Ты нашел меня средь развалин
Рваным, пьяным, разбитым, пустым
Чуть не умер от нежных касаний
Я тебя не достоин, я сгнил
Телефонный аппарат с глухим бряканьем сжирает несколько центов. Скармливаю ему последнюю монетку и пялюсь на огромную жвачку. Она прилеплена прямо перед моим носом на корпусной коробке. - Да возьми ты трубку. Уже четвертый гудок насиловал мои уши. Я смотрю на жирную жвачку, на которую были налеплены мелкие волоски. Думаю, тот мудак, который залепил ей половину кнопок, усрался от счастья. - Горо, сукин ты сын. Эта ублюдская жвачка не дает мне покоя. Почти также, как уже седьмой, мать его, гудок. В глотке застревает рвотный позыв. - Я пожалуюсь Иисусу и его друзьям, когда ты в следующий раз пойдешь исповедоваться, псина. - Алло? - Я уже успел тебя проклясть. - Кадзуха? Какого хрена… Его голос тут же сходит на шипение. Мой маленький друг явно злится. - Ты где? И почему не вернул тачку? Мне пришлось наплести тонну дерьма, чтобы тебя отмазать. - О, да? И что ты им сказал? Как же меня бесит этот волосатый кусок резины. Я вообще-то мог на него не смотреть, но продолжаю портить себе настроение. - Что у тебя остались дела в Нью-Йорке. - Ты отчасти прав. И мне нужна твоя помощь. Я вкратце рассказываю ему о своей незапланированной поездке. Его шипение в трубку изрядно утомляет. Когда я заканчиваю свою исповедь, Горо почти пищит: - Ты с ума сошел? Я не буду этого делать! - Дружище, я стою в телефонной будке и у меня закончились монеты. Давай не будешь ломаться, как девственница, и просто поможешь. - Я не буду выписывать разрешение на освобождение этого полудурка, Каэдэхара. Он перешел на фамилии. Как же он злится, Господи. В то же время продолжает со своими ненужными аргументами: - Ты нарушаешь устав. Нельзя в личных целях использовать свои полномочия. - Он что-то знает. И он мне нужен. Сегодня же. На конце провода буйствует шквал недовольства. Даже из Нью-Йорка вижу, как сейчас закатились его глаза. - Даже если я очень захочу тебе помочь, а я, к слову, больше всего хотел бы, чтобы ты оказался в своем офисе в ближайшие сутки, я не смогу выбить нужные бумажки. - Схитри. - Ты понимаешь, что говоришь? И звонить на рабочий номер в ФБР? Ты же был мозгом команды. - Поэтому я и стою в ебучей телефонной будке. Моя челюсть сжимается от чрезмерного невроза, вызванный этим диалогом. Иногда Горо перегибает со своей послушностью. - Я не смогу сделать разрешение, Кадзуха. - Тогда дай мне время. Это ты сможешь организовать? - Что ты задумал, придурок? - Свяжусь через три дня. - Кадзу… Не хочу больше слушать его отговорки. Мысль я донес, а потому весь его лепет - тупая трата времени. Телефонная трубка ложится на рычаг и я наконец покидаю замызганную кабинку. Про себя же надеюсь, что Горо в полной мере понял мои намерения и, как верный друг, сделает все возможное, чтобы меня не схватили за задницу раньше времени. Иначе у меня будут проблемы. Впрочем, они у меня уже появились в тот самый момент, когда я рванул в Райкерс. Я решаю не испытывать судьбу и тотчас отправляюсь в путь. Форд приятно урчит, когда я выворачиваю с парковки. Мне снова чертовски хочется спать. Но я мешаю себе тем, что громко завываю припев очередного трека депешей. Какой-то мудак смеется надо мной, пока мы стоим на светофоре. Интересно, как громко он бы смеялся, если бы вместо того, чтобы петь, я усну за рулем и въебусь прямо в его развалюху. Держу пари, он копил на нее десяток лет. Я показываю мужику средний палец прежде, чем нога втаптывает педаль газа. Иногда я ненавижу людей. Какие же удивительные вещи может творить значок агента ФБР. Один взмах, и все двери перед тобой открыты. Правда, они еще не знают, что у меня нет никакого разрешения на освобождение Странника. Я говорю: - Это приказ. Данный заключенный обладает нужной информацией. Ждите в течение суток, вам поступит факс. Потом сую под нос удостоверение и они мне верят. Даже предлагают подождать на территории. Эта страна когда-нибудь разрушится из-за таких олухов. Нельзя управлять тюрьмой и верить всем подряд. Но мне это играет на руку. Конечно же я не в восторге, что засветился на всех камерах, пока прогуливался мимо сетчатого забора. Но я уже здорово обосрался, когда решил исполнить задуманное любой ценой. В конце концов, дело о смерти Томо - единственная причина, почему я еще не подставился под пули. И если я могу хоть что-нибудь выяснить, то и по заднице от начальства получить можно. Правда, в случае ФБР наверное стоит выражаться иначе, но я люблю сглаживать углы. Чувствую, как мои губы непроизвольно подрагивают, как только замечаю щуплую фигуру Скарамуччи в компании черных верзил. В его руках зажат баскетбольный мяч и он весело хихикает. Бедолажка еще не знает, что сейчас за ним придут дяди в форме, заломят руки и приведут прямо ко мне. - Не хочешь по-хорошему? Будет так. Бом. Бом. Странник ведет мяч, обходит качка в растянутой майке, почти проползает между его ног. Бом, резиновая поверхность мяча звонко ударяется об асфальт, пока я визуализирую шаг берцев начальника смены по коридору. Бом, Странник делает удар, бом, шаг. Еще шаг и бросок. О, нет, его блокируют! В моей голове мешается звук грубых подошв и несуществующие улюлюканья стадиона. Мне весело. Внутри я просто умираю от смеха, хотя со стороны может показаться, что у меня нервный тик. Комментатор матча внутри меня трепещет, когда Странник вновь завладел мячом. Он снова ведет. Снова бом, бом и… - И он забивает! Я громко выкрикиваю и совершенно не беспокоюсь о том, что меня, наконец, заметили. О, за его перекошенную злобной гримасой рожу, я бы снова все отдал. И я смеюсь. Внутри меня ликование целого стадиона, когда к нему подходят два вооруженных охранника. Я смеюсь злорадно, пока этот придурок пытается вырваться. Что за чушь? Все хотят свалить из тюрьмы, а он упирается. Наблюдаю за тем, как полторашку берут под руки и уводят оформляться. С чувством выполненного долга все еще мерзко посмеиваюсь, когда сажусь в Форд. Спустя минут 20 он садится на переднее пассажирское. Не могу скрыть своей неприязни и одновременно радости, что поймал птичку. Хоть и не самым лучшим и честным путем. - Ну и рандеву, да? Не ожидал? - Je t’emmerde… Он произносит на выдохе и медленно поворачивается ко мне. Ни слова не понял. Но по его улыбочке видно, что это явно не комплимент. Мне как-то все равно. Нужно было сматываться. Пока все идет подозрительно гладко. Надеюсь, Горо сможет прикрыть, но испытывать судьбу не стоит. Пока шарюсь в бардачке в поисках ключей зажигания, Скарамучча переключил в своих настройках язык. - Ты испортил мне отличную игру. Не мог приехать на часик позднее? - Я похож на папку, который забирает непослушного сынулю с кружка? - Ну, если ты так хочешь, я буду называть тебя папочкой. Он нелепо подмигивает глазом, пока я давлюсь воздухом. Никто не говорил, что будет легко, но я понятия не имею, как работать с этой чертовой штукой под названием “Странник”. Надеюсь, разберусь. И думаю, что лучше бы сделать мне это раньше, чем я его убью. И думаю, как бы не вырвать его грязные руки, которые собственнически легли на мое бедро. Его пальцы гладят меня сквозь плотную ткань брюк. Господи, как хорошо, что мы оба накачены колесами. Но даже с ними чувствую, как купируется моя агония. Я скидываю его руки, продолжаю искать ключи. Внутри меня комок жара бьется о выстроенную медикаментами стену. Господь, дай ей сил. - Ну, что ты так нервничаешь? Ты же приехал, потому что догадался, что можешь мне предложить? Я снова скидываю его гребаные руки. Господь, дай мне сил. Где же ключи. - Так дай мне это. Скидываю руки и борюсь с желанием избить бардачок. Господи, умоляю. - Дай мне это, Кадзуха. И я не выдерживаю. - Да отъебись ты! В бешенстве собираюсь испепелить его взглядом и повторно не нахожу слов, когда он довольный продолжает одной рукой гладить меня, а второй бренчит связкой. Прямо перед моим носом, сука. - Когда успел? - А все тебе расскажи. Молча вырываю злосчастные ключи из его пальцев. - Видел бы ты свое лицо. Он смеется. Я молюсь. - Ну и умора. Ну почему? Ну за что? - Я вообще много чего умею. И готов показать. - Ты можешь хоть на секунду заткнуться и не сыпать дерьмом с сексуальным подтекстом? - За эту встречу я пока ни разу не упомянул о сексе. Может, проблема в тебе? Малыш Кадзу, ну что же ты так все развращаешь? Терпение не вечное. Зажав ключи меж пальцев, прописываю по его худому лицу. Он моментально отлетает с глухим стуком башкой в стекло. Моему удовольствию нет предела, когда замечаю кровавую ссадину на скуле. Он морщится и сквозь сжатые зубы втягивает воздух, передвигая челюстью. Будто проверяет, на месте ли она. Мне приходится обещать, что еще одно неверное слово и я снесу ее нахуй. Чтобы не расслаблялся. Обычно люди пугаются, когда я злюсь. Кровавые стигматы делают из меня демона в их глазах. Во всяком случае, не раз слышал об этом. Страннику все нипочем. Кажется, его вообще не удивляет все происходящее. Я бы хотел спросить, боится ли он вообще? Но утекающее сквозь пальцы драгоценное время меня останавливает от любопытства, и я наконец завожу машину. Уже почти преодолеваю мост от острова и понимаю, что снова облажался. Я не знал, куда ехать. Просто идиотизм. Молодчина, Кадзуха! На ум приходит первый сомнительный вариант. - Номер в Челси все еще за тобой? - Да, я там живу. Он недовольно причмокивает и тянется к магнитоле. Решаю его не останавливать. Если он снова захочет поговорить о том, как мы должны потрахаться, я хотя бы смогу отвлечься на музыку. Вместо пошлятины внезапно слышу разумный вопрос: - Думаешь, это хорошая идея? Мельком смотрю на него. Его пальцы, словно паучьи лапки, крутят колесико в поиске радиостанции. - Не самая, но мне нужно время подумать. - Ну, думай… Дерьмо. Опять дерьмо. Он продолжает крутить колесико. Обрывки песен и радиоведущих заполняют салон. - Только не долго думай... Дерьмо. И снова дерьмо! У тебя есть что-нибудь свое? - Только кассета депешей. - И чо молчим? Открываю бардачок, жестом указывая на прямоугольник в самом углу. Я удивляюсь, когда Скарамучча издает довольный звук. На этот раз не могу удержаться от вопроса. - Любишь их? - Я не люблю музыку. Но он очень любил. - Он? В непонимании хмурюсь. Чувствую, что мне не понравится то, что Скарамучча мне скажет дальше, и одновременно вожделею к этому. - Ага. Легким толчком он отправляет кассету в приемник и жмет на кнопочки. Мое тело вытянулась, словно струна, которая вот-вот лопнет. - Он. Ну, как его… Томо. Струна лопнула на вступлении Walking in My Shoes. Меня моментально передергивает от внутренних помех. Так сильно, что я не справляюсь с управлением. Форд здорово тряхнуло, когда нас вынесло на встречку. Но я уже не в состоянии что-либо осознать. В какой-то момент мне кажется, что я готов умереть. Вот так, на закате, пока мчу на Виктории по Мемориальному мосту Фрэнсиса Буоно. Когда рядом мой нелюбимый соулмейт под звуки любимой группы резко отталкивает меня от руля. Солнце чертовски красиво блестит на водяной глади. Чувствую, как Скарамучча вдавливает меня в водительское кресло своим острым локтем. Его попытки выровнять управление мне безразличны, когда так красиво и спокойно. Я люблю эту красоту. Я люблю весь мир. Я люблю Томо. Я люблю Depeche mode. Мои глаза застилает влага. Наверное в них тоже красиво блестит солнце. Почти также красиво, как на глади Ист-Ривер. - Когда ты пил таблетки? Голос не принадлежит Томо, но роднее матери. Я думаю, что я умер, потому что мне больше не больно. В глазах все еще блестит солнце. Оно будто плавит мои стигматы теплыми поцелуями. - Кадзуха, когда ты принимал таблетки? Ответь мне. Я не помню, когда я пил таблетки. Я хочу, чтобы родной голос перестал доебываться. Мои глаза не видят ничего, кроме солнечного света. Их целуют. Кончиком языка слизывают слезы с виска и опаляют горячим дыханием. Мы несемся по мосту. Мне больше не больно. Мне хорошо. Я испытываю счастье. Умирать оказалось приятно. А потом я моргаю. Часто и бесконтрольно. Солнечный свет сменился светом настольной лампы. В моих руках зажат замызганный стакан с янтарной жидкостью. Пряный резкий запах говорит о том, что это виски. - Очнулся? Голос из темного угла заставил обратить на себя внимание. Свет лампы не доходил до Скарамуччи, но вижу по смутным очертаниям, что он сидит на полу, прислонившись спиной к стене. - Ты чуть нас не угробил. Не распространяй свое желание сдохнуть на всех. У меня еще есть дела. Интересно, какие это дела есть у этого отброса? Попасть в очередную передрягу, разве что. Я сижу весь в холодном поту с липким стаканом виски в руках. В номере, где когда-то Сид угробил Ненси. И я совсем не Сид, но думаю о том, что Скарамучча отлично бы смотрелся мертвым на полу в ванной. Я потерян. Я ничего не осознаю и совсем ничего не помню. Только блеск солнца в отражении Ист-Ривер. - Что случилось? Мой голос не принадлежит мне. Он хриплый и слишком басит. Я моментально пытаюсь прочистить горло. - Действие таблеток прекратилось. Видимо, из-за резкого выброса адреналина в кровь. Я был слишком близко и мы опять ослепли из-за того, что ты меня не принимаешь. - А… А как мы… Мне тяжело разговаривать. Язык будто прилип к небу. В глотке стоит жгучий привкус виски. Интересно, сколько я выпил? - Действие моих таблеток еще держалось. Я конечно изрядно поползал тут с тобой на корячках, но мой откат наступил позднее. Считай, нам повезло и времени хватило, чтобы добраться до Челси и избавиться от тачки. - Избавиться от… ЧТО? Моя Виктория. Моя малышка, которую я не успел опробовать полностью. Ну нет, только не она. От такой новости вскакиваю со скрипучей кровати и завожусь волчком по комнате, попеременно вливая в себя остатки алкоголя. Мне кажется, я протрезвел. - Нет… Нет, нет, нет. Ублюдок! Скарамучча смотрит на все это со стороны и слишком расслабленным голосом отвечает мне: - Не стоит так сильно привязываться к чему-либо. В конце концов ты сам понимаешь, что после того, как спиздил меня, нам лучше не светиться. Дорогая тачка со специальными номерами явно не дает нам прикрытия. И в Челси мы не можем зависать слишком долго. Об этом я тебе намекнул в машине. Надеюсь, до тебя дошло. - Я специальный агент ФБР, я не крал тебя. - Ты за лоха меня держишь? Думаешь, я не знаю, как досрочно освобождают? Он кряхтит, как столетний старец, пока встает с пола. Почему-то ощущаю угрозу от этого шатающегося щуплого тела в черном балахоне и совершенно не хочу сокращать расстояние между нами. Однако Скарамучча считает иначе, когда медленно начинает ко мне подкрадываться. - Кадзуха, я бы на твоем месте меня не недооценивал. Мои руки потряхивает, и я с трудом удерживаю стакан. Все силы направлены на то, чтобы сохранить внешнее равновесие. Чтобы голос ни в коем случае не дрогнул. Сделав глубокий вдох, я спрашиваю: - Почему ты решил мне помочь? - Ты можешь мне дать взамен то, что мне нужно. - А почему на встрече в тюрьме ушел? Наблюдая за ним, слышу издевательский смешок. Как же бесит. Он совсем близко. Чуть ниже меня, чуть уже в плечах и какой-то жалкий с первого взгляда. Однако отчего-то внутренняя дрожь перекручивает мой пищевод. И я точно знаю, что он чувствует это. Понимаю, что Скарамучча видит меня насквозь. - Я знал, что ты придешь. Человек, который 9 лет сидит на одном и том же деле не мог не вернуться. Ты зависимый, а я… Просто хотел поиграть. - Думаешь, хорошо меня знаешь? - О, ты даже представить себе не можешь, насколько. Не могу сдержать возмущения. Просто он хотел поиграть? Серьезно? Механическим движением Скарамучча склоняет голову. Чуть щурится и я вижу в его глазах черноту. Чистый глубокий омут. Я неоднократно видел этот взгляд и это никак не добавляет плюсика в карму моего соулмейта. Брезгливость во мне берет верх и делаю два шага назад. Придурок смеется своим поехавшим гортанным смехом. Понимает, что загоняет меня в угол. Мне очень сложно. Еще немного и я его пристрелю, как дворовую псину. Мне невыносимо. - Ты что, всегда обдолбан? - Ну, типа того. - Зачем ты это делаешь? Скарамучча пожимает плечами. Его верхняя губа чуть дернулась, обнажая левый клык, а я продолжаю все это вывозить. Продолжаю ждать ответ на вопрос. Хотя не собираюсь переживать за него, просто вырвалось. Мне будет все равно, если мне не ответят. Но мне отвечают. - Потому что из-за тебя мне всегда больно. Пафосный ответ не впечатляет. Во мне ничего не екает от брошенного в грудь обвинения. Ему из-за меня больно? Прекрасно. Просто волшебно. Я успел возненавидеть этого жалкого человека быстрее, чем принять. Его боль - расплата за его грехи. Я ничего о нем не знаю, но уверен, что дерьма им содеяно достаточно. И я вижу в его омутах разочарование. Едва уловимое. Такое легкое, потому что Скарамучча, как и я, пытается скрыть свои чувства. Это очевидно. Мы негласно приняли эту игру в тот момент, когда оказались в салоне Виктории. Правила просты: если тебя заметят, то расстрел на месте. Но я все же вижу болезненную частичку во взгляде, когда не произношу ни слова. Странник все еще меня пугает, он все еще вызывает во мне желание совершить убийство, но от его мимолетной слабости я чувствую небольшую уверенность. Считаю это своей личной победой. - Раз уж я пришел в норму и у нас не так много времени, предлагаю небольшое перемирие. Едва скрываю самодовольную улыбку, которая против воли растягивается на моем лице, когда протягиваю ему ладонь. Скарамучча глупо смотрит на мои пальцы. Его мутный взгляд лениво передвигается от терпеливо протянутой руки до моего лица с ухмылочкой, а затем обратно. - Ты же избавился от машины? Там были мои таблетки. Считай, с этого момента наш договор вступил в силу. Теперь каждый раз, когда верумы будут истощаться, я буду прибегать к поцелуям, а не к колесам. Быть может однажды мы переспим. А учитывая, что без препаратов рано или поздно нас притянет животной потребностью, я буду уповать на то, что получу нужную информацию и пристрелю тебя раньше, чем это произойдет. Это - то, что ты хотел? Меня? На рукопожатие мне не отвечают. Скарамучча по-прежнему держит руки в карманах и прячет лицо за прядями волос и капюшоном. Я начинаю сомневаться и чувствовать себя глупо. Нелепо повторяю, пока моя рука медленно опускается. - Это? - Не совсем. Он смотрит на кончики моих пальцев, словно я его загипнотизировал своим жестом. Его разочарование перекочевало от взгляда к голосу. И меня это хоть и раззадоривает, но в то же время напрягает. Это не совсем та реакция, которую я ожидал. Хотя мне нужно прекратить ожидать чего-то от Странника. Он медленно обходит меня и садится на кровать. Мое рукопожатие осталось проигнорированным. Скарамучча выуживает из-под подушки красно-белую пачку и закуривает, пока я сдаюсь и сажусь рядом. Едкий дым начинает врезаться в глаза. Они начинают побаливать и меня это корежит. Я думаю, что скоро нам снова придется целоваться. - Кадзуха… Ты же ведь такой тупой, если честно. - Это мне сказал человек, который по собственному желанию попадает в тюрьму и травит себя дерьмом. - Это мне сказал человек, который просто мечтает о смерти. 1:1 Теперь я слежу за каждым его движением. Его пальцы ловко стряхивают пепел на пол. А когда пересохшие широкие губы выпускают фильтр, из его горла вырывается полустон. Меня не очень устраивает его снисходительное отношение ко мне и то, что он постоянно давит на больное. Мне также не нравится, что он знает обо мне слишком много всего, но сейчас мы наконец приближаемся к долгожданному разговору. Не буду ему мешать. Пусть говорит, что хочет, лишь бы по делу. Дальше буду разбираться по ходу. - Ты еще не понял? Меня поймали только потому что я так хотел. Нет, ну это просто чушь. Такая явная, что я невольно отмахиваюсь. - Да что ты несешь, ты просто обосрался. - Думаешь, я такой идиот, который может совершить столь тупорылую ошибку? Каэдэхара, в отличие от тебя, я - гений. - Ага, а я принцесса Диана. Рассказывай, сказочник. - Ты не понимаешь этого. Пока не понимаешь. И я не хочу говорить обо всем сразу, ведь ты слишком тупой и совершишь большую ошибку. Как я ни старался сдерживать себя, но меня снова выводят. Чувствую, как пальцы постепенно сжимаются в кулак. - Да с хера ли я тупой? Клянусь сам себе, что если это хамло будет брюзжать не по делу, я впечатаю его лицо в этот обоссанный матрас под нами. Скарамучча очевидно видит, что снова бесит меня всем своим видом, но остается спокойным. Невольно думаю о том, что этот чувак будто в своей стихии. Будто привык, что его ненавидят. - Все, что ты можешь - размахивать пушкой и удостоверением ФБР по поводу и без. Окурок щелчком отправляется куда-то в угол номера. Ну и свинья. Я реально должен буду с ним переспать? Ну, нет уж. Я же не отмоюсь. Тем временем он продолжает делать попытки размазать мое достоинство и восхвалять себя. - Я - исключение из правил. И когда ты это поймешь, ты только убедишься в своей тупости. - Просвети меня, о, умнейший, почему ты просто не можешь мне все рассказать, я тебя выебу и мы разойдемся по своим делам? Поверить не могу, что мне пришлось это говорить. Вижу его вновь растягивающуюся на половину лица ухмылку, от того, как я снизил планку от поцелуев к сексу. - Я уже сказал. Потому что ты тупой. Своим вопросом ты только что это снова подтвердил. Тебе нужно время. Информация в твоей голове сейчас уложится не так, как надо. - Не так, как надо - это не как надо тебе? - В том числе. С видом умника он согласно кивает. Его лицо сейчас слишком близко к моему. Не знаю, как это произошло, вроде совсем недавно он курил. Сквозь резь в глазах я смотрю на его губы. Они сходят на шепот. Они говорят: - Поэтому ты будешь давать мне поцелуи, а я обменивать их на ответы. Один поцелуй - один вопрос. И я невольно морщусь, но подыгрываю: - Секс к двум приравнять можно? - Нет. Это не так работает. И да, кстати… Он подтягивает к себе ноги и садится напротив меня чертовски близко. - Вопрос “кто убил Томо” будет последним. Если ты задашь его слишком рано, то пожалеешь. Мой шепот переходит в шипение. Не замечаю, как в считанные секунды обхватываю его шею пальцами. - Что за чушь? Это единственное, что ты знаешь и что мне необходимо. Он такой тонкий. Я могу сломать его за считанные секунды, но Скарамучча не боится. Чувствую его спокойный пульс на шее и сжимаю чуть сильнее. - Ты можешь задать его хоть сейчас, я отвечу и сразу же уйду. Этот чудак снова хочет поиграть. Ну, разумеется. Отброс, который постоянно торчит и по приколу катается в Райкерс. Трахнуться с соулмейтом? Думаю, это - предел его мечтаний. Хрена с два он меня отпустит. Сначала вдоволь наиграется. Господи, как же горят глаза. Слышу, как Скарамучча начинает хрипеть. Кажется, он хочет что-то сказать и я, так и быть, ослабляю хватку, но не одергиваю руку. Почему? Сам не знаю. Мне кажется, что, когда мои пальцы касаются его кожи, боль нарастает медленнее. Возможно, я ошибаюсь. - Поверь, если ты будешь задавать вопросы аккуратно и в нужном порядке, то и без финального поймешь, кто виноват в смерти твоего дружка. А сейчас я предлагаю тебе немного напрячь свои мозги. Совсем скоро нам станет нестерпимо больно. Ты уже чувствуешь, да? Я медленно киваю. Мои глаза предательски застилает влага. По его скулам уже пробежали первые капли. Думаю, ссадина, которой я наградил его сегодня утром, неприятно пощипывает. Придурок даже не додумался ее обработать. - Вот-вот настанет время начинать нашу сделку. А пока еще в состоянии, можешь сам порассуждать на тему о моих отношениях с тюремной камерой. Докажи мне, что ты не совсем клинический идиот. Тяжело вздыхаю. Малыш хочет поиграть прежде, чем пиявкой впиться в меня на неопределенный срок. У меня нет сил менять условия и я соглашаюсь. - Хорошо. Хорошо, предположим, ты специально сдался. И должна быть цель. - Подсказка: их две. Попробуешь догадаться? - Ты просто поехавший извращенец и мы с тобой соулмейты. Есть мысль, что весь этот арест - твоя больная сексуальная фантазия, которую ты стремился воплотить в жизнь. Честно говоря, это единственная причина, которая вертелась у меня на языке. Кажется, парень совсем с башкой не дружит, раз выводит на эмоции федерала. Тем временем он громко хохочет, а потом наигранно дуется, словно я его задел. - Очень грубо, мог бы и помягче высказаться обо мне. Да, ты прав. Из-за тебя я в этот раз сдался. Просто когда ты меня повалил, я не удержался. Разговор явно пошел не в то русло. Наполненные болезненными слезами глаза напротив вновь ехидно сощурились. Чертов лис. - Но это не первостепенная причина. Главная, но не первая, нет. Хватит ума додумать? Зачем же преступнику, фото которого развешено по всему нью-йоркскому участку, внезапно оказаться в скандальном отеле постоянником и буквально бежать навстречу полиции и двум “случайно затесавшимся” федералам? Псих? Нет, он с придурью, очевидно, но из разряда тех поехавших, которые скорее снесут голову ближнему, нежели себе. Тем временем Скарамучча продолжает улыбаться. Всхлип забитого соплями носом привлек мое внимание и заставил взять его рожу в фокус. Рыдает и лыбится одновременно. Зрелище такое себе, но не думаю, что сам выгляжу лучше. Ощущаю, как его пульс учащается. В то же время тонкие татуированные пальцы скользят по моему предплечью и дышать становится тяжелее. - Ну? Он давит на меня. Не только словами, но и своим поплывшим похотью взглядом. Мысли лихорадочно скачут с одной на другую. Преступник, который сдается. Взять что-то у правительства? Он уже продемонстрировал свои навыки на примере с ключами. Но то - мелкая кража. Обычный фокус. - Тик-так, Кадзуха. Думаю, он без труда стащил бы что-нибудь важное и без лишнего шума. Думай, Кадзуха, думай. - Я жду. - Бога ради, заткнись уже! Возвращаюсь к вопросу быстрее, чем осознаю, что вот-вот потеряю возможность мыслить. Игра Странника внезапно меня увлекла. Почти также, как его кадык под моими пальцами, когда он сглатывает излишнюю слюну. Убийство? Да, пожалуй, Скарамучча вполне может убить, но кого? Этих копов? Почти, как его тяжелое дыхание, которое я слышу и которое резонирует с хаотичностью моих мыслей. Они обсуждали шансы Ред Сокс, умоляю. Странник за полгода одновременно стал и язвой и братаном всех дядек в форме. Кого-то по ту сторону? Вероятно. Почти также, как его руки, которые бессовестно расправлялись с пуговицами на моей рубашке. Вообще-то ему, сука, никто не разрешал. Приходится бить по его рукам, но, кажется, я не очень убедителен в своих действиях. Да, вероятно, Скарамучче нужно было попасть в тюрьму. И у него каждый раз что-то не получалось, ведь Задрога говорил о том, что Странник попадает к ним до неприличия часто. - Верно, малыш Кадзуха. Мне нужно было попасть в тюрьму. Я сказал это вслух? Неважно. - Ты хочешь убить кого-то. - Всегда видишь меня таким грешником. Урчит, как довольный кот, почти у самого уха, пока бессовестно расстегивает мою рубашку до конца. И я бы в очередной раз огрызнулся, но почему-то выслушать его треп сейчас кажется важнее. - Не предполагал, что я не так плох, как тебе кажется? Хоть на мне и висит с десяток нераскрытых дел. Никогда не думал о том, что я могу бояться? - Не убить. Спрятаться. Ты хочешь спрятаться от кого-то. - Браво. Слышу, как на пол валится мой пиджак. И Глок, который лежал во внутреннем кармане, с глухим стуком оповещает меня о моей беспомощности. - И ты прячешься каждый раз, когда ощущаешь, угрозу. Но потом выходишь? Кто-то помогает тебе. - Нет. Мне никто не помогает. Его губы рядом. Я ощущаю их тепло, несмотря на то, что Скарамучча больше похож на трупа. Шепот с привкусом табака щекочет мою щеку. - Только не говори, что ты выходишь, потому что ты гений. - Вообще-то, именно об этом я и хотел сказать. Мои глаза по обычаю отказались различать все вокруг. Бесполезный орган будто бы гноил. И я почти не видел лица напротив. Лишь почувствовал солоноватый привкус губ и мразотный запах тюрьмы и пота. С этого момента наша сделка вошла в силу по-настоящему. Я предвкушаю скорые ответы. Одновременно с этим мне хочется подумать о том, что Скарамучча внезапно вкусный. Я брезгую им до дрожи, когда запускаю пятерню в сальные отросшие волосы, но мне хочется прижать его к себе лишь сильнее, когда ловлю губами его стон. Вспоминаю, что предплечья и пальцы Скарамуччи покрыты синими чернилами, что единственная одежда, которая ему бы пошла - это тюремная роба. Он обдолбан, от него воняет и он просто ужасен. Но я хочу его. Чертовы верумы. Я целую Скарамуччу и впервые думаю о нем, а не о Томо. Впервые мы делаем это до того, как нас постигнет кара отказа и когда еще терпимо. И пусть каждый раз его поцелуи меня спасали, я представлял своего Томо. Каждый раз, но почему-то не в этот. Холодные пальцы заползают под ткань рубашки и я ощущаю волну мурашек по всему телу. Впервые я не думаю о Томо. И быть может, судьба действительно сделала правильно в тот момент, когда покрыла меня стигматами? Быть может я такой же грязный ушлепок, как и Скар? Быть может, мы стоим друг друга? Он мычит в возбуждении, когда я искусываю его нижнюю губу и мы действительно стоим друг друга, когда он почти сидит на мне и испытывает, а я пытаюсь не выебать его, следуя придуманным собой же моральным правилам. Мой разум плывет. Целовать соулмейта - это особый химический процесс. И мне сложно противостоять, но я еще держусь. Иногда мне удается спихнуть его наглые руки со своего паха. Губы напротив уже не сухие и не такие бледные. Они улыбаются. Он снова что-то обо мне узнал. И снова что-то почувствовал. Даже если я сам нихрена не понял, думаю, он сделал для себя какие-то выводы. В общем-то мне все равно. Меня клонит в сон. Я тяжело дышу. Он же говорит: - Это было лучше, чем в прошлые разы. Я усмехаюсь, пытаясь выровнять дыхание. Ощущаю, как его верумы сливаются с моими и вызывают неминуемый откат приступа. - Потому что не получил по лицу? - В том числе. Придумал вопрос? Наверное мой вопрос должен быть каким-то другим, но после этого странного поцелуя мои мысли были подвержены лишь одному. И я знаю, что буду ругать себя и проклинать, но все еще не веря в происходящее, бормочу еле слышно: - В тот день, в баре… Я пытаюсь прочистить горло и почему-то отвожу глаза, когда Скарамучча довольно и расслабленно прямо в одежде откидывается на подушку. Немного медлю. Будто бы сам пытаюсь понять, важно ли это для меня или для дела? - Так? - В баре ты мне сказал, что узнал меня сразу. Это из-за верумов? - О… Он закидывает руки за голову и смотрит на меня так, будто взвешивает ценность моего вопроса. В то же время внезапно его лицо стало серьезным. Я терпеливо жду. Мое дыхание восстановилось. Также, как и зрение. Не хочу признавать, но Скарамучча оказался быстрее таблеток. - Отличный вопрос. Но ответить я могу на него чуть позже. - Это еще почему? Не успел возмутиться, как издалека послышался отдаленный звук сирен. Не то чтобы этот звук был удивителен для шумного города, но серьезность Странника вселяет в меня мысль, что эта сирена по наши души. Мои вытаращенные глаза, направленные на Странника, явно его повеселили. И он лишь подтверждает мои опасения. - Потому что это за нами. Собирайся. Хохотнув, он подкидывает вверх сигаретную пачку. Я слежу за ее траекторией. Когда она подхватывается его ладонью, я начинаю отсчет. - Я надеялся, что прежде, чем явиться ко мне, ты придумал, как замедлить копов. - Рассчитывал на своего друга. - Рассчитывать надо всегда только на себя. Поэтому я все еще жив. С такими словами Скарамучча распихивает по карманам какие-то пакетики и зажигалки. Я бы хотел возмутиться по поводу его ноши, но очень сильно хочу спать. Особенно после таких “увеселительных” поездок и двойной атаки верумов на мой организм. Вместе с тем понимаю, что теперь мне в два раза будет больнее и сонливее. Клетки в наших телах постоянно будут тянуться друг к другу. Меня же будет воротить. Под звуки сирен соскребаю с пола пиджак. Моя жизнь перечеркнута, и Горо мне явно ничем больше не поможет. Я нарушил устав и совершил преступление. Кажется, это только начало моей карьеры засранца. Просить от друга чего-то большего нет смысла. Теперь я по-настоящему остался один. Думаю о том, что должен был умереть в тот день, когда умер Томо, чтобы не кипеть в этом аду. Мое самобичевание грубо прерывается. - Каэдэхара, хватит сопли на кулак наматывать. Нам пора валить. Мимолетный взгляд на Скарамуччу - и в груди почему-то легче. Я так сильно хочу спать, пожалуйста. Мне легче и я глупо улыбаюсь, когда Странник натягивает на макушку капюшон. Я продолжаю улыбаться, когда он закатывает глаза и хватает меня за руку. - Тупица, говорю же. Лениво смотрю на свою ладонь в его руке. Сон готов настигнуть меня в любой момент. Мне кажется, я могу уснуть прямо посреди пролета Челси на этой лестнице с коваными перилами. Моя ладонь в его. В этом аду я больше не был один. И я хочу спать. И я хочу умереть. Но мне легче и я улыбаюсь.