Грязь

На перемене Вита вылетела первая из класса. Подруга только и успела окликнуть её по имени, когда та уже пересекла порог и утонула в коридорной толпе. Пока она шла до комнаты персонала, успела сто раз пожалеть о том, что предпочла школьной форме спортивную. Ей казалось, что все вокруг насмехаются и тычут пальцами в спину. Шум в ушах становился всё громче и громче, каждый взрыв смеха за спиной становился оглушительным, невыносимым. Сердцебиение участилось настолько, что в моменте хотелось остановиться и завизжать, чтобы сбросить напряжение. Как назло, в голову приходили только самые страшные мысли. Вдруг скрытые камеры в кабинете истории? Вдруг Бастет что-то кому-то рассказала? Вдруг Елена решила отомстить? Вдруг её побьют? Когда она открыла дверь и оказалась в запретной для учеников зоне, память словно отшибло. Она не могла вспомнить, как сюда дошла. В кабинете было тускло, пусто и тихо. Тишина ей сначала показалась очень безлюдной и располагающей. Мельком она уже видела помещение изнутри, когда историк просил помочь забрать отсюда отмоченные в растворе статуэтки. Здесь и старые парты, придвинутые плотно к стенам и наваленные друг на друга сумки, и швабры с вёдрами, моющие средства, тонна учебников и тетрадок. Когда-то этот кабинет служил химической лабораторией, которая делилась на три сектора — класс, мойка и «застеклённая» пластиковыми окнами комнатка, которую можно было завесить белыми жалюзи с внутренней стороны, чтобы писать чёрным маркером по внешней. Доски здесь не было. Маркер с пластика стирался плохо. И он очень надолго въедался в царапины пластика. Почему кабинет превратился в комнату для персонала — Вита не знала. В эту школу ей пришлось перевестись уже после всех нововведений и реконструкций. «Я на месте» — напечатала она смс-кой анониму. Но никто не ответил. Даже спустя минуту сообщение висело непрочитанным. Хотя по всем законам этики среди подростков — такая задержка считалась уже преступлением. Вита провела у входа всю перемену, вслушивалась в гул за дверью. Мимо постоянно пробегали дети, был слышен цокот каблуков и музыка с актового зала. Вокруг кипела школьная жизнь. И больше всего на свете, Вита мечтала поскорее из неё вырваться. Вскоре, когда звонок объявил о начале занятий, дверь распахнулась. В кабинет зашёл Сергей Викторович. По его сутулой походке ученица сразу определила, что преподаватель не в духе, и совсем не готов говорить по душам, как раньше. — А ты что здесь делаешь? — нахмурился он, испугавшись. — У меня серёжка под дверь закатилась, — ловко выдумала Вита, коснувшись мочки своего уха, — Вот только нашла. — А, ну хорошо, поторопись тогда на занятия, — он быстрыми шагами прошёл вдоль стен и остановился возле закрытого шкафа. Прежде, чем его открыть, он обернулся, — Что-то спросить хотела? — Может, вам помощь нужна какая-нибудь? — предложила Вита, пытаясь растянуть время. Историк обвёл взглядом весь кабинет, шумно вздохнул, хлопнул себя по пустым карманам и помотал головой, поджав губы. — Да мне то не нужна. Я сюда за вещицами, — кивнул он головой в сторону шкафа, который почему-то так и не открыл, — Может, это ты за помощью? Если что-то приключилось — так ты лучше сразу мне говори. Пряталась от кого? Сергей Викторович скрестил руки и с неким подозрением взглянул на ученицу поверх своих очков. — Нет, я же говорю, серёжка закатилась, — чувствуя, что историк учуял неладное, девушка попыталась улыбнуться и как можно быстрее попрощаться. Но сделать это первой не успела. — Тебе повезло, что сюда зашёл я. Если нужно место для курящих — ты знаешь, куда идти. Здесь не надо бунтовать, договорились? — Конечно, я понимаю, — после этих слов, Вита поспешила на выход и поднялась на свой этаж. Кабинет Елены по прежнему был открыт. Опаздывала она уже второй раз за сегодняшний день. На первое занятие она умудрилась придти вовремя. Но к её несчастью, первые три проходили у Елены. Учитывая, что та разрешала не приходить вообще на первые два урока — ученица выдвинула предположение, что можно было не тревожиться сильно. Она же все-таки пришла. По крайней мере, ей казалось, что это прокатит. Ровно до того момента, пока ей не пришлось проверить теорию на практике. — Встань здесь, — попросила руководительница, как только заметила ученицу краем глаза. Вита остановилась возле учительского стола и скрестила перед собой руки. Всё внимание класса было приковано к ней. В сто первый раз она пожалела, что пришла не в форме и без косметики. Внимание вызывало дискомфорт. — У нас здесь новая спортсменка растёт, — язвительным тоном произнесла Елена, уставившись на обтянутые чёрными лосинами голени, — Вита, вот скажи нам, пожалуйста, что прописано в уставе, который ты подписала? Какого цвета должна быть форма? — В уставе прописано, что форма должна быть пастельного цвета, — монотонно и заученно пробубнела Вита, — А мелким шрифтом прописано, что спортивную форму имеет право носить только одна спортсменка. Та, что принесет вам премию в карман за первое место. В этот момент ей вдобавок вспомнилось и то, что ей рассказала Юля утром про их «отношения» с Бастет. И сама Бастет, которая с лёгкой подачи Елены была готова записаться в наставницы. И это ей казалось куда значительнее, чем всё то, что сейчас могло произойти. И чем то, что она озвучила на весь класс. Елена Степановна, услышав эти слова, очень не по-доброму раскраснелась. Если бы у неё могли глаза стать полностью чёрными — так бы и произошло в этот самый момент. Она незамедлительно схватила ученицу за плечо и одним толчком вышвырнула из класса, прокричав напоследок что-то неразборчивое, но похожее на «иди теперь получай коридорное образование, нахалка». После чего она захлопнула дверь и с первых парт, где сидели горе-мальчишки, посыпался ржач. — Вас это тоже касается, — пресекла она, оглушительно хлопнув по столу, от чего у самой в руке больно закололо. Елена отняла ладонь, спрятала её во второй, и вернулась за своё рабочее время. — Приношу свои извинения за инцидент, — попыталась она выровнять тон, вставая на свой учительский пьедестал перед всеми, — Открываем учебники на сто сорок девятой странице и делаем упражнения. Я сейчас отойду ненадолго. Очень прошу вас посидеть тихо. Илья, — обратилась она к старшему, — Проследите за порядком, пожалуйста. Илья оперативно встал, услышав своё имя, молча кивнул и опустился обратно. Как только замешкавшаяся Елена Степановна покинула класс, тишина улетучилась вслед за ней. Шепотки очень быстро превратились в настоящий галдеж. — Это что было сейчас? — округлила глаза Юля, оборачиваясь к непробиваемой Бастет. Спортсменка на удивление выглядела очень сдержанно и спокойно. Она задумчиво подняла глаза на эльфийку, но, кажется, думала совсем не о ней. Словно и не видела её перед собой сейчас. — Не знаю, — произнесли её губы, — Ты не пойдешь за ней? — За кем? За Еленой Степановной?! — За Витой, — раздражённо поправила Бастет, выходя из замороженного состояния, глядя на девушку то ли с наездом, то ли с просьбой в глазах, — Вы же подруги. — И что? — обиделась Юля на косвенно выдвинутое обвинение, — Мы подруги, но я не самоубийца под горячую руку Елены Степановны лезть. Я не такая смелая. — Зато лезть ко мне целоваться в туалете смелости нашлось, — разозлилась Бастет. — Тише! — зашипела Юля, наклонившись, — Услышат же. Да и вообще, ты первая начала тогда в раздевалке! — О чём я сейчас очень жалею. Юля, не готовая к такому повороту, отвернулась обратно, распустила крабик с волосами и скрылась под длинными локонами. Решив утонуть в задании, она схватила в пальцы ручку, но не смогла поставить в тетради даже одну точку. Она услышала, как сзади её одноклассница отодвигает стул, закрывает свою сумку и уходит. --- Бастет не нашла девушку ни в туалете, ни в кабинете истории, где во всю уже шло занятие с классом помладше, ни в спортивном зале, ни в актовом. Идей, куда могла пойти её заклятая подопечная, не осталось. Разве что, сбежала домой без куртки? Пролетая мимо учительской и охранника, и мимо гардеробных комнат, Бастет, наконец, остановилась возле двери, где висела наклейка «только для персонала». Персонала тут не было уже очень давно, так как в коридорах последнюю неделю убирали дежурные, а не уборщицы. Повара были на своём рабочем месте непосредственно, и даже для медсестры рабочий день был почему-то слишком коротким. В некоторые дни она и вовсе не выходила в смену. Кабинет оказался не закрыт. Как только, она дёрнула ручку и отворила дверь, на неё уставились две пары разъярённых девичьих глаз, которые увидев её, тут же схватили свои вещи, спрятали свои лица под капюшонами спортивных кофточек и выбежали прочь. В следующую секунду она обратила своё внимание на то, что скрывалось за этими девчонками и сердце сжалось так болезненно, что едва ли не потемнело в глазах. Бастет подлетела к избитой и скорчившейся от беззвучных рыданий Ви, и упала перед ней на колени, чтобы рассмотреть личико поближе. Убрав мокрые пряди волос с лица, она обнаружила разбитую губу, исцарапанные щёки и опухшие от слёз глаза. От чего свои собственные стали наполняться злой и солёной влагой. — Не говори никому, не говори, пожалуйста, — сквозь всхлипы просила Вита, пытаясь спрятаться за ладошками и увернуться от рук Бастет, — Если кто-нибудь узнает, мне точно будет — пиздец! — Иди сюда, — попыталась успокоить её спортсменка, — Всё, всё, маленькая– уговаривая и её, и себя, прошептала она, забирая свою хрупкую девочку к себе в объятия, — Ты знаешь, кто они? Они из нашей школы? — Нет, не из нашей, из второй, — полушёпотом выговорила Вита, вытирая рукавом лицо. От чего защипало так сильно, что она невольно заскулила. — Я их по стене размажу, — сквозь зубы пообещала Бастет, стараясь не пугать одноклассницу ещё сильнее своими угрозами, — Дойти до мед.части сможешь? У меня ключи есть. Вита закивала и поднявшись вместе с подругой на дрожащих ватных ногах, тут же обхватила её в объятия. Вдыхая любимый запах, уткнулась лбом в её плечико. Бастет совсем не сопротивлялась такому порыву. Она окутала девушку объятиями в ответ и прижала к себе, обещая ей на ушко, что всё будет хорошо. Поверить в это хотелось сильнее, чем во всё остальное. А помимо этого хотелось остаться так, в объятиях, на целую вечность. И к чёрту принципы. И к чёрту ненависть. И к чёрту всех, кто когда-либо посмеет забрать у неё эти неправильные нежные чувства. – Хочешь ты или не хочешь,– продолжила Бастет также полушёпотом,– Но теперь тебе придётся мне всё рассказать.