только после того, как сделаю глоток сауэра. - Что случилось с твоим настроением? Помолился перед выходом и готов грешить? Он тут же огрызается: - Ой, иди нахуй. Я смеюсь. - Мы в “Челси”, брат. Я разочаруюсь, если они не подкинут тебе “марку” в твой коктейль. Напарник не оценил шутки. Зато я снова смеюсь. Обожаю его. Медленно мы двинулись в сторону лестницы. - Ты слишком утрированно смотришь на вещи. - А ты легкомысленно. Он мне нравился - этот Горо. Работаем вместе мы не так давно, но здорово спелись с самого первого дела. Кажется, это было расследование о череде нападений на одну важную шишку. Дело быстро раскрыли. Я отлично стреляю и рассуждаю, он - с внушительной военной подготовкой. Что еще нам надо? Почему-то начали слезиться глаза. Резкое ощущение песка нарастало и где-то на четвертой ступени я рыдал почти навзрыд. - Кадзуха, что с тобой? - Не называй меня по имени, идиот. Ощущение чего-то дерьмового завладело мной. Облокотившись о перила, я усердно растирал слезы по своей раскрасневшейся роже. Одновременно с этим я различил чьи-то ускоренные шаги. Не знаю, почему вообще сейчас обращаю на это внимание. - Наверное очки не смогли спасти меня от солнечных лучей. - Такое бывало ведь уже, да? - Да, но не так сильно. Черт, я даже капли не брал. Топот шагов раздался почти что рядом. Я чувствую их отчетливее, чем собственный пульс и тут же мне в глаза будто бы воткнулись иглы. Я ничего не мог видеть, оказался совсем беспомощным. И пока я безрезультатно пытаюсь открыть сквозь боль глаза, Горо резко наваливается на меня. Если бы не моя реакция, я, наверное, свалился бы в пролет. - Какого хре… - Мудила! Кто-то влетел в нас. Видимо, обладатель тех самых шагов. Голос напарника прервал меня и от неожиданности я все же смог разлепить веки - тут же об этом жалею. Потому что вижу глаза напротив. Они блестели из-под капюшона и тоже слезились. И я не знал, в чьих глазах было больше боли и удивления. Под негодование Горо незнакомец стремительно развернулся, не позволяя мне как следует себя рассмотреть, и продолжил свое бегство. - Поехавший. Спорим, что-то украл и теперь несется в ломбард? Горо все никак не мог успокоиться. Я его понимаю. Чего я сейчас точно не понимал - почему стало так больно и почему чем дальше этот человек от меня, тем легче моим глазам. Снова смотрю вниз пролета, где пружинила макушка в черном капюшоне, так стремительно исчезая и забирая с собой внезапную агонию. - Ты как? Голос напарника вывел из ступора. - В норме. Вроде как. Мотает головой, как болванчик. Не верит. Сам себе не верю. Я стер остатки слез с щек. Презентабельнее мой вид явно не стал. - Мы тут и часа не пробыли. Что это за тип вообще и почему ты... Сам не знаю, почему я. - Эй… Пойдем уже. Не знаю. Не понимаю. - Кадзуха, ты точно в порядке? - Я кажется уже просил не называть меня так, пока мы не дома. Да, сказал же. Идем. Мы сели сразу за барную стойку, проигнорировав несколько свободных столиков. Замечаю, как Горо нервно подергивает коленкой. Бедолаге действительно стоит выпить. Он не неженка, но обычно старается держаться подальше от всего маргинального. В этом я его обычно поддерживаю. Я ненавижу наркоманов и алкашей. Я закрыл достаточно дел в этой отрасли, чтобы понять, что эти люди мне противны. Но я ничего не могу с собой поделать, когда эти наркоманы и алкаши - мои кумиры. Я почти во всем поддерживаю Горо, но не когда мы говорим о Челси. Да, здание приходит в упадок, но громкие истории, которые творились здесь десятилетия назад все еще призраками остаются в этих стенах. И это восхищает меня почти также, как новенький Форд Краун и голос Гаана. Глядя на мрачный тяжелый интерьер отеля я ловлю нотки богемности тех лет, утопаю в прошлом, в котором меня не было даже в планах, не то чтобы в яйцах у бати. Горо моего энтузиазма не разделяет. Еще бы, по воскресеньям он ходит в церковь. Я по воскресеньям визуализирую казнь убийцы моего истинного. - Не то чтобы оправдываю, нет. Делаю еще один небольшой глоток односолодового. Чувствую, как от горла до желудка стекает тепло. Вместе с тем приходит легкий флер расслабления. Мой язык становится ватным. Сглотнув слюну, вижу, что Горо пока не собирается меня прерывать, а я уже не знаю, что сказать, чтобы защитить себя. Самое время сдаться. - Слушай, хорошо. Я оправдываю. Но черт возьми! Ни один человек из притона не поменял культуру всего мира так, как это сделали постояльцы Челси. Возможно ты сидишь на том месте, где когда-то сидел Дали. Здесь тусил Уорхол. Здесь трахалась Мадонна, мать ее. Я сбился. Потому что снова почувствовал резь в глазах. Сделав еще один небольшой глоток, я тут же морщусь и пытаюсь проморгаться в надежде, что мне это поможет. Не помогало. На глазах снова застыли слезы. Горо будто бы не замечал моих махинаций. Поджав губы, он смотрит на пенку своего пойла и по его глазам вижу, что не соглашается. - Я не спорю, что этот отель - музей. Но мы приехали, чтобы работать. И я предполагал более комфортные условия, нежели отсутствие кондиционера и мерзкие пятна на полу. - Мы в Нью-Йорке, дружище. Наигранно улыбаюсь. Боль в глазах становится невыносимой. Ко всему этому добавляется шум в ушах. Начинает раздражать и я изо всех сил пытаюсь это игнорировать: - Мы не каждый день бываем здесь. И напоминаю, что мы не обычные офисные клерки, которые могут свободно ходить в отпуск. Лично я в последний раз был в отпуске после пулевого в лодыжку. Вижу, как он не впечатлился моими доводами и становится немного стыдно. Думаю о том, что в ближайшее свободное воскресенье составлю ему компанию в церкви. К моему удивлению, Горо тоже сдается. - Может ты и прав. Он поднимает на меня глаза и на его лице я вижу удивление. - Снова началось? Надо было мне за руль. - Черт бы я тебе позволил. Да все нормально. Снова отмахиваюсь. Хотя, если честно, я бы с удовольствием выколол себе сейчас глаза. - Ну… смотри. Недоверчивая интонация и он одним большим глотком осушил свой рокс. Со словами “отолью” Горо соскакивает со своего места. На этом моменте я уже теряюсь. Пью я крайне редко, а потому чувствую, как с каждым глотком меня накрывает. Боль в глазах не дает спокойно различать происходящее вокруг. В какой-то момент я хочу закричать. Мне кажется, к моим стигматам приложили раскаленное железо. Я не знал, куда мне себя деть. Наверное, “марку” все же подкинули не Горо, а мне, потому что какого-то хрена я почувствовал чьи-то руки на своих плечах. Писк в ушах на моменте тактильной галлюцинации дошел до предела и я уже не слышу ничего, кроме него. Хочу пустить себе пулю в висок. Хочу умереть быстро. Хочу это прекратить. Прямо здесь, за барной стойкой. Эгоистично хочется заляпать своей черепушкой белую рубашку бармена. И мне действительно показалось, что холодок стали прошелся по моим векам. Мог ли я схватиться за Глок в приступе внезапной кластерной боли? Да запросто. Нет. Это не пули. Это губы. Мой бэдтрип дошел до крайности. Чьи-то нежные родные губы сцеловывали соль с моих век, принося прохладу. А потом я ощутил их вкус. И тогда я по-настоящему заплакал, потому что меня растворило в невероятном приходе эйфории, забирая с собой боль не только физическую. Впервые за 17 лет я почувствовал себя хорошо. Теперь я боюсь открыть глаза. Потому что тот единственный, кто мог забрать эти мучительные ощущения, уже разложился под земляным слоем в каком-то неизвестном мне штате. Я так сильно боюсь, потому что с закрытыми глазами ощущаю, как меня целует Томо. Мне 19 лет. Я все еще счастлив. Но секунды шли. Тягучие, как глоток виски. И вот мне снова 36. Распрощавшись с наваждением и открыв глаза, первое, что я увидел - кривая бледная ухмылка. Чужая. Не его. Рассеянным взглядом мазнув по незнакомому лицу, я ощущаю ступор и вселенских масштабов разочарование. - Ты, черт возьми, кто еще такой? Мой голос мне не принадлежит - он хриплый и потерянный. Я не узнаю не только человека напротив, на секунду я замешкался, потому что не узнал в себе себя. - А я вот тебя сразу узнал. Тот самый псих, который почти столкнул нас с лестницы? Кончики его тонких губ еще сильнее поползли вверх, разрезая красивое заплаканное лицо ядовитой усмешкой. Он берет из моих дрожащих рук олд-фешн и отпивает виски. Пошло облизывается и смотрит мне в глаза. Нет, не так. Он смотрит в душу. И он чертовски пугает, если честно. Хочется сбежать, но его холод так успокаивает. Как пуля могла бы успокоить меня навсегда. Мне все это кажется обманчивым, но почему-то продолжаю сидеть и изучать его лицо. - Забавно, что мы встретились именно здесь. Знаешь, что Гор Видал написал о ночи, проведенной здесь с Керуаком? Незнакомец пытается побороть смех, а я истерику, когда он снова прикладывается к моему пойлу и ничего от него не оставляет. - "Мы подошли друг другу, как две части одной головоломки. И, конечно же, я его трахнул". Так вот, потрахаемся? - Чего?Сорок семь дней комы.
Черт, малыш я, наверное, обречен
Узник в собственном теле
Заточенный
Без тебя потерявший свой дом
- И ты просто ушел? - Ну, да. Мы сидим с Горо в моем номере. На часах почти полночь, а я все еще не смог справиться со своим потрясением. - Подожди, давай еще раз: пока я ходил помочиться, к тебе подошел этот парень и ты почувствовал соулмейт-связь, хотя твой истинный уже умер. Потом он поцеловал тебя при всех и предложил переспать с ним, после чего ты зарядил ему кулаком в лицо и сбежал в свой номер, пока я, как угорелый, пытался найти тебя по всему гребаному Челси? - Вроде того. А что мне еще оставалось делать? - Это все безумие какое-то. Об этом я и сам догадываюсь. Где-то через час я выгоняю напарника из номера. Горо дотошно предлагает помощь и побыть рядом, но все что мне сейчас нужно - чтобы этот день закончился. А как все прекрасно начиналось. Последняя мысль перед провалом в сон - посетить лечащего врача, чтобы предъявить все чеки об оплате его услуг, а потом рассказать столь занятную Манхэттенскую историю. Мы прибыли в Даунтаун рано утром. Припарковав Викторию, я еще несколько раз подергал все двери. Только после того, как я убедился, что все в порядке, мы зашли в департамент полиции. На входе нас встретил подтянутый крупный мужчина средних лет. - Детектив Джеймс Задрога. Он протягивает нам ладонь и мы по очереди ее пожимаем. Детектив был выше Горо почти на голову, но это не помешало моему напарнику выглядеть не менее сурово. После краткого приветствия мы двинулись по коридору департамента, чтобы скрыться в отдаленном офисе. Закрыв за нами дверь, Задрога сел в кресло за крупный стол и приглашающим жестом указал на два стула напротив. Мы расположились и теперь все готовы к разговору. - Комиссар доложил о вашем прибытии. Не думал, что за подобное дело возьмутся агенты ФБР. Смерть подростка - случай частый в наши дни. Как бы это прискорбно ни звучало... М-да. Я понимаю, что сейчас пойдут лишние вопросы. Мне это не нравится, но все же пытаюсь утолить информационный голод мужчины. - Дело принимает серийный оборот, детектив. И оно остается открытым уже на протяжении многих лет. Кто-то безнаказанно убивает молодых людей в одно и то же время в один и тот же день. Он не оставляет следов, никаких улик. Не остается тела, а следовательно - никаких вскрытий и гипотез. Мы даже не знаем количество жертв, потому что первое упоминание подобной смерти, которое я нашел в архивах, датировалось 1974 годом. Ранние убийства могли также пройти мимо. - Этого я не знал. На дворе 98. Убийца либо стар, либо у него последователь, либо это… - Группа людей, все верно. Группа людей раз в год берет по 19-летнему подростку из каждого штата и убивает. Мотивы? Все еще не известны. Это может быть секта, могут быть подпольные операции, опыты с запрещенными препаратами. ФБР не могли упустить такую закономерность и вот мы здесь. Задрога понимающе качает головой. По его лицу вижу, что он озадачен. На выдохе он двигает на край стола папку с показаниями родственников погибшей. - В таком случае я с радостью передам вам дело и надеюсь, что вам удастся прекратить эту череду похищений. Горо стаскивает со стола худую папку и тут же принимается ее изучать. Мне не интересно. Все это я уже читал много раз. Никто ничего не видел, подросток просто исчез. По скучающему выражению лица напарника лишь убеждаюсь в своей правоте. - В каком состоянии находится соулмейт погибшей? Мы бы хотели с ним пообщаться. На это детектив лишь развел руками и, прочистив горло, откинулся на спинку кресла. - Боюсь, это невозможно. Парень наложил на себя руки сразу после нашего посещения. Ожидаемо. Потерю родственной души в столь раннем возрасте переживают единицы. Получение стигматы - тяжелый крест на потрепанной душонке, которая обречена страдать в одиночестве. Это я понимаю, как никто. - В таком случае благодарим за содействие. Если к вам будет кто-то обращаться по этому делу, просьба связаться с нами. Я готов было встать из-за стола, но одного взгляда за спину детектива мне хватило, чтобы застыть на месте, а после - медленным шагом приблизиться к стене напротив. На ней висела пробочная доска с приколотыми фотографиями преступников. Одно из многочисленных лиц я, к сожалению, узнал мгновенно. Так вот. Потрахаемся? Его едкий голос всплыл в моей памяти. - Агент? Джеймс Задрога на пару с Горо удивленно смотрели за тем, как я на полусогнутых подкрадываюсь к доске “почета”. Тут же тычу пальцем в нужное мне фото. - Кто это? - А… Джеймс устало смеется. Горо, как следует приглядевшись, мгновенно выпучивает глаза. - Доминик Грасс, Томас Говард, Малкольм Миллер. Я могу продолжать до бесконечности. Это наша новая знаменитость. Мы называем его Странником. - Он ошивается у вас в Челси, хотя его фото висит здесь. Вы в курсе? - Так вот, где он теперь. Ничего, скоро вернем его “домой”. Мое лицо тут же вытянулось в недоумении. Детектив растирает переносицу, будто бы пытается подобрать слова. - Этот индивид терроризирует полицию Нью-Йорка уже полгода. Если честно, мне кажется, что это что-то вроде его хобби. Каждый раз его ловят на мелкой краже, употреблении или разбое. Его отправляют в Райкерс, он какое-то время хорошо себя там ведет, потом за него магическим образом вносится залог, хотя у нас все еще нет его настоящих документов и мы так и не выяснили его личность. Странника отпускают, он довольный ходит у нас под окнами, показывая средние пальцы, а через неделю мы снова с ним встречаемся. Пристально разглядываю его лицо на черно-белом снимке и заново знакомлюсь. А потом вспоминаю поцелуй. Такой прохладный, такой родной. И меня передернуло. Я почувствовал себя предателем. В моей голове не укладывается все произошедшее. - Как ему дают такие сроки? Спускают подделку документов? Почему вы не выставите его из штата, если не получается признать виновным на нормальный срок? - Не поверите, у меня тоже очень много вопросов к этому персонажу и к решению суда относительно него. Придурок, как крыса. Появится возле вашего дома с новыми документами и новой личностью, нагадит и снова сбежит. Не знаю, чего он добивается. Лично я подумываю пристрелить его в ближайшем будущем. Мы с Горо мельком переглянулись. Не знаю, что не так с этим Странником. Решаю для себя при первой же встрече - а я уверен, что мы скоро снова пересечемся - задать ему несколько вопросов. Пожав на прощание друг другу руки, мы покинули департамент полиции. После этого еще долго сидим в машине и я чувствую, как напарник выжидающе смотрит на меня. А я не знаю, что сказать. Каждый август мне нечего сказать даже самому себе. Каждый год в преддверии августа я вновь и вновь берусь за это дело. И за 9 лет, как только я официально вступил в должность специального агента спустя еще несколько лет подготовки, я не приблизился к раскрытию ни на дюйм. - Год назад я был в Далласе. Все то же самое. Соулмейт не выдерживает потери, родственники разводят руками. Я уже тогда потерял терпение. Заставил полицию прошерстить весь Техас. - Пусто? Я искусываю губы и с силой впиваюсь ногтями в руль. Мне срочно нужен холодный душ. - Не совсем. У Большой чащи нашли следы палаточного лагеря. - Это могли быть… Не знаю… Любители пожарить зефир на костре? - Я тоже так сначала подумал, но на самом видном месте лежала карта с отмеченным расстоянием от Винчестера до Далласа. - Винчестер был до него? - Да. Какая-то сука водит меня по всему континенту. Прежде чем вернуться в отель мы решили заехать к матери погибшей, а потом как следует поужинать. Семья Мегистус проживала в Бруклине в районе Дитмас Парк и как бы я не был влюблен в новый автомобиль, как только мы вышли напротив нужного нам дома, я почувствовал, что валюсь с ног. Плачущая женщина не сказала ничего вразумительного. Когда мы представились агентами ФБР, в ее глазах на секунду зажегся огонек надежды. Ее дочь мы точно не вернем с того света, но наказать убийцу - то, чего жаждали все, кто ощутил вкус утраты. Она говорит, что полиция все еще ищет тело. Я киваю, но уже заочно знаю, что они провалятся. Она причитает и говорит, что каждый день ждет информацию, оставляет мне свой номер телефона. И я записываю его, поджигая в ней пустую уверенность. Но точно знаю, что полиция не будет искать тело ее дочери. Я тоже не собираюсь его искать. Я просто жду, что, как и год назад, для меня что-нибудь оставят, чтобы подразнить. Быть может на этот раз что-то более существенное, чем карта с маршрутом, по которому я уже опоздал. Мы сидели в кафе на 34-ой. Цены меня добивали, хоть и было вкусно. - Что думаешь? Что я думаю? Я думаю о том, как хочу лечь в кровать и не думать больше никогда. Но мой рот произносит другое: - По поводу? - Да по поводу всего. Мы ничего не добились этой поездкой. А еще этот тип, который странно на тебя влияет. Что ты думаешь делать дальше? - Девушка пропала после прогулки с истинным. До дома не дошла, а разошлись они вечером. Можно завтра съездить и проделать весь ее предположительный путь. Но я не знаю, прошел почти месяц. Это все так тупо, господи. Я все еще был раздражен. Мой нервный тик проскальзывает в подергивании плечами, но Горо продолжает наседать. - Не уверен, что мы что-нибудь найдем, если только для тебя опять не оставили пасхалку, которую местная полиция умудрилась пропустить. Но Странник? Ты ни слова не сказал о нем. До последнего надеялся, что ему хватит такта не поднимать эту тему. Чувствую, как все мое тело снова напрягается, стоит мне вспомнить лицо горе-преступника и начинаю отсчет. Я считаю раз… - А что я могу сказать? Он не в моей компетенции. Вчера я устал после дороги и мне показалось. Надеюсь, этот долбаеб больше не станет предлагать мне перепихон. Я считаю пять… - А если не показалось? Что, если он и есть твой… Восемь и мое терпение заканчивается. Из моего рта вырывается почти что шипение. - Хватит. Замолчи. - Но… - Знаешь, что я думаю? Я думаю, что как только буду в Вашингтоне, подберу себе новые “колеса” для таких, как я, и постараюсь забыть об этом недоразумении. Разговор окончен. Словно ни в чем не бывало я хватаюсь за вилку и натыкаю последний мясной кусочек. Запихиваю его в рот и специально медленно и шумно жую, сглатывая приправленный специями сок. Горо недовольно фырчит и морщится. На воскресных службах наверное учат еще и этикету, раз я мог вывести его лишь чавканьем. Извиняться никто из нас не собирается. Мы снова садимся в машину и направляемся в Челси. Закат льет в стекло заднего вида и меня приятно слепит. Спустя десятки перекрестков, светофоров и небольших пробок я вижу красные стены отеля и думаю о его жителях. Насколько здраво будет не вернуться? Абстрагироваться бы от всего. Устал до безумия. И понимаю, что я самый тупорылый соулмейт на свете. Сдаться бы. Устал. Сирена полицейского Шевроле вывела меня из заманчивых мыслей о самовыпиле быстрее, чем это сделал бы я сам. Белым пятном она остановилась у парадного входа Челси и в момент выпустила из своего салона несколько людей в форме. Не теряя времени мы с Горо припарковались и подошли к мужчине, который остался стоять у входа, переговаривая с кем-то по рации. Во избежание лишних вопросов я сразу же показал удостоверение и кивнул в сторону дверей отеля. - Офицер? Что происходит? - Очередное задержание Странника. Он сказал это таким будничным голосом, будто не под его руководством три вооруженных человека гуськом вошли в отель. Меня вообще все больше удивляла эта ситуация. Будто речь идет не о преступнике, а о топпинге к мороженому. - Какие основания на этот раз? - Вам весь список перечислить или первых пунктов будет достаточно? Краем глаза вижу, как Горо нервно скрещивает на груди руки, явно не пребывая в восторге от тона офицера. - Сверху пришел приказ схватить придурка. Я исполнитель, агенты. Просто выполняю свою работу. После этих слов рядом остановилась еще одна машина с полицейскими. Они также оперативно выскочили и по приказу мужчины принялись оцеплять первый этаж. Я с недоумением смотрел на всю эту процессию. - И что, для задержания одного парня нужно такое количество людей? - Агент Стонем или как вас там на самом деле… Он поворачивается ко мне, сильно сжав челюсть и зажимая в руке рацию, показывая тем самым, что ему безумно некогда со мной разговаривать. - Я не лезу в ваши дела, а вы не лезьте в мои. Если бы вы знали, с кем мы сейчас имеем дело, то попросили бы пригнать еще одну тачку… Санни, ну что там? Демонстративно он плюется в рацию, всем видом показывая, что разговор окончен. Горо, который все это время молчал, подтолкнул меня ко входу. И тут я почувствовал уже печально знакомую резь в глазах. Если честно, мне глубоко плевать на этого парня и на то, что полиция Нью-Йорка устраивает для него такое шоу. Пусть развлекаются на налоги рабочих. Но самомнение этого офицера и полное нарушение его субординации выводит меня окончательно и я отдаю себя своим инстинктам, стоит мне пройти несколько метров вглубь здания. Пока Горо пытается понять, что к чему, я скрываюсь в коридоре первого этажа, ощущая, как мои глаза вновь плавятся от нарастающей боли. Иду почти на ощупь, потому что снова неконтролируемые слезы, которые очень мешают. У одной из дверей я останавливаюсь. Почему-то чувствую, что мне нужно именно сюда. Тишина на мой стук ожидаема. Отбрасываю приличие и дергаю за ручку двери, которая какого-то хрена не заперта. Второй рукой выхватываю из нагрудного кармана пистолет. Если будет необходимо, то прострелю колени мудиле. Так и быть, сделаю ребятам из департамента одолжение. Вообще не представлял, как и кому я там собрался что-то простреливать, когда не могу открыть глаза и на слепую продвигаюсь по номеру. Однако тут же улавливаю звуки падения и сильный грохот чего-то разбившегося сквозь мразотный писк. Вспоминаю глаза, которые тоже были заплаканы и как тот поцелуй был нашим единственным обезболивающим и делаю выводы о том, что Странник тоже сейчас ослеп и тоже безуспешно пытается продвинуться хоть куда-нибудь. А потом он решает, что самое время открыть свой рот. Его голос ставит меня на колени. - Ты блять вообще сейчас не вовремя, если не заметил. Слышу, как он возится где-то в глубине номера и упрямо ползу на четвереньках на этот шум, собирая ладонями мелкий мусор. Нет, этот персонаж не может быть моим соулмейтом. Томо всегда был чистоплотным, в его квартире даже на стенах не было пыли. Этот же чмошник живет по всей видимости, как свинья. Хотя чего я ожидаю от уголовника? Что он будет в свободное от разбоя время выращивать цветы на подоконнике и готовить лазанью? - Эй… Что ты сделал в тот раз, чтобы это прекратилось? - Каэдэхара, ты в своем уме?! Не понимаю, послышалось мне или он назвал меня правильно? Все еще надеюсь, что послышалось. Я слышу, как он кричит от боли где-то совсем рядом. Я почувствовал эту агонию еще до его жалостливого всхлипа. Пытаюсь хоть немного приоткрыть глаза, но не выходит. Они горят, в зрачок будто бы снова вставляют расплавленные иглы. - Прекрати сопротивляться, мы сейчас с ума сойдем. Чем больше отталкиваешь, тем… сука… - Я не понимаю. Нихрена не понимаю. Что я должен сделать? - Поцелуй меня, тупица! Он кричит слишком громко. Я крепче сжимаю Глок, чтобы в следующий раз пристрелить ушлепка. Он никак не угомонится. - Я твой соулмейт. Просто блять целуй. Решив оставить споры о нашей связи до более приятных времен, я нащупываю на полу шнуровку кед. Скольжу дальше и ощущение, будто моя ладонь калечит нас друг друга еще больше. В моей голове сомнения: правильно ли я поступлю, если послушаюсь сейчас его? Где-то на чужой талии у меня как будто произошел разрыв аневризмы. В мозгу пульсировали теплые волны, писк стал нарастать и я почти не слышу даже голоса Странника. Он же умолял. - Кадзуха, боже, почему ты такой мудила, почему ты это с нами делаешь? Его руки цепляются за мои. Собственное тело меня не слушается, я просто падаю ношей на него, когда наши губы сливаются в поцелуе. И мы сжираем друг друга. Наслаждаемся тем, как постепенно уходит напряжение и как становится легче. Вдавливаю его тело в пол, размазывая губами по лицу соленые слезы и ловлю каждый его выдох. Я хочу выпить его до конца, я хочу, чтобы он задохнулся. Не позволяю дышать дольше пары секунд, не позволяю оттолкнуть, когда он делает жалкую попытку. Моя левая рука крепко прижимает его ладонь к полу, чтобы не рыпался. Я надеюсь, эта сука умрет и прекратит причинять мне боль, но, блять, ему это нравится? Почему мои уши сейчас улавливают очевидные стоны наслаждения? И когда я открыл глаза, я лишь в этом убедился. - Классно сосешься. Улыбается все так же противно. Я замахиваюсь рукой с пистолетом и ударяю в его лицо стальным корпусом, словно кастетом. Прямо в его красивое угловатое лицо, которое раскраснелось от слез нашей с ним связи. Теперь вместо пошлых стонов я слышу ругань сквозь боль и это меня устраивает куда больше. Не дожидаюсь пока парень придет в себя. Оперативно сжимаю в онемевших пальцах чудом задержавшийся в них Глок, приставляю дуло к углу его челюсти и с силой надавливаю, пока он червем возится подо мной. - Почему это происходит? Что ты натворил? - Я ничего не делал. - Врешь! Чувствую, как он мне врет. Единственное, в чем он сейчас был прав - поцелуй все же помог восстановиться. Зрение постепенно стало возвращаться и я вижу, как из его разбитого носа пузырится кровь вперемешку с соплями. - Да не вру я… Ай, блять, больно! Снова получает удар, потому что сил моих нет, как же он меня выбешивает. За дверью слышу хрип рации и топот тяжелых ботинок. Кажется на наши крики стягиваются копы и я рад тому, что почти пришел в себя и могу достойно сдать Странника в их руки. Тогда я склоняюсь к самому его уху, чтобы предупредить. Не запугать, нет, думаю, у меня не вышло бы. Но предупредить. - Еще раз я тебя увижу… Дуло пистолета недвусмысленно скользит по линии челюсти до его пересохших бледных губ, края которых дергаются в тике. Меня это удовлетворяет. - …я пристрелю тебя, как псину и выкину где-нибудь у границы с Мексикой. Ты меня понял? И тут он начинает смеяться. Я сразу же теряюсь, почти ослабляю хватку. Мне была дана секунда, чтобы опомниться и я зажимаю его с новой силой, запихивая дуло в его глотку и молясь всем богам, лишь бы не спустить курок. Он все смеется. Гортанно, задирая голову и подставляя свою тонкую шею, которую я могу переломить в считанные секунды прямо сейчас. - Совсем из ума выжил? Мое шипение его не отрезвило. Его смех перешел в стоны. Чувствую, как его колени под моей задницей задрожали и как же он возбудился. Точно псих. Я завороженно наблюдаю за тем, как он все сильнее задирает голову, освобождая глотку от дула Глока, и облизывается, а потом снова насаживается ртом. Я не знаю, какое выражение лица у меня сейчас. Наверное, ахуевшее. Он лежит подо мной, смотрит на мои стигматы, прямо в мои удивленные глаза и сосет мой пистолет, при этом очевидно возбуждаясь все больше и больше. Даже не знаю, что я испытываю. Я где-то на грани отторжения и наслаждения. Только сейчас замечаю его зрачки. Они расширены и я делаю вывод, что он чем-то обдолбался. Иных объяснений тому, что он исполняет, я не нашел. Наконец дверь в номер с треском распахивается. Я резко поворачиваюсь, отдергивая Глок от лица Странника и вижу взгляд облегчения напарника за спинами вбежавших полицейских. - Спасибо, что задержали. Дальше мы сами. Один из копов кивает мне и помогает встать на ноги. Я кидаю быстрый взгляд на стояк уголовника и понимаю, что начинаю краснеть, пока он снова принялся безумно хохотать. - Скарамучча, собирайся. И давай сразу показывай, что у тебя на этот раз, хочу приехать сегодня домой вовремя. Джеймс Задрога был прав, когда сказал, что этот тип заебал уже всех. Копы общаются с ним, как с нашкодившим котенком. Тычут его мордой в собственную лужу, а тот пищит, чтобы потом снова обоссаться. - Кто играет? И у меня челюсть отвисает от вопроса Странника, который пыжится на полу, размазывая кровавые сопли. - Ред Сокс. - Ставки сделал? - Конечно! Продуют в решающем. - Тоже так думаю. Сюрреализм. Они рассуждают о бейсболе, пока надевают наручники? Что за абсурд? Я больше не могу здесь находиться. Мне кажется, я заразился сумасшествием через слюну. На дуле пистолета различаю бордовую слизь и меня передергивает в приступе отвращения. Кивнув сотрудникам на вопросы о моем самочувствии и стараясь не смотреть на Странника, я пересекаю комнату номера. На прощание в спину ножами летят его слова: - Можешь уезжать, агент. Твое дело здесь сделано. Решаю, что на этом я заканчиваюсь и ухожу. Разбираться еще и с этим говном я не намерен. Лелею надежду на то, что мы больше никогда не встретимся и что в следующий раз я отдам предпочтение дорогому отелю с охраной, чтобы не встречать на своем пути псевдосоулмейтов. Дверь номера захлопывается и мы остаемся с Горо вдвоем. - Кто бы мог подумать, что ты все же побываешь в номере 100. - Чего? Я оборачиваюсь и вижу, что белой обшарпанной двери действительно присвоен номер 100. Больше я не могу выносить это место. Я хочу домой. Подальше от этого человека. Заявляю о своем решении завтра же покинуть отель и вернуться в Вашингтон, если результаты осмотра местности нас не удовлетворят. Горо соглашается и мы медленно направляемся на свой этаж.