Раздели жизнь абзацами
Выпей душу мою до конца
Я отдамся тебе беспрепятственно
Только будь
рядом
всегда
- Мистер Каэдэхара, вы уверены в своих словах? - Я что, блять, на клоуна похож сейчас? Заявление о том, что мой мертвый соулмейт проявился в теле неизвестного мне уголовника кажется приблизило моего врача к премии Ласкера и отчаянию одновременно. Его брови ползут вверх, пока очки нелепо соскальзывают с переносицы. Я нервно хихикаю про себя. Отмечаю его сходство с пустоголовой рыбой, которую выбросило на сушу. Сначала он молчит. Потом переспрашивает, чтобы снова замолчать, а затем снова переспросить. Я не имею привычки грубить медперсоналу. Особенно, если врач в разы старше меня. Нет, я определенно не лишен понимания о том, что вести себя, как скотина, не стоит. В конце концов, этот человек весьма успешно отбивал свои бабки вот уже много лет. Но сейчас эти его переспрашивания и глупо открывающийся и закрывающийся рот начинают выводить меня из себя. - Еще один подобный вопрос и я клянусь, я запущу в вас вон ту вазу, Габриель. Я тычу большим пальцем себе за спину, где на полу стояло безвкусное фарфоровое недоразумение. - Могу понять, в каком вы негодовании, но вы ввели меня в ступор. - Представляете, каково мне? - М-да… Мои глаза почти вываливаются из орбит и я начинаю усиленно моргать, чтобы загнать их обратно. - М-да?! - М-да. Он, как болванчик, кивает головой. Его очки вот-вот спадут с кончика крючковатого носа на стол. Я тоже хочу убиться об стол. - Это все? - Такой случай не то чтобы впервые в моей жизни. Такого вообще никогда не было. - И что мне делать с этой информацией? - Мне нужны его анализы. Полное обследование тела. - Ага, сейчас, только мотнусь в Райкерс, чтобы он мне в баночку пописал. Ради бога, Габриель, вы режете сейчас без ножа. Со стоном отчаяния я утыкаюсь лицом в ладони и почти скулю. Вздох сожаления со стороны доктора не успокаивает. Меня со сверхзвуковой скоростью накрывало ощущение тупика. Потому что если даже квалифицированный врач не слышал о чем-то подобном, то где мне еще найти помощь? - Кадзуха, вы понимаете, что значит - истинные? - Бремя? Мой сарказм не удался. Мужчина не поддержал выдавленной ухмылки и я в полной мере ощутил его строгий взгляд на своей макушке. - В том числе. Но первостепенное и самое важное - это дополнение наших организмов. Наше рождение предопределено и в момент зачатия в наших телах зарождаются особые клетки… - Верумы, да, я знаю. Но я не понимаю, почему в век развития технологий врачи все еще не в состоянии выводить их из организма и обеспечить мне нормальную жизнь. Тембр моего голоса противно скачет от плохо скрываемого раздражения, но Габриель, сколько бы ни качал головой, понимает. Он все понимает. Иногда мне кажется, что он устал от всей этой истории точно также, как и я. - Без верумов в организме человек умирает, мистер Каэдэхара. Вы знаете это не хуже меня. Я обреченно киваю, разглядывая свои шнурки. Краем глаза вижу, как он с тяжелым вздохом встает из-за стола. - Чья-то ошибка или Божий замысел, но мы все рождаемся неполноценными. Необходимое количество этих микроорганизмов переходит к нам при контакте с человеком, у которого идентичный набор верумов. Они поступают к нам через слюну. - Поцелуй, проще говоря. Видимо Странник действительно умудрился стать моим идеальным набором клеток истинных. Помогло в итоге лишь это. Хоть и до последнего не верил, что такое вообще возможно. Настолько не верил, что, как червяк, барахтался на полу в номере 100, пока он звал меня. Габриель закладывает руки за спину и встает перед панорамным окном. Его фигурка в белоснежном халате начинает маячить размытым пятном из стороны в сторону. Сдавленный смешок вырывается из моей диафрагмы прежде, чем спокойный голос доктора снова продолжил вбивать в мою черепную коробку то, о чем учат школьников на биологии. - Верно, через поцелуй с истинным вы образуете синергию, позволяя друг другу жить дальше. Проблемы соулмейтов должны решаться парой. Его голос моментально стал строже и это заставило меня оторваться от разглядывания собственных шнурков. - Ваша истерика мне ясна, но для понимания того, что же именно происходит… С вами двумя, мне нужна полная картина, понимаете? И даже в этом случае я буду вынужден опираться на те знания, которые мы имеем на данный момент. Так я вас еще раз спрашиваю, вы знаете, что такое истинные и насколько сложно погружаться в этот процесс? Особенно вслепую. Я все это прекрасно знал. Наверное даже больше, чем это необходимо. После смерти Томо у меня так далеко уехала крыша, что все свободное время я посвящал чтению литературы по соулмейтам. Будучи рожденным в мире половинчатых инвалидов вы ходите какое-то время, обкалываясь витаминами, которые стимулируют верумы не подыхать раньше времени. Дальше взросление, “судьбоносная” встреча - это когда ты проходишь мимо неизвестного человека и у вас возникает дискомфорт в одном и том же месте. А именно там, где у вас двоих сосредоточено самое большое количество мразотных клеток. Эти твари притягиваются на расстоянии, проигнорировать такое просто невозможно. В нашем с Томо, а теперь и со Странником случае - это глаза и часть коры головного мозга. Читал информацию о том, что были случаи смертности, потому что у людей верумы преобладали в сердце или мозге. Они проходили мимо друг друга, так как не придали значения важности связи, и после “неприятных ощущений” падали от инсульта, инфаркта и прочее. Пососаться и передать друг другу слюнки - важная часть жизни соулмейтов, но в то же время точка невозврата. Ведь теперь вы должны подпитывать друг друга постоянно. Вы делитесь друг другом, передаете частички себя и тут начинается самое веселье. При адекватном раскладе - живите долго и счастливо. Но мы же не в Диснеевском мультике, да? И дерьмо случается. Как оказалось, часто. Если после обмена слюной - он же поцелуй - кто-то из вас не был впечатлен своей “судьбой”, то последующее сближение приносит кластерные боли в ваших пораженных зонах и ощущение конца света. Верумы будут притягиваться друг к другу вопреки всему. Им плевать на то, что соулмейт - уголовник, к примеру. Именно это и случилось с нами в Челси. Я отказался от соулмейта, а наша следующая встреча чуть не свела меня с ума. Если вы не видитесь и находитесь на расстоянии долгое время после поцелуя, то его верумы начнут пожирать вас изнутри, требуя вернуться к соулмейту в кратчайшие сроки, чтобы пополнить запасы. Если же соулмейт умирает, то его клетки в ту же секунду умирают и в организме второго истинного. По сути ваше тело теперь сосуд для трупов. Клетки начинают заражать все вокруг себя и в течение минуты вы покрываетесь стигматами. Опять же в том месте, где больше всего сосредоточено верумов. С этой минуты подписан смертный приговор. Ходить и гнить внутри - удовольствие не для слабовольных, поэтому 90% не вывозят и совершают акт ухода в мир иной. Сокращение жизни втрое и ухудшение ее качества обеспечены тем, кто пережил адские боли первых дней. Дальше - зависимость от таблеток, которые частично восполняют необходимое количество верумов. А также взгляды сожаления, если стигматы проявились на видных местах. Соулмейты - это не про красивую сказку, не про любовь до гроба. Вы можете ненавидеть друг друга, но физиологическое животное влечение и невозможность жизни друг без друга вас будет держать вместе. Быть истинным - быть больным и быть подверженным нюансам. Да, все это я знал, как дважды два, но… - Что толку?! Я выкрикиваю слишком громко и истерично. Слишком даже для себя и Габриель наконец поворачивается ко мне. А меня уже несет. - Какой смысл от этих знаний, если мы сейчас говорим о том, что какой-то левый человек занял место Томо? Я сначала не понял, что произошло, 17 лет прошло как никак. И когда мы вынуждены были поцеловаться, я все еще не осознавал. А вот сейчас я, сука, в полной мере осознаю, в каком же я дерьме. Я смотрю ему прямо в глаза. Смотрю и вижу гребаное сожаление, которым перенасытился. Он молчит. Я почти шепчу. - Доктор, помогите мне, умоляю. Иногда мне кажется, что я сдаюсь. Габриель еще какое-то время задумчиво смотрит на меня. По его глазам вижу, что выхода из этой ситуации прямо сейчас он не найдет. Но я определенно смог заинтриговать. - Я готов стать самой лучшей лабораторной крысой, лишь бы избавиться от груза. И тут его глаза озарились. - Что вы знаете об эксперименте Зандика? Моя мимолетная надежда на что-то вразумительное тут же погасла. Чувствую, как губы начинают нервно подрагивать. - Это же легенда, Габриель. - Но вы слышали об этой легенде? Он делает еще несколько шагов. Туда-сюда перед окном. Смотрит в него, будто за ним ответы. Лениво слежу за тем, как поворачиваются носки его кожаных оксфордов. Туда-сюда. - Не очень хорошо помню, но вроде она о мужчине, который еще в военное время вдохновился Менгеле и уехал в Индию, где провел эксперимент по пересадке верумов. - Верно. От умирающего истинного - здоровому подопытному, чтобы второй истинный продолжал свою жизнь без всяких проблем. Таким образом, перемещая клетки снова и снова Зандик хотел добиться эффекта долголетия. Идея, конечно, прекрасна, но подопытный не был подготовлен к вмешательству чужих верумов и сгнил. Той же участи удостоились и соулмейты. Они покрылись стигматами на глазах и за считанные секунды умерли. - Что-то вроде того, да. Якобы благодаря данной процедуре было выявлено вещество, которое добавляют в современные таблетки. Но все знают, что это миф и что медикаменты при потере истинного были разработаны годами ранее. При всем уважении к вам, доктор, это лишь легенда. - Легенда, но в вашем случае я готов опираться даже на нее. Я уже не знал, как реагировать на весь этот бред, который за последние несколько суток с поразительной скоростью въелся в мою рутину. Мне оставалось только закатывать глаза. - Доказано, что подобные операции приведут к летальному исходу. Это невозможно на уровне организма. Человеческое тело - хрупкий сосуд, а в другой среде верумы распадаются мгновенно. Такие операции как минимум запрещены, хотя я слышал, что многие врачи в данной области заинтересованы в этом. Но это пресекается и даже не обсуждается. - Однако перенос клеток Томо в другой “сосуд”, как вы выразились, каким-то образом все же состоялся. Если я правильно вас понял. - Он даже донором не был никогда. Боялся врачей, как ошпаренный. - Но тело так и не нашли, верно? Подумайте об этом на досуге. А потом я сижу дома на кровати. Сжимаю оранжевый бутылек с колесами до побеления костяшек. До легкого тремора в предплечье. Не могу поверить в происходящее. Какая ирония, мой лечащий врач дал мне больше, чем все 9 лет расследования. Я снова бешенстве. Снова принимаю холодный душ. Моя кожа горит. Моя душа горит. Я весь сгораю и выкручиваю холодную воду на максимум. Следующим утром я сижу за рулем Форда и борюсь с сонливостью. Я борюсь с сонливостью каждые 4 часа последние 17 лет. Я просыпаюсь, пью таблетки, успокаиваюсь и хочу спать. Затем я просыпаюсь, я бодр, но снова наступает время пить таблетки. И я пиздец как хочу сейчас спать. Мои глаза почти слипаются. Я вижу все рассеянно, сквозь почти опущенные ресницы, потому что недавно принял лошадиную дозу псевдоверумов. Я надеюсь, что эти говнюки прочно всосутся в мою кровь и растворятся во мне как можно скорее и как можно надолго. Потому что сейчас я сижу за рулем Форда, я борюсь с сонливостью, но упрямо моргаю на очередном светофоре. Потому что через несколько часов я приеду в Райкерс и ни одна органическая связь не помешает мне выбить весь дух из того пиздюка, который занял место Томо. Который возможно его убил.Отчаянно
Я стучался в твое окно
Разочарование
Ты
Моё
Умолял, кричал, чтоб впустил
Господи, как же сильно тебя я любил.
- Мне повезло, что ты местная знаменитость. Я даже имени твоего не знаю. Было бы проблематично договориться о встрече. - Тебе оно ни к чему. До этого я мог видеть лишь мутные радужки из-под капюшона, да смазанную черно-белую фотку в кабинете Задроги. Теперь у меня есть возможность разглядеть свою "судьбу" как следует. И я поражаюсь тому, насколько же он - противоположность Томо. Странник был хлюпким, угловатым. Иссиня-черные волосы сосульками спадали на худое смазливое лицо. Он мне кажется совсем юным, на вид - лет 20. Оранжевая роба была явно не его размера. Я вижу перед собой подростка-наркомана, а не опасного уголовника. Его плечи были узкими, а жилистые руки с выцветшими чернилами портаков едва ли держали что-нибудь тяжелее пакетика с дурью. Это же просто смешно, Господи. Это уморительно. Но в то же время чувствую, что его внешность - обман. Весь он - обман. Он тоже разглядывает меня - оценивающе и хищно. Я повидал достаточно отморозков, но сейчас чувствую, как по холке пробегают мурашки. У взрослого мужчины, который служит на благо США почти паника от такого сопляка. Смех. Мы сидим напротив друг друга. Если бы не стена и прочное стекло между нами, мы бы уже сидели друг на друге в попытке придушить. Я, чтобы убить. Он… Даже знать не хочу, что у него в голове. Он снова пошло облизывается. Я снова отвожу глаза. Не могу вывести зрительного контакта с ним дольше 30 секунд. Это мой рекорд, я засекал. Сейчас только одно меня радует - тюремщики видимо тоже пичкают его препаратами, которые восполняют верумы. Таблетки действуют прекрасно: мы не слепнем, не валимся с ног. Но я вижу, что он не доволен. Черт, я точно не хочу знать, что у него в голове. Хотя это именно то, зачем я здесь. - Ты мое имя знаешь. Считаю, что тоже имею право на эту информацию. Я хриплю в сальную телефонную трубку, слежу за каждым его движением, но по-прежнему избегаю взгляда. Он подается вперед, почти касается кончиком носа стекла и его бледные губы тянутся в разные стороны. Он улыбается так, словно его лицо разрезают. Ладонь с растопыренными пальцами резко впечатывается в прозрачную преграду и с нажимом, оставляя влажные полосы, стекает вниз, а я позорно вздрагиваю. И это его веселит. - Ска-ра-муч-ча. Он выдавливает по слогам, захлебываясь приступом хохота. Это все определенно его веселит. Ебанутый. За моей спиной стоит женщина в форме и с кобурой на бедре. Через два окна по правую сторону девушка, которая полушепотом общается с другим заключенным. А он тут цирк устраивает. Я все сильнее убеждаюсь в том, что ему место не в тюрьме, а в психиатрической клинике. Где-нибудь в Нью-Джерси. Удовлетворившись моим замешательством, Скарамучча снова садится на табурет и я ощущаю, как мне стало легче дышать. После его представления лишь сильнее сдавливаю в пальцах трубку. - Мне нужна твоя помощь, Скарамучча. Если согласишься содействовать, то можешь выйти уже сегодня. Его взгляд стал наигранно-скучающем. Я разговариваю с ним от силы минут 5, а он уже застрял в глотке со своими театральными навыками. - А что получу я? Я тоже хочу быть в плюсе. - Свобода для тебя уже слишком просто? Я почти выплевываю фразу сквозь зубы и вижу, как его нос чуть морщится. У меня явно плохо получилось скрыть негодование. В последнее время это происходит непозволительно часто. Но что поделать. Ни одна практика, ни одно обучение допросам на стажировках в ФБР не готовили меня к моему второму соулмейту. Он говорит: - Я думал, ты умнее. Я почти готов разъебать эту чертову трубку: - Я думал, ты сговорчивее. Его голова, словно на шарнире, склоняется набок. Глаза продолжают изучать меня, а голос заползает под кожу. - Ты же прекрасно знаешь, что я могу выйти тогда, когда захочу. Сейчас я не хочу. Что-нибудь еще? Ебаный торгаш. Я невольно перевожу взгляд на надзирателя, который стоит почти в метре от Скарамуччи и абсолютно никак не реагирует на то, что льется изо рта этого парня. - Я тебя не убью. Такое тебе подойдет? Он снова морщится, качая головой и мне кажется, что мои эмоции сейчас явно руинят наш разговор. - Ой, блять, да что ты. - Ты во мне сомневаешься? - Я сомневаюсь в том, что ты во второй раз переживешь смерть соулмейта. Предлагай дальше или я ухожу. Блефует. Я уверен, что он играет. Потому что продолжает пожирать меня своим темным взглядом. Я просто уверен, а потому спускаю весь свой контроль. - Кусок дерьма… - Я ухожу. И он уходит. Он действительно уходит. Пожимает своими плечами и напоследок подмигивает. Поверить не могу, я же ему тоже нужен. Он моментально кладет трубку и встает с табурета, пока я вскакиваю и тарабаню вспотевшими ладонями в прочное стекло, привлекая внимание всех. Всех, кроме него. Да к черту все. Я же ему тоже нужен. И тут меня осенило. - Нет, стой! Скарамучча, стой! Сука! Не уходи… Я не успеваю ему предложить себя. Надзиратель грубо пихает его в спину и выталкивает из переговорной комнаты. Толкнули вроде его, а вот с ног валюсь почему-то я. Оседаю на поцарапанный табурет. Я потерян. Мне пришлось снять номер в первой попавшейся гостинице, расположенной недалеко от аэропорта Ла-Гвардия. Возвращаться в Вашингтон без победы я не намерен. Я тщательно мою руки. После тюрьмы я чувствую себя грязным. Возможно дело не только в тюрьме. Слышу, как из комнаты играет In your room. Треск кассетной записи мешается с журчанием воды и я залипаю. Мне нравится In your room. Под нее я лишился девственности. Вообще-то это не главная причина. Из дома я взял с собой только плеер с кассетами депешей и пузырьки с таблетками. Даже щетку не брал. Наивный. Надеялся, что по щелчку пальцев заполучу Странника и в этот же день вернусь с ним в офис ФБР. Мне нравится In your room. Не только потому что прямо сейчас, пока она дошла почти до кульминации, я держу покрасневшие пальцы под струей кипятка и вспоминаю на себе теплоту рук Томо. Но тело так и не нашли, верно? Но тело так и не нашли, верно? Тело не нашли. Не нашли. Не нашли. Мне просто нравится эта песня. В ту ночь я не мог спать и отправился из Вашингтона рано утром. И вот сейчас сижу на заправленной кровати в номере, пропахшем сыростью, и смотрю на свои ошпаренные руки. Перед глазами стоит оранжевая роба, рваная улыбка и бездонный взгляд. Нет, я не мог вернуться. Feeling with your skin Тереблю в руках оранжевый пузырек. Габриель выдал мне колеса на месяц, но с моими дозами, боюсь, мне стоит поторопиться с делами в Нью-Йорке. Я хочу перестать вспоминать руки Томо. Я хочу не думать о рваной улыбке Скарамуччи. Will I always be here В моей голове кружились тысячи вопросов, анализировались десятки теорий, но ни у одной мысли не было конца. Все утыкалось в него. И моментально разбивалось. Я пропускаю меж пальцев пузырек. Я слышу, как маленькие белые капсулы стучатся о пластик. Я слышу треск сквозь голос Дэйва. И я чувствую эйфорию. Впервые за 9 лет я к чему-то приблизился. И даже если я сейчас барахтаюсь, мне кажется, что скоро смогу дойти до конца. Не знаю, сколько просидел так. Очнулся уже в тишине. Пузырек лежал в моих ногах. Что-то я совсем расклеился. С этого момента обещаю себе действовать решительно.