Одержимость

Сейчас? Тук-тук. Сердце, назовем его Гибби – в честь недавно почившего домового эльфа семейства Ноттов, сделало два серьезных стука, причиняя неудобство в области грудной клетки. Помочь? С чем ей помочь? О чем она вообще говорит? Гибби задумчиво застыл, почесав лысую голову. Она имеет в виду, что готова к тому, чтобы между ними произошло нечто, похожее на то, что они видели между двумя учениками, которых прогнали за недостойное поведение? Гибби слабо зашевелился, медленно топая смешной ножкой, будто надеялся, что вот-вот, и к нему придет ответ. Однако он все никак не шел. Тео стоял истуканом, чувствуя себя самым последним идиотом, не способным сообразить, что происходит вокруг, и чего от него хотят. Грейнджер же продолжала смотреть на него испуганным взглядом, таким же, как и у него, ожидая ответа, но он, как бы не старался, не мог вымолвить ни слова. Гибби сочувствующе посмотрел на своего господина и неловко пожал плечами. Теодор нервно облизал пересохшие губы, затем еще раз проглотил слюну, которой стало уж слишком много для его рта, несколько раз моргнул, надеясь, что всё это ему послышалось и привиделось. На всякий случай, еще и резко помотал головой, словно это ему уж точно поможет проснуться. Не помогло. Какого хуя происходит вообще? — Ты хочешь, — он слегка откашлялся, все еще ощущая себя где-то в прострации, не веря в происходящее ни на каплю. — Ты хочешь, чтобы я… Тео замолчал, не представляя, как ему закончить свой вопрос, но Гермиона резко кивнула, соглашаясь с чем-то, что он даже не озвучил. Гибби принялся осторожно подпрыгивать с пятки на носок, навострив острые уши. Нет, это какая-то шутка. Наверняка, стоит ему только подойти, как она сразу же проклянет его чем-нибудь, заставив пожалеть о том, что он вообще смог поверить в то, что между ними может что-то произойти, ведь это полнейший бред. Ну да, они проводят почти каждый день вместе на протяжении последних трех месяцев; да, они связаны одной целью, поэтому их интересы совпадают, заставляя хранить один на двоих секрет; и да, в последнее время Тео сблизился с ней настолько, насколько не сближался еще ни с одной девушкой, если не брать во внимание мимолетные половые связи, но ведь духовное – это же всегда что-то более личное, не так ли? Тео начинал нервничать. Его ладони вспотели, хотелось их вытереть поскорее о штаны, но он боялся показать свое волнение. Она взваливала на него слишком большую ответственность, отдавая ему право на первый шаг, и если он останется стоять на месте, то, наверняка, упустит возможность овладеть этой недоступной девчонкой. Но хочется ли ему заходить так далеко в отношении Грейнджер? Конечно, Тео задумывался о возможности вступить с ней в более неформальные отношения. Какой нормальный парень, проводя с девушкой столько времени, не задумается о сексе с ней? Тем более, нужно быть слепым, чтобы не признать, что она достаточно привлекательна для того, чтобы её захотеть, хоть он и пытался внушить себе обратное все эти месяцы. Но ведь это Гермиона Грейнджер. Неприступная крепость – высота стен более пятидесяти метров, а толщина, минимум, пять. Думать о ней грешно, а касаться тем более. Каковы могут быть последствия от попытки забраться на это крепкое сооружение, построенное за годы усердной зубрежки и зарабатывания влиятельного авторитета в глазах общественности? Нет, если он сейчас струсит, то другого шанса не будет. Нельзя упустить возможность узнать «золотую» девочку Поттера с той стороны, которая вряд ли кому-то будет доступна в ближайшем времени. Если он доберется до неё, то выиграет самый настоящий джекпот. Но ведь Тео не совсем безумен. Он прекрасно понимает все вытекающие из этого последствия, и что игнорировать произошедшее у него не получится. Грейнджер слишком горда для того, чтобы дать кому-то собой воспользоваться просто так. Нужно включить мозги, пока не стало слишком поздно, но они отказываются работать, сдаваясь под тесным натиском любопытства. Сука. И это чертово платье. Оно так красиво облегает её фигуру, открывая все, что нужно для того, чтобы возбудиться лишь от одной мысли о том, чтобы снять его. Тео, сцепив зубы, медленно подошел к ней и встал прямо перед её взволнованным лицом. Она дышала так быстро, что приблизься он еще на пару сантиметров, почувствует движение её грудной клетки на себе. — Погоди, — прошептала она, отворачиваясь к двери. Гибби сделал кульбит, заставляя Тео задохнуться от щемящей боли в груди, вызванной разочарованием. Ну все. Она передумала. Молодец. Вот еще и палочку достала. Сейчас его проклянет, а затем выдвинет моралистическую речь о том, чтобы даже не думал, что сможет к ней прикоснуться, наивный он дурак. Все понятно. — Колопортус! — дрожащий голос выдавал её волнение, когда она взмахнула палочкой в сторону двери. — Оглохни! Она закрыла двери и бросила оглушающее, чтобы их никто не услышал, возвращаясь с застывшим, будто на нем была маска, лицом к нему. Грейнджер не шутит! Это не попытка над ним поиздеваться. Она, действительно, хочет, чтобы он её трахнул! О, Мерлин, о, Салазар, помоги набраться смелости, чтобы сделать этот чертов первый шаг. Как ему его сделать? С ней же не все так просто. Мягким он быть не умеет, но и разжигать страсть тут не из чего, когда они оба похожи на перепуганных подростков, которые вот-вот и сознание потеряют от неловкости и незнания, как себя вести в подобной ситуации. Тревога, копившаяся в его нутре весь день, разрасталась в стремительном темпе. Тео казалось, что он держал её в узде, сковывая это душащее чувство где-то в стенках своего желудка, не позволяя ему распространиться дальше желудочно-кишечного тракта. Но теперь она попала и в сердце, заставляя его работать в безумном ритме, и в область паха, где, казалось, зарождалась собственная, новая жизнь, иначе как объяснять эту дикую пульсацию, оглушающую любые здравые мысли? Самое страшное, что чувство тревоги и безрассудного страха добрались до его мозга, вклиниваясь в него липкими щупальцами, вытаскивая все самое грязное и отвратительное ему, что он так старался сберечь где-то там внутри, в глубоких потемках своего воспаленного разума. — Ты уверена? — Тео прикрыл глаза, сдаваясь под давлением дурных мыслей. Не нужно ему болтать, только спугнет окончательно. Нужно лишь как-то начать, а затем уже разгоняться до его привычных действий, отдаваясь во власть эмоциям и инстинктам. — А ты? — слишком быстро переспросила Гермиона, округляя глаза так, что Тео мог видеть на её лице только их. С такими темпами они просто поговорят и позорно сбегут из этого кабинета, сделав вид, что ничего не произошло. Нет, он обязан что-то предпринять. Когда еще могла выдаться такая возможность, как не сегодня? Грейнджер красива как никогда, возбудиться не составит проблем, тем более, там внизу, все уже и так набухло и напряглось до неправильности. Главное, убрать этот дурацкий тремор, сковавший все его конечности. Набравшись смелости вместе с глубоким вдохом, Теодор подошел к ней вплотную, ставя руки по бокам от её бедер на стол, и еще раз взглянул в её глаза, мысленно матеря себя за трусость. Нужно поцеловать её. Начать хоть какие-то прелюдии. Тео наклонился чуть ниже, приближаясь достаточно близко к её лицу, чтобы ощутить тепло её дыхания на своем носу. Она никак не хотела прикрыть свои обезумевшие от волнения глазки, продолжая следить за ним так, словно её кто-то загипнотизировал. К черту. Он потянулся к её губам. — Нет, — она отвернулась от него настолько резко, что он успел лишь мазнуть неуверенным поцелуем по её щеке. Какого черта? А как ты хотела, Грейнджер? Он медленно отстранился и непонимающе на неё посмотрел, чуть ли не разводя руками от безвыходного положения, в которое она его ввела, когда Грейнджер, тяжело вздохнув, повернулась к нему лицом, а её задрожавшие губы произнесли следующее: — Я хочу также, как было у той парочки, которую мы прогнали. Ты же именно это мне предлагал? Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить и вспомнить, чем же там занимались те, о ком говорила Грейнджер. И когда до него дошло, Тео резко вскинул голову, глядя на неё ошалевшим взглядом. Грязнокровка хочет, чтобы он ей отлизал. Он недоверчиво усмехнулся, надеясь, что она все же пошутила, но на её смущенной мордашке не было и тени улыбки, лишь серьезный взгляд, говорящий о том, что из них двоих дошутился только Тео. Нет. Да нахуй. Чтобы он встал перед кем-то на колени и принялся вылизывать этого кого-то, доводя до оргазма своим языком? Грейнджер может пойти далеко и надолго за такие «хотелки». Пусть Уизли просит, или кого еще. Но только не его. Тео в жизни не встанет ни перед кем на колени, и уж тем более не будет так унижаться. И вообще, откуда у неё только смелость на это взялась? Обычно, девушки стесняются такой ласки, чувствуя себя некомфортно, а этот диктатор в платье так просто объявил о своем пошлом желании ему прямо в глаза, ему - человеку, с которым их ничего, кроме исследования и не связывало. Гриффиндорка на то и гриффиндорка, чтобы смело кричать о том, чего она хочет. Сидит перед ним, гордо вздернув подбородок, и смотрит в ожидании, не говоря при этом ни слова. И, черт подери, как же его это заводит. Именно таких женщин ему следовало бояться. Приличные дамы из высшего общества, вроде Астории, хранили в себе лишь маленькую загадку, которую разгадать было достаточно легко. Заслужить их доверие и верность было еще проще. Но вот Грейнджер. Если бы она была замком, к которому ему все никак не удавалось подобрать ключ, то никакая отмычка не смогла бы её открыть уж точно. Тео даже сомневался в существовании этого идеально-подходящего ключа. О доверии и подчинении, вовсе, не могло быть и речи. А, может, он вновь был вовлечен в её манипулятивные игры, как какой-то жалкий актер в массовке, чья роль была крайне мала для той пьесы, которую она так старательно режиссировала? Вот тебе и прелюдии. Психологические. Откажется – никогда её не получит. Стоят ли собственные принципы того, чтобы не овладеть «золотой» девочкой прямо здесь, в этом пыльном кабинете, в её охуенном белом платье?

The Stooges — I Wanna Be Your Dog

Блядь. Что ты распустил сопли, как какая-то девчонка? Душишь себя сомнительными моральными кодексами, тянешь чертово время, не решаясь, наконец, поступить так, как требует того душа. В пизду внутренние монологи и саморефлексию. Возьми её и трахни. Ты же хочешь этого. Твой член хочет этого. Соберись! Прикусив нижнюю губу от неуверенности, Тео медленно опустился на одно колено, не сводя с неё пристального взгляда. Грейнджер, в свою очередь, также внимательно проследила за ним из-под полуопущенных ресниц. Он заметил, как заблестел её аккуратный ротик, и как часто она задышала, наблюдая за его капитуляцией. Чертова ведьма! Не успел Тео сообразить, что делать дальше, как ощутил на своем плече острый каблук. Гермиона согнула одну ногу в колене и подняла её так, чтобы опираться на него. Поморщившись от легкой боли, он с интересом посмотрел на небольшую ножку, и осторожно провел пальцами от подъема стопы до косточки на лодыжке, чувствуя пальцами мягкую и гладкую кожу. Это безумие! Прикасаться к ней, к чертовой Гермионе Грейнджер. Он сгорит в аду. Тео вновь поднял взгляд на Гермиону, которая глаз с него не спускала, наблюдая с приоткрытым ртом за его манипуляциями. Заметив её приятное волнение от его касаний, он более уверенно продолжил исследовать её ногу, поднимаясь к икре, поглаживая её со всех сторон, пока плавно не перешел к месту под сгибом колена, останавливаясь там на некоторое мгновение, чтобы мягко помассировать напряженную мышцу, после чего медленно обвел ладонью её коленную чашечку. На это движение она откликнулась легким дрожанием и мурашками, которые моментально проступили через мягкую кожу. Чувствительная. Тео едва сдержался от довольной усмешки, когда понял, насколько хорошо её тело отзывается на незамысловатые ласки, поэтому с куда большим рвением обхватил её стоящую на полу ногу, на которую она опиралась, и поднял её следом, заставляя гриффиндорку полностью присесть на стол и опереться руками позади себя. Он услышал дрожащий вдох, когда принялся поглаживать вторую ногу в том же темпе, что и первую. Тео еще никогда не занимался подобными ласками, поэтому, в какой-то степени, ощущал себя таким же неопытным, как и в свой первый раз с девушкой. Задержав дыхание, чтобы не пропустить её будущую реакцию, он резко обхватил обеими руками её колени и, сжимая в руках нежную кожу, медленно поднял ладони еще выше, раздвигая её бедра в стороны. Ответом ему послужил слабый не то стон, не то выдох. Опустив взгляд на привлекательные женские бедра, он засунул ладони под прикрывающий её нижнее белье подол платья. Осторожно провел большими пальцами по лобку, скрытому под, подумать только, кружевной тканью бежевых трусиков. Тео посмотрел на её лицо и застыл. Возможно, дело было в освещении, но её глаза потемнели до неприличия. Зрачок расширился так, что полностью скрыл цвет радужки под собой, заслоняя все пространство своей чернотой. Щеки покраснели, а губы, которые она, не переставая, кусала, припухли. Ему казалось, что в него попали стрелой, наконечник которой был смочен в зелье похоти. В голове оглушающе зазвенело, а перед глазами потемнело, от того, как резко вся кровь в его организме сосредоточилась лишь на одном органе, который теперь болезненно терся о грубую ткань его брюк. Захотелось двинуть бедрами вперед, чтобы хоть как-то избавиться от этого ноющего чувства в области паха. Грейнджер же продолжала смотреть на него самым блядским взглядом из всех возможных. Смотрела и дрожала, напрягая живот и бедра так, что это было заметно даже ему, потерявшему любой смысл происходящего. Почему он на коленях? Почему он трогает её так, словно перед ним какое-то сокровище, а не обычная девка, которую следовало как можно скорее трахнуть? Сотни «почему» возникали в его голове, но тут же пропадали, стоило ей вздохнуть громче или двинуть бедрами навстречу, надавливая своей горячей точкой на его блуждающие по ней пальцы. Тео, поглаживая чуть выше клитора, плавно опускался большими пальцами чуть ниже, едва касаясь внешних половых губ. Не выдержав этого удушающего томления, он приблизился как можно ближе, чтобы коснуться носом её самой чувствительной точки. Услышав её тихий стон, легко мазнул языком по ткани, мгновенно, почувствовав проступившую влагу под ней. Это невыносимо. Она так сильно возбудилась от одних лишь касаний. Что будет, когда он приступит к более откровенным ласкам? Судорожно выдохнув, он поддел пальцем её белье и отодвинул в сторону так, чтобы ему открылся потрясающий вид на её промежность. Тишина комнаты заполнилась их дрожащим, едва слышным, дыханием. Казалось, они стали делить вдохи и выдохи на двоих, поднимая и опуская грудные клетки в унисон. Член болезненно дернулся, заставив его прикусить губу от напряжения. Может, гриффиндорка не такая уж и невинная, и не стоило с ней так осторожничать? Судя по гладкости её промежности, она готовилась к этому вечеру куда тщательнее, чем он мог предположить. Тео нетерпеливо провел указательным пальцем между губ, и едва сдержал стон, ощутив большое количество выступившей скользкой смазки. Надавил фалангой на блестящий вход и мазнул по набухшему от возбуждения клитору, выдавливая из Грейнджер очередной стон. Он вновь поднял глаза к её лицу и с мучительным удовлетворением отметил, что Грейнджер продолжала следить с любопытством за его действиями, также, как и он, кусая от нетерпения губы. Зубрила, которая не упустит ничего не нового, ну конечно. Почему-то только в эту секунду ворвалось громкое осознание того, что он проиграл. Осталось только снять свою белую рубашку и замахать ею в воздухе, как белым флагом, провозглашая всем о своей окончательной и бесповоротной капитуляции. Хорошо, Грейнджер, хочешь, чтобы я стал твоим послушным песиком, готовым удовлетворять свою хозяйку по первому зову? Я стану им. Но после того, как кончишь моими стараниями, ты тщательно отработаешь своим язычком в знак благодарности. С этими мыслями он осторожно коснулся ртом её клитора, чуть ли не с улыбкой наслаждаясь её резкому порыву отстраниться. — Не дергайся, — попросил, не узнавая свой просевший от возбуждения голос. — Не буду, — её голосок оказался не менее возбужденным, чем его, от чего член еще раз шевельнулся, принося сладкую боль, распространяющуюся по всему низу его живота. Он высунул кончик своего языка и прикоснулся к чувствительному бугорку, после чего сделал медленное круговое движение, облизывая малые половые губы, и еще раз взглянул на неё, оценивая реакцию. А она была потрясающей. Лицо Грейнджер напряглось, брови приблизились к переносице, глаза прикрыла, а ротик заманчиво расширился, выпуская рванный выдох. Она, словно опьяневшая, резко распахнула глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом, околдовывая его ярким спектром эмоций, отразившимся на её симпатичной мордашке. Тео задохнулся от возбуждения, которое, казалось, проникло в каждую частичку его тела, его кожи, впиваясь в эпидерму мелкими иголками, заставляя не то застонать вслух, не то убежать как можно дальше от этой ужасной пытки. Дарить кому-то наслаждение, а самому сидеть со стояком в штанах и глядеть на возбудившуюся девчонку перед собой? Что же он творит? Теодор опустил взгляд ниже её шеи и заметил напряженные соски, натянувшие тонкую ткань её платья. Ему захотелось оторваться от этого сладкого и горячего местечка между её ног, и наброситься губами, а затем и зубами, на её возбужденную грудь, но стоило ему едва шелохнуться, как ощутил её напрягшиеся бедра, которые, буквально, пытались задушить его в своей хватке. — Не останавливайся, — простонала она, после чего, черт бы его побрал, запустила свою ручку в его волосы и с силой натянула их, вырвав шипение из его рта. Грейнджер, окончательно и бесповоротно, поехала крышей, отдавшись своей похоти куда более воодушевленно, чем он мог себе представить. Её возбуждение заражало не хуже самого опасного вируса, проникало до самых костей, ломая все его тело под своим напором. И если бы не её пошлые движения тазом и тихие постанывания, которые вот-вот и сведут его с ума, Тео бы сбросил её руку и прижал как следует к грязной поверхности пыльного стола, чтобы войти в неё как можно быстрее и глубже, принимаясь долбить так, чтобы пар из ушей пошел. Вместо этого он послушно уткнулся лицом в её истекающее соками влагалище, испытывая лишь невыносимое желание вылизать её досуха. Хватка на его волосах становилась лишь сильнее, пока он тщательно, не пропуская ни миллиметра кожи, вылизывал её, напрягая язык так, что уже было просто невыносимо продолжать эту пытку. Но Тео не мог остановиться до тех пор, пока не осознал, что ему хочется большего. Резко поднявшись на ноги, игнорируя легкие покалывания онемевшей от долгого стояния на твердом полу ноге, он схватил Грейнджер за бедра и резко оторвал её задницу от стола, разворачивая все еще ничего непонимающую девчонку спиной к себе. — Что ты делаешь? — слабым голосом поинтересовалась, опираясь руками на стол, чтобы не свалиться от того, как быстро её поставили на ноги. — Выгнись, — чуть ли не рыча, приказал Тео, задирая платье настолько высоко, насколько это было возможно. Наконец, перед ним открылся вид на округлый зад, прикрытый лишь тонкими кружевными полосками, и обнаженный участок поясницы, которую она выгнула так призывно, что не оставалось никаких сомнений, что пришло время войти в неё как можно глубже. Долго не думая, он схватился за края её трусиков и с силой дернул вниз, съедая глазами её самый развратный вид, который только мог вообразить. Выделения, смешанные с его слюной, слишком призывно поблескивали, от чего у него кругом пошла голова. — Блядь, Грейнджер, какая же у тебя задница, — простонал он, наваливаясь сверху и утыкаясь носом куда-то в лопатку. Не удержавшись, он сжал одну ягодицу в руке, заставляя Гермиону сладостно застонать и прогнуться еще сильнее, от чего её зад соприкоснулся с его пахом. Тяжело задышав, Тео соскользнул пальцами к влажному входу и медленно ввел один во внутрь. Тесная. И чертовски горячая. Он задышал в её шею, опаляя горячим дыханием, вынуждая Грейнджер напрячься спиной, сжимая его палец в себе. — Ты этого хотела? — прошептал, уже совершенно не заботясь о том, как странно он звучал со стороны. Её бедра заманчиво подмахнули ему в ответ, вынуждая к одному пальцу добавить второй. Смазка потекла по рукам, и когда он, наконец, зашевелил пальцами, проталкивая их то вперед, то назад, она пошло захлюпала, заполняя тишину волнующими звуками. От него не ушло и то, как подозрительно тесно было внутри Грейнджер. Пальцы, несмотря на внушительное количество выделений, были достаточно скованными для того, чтобы свободно согнуть их внутри. Портить вечер сбитием целки «золотой» девочки как-то не хотелось, да и задержанное дыхание и напряженная спина выдавали её волнение, словно, несмотря на головокружительное возбуждение, Гермиона все еще подумывала о том, чтобы сбежать. К черту. Пусть лучше подарит ему «гриффиндорский» минет. Аккуратно вытащив пальцы, Тео присел перед ней и, раздвинув ягодицы в стороны, прошелся языком от клитора до плотно сжатого анального кольца, вбирая все ее соки в рот. Безумие. Просто безумие. Он, действительно, жалкий пес, подаривший ей всю возможную для него преданность. Просто продолжай издавать эти звонкие, мучительные стоны, подмахивай своим задом в ритм моим ласкам; схвати меня, задуши меня, заставь захлебнуться в твоей похоти, Грейнджер. Я твой. В эту секунду и в это мгновение, я полностью твой. Часть его мечтала о том, чтобы она не была такой идеальной, чтобы не стонала в такт его движениям, чтобы её не поддергивало каждый раз, когда он задевает особо чувствительную точку, как ненормальную; чтобы она не пахла своей чистотой и соблазнительным ароматом возбуждения, чтобы ему хоть на секунду стало противно от того, в каком положении оказался. Он касался всего, что только мог, массируя её задницу в своих ладонях с таким усердием, что, наверняка, останутся синяки. Не сумев побороть свою привычную любовь к грубости, Тео с силой шлепнул её, заполняя пространство комнаты очередным пошлым звуком. К его удивлению, Грейнджер не только застонала от шлепка, но и выгнулась еще сильнее, чуть ли не насаживаясь на его лицо. — Нравится? — едва слышно спросил он, все еще не веря, что голос принадлежал ему, а не какому-нибудь озабоченному сорокалетнему мужику, дорвавшемуся до невинной школьницы. — Д-да, — выдохнула и принялась усерднее подмахивать ему бедрами, проникаясь его безумием в полной мере. Нет. Это не они. Кто-то подчинил их волю, заставив превратиться в тех, кем они являлись сейчас. Два озабоченных подростка, дорвавшихся до запретного плода, и теперь никак не могут им насытиться. Почему лучшая ученица школы, по совместительству, главный сноб Хогвартса и героиня войны, отдается всецело своей порочности, царапая поверхность стола ногтями и выгибаясь так, как не может выгнуться даже кошка во время течки? — Сука, Грейнджер, — застонал, сдаваясь окончательно. Неужели все дело в её реакции? В том, как она сладко стонет, откликаясь на каждое движение его языка? В этом блядском до неприличия взгляде, которого он никогда прежде не видел ни у одной девчонки? Что, если все это время ему нужно было искать не доступную девицу, а какую-нибудь школьную зубрилу, внутри которой живут те самые грязные демоны, о которых он так мечтал? Если бы хоть одна из его бывших пассий реагировала также, как это делала Грейнджер, он бы упал на колени куда раньше, послушно высовывая язык. Нет, еще чуть-чуть и его член взорвется от перенапряжения. Нужно что-то сделать. Пусть возьмет его в рот, пока он так упорно трудится в своем желании довести её до оргазма. Оторвавшись от неё с громким звуком, Тео мазнул влажным подбородком по ягодице и, не сдержавшись, укусил упругую кожу её задницы. — Сядь на меня, — едва произнес и, обхватив руками её живот, потянул на себя, чему она беспрекословно подчинилась. Только и успел, что скинуть мантию на пол, имитируя некое покрывало для того, чтобы лежать было чуть мягче. Тео резво опустился спиной на холодной пол и привлек её зад к своему лицу, предвкушая, как её горячий ротик опустится на его возбужденный орган и примется неумело его ласкать в ответ. Сжимая её бедра в руках, он подался бедрами вперед, явно намекая на то, чего хочет, но Гермиона, вместо того, что наклониться пониже к его явно-выраженному бугру, выровнялась в спине и протяжно, без сковывающей её прежде скромности, застонала. Она оперлась руками на его тазобедренные кости и заелозила, двигаясь самостоятельно на нем так, словно уже не он владел ситуацией. Тео оставалось лишь подчиниться, внутри проклиная себя за то, что решился на эту идею, и что его тело и испорченное сознание воспринимали всю ситуацию, как нечто сногсшибательное, уносящее в такие дали его похотливого нутра, что стало до безумия страшно, что он кончит без единого прикосновения к члену. Он ощутил, как напряглось её влагалище от его нескончаемых ласк, а затем и вовсе все тело. — О, боже, — заскулила Гермиона, наклоняясь, наконец, чуть ниже, туда, где томился в ожидании его перевозбужденный орган. — Коснись меня, — застонал в ответ, не сбавляя скорости. Прикоснись. Почувствуй, как сильно ты возбуждаешь меня, Грейнджер. Коснись и узнай, как безумно я хочу оказаться в тебе. Она игнорировала, словно не замечала, как поджимался его зад, отрываясь от пола, когда все его нутро стремилось к тому, чтобы высвободить член из оков плотной ткани брюк и насадить её громкий ротик на себя. К черту. Он не ебаный джентльмен, чтобы удовлетворять только её желания. Достаточно скинуть её все еще разгоряченное и влажное тело с себя, расстегнуть ширинку и войти в её уже хорошо подготовленное лоно, так призывно пульсирующее под его языком. Не хочет отсасывать, тогда пусть прощается с невинностью. Тео не благородный. Тео не понимает, какого хуя всё это время сдерживался, боясь её спугнуть. Грейнджер хотела его как самая настоящая нимфоманка, пока он строил из себя непойми кого. Еще чуть-чуть. Всего мгновение. И к черту все. Только перестань так стонать, так грязно и пошло тереться об меня, словно я самое последнее ничтожество, не заслужившее даже малейшего прикосновения к себе. Нужно прекратить. Её стоны становились слишком развратными. Да, продолжай. Я как послушный песик, радостно виляю хвостом, потому что тебе хорошо. Нет. Он же не какой-то подкаблучник. Нельзя продолжать эту пытку, иначе произойдет что-то, чего не происходило очень давно. Грейнджер бесстыдно трется, выписывая восьмерки округлыми бедрами. Игнорирует мокрые звуки под собой и его учащенное дыхание. Я залаю для тебя, только скажи. Просто не останавливайся. Это так грязно, так грешно, так безумно. Так… Так сильно она затряслась, что впилась острыми коленями в его плечи, вынуждая застонать от боли, а после еще раз вздрогнула, словно кто-то ударил её током, и обессиленно упала грудью на его ноги. В эту же мгновение, Тео по инерции напряг мышцы всего тела и в последний раз толкнулся пахом вперед, когда Грейнджер, случайно, задела локтем его член. Простонав что-то нечленораздельное, он резко дернулся, зажмурившись и открыв рот от неожиданно подступившего оргазма. — Черт, — недоверчиво простонал, падая затылком на пол, окончательно расслабляясь от снятого напряжения. Перед глазами мелькали звездочки, мешая сфокусировать взгляд хотя бы на чем-то еще, поэтому он устало прикрыл глаза, все еще не имея сил на то, чтобы пошевелиться. Осознание слишком медленно подкрадывалось к нему и Тео, догадываясь о том, что последует за ним, пытался его отогнать как можно дальше. Однако мысль, которую он старательно игнорировал, все вертелась и вертелась перед ним, складываясь в огромные буквы перед его зажмуренными глазами. Он. Кончил. В. Штаны. Сука. Тео лениво разлепил глаза, надеясь, что ему это все приснилось, и перевел взгляд в сторону шумевшей Грейнджер, которая с красным, как помидор, лицом, приводила себя в порядок, применяя какие-то заклинания для того, чтобы выровнять помявшееся платье. Видимо, она тоже поняла, что же натворила. Когда ты возбужден, здравый рассудок и стыд покидают тебя, оставляя место лишь для похоти. Но стоит кончить, как спустя жалкие секунды оргазма, тебя нагонит и осознание, и чувство стыда, и трезвые мысли. — Я… — она прокашлялась, так как голосовые связки все еще отказывались её слушаться. — Мне нужно в уборную, увидимся-на-балу, — едва договорив, вылетела из комнаты, оставляя его наедине со своими мыслями, которые были куда хуже, чем у неё. Грейнджер, по крайней мере, кончила, благодаря его стараниям, в отличие от него, получившего самый яркий оргазм в своей жизни от её локтя. — Сука, — слишком громко и долго тянул он, мечтая спрятаться в этой подсобке и никогда отсюда не выходить. Его поимела грязнокровка. А ты, тоже мне галантный рыцарь, отлизал ей, даже не думая о том, чтобы просто взять и трахнуть как можно сильнее и резче, заботясь только о своем удовольствии, а не о том, что ей там захотелось испытать. Идиот. Придурок. Позорище всего своего чистокровного наследия. Да он не мужик. — Да я не мужик, — согласился со своими мыслями Тео, наконец, приподнимаясь с этой чертовой мантии, которая нихера не смягчала его нахождение на полу под весом упругой задницы Грейнджер. Но почему это было так возбуждающе? Он ведь никогда прежде не заводился от подобных ласк, поэтому и считал это занятием чем-то бесполезным, недостойным его внимания. И как ему было не свихнуться, видя её пошлый взгляд и сосредоточенное лицо, наблюдающее за тем, как именно он использует свой дурацкий язык? В какой только момент он принял её правила игры, позволяя ей поменяться с ним местами? Волк стал ягненком. Грейнджер вынудила бедолагу серого встать на задние лапы и протяжно завыть ей свою приветственную песнь. Нет, Гермиона была самым настоящим ядовитым плющом, обмотавшим сначала его ноги в смертельной хватке, плавно поднявшись настолько высоко к его глотке, что, буквально, задушила его своими плотными узлами, накладывая новые и новые нескончаемые слои. Она – это бесконечное «инкарцеро», плотная веревка, из которой выбраться не остается никакой надежды. Искреннее подчинение – это уже самый большой для него грех, поэтому за свое наслаждение перед этим склонением, дорога ему была простелена только в ад. Его привычная жизнь, выстроенная по полочкам именно в том порядке, который ему нравился, находилась в достаточной зоне комфорта, в которую любые перемены не могли забраться так глубоко, чтобы выбить почву из-под его ног. Но Грейнджер – это не новое дуновение ветра, вносящего свои коррективы. Она – ураган, беспощадное цунами, землетрясение и любое другое стихийное бедствие, оставляющее после себя лишь обломки и пепел былых ценностей. И в то же время, было в этом что-то сладостно-порочное – быть с ней, быть в ней, быть рядом. Его прежний мир воспринимал одну Гермиону, и никак не ожидал увидеть обратную её сторону. Он был не готов к тому, чтобы узнать ту, что предстала перед ним в своем самом развратном виде, призывно смотрящую на него сверху вниз, сжигающую его дотла своими черными, как бездна, глазами. Но и играть на два разных мира, один из которых был построен ею лично, оказалось слишком опасно. Тео затягивала эта игра. Еще днем он баловался в своем обыденном уюте, наслаждаясь компанией легких на подъем друзей, расслаблялся и чувствовал привычную беззаботность. И каждый раз, когда он находился рядом с Грейнджер, все привычное погружалось в липкий холод, который по началу отталкивал и отпугивал своей мрачной беспросветностью, но позднее начал притягивать, ведь хотелось поскорее узнать, что же там внутри, что же находилось в самом ядре этого хаоса? Гермиона – это что-то темное, слишком взрослое и серьезное для него. Тео же, как типичный ребенок, которому не терпится повзрослеть, готов нырнуть в этот омут с головой, иногда лишь с тоской оглядываясь на привычный ему беззаботный мирок. Он продолжал оправдываться тем, что дело лишь в его цели найти эликсир вечной жизни, что стоит ему его отыскать, как нужда в Грейнджер отпадет сама по себе. Вот только, ему нравился этот мазохизм, он упивался новым чувством того, что был маленьким мальчиком, увязавшимся за кем-то, кто может подарить ему истинное понимание этой жизни. А Гермиона мастерски балансировала на тонкой грани между неуклюжей девчонкой, с повышенным чувством справедливости, и самой настоящей ведьмой, познавшей какие-то тайные секреты мироздания. И именно к ней так стремился его внутренний ребенок, который был еще тем дерьмом, не знавшим слово «нельзя». Тео хотелось поиграться с чем-то куда более серьезным и глубоким. Он ведь знал, что не стоило её недооценивать. Гермиона здорово умела катать его на своих качелях, медленно раскачивая, что уже и не ожидаешь никакого подвоха, расслабляясь и принимая её правила игры до тех пор, пока она не завертит его с такой силой, что оставалось либо полностью поддаться, либо упасть вперед с огромной высоты, стирая жесткую землю лицом до самого мяса, и надеяться, что глазные яблоки не выпадут из глазниц от перенапряжения и ужаса во время полета. Нет. Его опять затягивает. Он стал слишком много думать. Сосредоточься на том, что чувствуешь прямо сейчас. А в это мгновение, в эту секунду, он испытывал лишь чувство ненависти. Тео ненавидел это дурацкое платье, этот идиотский вечер и эту тупую парочку, так не вовремя попавшуюся им под руку. Нужно было их оштрафовать на куда большее количество очков, чтобы не подбивали никого на бредовые идеи. И как ему теперь смотреть ей в глаза? Если бы он трахнул её, как и задумывал, все стало бы куда проще. Но нет, она еще и сбежала. Сбежала, бросив его одного в этой темной комнате, с огромным мокрым пятном на брюках и влажным от её выделений лицом. Тяжело вздохнув, порядком устав от своих мучительных размышлений, Тео подполз к стене, прислоняясь к ней спиной, и едва шевеля все еще онемевшими конечностями, нащупал пачку сигарет в своем кармане. Это все потому, что он слишком давно не курил и не трахался. Никогда в своей жизни не сделает перерыв от секса хотя бы в пару дней, чтобы подобной хуйни больше не повторилось. Зажав фильтр губами, он прикурил от палочки, но даже горьковатый дым, режущий его воспаленное, от сдерживаемых ранее стонов, горло, не мог перебить этот сладкий, от того до невыносимости мерзкий, привкус её тела во рту. Тео облизнул губы, надеясь почувствовать вкус табака на языке, и выдохнул дым в потолок, глядя в пространство перед собой, так как боялся опустить взгляд ниже, где еще блестело влажное доказательство того, насколько сильно он ненавидел эту девчонку.