Цепляюсь рукой за гранёный стакан
Нахожу панацею и забываюсь
Ты рядом
Был когда-то со мной
Прости меня, я не справляюсь
Очнулся я в нелепой позе. Не понимая, кто я и где нахожусь. Ощущая тупую ломоту в костях, и как к вспотевшему телу неприятно липнет рубашка. Мягкий утренний свет бил мне по векам сквозь пыльное окно. Помещение постепенно обретало очертание, но я не узнавал его. В мыслях пробегает слово “красиво”. Красиво, как в детстве у бабушки в гостях. Красиво, как в родном доме перед торжеством. Красиво, как это может быть в месте, где тихо, спокойно, щебет птиц и бесконечное умиротворение. Где можно отдохнуть и не думать. Красиво, как в Раю. Может, мне все же удалось умереть? Было бы славно. Но с каждой секундой счастливое наваждение о чем-то далеком и родном рассыпается, как карточный домик. И я начинаю трезветь. Перед глазами плыл сигаретный дым. Он сказал о том, что рядом, без слов. Будто желая убедиться, что все еще не сплю, кошусь в сторону. Тут же замечаю черный капюшон и, блять, улыбаюсь? Я пытаюсь вспомнить все, что произошло за последние 24 часа. Как бы ни старался, целостной картины не получалось. Мост через Ист-Ривер, тупое пари и как меня тащат за собой сквозь кварталы Манхэттена. Его скрипучий голос разрезает утреннюю негу и стирает с моего вспотевшего лица улыбку. - М-да, Каэдэхара. Я думал, что в вашей академии как-то тщательнее подходят к подбору кадров. Странник затягивается, и я слышу, как трещит сигарета. Мне кажется, он пытается выкурить ее полностью за один вдох. Надеюсь, его ебнет инсульт. - Что-то не так? - Все. Не мог больше бежать, разнылся. Мне пришлось вломиться в дом милейшей женщины и перерезать ей глотку, чтобы ты поспал, принцесска. Мои глаза расширяются от ужаса, пока он спокойно встает с пола и придавливает бычок грязным носком своих потрескавшихся кед. - Тебе пришлось что? - Перерезать бабке горло. Ой, да брось, не делай такое лицо. Будто федералы ни разу людей не убивали. - Ты, ебаный варвар, ты это сейчас серьезно? Он ехидно улыбается, разглядывая гримасу отвращения на моем лице. Я же рывком завожу руку, в надежде вытащить Глок. Пот стал стекать интенсивнее, когда пальцы врезаются в ткань рубашки, а не в кобуру. - Расслабься, твоя стрелялка под моей защитой. Скарамучча еле скрывает душащий хохот. И это вызывает во мне бурю эмоций. Ну как вообще можно вызывать во мне столько всего лишь одним своим видом? - Ах ты… Я импульсивно рвусь вперед в желании впиться зубами в его глотку, но тут же нелепо валюсь с дивана. И пока я раскачиваюсь на корячках, пытаясь побороть в своем теле ужасную слабость, он смеется так, будто я затравил первоклассную байку. - Придурок, ахаха! Господи, посмотри на себя, Каэдэхара. Слушай, может мне пристрелить тебя прямо сейчас? Окажу тебе услугу, да и моя жизнь сразу окажется в безопасности. - Кишка тонка. Под гнилые издевки я кое-как встаю на ноги и заношу кулак, пытаясь нанести удар. Каково же было мое удивление, когда я тут же промазал, зарядив Скарамучче куда-то в плечо. Ну, как “зарядив”. Со стороны могло показаться, что я по-дружески его толкнул. От своего бессилия мне оставалось лишь обиженно сопеть и исподлобья смотреть на капюшонного монстра. - Куда. Ты. Дел. Бабку? - Расслабься, Капитан Америка. Ни одна старушка не пострадала. - Так какого хуя… - Смеха ради. Тупой Кадзуха. Ну и для чего я вообще просыпаюсь? Ради унижений от этого бомжа, очевидно. Вмазать ему хотелось так, что бросало в жар. Но сил не было даже на то, чтобы говорить. Последние сутки вместе с этим чучелом вытянули из меня все жизненные соки. - Думаешь, это смешно? - Честно? Уморительно. - Давай ты пока притормозишь со своим искрометным юмором. Если мне не изменяет память, то мы в дерьме. И вчера Челси окружили копы, чтобы вернуть тебя в Райкерс, да и меня за компанию. - Сразу видно, малыш в первый раз подается в бега. Навел панику раньше времени и меня хочет на уши поставить. Ну, давай я тоже буду, как и ты, плакать от всего подряд? Это точно делу поможет. Скарамучча закатывает глаза и толкает меня плечом. Я, словно пушинка, мгновенно делаю несколько шагов назад и плюхаюсь на диван, в котором очнулся. Едва справляясь с головокружением, слежу за тем, как спина в черном худи удаляется вглубь квартиры. - Ты куда? - Пожрать тебе принести. Не нравится, когда принцесса грустит из-за того, что у нее нет сил снова избить меня. Кое-как восстанавливаю дыхание и почему-то мои губы снова растягиваются в предательской усмешке. Уже через считанные минуты мы уплетаем сухие хлопья руками прямо из коробки и давимся теплым апельсиновым соком. - Как классно, что бабка додумалась оставить перед отъездом хоть что-то в холодильнике. - Это твоя? Прекратив чавкать, Скарамучча недоуменно смотрит на меня. Он мне кажется сейчас забавным, но я с ужасом прогоняю эти мысли. - Чего "моя"? - Ну, бабушка. Твоя? - А, не. Он отмахивается и снова сует руку в коробку за медовыми колечками. Вместе с этим в моей голове возникает очередной рой вопросов. - А чья? - Да я откуда знаю? Вот прицепился. - Так значит, мы действительно в доме у незнакомой женщины? - Ну, типа того. - А откуда… что вообще происходит? - А не слишком ли много вопросов для человека, который меня еще ни разу не целовал за это утро? От такой прямоты я давлюсь соком. Вместе со смехом принимаю от Скарамуччи хлопки по спине. Теперь в носу неприятно щиплет. Ну почему он всегда смеется, когда мне плохо? - Не выделывайся, это уточняющие вопросы, а не прямые. - Ах, вот как. А как мне различать “прямые” от “кривых”? - Ну, ты же у нас гений. Как-нибудь справишься с сортировкой. Скара, ответа на прямой вопрос я так и не получил. Повторюсь, не выделывайся. - Скара. Ска-ра. Прикольно звучит. Он задумчиво отводит глаза. Все еще не снимал капюшон, и лицо его скрыто за сальными патлами. Но я все равно различаю внезапную мягкость его обдолбанного, заплывшего похотью и безумством взгляда. От этого почти поперхнулся второй раз. - Не переводи тему. Что с хозяйкой дома? - Да ничего, отдыхает себе в Мичигане с внуками. Пьет домашний лимонад и ест пиццу. Свалила где-то неделю назад и вернется не раньше четверга. Так что можно спокойно отдохнуть. Так как в Челси мы вернуться не можем, а это первый попавшийся пустой дом на моем пути, придется здесь задержаться до вечера. - Откуда столько информации? Мой голос звучит как-то по-детски обиженно от того, что я все еще не могу сложить все пазлы. От этого немного стыдно и я снова запихиваю в свой рот горсть Чириос. - Пока ты спал, прогулялся по дому и нашел в ящике несколько писем от семьи. В почтовом ящике много газет, сравнил даты. Ничего такого сверхъестественного. Мог бы и сам на досуге пораскинуть мозгами. Неудивительно, что ты 9 лет не можешь раскрыть плевое дело. Тупица. Самомнения Страннику не занимать. Иногда кажется, что в конце нашей истории его эго раздуется за мой счет настолько, что он лопнет от гордости. Чувствую, что начинаю злиться. Кто вообще дал ему права называть меня тупицей? Но почему-то принимаю решение подавить в себе агрессию и спокойно поесть. Впрочем, без допроса оставлять полудурка не собираюсь. - Понял. А что будет вечером? - Ой, ты меня уже заебал, Каэдэхара. - Должен же я хоть примерно знать, к чему готовиться? - Дай пожрать спокойно. - Хорошо, но потом ты мне все расскажешь. Ответа я не дождался. Дальше сидели в тишине. Слышался только хруст колечек и звук машин, который при пробуждении я кого-то хрена спутал с щебетанием птиц. С каждым глотком сока я приходил в себя. Слабость постепенно отступала даже от такого скудного приема пищи. Почти прикончив хлопья, я сосредоточился на обстановке вокруг. Все было просто, но со вкусом: светлые стены, мощный комод, несколько прибитых к стене полок с фотографиями и чепухой по типу вазочек, шкатулок и фарфоровых фигурок. На стене висели круглые часы. Они приятно тикают на фоне. Этот звук тоже откуда-то из детства. Ну и внушительных размеров диван с уютным цветочным принтом, на который мы со Странником успели накрошить кукурузные колечки. Бабуля либо хорошо обеспечивалась родственниками, либо у нее были сбережения. Квартира в Манхеттене - удовольствие не из дешевых. Надеюсь, Скарамучча не подумал об этом же и не станет обчищать старушку, у которой мы оказались случайными гостями. Впрочем, я не удивлюсь, если этот бомж прикарманит семейное серебро или что-то вроде того. Чему я больше всего удивляюсь - это тому, что мы вот уже около 10 минут не пытаемся удавить друг друга или как-то зацепить словом. Словно мы просто завтракаем перед тем, как отправиться в парк на прогулку. А вечером включим пластинку Depeche Mode, откроем вино и будем готовить стейки, иногда вальсируя по кухне и смеяться, смеяться, искренне, мать его, чисто и желанно смеяться. Словно мы настоящие соулмейты. Настоящие истинные, которые вместе проснулись и собираются планировать этот солнечный прекрасный день. Чтобы потом спланировать отпуск, следующий год и старость. Словно между нами что-то есть. Или может когда-нибудь быть. И мне отчего-то больно и тошно. Становится чертовски больно и тошно, что это все неправда и мне никогда больше не познать этого спокойствия. Мне пора бы прекратить летать в облаках и так явно пялиться на то, как он облизывает от медовой липкости свои тонкие татуированные пальцы. Ебучие верумы. Поэтому я снова требовательно и как-то грубо изрыгаю из себя: - Ответ. - Да какой? Он в удивлении разводит руками. Гений не понимает. Так я ему и поверил. - На вопрос о баре. - А. Я уж и забыл. Рассказывай мне тут сказки, сказитель хуев. - Я не удивлен. Ну, так? - Следил за тобой. Ну… Я знал, что ты мой соулмейт еще до того, как почувствовал в Челси. Я внутренним чутьем догадывался. Но почему-то отрицал. Даже лучшие агенты ФБР не чувствуют себя комфортно от наличия сталкера, и стадия отрицания - психологический момент. С другой стороны, как бы меня ни влекло к нему, я понимаю, что Странник - существо опасное. И даже если со временем я не смогу себя контролировать, надо держать в голове хотя бы тот факт, что этот уголовник без зазрений совести спрятал нас в квартире случайной женщины, предварительно как-то вычислив, что здесь безопасно. Интересно, сколько еще он знает обо мне? Решаю оставить этот вопрос на потом и выпытать информацию без совершения акта передачи друг другу верумов. - И как давно? - Очень давно. Все же к такому не всегда бываешь готовым и я встаю в ступор. Скарамучча снова начинает радоваться моему состоянию. - Очень давно? - О-о-о-очень давно. Он довольно протягивает слова, попутно склеивая подушечки пальцев между собой. Видимо то, что не удалось слизать. Фу. Ну и свинья. Влечение. Отвращение. Угроза. Что ты еще во мне вызовешь, Скарамучча? Что же ты на самом деле хочешь от меня? - Помнишь Даллас и карту? - Это был ты!? - Ага. Подготавливал тебя к встрече. А ты не понял. - Как это вообще можно было понять? Как? Ну как я должен был знать? Все его существование - это одна большая ошибка. И эта ошибка следила за мной все 9 лет расследования? Или даже больше. Во что я вляпался, Господь милосердный. Съеденные колечки начинают в моих кишках бунт, когда я ощущаю, как вновь стало неуютно. Будто не я мгновения назад мечтал о счастливой старости. Не забывай, кто твои соулмейты. Мертвец и наркоман, который сталкерит за тобой “о-о-очень много лет”. Возможно он видел нас с Томо. Возможно он убил его. Нет, я почти уверен, что он убил его. Мне нужно это просто выпытать, нужно доказать. Но смогу ли я в действительности пристрелить Странника? На какой стадии моего влечения мы во всем разберемся? И как тяжело будет избавляться от соулмейта не только на громких словах? Сейчас наверное я еще могу. Но сколько Скарамучча хочет держать меня на привязи, скармливая крохи информации?Вопрос “кто убил Томо” будет последним
Ублюдок.Ты можешь задать его хоть сейчас, я отвечу и сразу же уйду
Откуда ты появился? Тебя не должно существовать. И это твой план, гений? Поставить меня перед выбором. Если я прав, то твоя игра проходит блестяще. Если я не прав, то я… Я могу бить его. Я могу заставить его кричать. Я бы хотел, чтобы он кричал и задыхался от боли, которую я терплю уже столько лет. Но смогу ли я убить быстрее, чем узнаю о его причастности? Быстрее, чем лишу себя жизни мирным путем? Я был втянут в русскую рулетку. Наверное, я действительно тупой в нашей с ним партии. Он снова читает мысли. Он говорит: - Да легко. Просто ты тупой. И мне даже не обидно. Я не хочу его ударить. Могу, но не хочу. Ведь я разбит. Если он действительно преступник, то я узнаю об этом только тогда, когда мне будет невозможно от него избавиться. Если я убью его сейчас, то никогда не узнаю, был ли он виновником или просто наблюдателем. Люди не переносят смерть соулмейта в 90% случаях. Вторая смерть соулмейта - это то, что в принципе невозможно. Мне дали выбор: умереть сейчас, похоронив свое главное расследование, так и не узнав правду. Или умереть вместе с ним, когда он соизволит все рассказать. Тогда мы вместе будем гореть в Аду. Я даже не хочу думать о том, насколько нам будет больно. Наши отношения стремительны. Мое нутро изголодалось по истинному. Еще несколько дней и я не смогу проделать в нем дырку. Я все понимаю. Я все понимаю. Я все понимаю. Но я бы еще хотел побороться. Я почти готов сдаться. И, наверное, частично поднимаю белый флаг. Но я очень хочу показать, что способен бороться. - О, Господи. Да пошел ты нахуй. Все, что происходит дальше - не поддается ни моей логике, ни логике этого мира, ничему вообще. Я знаю, что запомню этот момент на всю жизнь. Если будет нужда, то вырежу эту дату и это время на своих запястьях. 8 сентября 10:45 Я скидываю на пол пустую коробку из под хлопьев и слышу, как крошки бьются от картонку. Почти также, как сейчас стучит мое сердце о грудную клетку. Я перехватываю его липкие пальцы и тяну к своему лицу. Я обязательно продолжу борьбу. Но сейчас сдаюсь. Я закрываю глаза и бессовестно трусь щекой о медовые, все еще влажные от его слюны пальцы. И мне тошно и брезгливо, но я касаюсь небрежных татуировок на его костяшках. Скарамучча завороженно смотрит за тем, как я утопаю в его ладонях. Я изголодался, Господи, прости меня. Томо, прости, мне так одиноко и больно. И Скарамучча не понимает, что происходит, когда я тяну к нему свои руки и обхватываю его узкое лицо под капюшоном. Он целуется так, будто умирать уже завтра. Будто также, как и я, ждал очень много лет. Будто его тоже мучал голод и чувство обреченности. Его судорожное дыхание моментально ловится моими губами. И он, как слепой котенок, тычется носиком в мою щеку, а потом снова позволяет себя целовать. Я представляю, как мы открываем вино под Depeche Mode и вальсируем по кухне. Его липкие пальчики точечными ледяными касаниями бегают от загривка по шее. И я не готов перейти к чему-то большему. Этот гребаный бомж из Райкерс все еще остается бомжом из Райкерс. Я сдерживаю свое возбуждение, но не прекращаю зацеловывать его тонкие бледные губы. Это противоречие меня четвертит. 8 сентября 10:45 я поцеловал человека, имени которого не знаю, по собственному желанию. Впервые намеренно и из личной прихоти. - Каэдэхара. Намеренно. Личная прихоть. Потому что я заслужил такого уебка, как он. - Кадзуха. Мое имя из его губ вызывает во мне тонну чего-то запретного и давно забытого. И я готов снова целовать его, но Скарамучча почему-то не разрешает. - Послушай, Кадзуха. Мне нужен не просто секс с тобой. Если ты хочешь выведать все вопросы сейчас, у тебя не получится. Припухлые от долгого засоса губы стали розовыми, влажными и притягательными. Кто бы мог подумать, да? Все, что мне оставалось - лишь повторить его же слова и надеяться, что он не поймет. - Ты тупой. - Кадзуха. Ты не понял. Мне нужен ты. Полностью. - Это невозможно. Я понимаю, что возможно. Я понимаю, что вру. Но пока я еще могу контролировать свои слова, я буду отрицать. - Я не против проверить. - Однажды я получу все ответы и уйду. - Когда ты получишь все ответы, ты не сможешь без меня. Его полушепот щекочет меня где-то в районе челюсти и я понимаю, что моя теория, кажется, начинает подтверждаться. Указательным пальцем я приподнимаю его за подбородок и вглядываюсь в лицо. Бледное, болезненное лицо, которое только полоумному покажется симпатичным. Наверное так и сходят с ума. Насильно я вспоминаю лицо Томо. Его неземную красоту и свет. Насильно заставляю себя заново возненавидеть бездну перед собой. Он убил его. Не поддавайся так рано. Он убил твой свет и пришел за тобой. Сколько я так смотрел в растерянное лицо Скарамуччи, пытаясь совладать с собой? Вечность. Но я еще могу взять себя в руки. Это просто… временное помешательство. Я знаю, что дальше - хуже и должен быть готов к таким приколам соулмейтов. Нужно лишь снова его ненавидеть. Обманчиво, наигранно, назло ему и себе в качестве наказания. И у меня получается. Сила убеждения работает, поэтому уже через секунду он оказывается на полу. Мой толчок был внезапным и этот обдолбыш валится рядом с пустой коробкой Чириоса. - Иди помойся, вонючка. Держу пари, зубы месяц не чистил. Скарамучча растерянно и как-то разочарованно проводит пальцами по своим губам и смотрит на меня удивленно и с интересом. Не смотри так, умоляю. Не я придумывал правила. - Но ведь… - Не надумывай. Это наше пари, помнишь? Мне нужен ответ. Когда вернешься, ты расскажешь мне, с чего начнем. Поцелуй был долгим, ожидаю подробное изложение наших дел. Разочарование подавляет его. Я вижу это и чувствую всем нутром. И если еще недавно меня это радовало, то сейчас как-то совсем уж погано. Тем временем он снова скалится. Скалься. Злись и веди себя, как мудак. Только не смотри на меня ТАК больше никогда. - Да тебе бы тоже не мешало душ принять. Пойдем вместе? Потрешь спинку? -Хлопья прибавили мне сил и в этот раз я не промажу. - Тц, злюка. Наконец он уходит. Я же смог расслабиться окончательно только тогда, когда из другого конца квартиры послышался звук воды. Мне не помогли ни растирание лица, ни шлепки по щекам. Я сомневаюсь, что мне поможет даже Габриель. Хотя не мешало бы с ним связаться, посоветоваться что ли. Как остановить то, что происходит? Скарамучча въедается в меня слишком быстро. Я должен придумать, как его убить без последствий для себя. Тем временем слышу, как вода прекращает литься, однако Странник не торопится выходить из душа. Я так-то не очень привык быть потным и липким. После каждого задания на службе я приезжал домой и варился в кипятке минимум минут по 40. К тому же на моей шее и лице медовые следы от Скарамуччи, которые не терпелось смыть с себя. А этот полудохлик все не выходит и не выходит. Мое терпение закончилось на двадцатой минуте. Я тяжело вздыхаю и с нетерпением двигаюсь по направлению к ванной комнате. - Ну и чего ты там? Не было желания застать Скарамуччу голым. Думаю, явно не в моем состоянии. Это было бы слишком. Но зуд на коже напоминал о том, какой же я грязный и меня это бесило. - Так и знал, что надо было идти первым. То, что он мне не отвечал, раздражало почти также, как грязь на теле. Смирившись с возможной участью, я беспардонно хватаюсь за дверную ручку и открываю дверь. Ну, как бы да, Странник - существо нестандартное и из ряда вон выходящее. И я бы не удивился, если бы застал его сейчас за дрочкой, но это же Скарамучча. - Совсем крыша слетела? Я тупо пялюсь на обрывки мокрых черных волос на плитке. Скарамучча, укутавшись в полотенца, как в сари, стоит напротив зеркала с ножницами в руках и беспощадно кромсает свои жидкие патлы. И это, мягко говоря, не то, что я ожидал здесь увидеть. - Сегодня нужно завершить одно дело. К слову, вот ответ на твой поцелуй. Мы едем в место, где нам нужно выглядеть прилично. Вот… делаю из себя “прилично”. Пока он пытается мне объяснить, что происходит, я не теряю зря времени и избавляю его пальцы от ножниц. - Опережая твои вопросы, мы едем в Кэмпбелл. - Мы едем в бар. Прекрасно. Выпьем по коктейльчику перед тем, как нас схватят. - Не схватят. Меня ждут там сегодня по важному делу. Все организовано и через два часа внизу будет ждать машина. Понимающе киваю, не понимая вообще нихрена. Пусть объясняется, у нас договор. Пока он собирается с мыслями, отделяю одну прядку с макушки и осторожно лишаю ее длины на четверть. Как интересно, руки все еще помнят. - Что за дело - сказать не могу. Это уже не мои тайны, а ты, как никак, федерал. Хоть и в бегах со вчерашнего дня. - Значит снова будешь нарушать закон на глазах власти? Я зажимаю между указательным и средним пальцами мокрую прядь и перерезаю волосы ножницами. - Так надо. Это поможет. Просто поверь. - Тебе? - Да, дерьмово звучало. Он снова лыбится в своем оскале, а я топлю свои пальцы в его прядях, осторожно выравнивая весь тот ужас, который он тут устроил. - В любом случае, мне туда нужно. И я бы советовал держаться меня, потому что потом мы сваливаем. Нет времени на то, чтобы разбредаться по углам. И что ты вообще делаешь? - Пытаюсь исправить то, что ты тут натворил. Если бы я пришел позднее, тут нечего было бы исправлять. - Неправда. Я уже так делал. - Сомневаюсь, что твое произведение вписалось бы в интерьер Кэмпбелл. - Попробуй сделать лучше, принцесса. - Я и делаю. С полочки выхватываю гребень и принимаюсь увлеченно проводить зубчиками по иссиня-черной макушке, выравнивая в своих руках пряди. Постепенно это недоразумение превращается во что-то приличное. А я зачем-то начинаю открываться. - Я раньше хотел быть парикмахером. - Не знал. - Я бы удивился, если бы ты знал. Невольно улыбаюсь. Хоть о чем-то эта мразь не догадывалась. - Часто стриг Томо. Он говорил, у меня талант. Скарамучча решил промолчать. То ли слов не нашел, то ли смысла в них не видел. Пустым взглядом он смотрит на свое отражение, пока я щелкаю ножницами у его скулы. Остриженные клочки падали на его острые плечи и застревали на махровом полотенце. Странный он. То ноги раздвигает, сыплет похабщиной, то, как монахиня, закутывается в слои ткани. Что ты скрываешь? Что ты такое? Я сдуваю опавшие волосы со своих рук и не без удовольствия любуюсь не им, нет. Своей работой. Наконец я вижу его лицо. Без капюшона и сальных патл я будто бы заново с ним знакомлюсь. В процессе он противился, чтобы я полностью состригал длину. Говорит, не чувствует себя комфортно. Мы сошлись на челке и длине не короче мочек ушей. Выглядело довольно странно, но даже так - лучше, чем было. Я вижу его лицо и не узнаю в нем преступника. Я - мужчина за тридцать, уставший от своей ноши, вижу перед собой подростка, которого однажды мне придется убить. - Скарамучча, сколько тебе лет? - Достаточно. - Нет, серьезно… - Каэдэхара, я сказал, достаточно. Мне кажется странным, что он так агрессивно реагирует на столь простой вопрос и пытается выставить меня за дверь. Утверждает, что следит за мной уже давно. Но с новой прической Страннику на вид не больше 20 лет. Опять он где-то пропизделся. Не успеваю обдумать, как уже стою перед закрытой дверью. - Все, дай мне одеться. Кстати, тоже примерь новые шмотки. На кровати лежат - Чего? Какая одежда… - Говорю же, у нас запланирована встреча и надо выглядеть прилично. Пока ты смотрел сны, я подсуетился. - Я правильно понял, что нас разыскивает полиция, а ты успел по магазинам пройтись? И откуда вообще деньги? - У бабки взял. - Сука, ну так и знал… От досады стучу ладонью по двери. Из-за нее раздается приглушенный смешок. - Да ладно, у нее квартира в Манхеттене. Переживет. - Она не заслужила этого. К моему удивлению дверь снова открывается и в нее просовывается голова Скарамуччи. И один его глаз крайне выделяется на фоне лица. - Если ты еще не понял, глупенькая принцесска, то мы вообще не очень-то часто получаем то, что заслуживаем. Больше, чем его высокие высказывания, меня все еще привлекает его подведенный черным глаз. - Ты что, еще и косметику ее решил использовать? Ты был похож на бомжа, теперь похож на девку. - Je t’emmerde! Снова хлопок дверью. Кажется, я это уже слышал. Надо спросить, как переводится. А надо ли? После долгожданного душа я переодеваюсь в одежду, которую для меня достал Скарамучча. Я не знаю, сколько он взял денег у этой женщины, но бирка Версаче на пиджаке ввела меня в замешательство. Как только все закончится, я все возмещу. С тяжелым сердцем я затягиваю на себе кобуру с пистолетом и надеваю поверх пиджак. Да, мой Глок все же вернулся ко мне. Услужливо лежал на брендированных пакетах. Скарамучча прекрасно угадал с размером и я почему-то в этом не сомневался. Хотя меня продолжает удивлять его осведомленность. Сам он также взял себе классический черный костюм и под него шелковую рубашку. Если не знать, что ближайшее время нам придется вести скрытный образ жизни, можно подумать, будто мы представители высшей касты. К слову, вопреки моим убеждениям, что мужчинам не стоит краситься, Скарамучча как-то умело растушевал на глазах черноту. Его узкие глаза казались еще более хитрыми. Он был похож на черного лиса, который выходит на охоту. А с новой прической, которую я ему обеспечил, он был даже симпатичным. Во всяком случае, с ним теперь было не стыдно показываться на людях. От старых вещей мы решили избавиться. Упаковали в пакеты и взяли с собой, чтобы впоследствии водитель, который нас уже ожидал на входе, скинул их в противоположной стороне от бара. На случай, если вдруг ищейки патрулируют улицы. Перед выходом я хотел привести квартиру женщины в порядок. Мы здорово здесь наследили. Но Странник хоть и выглядел, как культурный человек, на это лишь скорчил гримасу и скинул на пол очередной окурок. Дорогая одежда не исправила в нем клиническую грязнулю. В назначенное время мы расположились на заднем сиденье тонированного шеврале. В какой-то момент я чувствую, что нервничаю: не подстава ли это все? Но спокойный взгляд моего истинного с какого-то хрена меня уверяет в обратном. В конце концов, мы теперь в одной лодке. Я стараюсь расслабиться, внушая себе это. Думаю о том, что водителю нет до нас никакого дела, и решаюсь начать разговор. - И что дальше? Будем кататься по всему Нью-Йорку и скрываться от властей, пока ты мне все не расскажешь? - Бери чуть выше. Нам нужно покинуть штат. - Прекрасно, может еще фургончик снимем для такого охуительного путешествия? - Звучит клево. И почему-то мне становится смешно. В моих мыслях предательски звучит In your room и снова льется вино. А потом мы вальсируем.