Шёпот прошлых лет: рубиновые сердца

Спустя два дня. Подгород Килана осторожно обхватила пальцами подгнившую шершавую рукоять молотка. На верстаке расположилась небольшая литая деталь в виде пластины. Пока металл ещё не остыл ему нужно придать форму ровного квадрата. С виду хрупкая девушка, убрав огненно-рыжие волосы в хвост за спиной, стала осторожно бить по железу, придавая ему нужную форму. Он сопротивлялся, звенел, но всё же поддавался. Звон присоединился к десяткам других перезвонов, наполнив весёлым трезвонив весь завод. С самого раннего утра он работал, как и сотни, если не тысячи других. Чтобы обеспечить вечно голодную экономику Арка Подгород работает. Подгород отдаётся весь для труда, предаваясь краткому отдыху, несдержанным эмоциям от употребления светопыли и выпивки. - Килана! – окликнули девушку, и она отозвалась действием – в сторону звука полетела тряпка. - Эссэ! – крикнула молотобой и ей швырнули щипцы. Отточенный порядок действий и взаимопомощи поражал. На заводе всё должно быть точно и выверено, чтобы работа шла слаженно и чётко. Килана получила нужное, схватила металлолом и убрала опустила в катку с водой. Тут же послышалось шипение с бурлением и пар волной хлынул в лицо девушки. Она убрала готовую деталь и потянулась за следующей, как ей бодро крикнули: - Отец тобой бы гордился! – кто-то крикнул Килане, но эта фраза только лишь стала триггером боли; вместо улыбки её губы скривились от болезненных воспоминаний. Многое она помнила смутно. Иногда воспоминания приходили к ней утешительными картинами или же яркой болью, а иногда она не могла вспомнить своего прошлого. «Килана» – так меня назвал мой отец», - стала размышлять Молотобой, перекладывая деталь в печь. – «С тех пор как я родилась тут, с тех пор, как надо мной светили иллюмисцентные грибы и пирийские светильники Подгорода. Она не знала, в какой год родилась, только помнит, что прошло триста шестьдесят пять дней по двадцать восемь раз. Это больше, чем проживают некоторые в этом жестоком месте. «Мой отец», - зацепилась Килана за мысль, став её развивать, находя в памяти, её отрывках что-то существенное, важное для сердца и души. Её отец… пред мысленными очами он предстал в образе славного высокого мужчины, который воспитывал её один. Высокий и статный, он был лучшим шахтёром, лучшим добытчиком камня и железной руды, столь важными для поверхности, для Арка. Лучший работник компании «Кайло и тележка», что является частью Синдиката, который как никто другой знал, как добыть железо, как расколоть камень таким образом, чтобы откололся цельный кусок, а не покрошился. Он был малоразговорчив, не особо любил быть с рабочими бригады. Ему никогда не хватало общительности, что лишило его должности начальника бригады. Суровый, холодный и расчётливый с дочерью он был совсем иной… совершенно. - Он всегда выступал за справедливость, за равенство и за… свободу, - заключила Килана, осторожно протерев деталь, вспоминая, что он всегда выступал за иное положение дел в Подгороде. Только стоило вспомнить об отце, как мысль наводнили тёплые образы прохладной воды. Пара подземных озёр в те времена были не осквернены отходами, и она с отцом часто гуляла туда. Тайными обходами проходя, ступая по узким тропкам они были подобны мистическим путешественникам, открывающим неведомое. Килана любила чистую воду, то как она журчала и плескалась, в носу тут же почувствовалась влажность и пьянящая свежесть, несмотря на жар цеха. Сейчас если она вернётся туда, то встретит серо-бурые болотные массы. Взрослая девушка, ставшая воплощением красивого холода и холодной суровой красоты она испугается при виде отравленной природы. А её друзья? Те, с которыми она гуляла там и веселилась? Подгород суров и жесток… «А может быть, они были просто снами? Мне приснились далёкие озёра, друзья и походы с отцом?» Для неё эта мысль была бы намного утешительней, нежели страшная реальность, рождённая Святым орденом, его презрением к ним и неутолимой алчностью. Всё детство он учил молодую Килану делу пути заготовителя. Отдав её на завод, где сам временами подрабатывал, папа взялся за её обучение. Работа в цеху не отличалась простотой, требовала всех сил и отдачи. И тем не менее он находил время на ласку и любовь, находил часы и минуты, чтобы приголубить её, рассказать истории, сказки и далёком, и светлом прошлом, дать науки и посеять надежду. «Запомни Киланочка, когда-нибудь наступит время, и мы будем жить не хуже аркчан. Есть в нашем мире высшая благодетель – справедливость и равенство и клянусь Семерыми, наступить день, когда не будет ни «Надзирателей», ни банд… всё будет в мире и порядке» - эти слова были выбиты на сердце Киланы словно заповеди на скрижалях , записаны золотыми чернилами и стали идеей всей жизни. А потом? Отец умер. Он отправился с бригадой разрабатывать новую жилу, содержавшую по слухам ценнейшее золото, но штрек обвалился и похоронил под собой тридцать человек, трёх звёздников и двух аэтерна. И никто из «Надзирателей» или Синдиката не был отправлен на помощь, ибо был таков приказ от самого Святого ордена, который опасался, что они могли разорить древние склепы, на которых висит проклятье, или даже пробудили старинное зло. Всё было дополнительно завалено и защищено магическими печатями. Иные даже поговаривают, что отца Киланы специально отправили туда за то, что он периодически делился идеями свободы и состоял в объединении рабочих, выступавших за равенство. «Псы, ублюдки и твари», - гнев расплескался по душе девушки, но она быстро его подавила... отца не вернуть, но работа, труд, деталь ожидают от неё полного сосредоточения. Его идеи будут в ней жить всегда. Сейчас она смотрит на то, что делает и понимает, что пред ней не осталось секретов. Она не просто хорошо знает работу, она в совершенстве ей овладела. Главное не забываться, соблюдать чистоту, осторожность. Она знает, как всё сделать правильно. Её чуть огрубевшие руки взяли раскалённую деталь и молоток. Ритмично наносимые звонкие удары, всполохи ослепительных искр и она спустя минуту придала чашевидную фору ей. Деталь массивная. Сплав меди и олова, который был довольно быстро остывать, но она ускорила этот процесс. В щипцах, осторожно и ласково она опустила её в ледяную воду. Шипение затопило цех, пар пышными белоснежными клубами объял фигуры дамы, облачённую в серую одежду. «Итак, это то, что я делаю», - подумала она, одновременно появилась мысль о смысле всего творимого ею. – «Зачем? Во имя чего и для кого? Чтобы зажравшиеся аристократы верха нам за неё отсыпали хлебных крошек?» Она быстро переходит к станку. Килана берёт деталь и зажимает её в тесках, чтобы было удобнее работать, но не так сильно, чтобы можно было бы нанести вред. Далее она зачищает её, шарканье разносится периодическим шорохом и элемент чудесного доспеха начинает блестеть ровной поверхностью, лишённой мелких выбоин и заусенцев. Теперь пришло время смазать её особой пастой, алхимическим составом, который заставить металл окрепнуть, словно это сталь. Нанеся на поверхность, она тщательно её втирает, прежде чем взяться за следующий инструмент. Когда всё закончено, когда начищенная и ровная поверхность готова ей можно полюбоваться в свете огней цеха. Она стала гладкая словно кожа благородной аркчанки. «Не моя кожа», - тягостно подумала Килана и потянулась за инструментом. Пора мастерить штифтом, и работа продолжается с особой осторожностью. Это может занять долгие часы если не дни, и она не заметит, как всё пролетит. Она работает так, как учил её отец, направляет движения так, как он показывал. Всё это её затягивает настолько, что она не замечает смену часов, огонь и жар, крики и стук молотков – всё становится отзвуком, фоном. Она ничему не уделяет внимания, продолжая усердно работать и получать от этого удовольствие. Тут же в руке сверкнуло стальное долото. Пока что алхимический и магический состав не впитался до конца можно сделать несколько пазов, символов и выемок на ещё мягком металле. Она, наклонившись ниже, внимательно всматриваясь в бурый металл начинает постукивать. Стук, стук и стук – этот звук приятен, ибо он напоминает о том, как отец постукивал молоточком, выбивая буквы на медном кольце для матери, когда та ещё была жива. «Я… я… практически не помню её, но помню этот звук… помню её любовь», - болью мысль пронзила грудь. Начерченные на чашевидном элементе брони руны идеальны. Килана выдохнула, ибо всего одна ошибка приведёт к тому, что придётся её отправить на переплавку. Одна, самая крохотная и незначительная ошибка приведёт к тому, что накладываемые чары станут очень слабыми. Если бы она только сделала это, начальница могла избить до крови и вычесть треть зарплаты за кусок бронзового металлолома, что достанется какому-нибудь напыщенному аристократу. Но несмотря на злобу и ненависть, она всё же мастер и не желает, чтобы результат её труда получился с дефектами… это ей не нужно. Она ещё раз взглянула на древние глифы, нечто похожее на руны. Странный мистический холодок пробежался по спине при их виде. Она запомнила рисунок с ними на бумаге и нанесла так, как заказывали. Теперь осталось только влить в них магию, язык, что древнее Арка должен связать море вероятностей и металл, сотворив из него вечный союз бронзы и чар… как ей рассказывали. Теперь пришло время травить её. Килана осторожно приложила бумагу с рисунком каллиграфических букв «DG», после чего взяла воду и облила прилипший лист. Зачарованные чернила быстренько въелись в поверхность. Она разжала тиски и взяв деталь в щипцах понесла её к стеклянной таре с милийской кислотой . Погрузив её и подержав какое-то время, она взмолилась, чтобы не упустить ни секунды. Главное не передержать, чтобы металл не стал слишком хрупким и не вынуть раньше, чтобы рисунок смог закрепиться. «Давай», - сказала она себе и достала элемент доспеха… и он оказался прекрасен, достоит своего заказчика. – «Почему они захотели заказать его тут?» - вновь спросила себя Килана, всматриваясь в вытравленные буквы. – «На поверхности множество кузнецов, в самом Храме солнца есть непревзойдённые мастера. Магия…». Руны её заинтересовали, ибо недаром они вызывали могильный ужас. Это могли быть запрещённые символы проклятых чар. А значит дальше с ними работать будут маги вне закона, отверженные и беспутные и скорее всего в этом же Подгороде. «Вот они… праведники Мальфаса», - съехидничала девушка. Остались последние процедуры. Она протёрла её, облила водой и затем утопила в масле. Деталь не просто сверкала, она сияла, являя и выказывая всё мастерство девушки. Непревзойдённый кузнец, мастерица своего дела. Остатки масла стекали по узорам и символам, что говорили о роскоши, аристократизме и опытности Киланы. На гладкой бронзовой золотистой поверхности отражались десятки огоньков в цеху. «Моя работа…». Осознание того, что она видит её в последний раз грустью сменило радость, отразилось неприятной тошнотой в животе. Её печалило, что она теряет её и тем более получит за неё несоизмеримо мало. Она вновь бросает взгляд на то, что было ей сделано. Всему, что она умеет её научил отец. Мастерица знает всё это благодаря его усилиям и заботе. Он ей вложил в сердце усердие к работе, чистоту, осторожность. Об этом напоминает старенький медный браслет, гладкой броской линией оковавший запястье. И это позволяет хоть на мгновение отвлечься от тысячи горестей Подгорода. Но боль от потери, боль от утраты столь важного человека иглой сидит у сердце, отравляя душу, рождая губительную ярость и самую настоящую жажду крови тех, кто позволил её отцу сгинуть. Можно было бы сойти с ума, если бы не хитроумные глифы механизмов души не соткали бы сон. Приятная сладкая греза, показывающая и ангельски чистые озёра и живых смешливых радостных друзей и светлое лицо отца, который заботится о ней и играет. Даже кажется, что его тепло, забота, льются из того потустороннего мира, греют охладевшее сердце. Её кожа словно бы таинственным образом чувствует прикосновение грубоватых рук, ухо ловит чудесные речи, вновь внимает сотню раз рассказанным историям. И когда она просыпается, память обо сне придаёт сил жить, гряда воспоминаний не дают сломаться и потерять веру в идеалы отца. Несмотря на то, что Подгород это всё забрал, несмотря, что пищей его необъятной утробы и неутолимого голода становятся десятки душ, несмотря на все удары и потери она выстоит. В голове снова и снова пульсирует мысль: «Я не знаю, сколько мне отмерено, сколько мне предстоит дышать и провести среди подгорнего мрака, отблесков пламени и стука железа. Возможно всю жизнь. Но я не оставлю его идей, я всегда буду помнить и исповедовать, что справедливость и равенство — это спасение для Подгорода. Я знаю, что Мальфас никакой не бог. Нет бога в этом проклятом мире. Я бы подняла меч, чтобы сражаться против Святого ордена за свободу обречённых и угнетённых, но пока это невозможно… пока что. Я Килана Молотобой, и я сделаю всё, чтобы Подгород изменился!» - Высокое начальство приближается! – надрывистый отчаянный крик разнёсся по всему цеху, пересилив звон молотков, шипение раскалённого металла и матерную брань рабочих. Килана вздорила, по спине пробежали капли холодного пота, лицо стало бледно-зелёное. Никто не ждал, что они придут. Всё вдохновение было мгновенно выдавлено тяжёлой и жестокой действительностью жизни в Подгороде и работе на цехах. Рабочие стали беспорядочно метаться во все стороны, словно обнаруженные тараканы иль туннельная мошка , слетевшаяся на свет единственного фонаря. Отовсюду стали доносится вопли безнадежной попытки привести обстановку в порядок: - Потроха Мальфаса, куда мне деть разбитое долото!? – кричал рабочий. – За него же вычтут ползарплаты! - В жопу суй, чтобы не нашли. С другой стороны доносится столь же сильный крик табельщика: - Разрази меня Тир, куда деть эти трижды проклятые бумаги! По ним у меня трёх молотков, двух зубил и пяти банки гвоздей недостача! - Жри! Смачно жри и запей водой, чтобы хорошо пошли! - Ты прав… лучше отравиться, чем быть наказанным главным казначеем… она же за недостачу… помилуй наши души грешные Мальфас. Килана повернулась и сквозь хаос попытки всё привести в порядок услышала ещё один диалог: - Как думаешь, если я опущу разрез, он ко мне будет лоялен? - Ты осторожней, а то тебя он так и… где-то за станком, если ты понимаешь. «Женщины», - неодобрительно подумала девушка. Молотки и пилы, вёдра и ящики – всё летало. Поломанный инструмент ныкали, прятали и всячески скрывали. Начальнице было дано указание – не допускать пяти процентов поломок в месяц и если вскроется, что её рабочие допустили больше, не просто отчитают, а выбьют все долги. Только стоило даме подумать о своей «командирше», как та появилась. Начальница цеха вылетела из своего кабинета, как ошпаренная. Облачённая в кожаный жакет поверх белой засаленной рубахи, она повязала на предплечье ещё красную повязку «Надзирателей». В одной руке сжат кувшин маринованной рыбы, в другой рюмка от которой смердит грибным самогоном. Пухлые засаленные губы и пол подбородка сверкают в масле. - О-о-слы! О-о-слы! Т-ва-а-а-ари! – она истошно орала, пытаясь найти полотенце, и привести себя в порядок. – Су-у-ки! Почему!? По-о-очему!? Несмотря ни на что, за десять минут всё же удалось навести примерный порядок. Килана стояла в ряду таких же как она рабочих и с трепетом в сердце ждала, когда откроется дверь и войдут их хозяева. «Почему… почему я такой же как они все человек должна бояться кого-то? Почему я должна дрожать от страха при виде трижды проклятого «высокого начальства»? К чему же вся эта фантасмагория бреда?» - размышляла мастерица, мысль с гневом вилась в сердце и не находила ответа. Сердце ёкнуло, все мысли рассеялись, пальцы охватил лёгкий тремор, сердце ушло в пятки и страх вскружил голову. Дверь скрипнула, тяжёлая и бронированная она со скрипом отворилась и прежде всего вошли вооружённые воины. Молотобой опешила, когда впервые в жизни увидела, как в цех ввалились полностью обдоспешенные воители, чья броня ловила и отражала десятки огоньков. Их защита — это не куски ткани, не сворованные или смародёренные элементы брони, а железные кольчуги, поверх которых цельные пластины. Ноги и руки так же защищены. Оружие не топоры, не обломки мечей, не гвоздёванные дубинки, а добротные полуторные клинки, клевцы или шестопёры. Грозные воины, внушая страх и трепет, встали у входа, выстроившись в линию. И тут в цех прошли несколько… существ, если можно так выразиться. Трое представителей Объединённой гильдии , поставленные «Надзирателями» над рядом промышленных объектов, чтобы те приносили сверхприбыли, чтобы изделия горлом шли, и цеха координировали деятельность между собой. Килана внимательно всмотрелась в каждого из них. Первая – высокая аэтерна с белёсым седым волосом, подстриженным в каре, облачённая в длинное пальто небесно-голубого цвета, высокие сапоги и перчатки. При этом несмотря на добродушное лицо в глазах кристаллизовался бездушный змеиный холод. И Килану лёд ужаса пронзил до глубины души, ибо её глаза действительно были заменены на очи хладнокровного существа. - Зачем? Зачем она эта сделала? – пробежали шёпот. - Говорят, чтобы лучше находить нестыковки в бумагах, документах, етить его. Иирэс же главный казначей, она за ошибки порвёт нафиг. Второе порождение бездны торгового ада предстало нечто отдалённым похожим на человека. Невообразимо распухшая женщина, на которой сшиты три камзола, отделанных золотом и серебром, расшитых яркими драгими нитями. Большая рубаха скомканными измокшими шматами прилипла к сальному телу. Круглая голова с копной немытых чёрных волос будто бы вросла в разбухшую шею. - О Мальфас милостивый, - кто-то взмолился шёпотом. – Как же её разнесло. Она ещё крупнее чем наша начальница. - Поговаривают, что мисс Татили Вольдемарк ест по семь раз на дню. Заместительница наместника любит есть и пить. До сих пор ходят слухи из Эбрен-Кашира как она осилила тринадцать лепёшек из туннельного грохта и запила двумя кувшинами вина. - Так она ещё и верховная жрица культа «Чуткого уха и острого глаза Мальфаса» , - продолжили шептаться. – Ей приносят жертвы, от которых она и питается. Вобщем… женщина не бедствует. Килана сама каждый раз была в шоке при виде этого… человека. Про её свирепость и заносчивость ходят легенды из цеха в цех. Она верно служит делу «Надзирателей», заставляя работать народ по двенадцать часов с одним продыхом, высчитывая всё до последнего медяка и сурово наказывая. «Лишила месячного заработка… спустила собак… жёстко избивала…», - вспомнила мастерица о случаях, как Татили карала за оплошности. И третий. Молотобой покачнулась, когда увидела, что в цех прошёл крупный нордлинг, столь же упитанный, как и её начальница. Подбородок словно бы утопал в бороде, огненного цвета волосы были коротко выстрижены. На нижней части расшитый золотом и серебром дублет сильно оттягивал вниз и едва не рвался из-за избыточно огромного отъетого брюха. На поясе покачивался черностальный короткий клинок. - О, а вот и сам мессир Юрм’Каль, - вновь донёсся шёпот. – Наместник гильдии. Килана опустила взгляд, ибо нет никакого желания даже смотреть на человека, что курирует несколько крупных промышленных объектов и способен одной волей сломать судьбу любого из своих работников. Его пальцы стягивали золотые кольца с большущими рубинами и сапфирами. Одна цена такого украшения способна обеспечить безбедную жизнь трудяги на все его года. Молотобой заметила, что возле него юркой змеёй вилась смуглая коринфянка, чьи смольно-чёрные волосы опускались до внушительных ягодиц. Высокая статная девушка, одетая будто бы работница публичного дома – на высоких каблуках в обтягивающем лоснящимся чёрном платье, которое подчёркивало мощный бюст и мясистые бёдра. Грудь едва-едва и вывалиться, будто разбухшее тесто из кастрюли. И без того выразительные оливковые глаза подчёркнуты угольной тушью. - Мессир Юрм’Каль, вы столь прекрасно выглядите! – начав льстить и лебезить она едва ли не повисла у него на шее, длиннющие саблевидные ногти сомкнулись, образовав подобие замка. – Посмотрите, как они выстроились! Смотрите как они пресмыкаются пред вами. Вы такой молодец! - Какая чертовка, - пустил слюни рабочий. – С ней можно всю ночь не спать. А как она к нему клеится, как клеится. Словно жрец к деньгам. - О-о-о, - со смакованием шептал рабочий. – Язык мисс Одро’Ашкатрин настолько длинный, что вылизывая зад может залезть и в прямую кишку. - Ты не говори так, загорюсь. - Где начальница!? – зафырчала мисс Татили. – Где эта наполовину безработная лентяйка!? Я что-то не вижу, чтобы все жопы рвут на работе! – глаза, залитые кровью чуть ли не выкатились из орбит. – Работать, чего встали! Если не будете работать, денег лишу! - Хах-ха, мисс Татили, вы так хорошо управляете, - едва ли не безумно хохоча подлизывается Экатрин. «На сцену» вышла предводительница цеха. Дрожащая и сдерживая панику на трясущихся ногах, натянув фальшивую и широкую улыбку, она быстро подошла к хозяевам, надеясь на их благосклонность. - О, дорогие гости! Дорогие гости, наши благодетели и господа, - вышла начальница, вынося поднос на котором янтарным блеском сиял коньяк в рифлёном графине. – Примите это скромное подношение. - Ты нам мозги не пари-то, бездельница! – вперёд потяпала заместительница, но брюхо шло впереди неё. – Работать нужно, а не прохлаждаться. Работать и работать, я что-то не вижу, чтобы твои работники пахали, как проклятые, а ты за ними следила! - Она права, - речь медленно полилась из уст Юрм’Каль, каждое движение было приторможено, сам он выглядел как тюфяк. – Наши повелители из «Надзирателей» требуют полной отдачи. Вы ещё не видели, как работают в Синдикате. Они то не прожирают бюджетные деньги. А вы все тут сидите за щедрость и милость Святого ордена. «Милость!» - возмущённо подумала Молотобой, вспоминая о том, насколько малы их зарплаты и в какой роскоши утопают все вышестоящие, насколько сильна установившаяся несправедливость. Эти слова похожи на самую настоящую издёвку, лишённую и намёка на банальную человечность. Тем временем поспешила разыграться другая сценка: - Что это!? – зашипела казначей, вырвав табели у мужчины за мановении змеиного ока изучив их. – Тут у тебя сорок восемь гвоздей, три молотка и банка масла сверхнормы записаны. И на тринадцать медяков потрачено больше положенного. - Н-н-езнаю, - стал отнекиваться трясущийся паренёк. – Видимо такова норма. - Это ненужный расход! – она едва ли не зашипела она. – Я все нормы знаю. Не нужно пытаться меня обмануть! - Простите, у меня слишком много работы, - опустил он повинно голову. – Я не справляюсь! - Ты ещё не видел, как я работаю! У меня столько бумаг, столько всего. Да я допоздна зарабатываюсь! И не делаю ни одной ошибки. А ты посмел её допустить! Ты в курсе, что за это можно тебя лишить части платы! - Лишим, - пробурчал Юрм’Каль. – Надбавки уберём. Сколько? Пять медяков? Всё уберём. И если такое начинается, то нужно назначать ответственную комиссию, чтобы осматривали деятельность рабочих этого цеха. И сделать перерасчёт на каждого, чтобы удержать недостойно полученное. А то привыкли нечерта не делать, а деньги получать. - Ох как вы мудры и ваши повеления с тем же прекрасны, - всё продолжала виться коринфянка. – Вы бы и с Подгородом справились бы вмиг. Тот лишь слащаво улыбнулся и прихватил за талию девушку. - Работать! Работать и работать, падлы! – продолжала пыхтеть заместительница, щёки стали багровыми от гнева. – Кого мы увидим неработающими вмиг накажем и мало не покажется. А то совсем зажрались! Тем временем в ряд протиснулась девушка. Молодая полуаэтернийка прошла через потаённый проход и встала возле рабочих. Килана с трепетом смотрела на неё, пара других трудяг тоже надеялись, что небольшое опоздание не будет замечено. И это могло быть прощено, не заметно, если бы не жрица «острого глаза». - Выкинуть эту падлу! – крикнула Татили, способная заметить любые изменения и колебания. – Никто не смеет опаздывать на пришествие «Высокого начальства». Так получается, ты ещё целые полтора часа и не работала! – женщина театрально схватилась за сердце, став брюзжать слюнями. – Аж целых полтора часа её станок простаивал, а она не работала! – налитые багрянцем гнева и сверкающие от безумия глаза уставились на начальницу цеха. – Ты совсем попутала, сука! Да у тебя штатной единицы нет, а не наказываешь за это!? - Но ведь у меня ребёнок больной был! – закричала девушка, лицо худощавой женщины из белёсого моментально стало красным, её пронзительный вопль едва не глушил. – Да и я сама, как только оклемалась от серой лихорадки . Я честно работаю и только сегодня со мной такое случилось! – даже в тусклом свете немногих фонарей и лучин проглядывалась маска недовольства на лице. - Стой, - попытался оправдать её Юрм’Каль, будто бы пережёвывая слова. – Она же… болела. - Вы так милостивый, какой хороший начальник, - Одро’Ашкатрин поцеловала в бородатую щёку мужчину. - Послушай меня, - притяпала верховная жрица к Юрм’Каль, став лукаво и сахарно нашёптывать. – Мы повязаны одними махинациями и схемами да и едва ли нашим господам понравится, что ты глушишь лимонную эрофинскую прямо на работе. Ты понимаешь к чему я клоню, да? Я лучше знаю, как управляться с этим неблагодарным народом. Поверь, нужно сделать так, как я говорю. Иначе сам будешь всё мутить, и эти бездельники разбегутся от тебя. Наместник Гильдии ничего не сказал. Он только лишь заторможено кивнул и поведя себя, как тюфяк и покорно дал выкинуть работницу только потому что Татили что-то пришлось не по вкусу. Он согласился и мог только беспомощно согласиться с волей своей наместницы. - Выкинуть! – заорала верховная жрица. – И пусть её место займёт достойный. Тот, кто будет работать! - Вы так суровы, как всё правильно сделано, - слащаво лоснилась Одро’Ашкатрин возле наместника. - Пойдём посмотрим твои бумаги, - махнула Татили в сторону начальницы цеха, её кольца проблеском сверкнули. – Посмотрим, сколько с тебя можно высчитать и как ты паришь нам мозги, - ещё раз осмотрев толпу трудяг, грозно сказав, сияя чистым безумием в глазах. – Работать! Всё высокое начальство убралось с глаз долой, оставив рабочих на попечение себе. Тем временем уволенная женщина тихо рыдала в сторонке, кто-то из трудяг пытался её успокоить – подносили воду, пытались объяснить, что это ещё не конец. Табельщик, схватившись за голову, сидел и смотрел в лист. Начальница не простит этого, начальница запомнит о недостаче и перерасходе и за каждый гвоздик отчитает его. Если же мисс Татили не понравятся остальные бумаги, то сюда пригонят погонщиков, которые заставят работать в поте лица ударами плетей, лишениями и криками, а нормативщики будут считать рабочее время, чтобы платить за него, а не по фиксированной ставке. Килана стояла ошеломлённая увиденным, ноги и руки будто бы налились свинцом. Высокое начальство охвачено, одержимо идеей тотальной выработки. В прошлый раз главный казначей лишила половину тружеников трети платы, а Татили ввела три месяца постоянного надзора за несчастными работягами. Наместник Гильдии лишь мог покорно соглашаться с заместительницей, которая в их диаде не просто доминирует, она руководит. Он имеет важные, ключевые связи с торговыми и промышленными кругами Подгорода, почему его и поставили на должность, но вот истинное управление в руках жрицы. Её культ — это оплот лжи, лицемерия, тотального контроля и деспотии, которые культивирует алчное жречество. Впитав всё это, она управляет железной рукой и безумным умом. С одной стороны десятки «высосанных» рабочих, десятки поломанных и загубленных судеб, страшная текучка, а цеха под управлением Гильдии стали оплотами сумасбродства. Но с другой, «Надзирателям» всё равно, ибо прибыли рекой текут в казну Святого ордена и аристократии верха. Всё остальное власть имущих не волнует. «Какая-то карикатура на нормальный труд и руководство», - гнев объял сердце девушки. Она взглянула на роскошную деталь, сделанную ей. Один из трудяг положил на верстаке мешочек, в котором трезвонили монеты и потянулся за элементом доспеха. Провернувшись к ней, он коротко обозначил: - Плата. Нужно забирать. Молотобой лишь коротко кивнула и подойдя, забрала серебряные монеты. Всего десять штук, но это весьма солидная плата. Смутило Молотобой совершенно другое: - А где отбой? – спросила она у привратника, показав на большие песчаные часы, в которых песок с одной стороны до последней песчинки упал вниз, говоря, что двенадцать часов минули. – Время уже. - Сама понимаешь, пока «высокое начальство» тут, никто не посмеет сдвинуться со своего места. Все будут работать до полного упаду или пока они не уйдут. Мисс Татили тогда проявит милость свою, - он беспомощно указал на коморку начальницы, откуда стали доноситься пьяные смешки и весёлые возгласы, а возле неё упал от бессилия иссушённый паренёк, чей бледный мертвенный вид, стекленеющие глаза и тремор говорили о крайнем истощении. Ему тут же поспешили помочь… такие же уставшие и слабые люди и аэтерна. - Всё это какой-то бред, какое-то безумие, - гнев стал кипеть в её сердце, вновь и вновь одна и та же картина, одна и та же несправедливость. – Почему кто-то может упиваться вином и жрать до брюха, а кто-то падает от усталости, почему всё так? Они же не… боги, они такие люди и аэтерна, как и все мы, - капля за каплей ярость по тому, что творится вокруг подтачивала сердце девушки, она ощутила, как гнев каменной рукой сдавил горло, грудь словно бы стянули цепями… воспоминания вместе с увиденным взывали к тому, чтобы взять что-то острое и длинное и ворваться в коморку начальницы, прервать их убогое существование и освободить Подгород от истинных паразитов. «Успокойся», - стала она себя утешать, понимая тщетность мыслей, и даже попытки. - Тише Килана, - опасливо просил привратник. – Не дай Мальфас нас услышат. - С дороги, - пихнула она парнишку и устремилась к двери. - Так «высокое начальство» ещё здесь. - Да пошли они все, - фыркнула Молотобой и пошла дальше. Укреплённые воины, держа наготове опасные мечи, лишь молчаливо наблюдали за тем, как она проходит. Им нет дела до каких-то рабочих, их судеб и жизней. Главное дело этих парней – махать оружием и вовремя погибнуть ради своих господ. Подгород встретил её прохладой, серая рубаха и кожаный жакет не особо помогли. Взмокшая спина быстро заледенела, но свежесть оказалась намного приятнее. Вскруженную голову слегка отпустило, сильно бьющееся сердце стало медленно успокаиваться. Состояние же и душевный настрой не скоро придут в порядок, ибо такой ярости и гнева не возможно подобрать выражения, её нельзя так просто исцелить или подобрать решение. Она сложена из противоречий, притеснения и самой несправедливой обстановки в Эндерале. Даме остаётся только поглубже вдохнуть, набрать тоннельного воздуха в лёгкие и успокоить себя, подняв голову и воззрев на мириад светлячков и светящихся корней. - Они похожи на звёзды, не правда ли? – раздался приятный молодой голос, и девушка обернулась, чтобы посмотреть, кто же это. – На те самые, которые могут наблюдать дети света. Уставшие насыщенно-голубые глаза рассмотрели образ тщедушного парнишки. На нём мешком висит большой потёртый зеленоватый камзол, ноги утягивали зауженные штаны и высокие сапоги. Через всё тело наискось проходила чёрная лента – лямка внушительной сумки. Но не это привлекло Килану. Ей удивительно ироничным показалось, что в жестоком и холодном Подгороде есть такие выразительные, ярко-нефритовые широкие невинные глаза. Кучерявый немного сверкающий волос чёрным кустом опутывал голову. - Ах, как же тебя… - Гидросель, - кивнул юнец, робко подходя к девушке. - Сколько тебе? - Двадцать, - более уверенно ответил юноша и встал возле девушки. - Всего-то, - покачала она головой, её губы скривила улыбка. – Интересно, что ты смог дожить таким… невинным до своего возраста. - Работа позволила, - довольно серьёзно ответил Гидросель. - Ах, ты же библиотекарь… и чем тебе интересно общение с такой девушкой как я? Взгляни же, я обычная рабочая, а не какая-то… интеллектуалка. Найди себе лучше даму по возрасту, мальчик. Он с трепетом и дрожью приблизился к девушке, встав едва ли не вплотную. Его ясно-нефритовые широкие глаза уставились в её немного суровые и холодно-синие очи. В обоих взглядах есть нечто общее, есть что-то от скорби пережитой боли. Она видит это в его глазах, видит и понимает, что единственное, что их отличает, это работа и возраст. Странное наитие ей это подсказало всё это, ещё до того, как она о нём бы всё узнала что-либо. «Что ж, можно попробовать. Новое знакомство в таком месте… ох, надеюсь это не просто мальчик, ищущий женского тепла. Да и сомневаюсь, что оно ему нужно… столько борделей в Подгороде?». - Килана, - тем временем стал давить паренёк, - я хотел с тобой пообщаться ещё на том заседании, но ты слишком быстро ушла. Мне интересно, что ты за человек. - Хорошо, - кивнула она, подталкиваемая изнутри. – Хоть проводишь меня до дома. Двое прошли в тоннельные проходы, ступив в опасный полумрак Подгорода. Единственное, что сейчас ей стало отдушиной, так это осознание конца рабочего дня и общение с юнцом. Довольно быстро между ними закрутилось общение, несмотря на возраст он оказался интересным собеседником, способным рассказать очень многое. Ей казалось, что даже тоннельная мошка и светлячки прилипали к ним лишь бы его послушать, пещерная нищета прекращала клянчить милостыню и внимала его речам. - Ого, да ты делаешь благое дело, ты – большая молодец, - хвалил паренёк даму, ловя одобрительный взгляд мужиков. – Такая широкая благотворительность — это просто поразительно. Ещё немного, и ты поистине затмишь славу Мецеуса и Трезены . - Ты слишком преувеличиваешь мою значимость, - и тем не менее сердце девушки овеяла радость услышать похвалу. – Дней тридцать тому назад, мы открыли Фонд в который Подгорожане, что позажиточнее, смогут сбрасываться средствами для тех, кто очень и очень беден. Так хотя бы немного будет справедливей, - она оглянулась и её до сих пор не отпустит скорбь при виде больных и хромых, каждый раз ей больно смотреть на покошенные сгнившие домики, рыдания обиженных жизнью и трупы умерших от голода, болезней и жестокости. - Фонд — это дело – хорошее. Было бы прекрасно, если бы все люди Подгорода объединились в подобные организации. Таким образом можно было бы кооперироваться, объединять усилия против насущных проблем. Только как-то сорганизовавшись, можно надеяться на лучшее, - юноша помахал рукой у носа, ощутив стойкий гнилостно-трупный запах, а послан и увидел, как из халупы выносят серо-бурые вспухшие тела двух девушек и парня. - Хм, - покачала головой Килана. – Я бы подумала, что баб изнасиловали, а парня в расход, если бы не это, - ока показала на флаконы, которые вытаскивал второй мужик. – «Грёзы Ирланды» , сильная наркота. Упоролись. Ну продолжай. - Знаешь, если бы мы смогли, то создали целое… «Гражданское общество», как писал Фаримадж Йеш’Ол Болар . - Главное, чтобы все его идеи отвечали самым простым понятиям справедливости, - уверенно произнесла дама, посмотрев на то, как ребятишки в серых обносках и перешитых одеждах тащат на речку-вонючку большущие корзины с одеждой, а другие ребятишки с заточенными палками пошли охотиться на крыс и крысюков . - А ты… очень остро выступаешь за справедливость? – понял её парень. – Да, я видел, как ты выступаешь с речами о торжестве справедливости, как призываешь сначала к тому, чтобы стать справедливей друг к другу, чтобы начать с себя… а потом и сам Подгород измениться, - с лёгкой улыбкой молвил Гидросель. - Что стало с твоими родителями? – внезапно она решила сменить тему. - Мать и отец погибли, когда мне было двенадцать, - речь Гидроселя резко стала холодной, а само его лицо Килане показалось отточено-ожесточенным. - Расскажи, если тебе не трудно, - осторожно попросила она. - Ничего страшного, вот она причина, - Гидросель поднял руки и указал на фигуру, облачённую в багряненую рясу поверх белого хитона, на широченное пузо спускается кольцо в котором семь спиц, а посреди зловеще сверкает угольком ада большущий рубин, голову венчает большая чёрная шапка с пушистым павлиньим пером; а золотые кольца стягивают распухшие пальца. - Ох, - она осторожно охватила его ладони, пальцы парня показались ей одновременно и нежными, и крепкими. – Ты выбрал на кого показывать. Это же Верховный архиерей Подгорода , одно его слово и тебя высекут. Лучше не отсвечивать, вот прям совсем. - Да плевать, - фыркнул Гидросель. – Была бы возможность, окунул бы его в чан со смолой… раскалённой. И тем не менее такой поступок девушки показался хоть и глупым, но весьма мужественным и отчаянно привлекательным. Мало кто любит официальное жречество, мало кто готов ему благоволить, но ещё меньше тех, кто готов хоть высказаться, что его разъедает желание пришибить одного из слуг ложного бога. - По порядку, - остудила его пыл девушка, положив руку на плечо. – Спокойно и тихо, расскажи, что произошло. Фигура архиерея была затемнена величественным собором-особняком, вторым религиозным домом культа Мальфаса. Он представлял чёрную пугающую постройку из крепкого камня, выдержанную в холодно-готическом стиле, спрятанную за высоким забором и несколькими кольцами храмовой стражи. Три роты «надзирателей» дополнительно расположены неподалёку, терроризируя местные таверны и население своими набегами. Грузная фигура возвышалась на каменном помосте, возле него собрались тучные толпы верующих. Нищие, в обносках или штопано-перештопанной одежде, но с пылающим фанатизмом в глаз ясно взирали на своего духовного владыку. Подле самой утучнённой фигуры кадили четверо жрецов в рубиновых рясах, буквально утапливая архиерея в клубах едкого и горького белого дыма. - Почему всё так произошло? – тяжко вздохнул паренёк, чёрный гнев кипел при виде этой убогой картины, но всеми силами души он пытался его подавить. – Потому что мои отец и мать были в малой общие имени святого Ланса, что есть часть Церкви обновления . Но… ты понимаешь, - стал задыхаться от гнева парень. – Этот… архиерей, он решил, что община планирует захват его прихода в тоннелях Квишир , но это был бред, - голос стал дрожать, перед собой он увидел на мгновение не вонючий Подгород, а пламя, облизывающее разрушенные стены прихода, на языке заиграла горечь пепла. – Но там, где служили мои родители, были серебряные чаши и блюда со времён первых поселенцев здешних. Ими раньше пользовались мальфиты в своих ритуалах, но потом они были утеряны ими. Архиерей хотел их получить, но эта собака даже не пыталась их выкупить. Он просто спустил своих ублюдков, - всё так же ярусно-подавленно продолжил говорить Гидросель, а перед глазами воспоминания пожара, кроваво-красные блики и вопли умирающих на пару с безумным хохотом нападающих полностью овладели умом. – Килана, я… я никогда не забуду, как вытаскивал отца, которому… вогнали меч по самую рукоять. Мать завалило… горящей крышей, а сёстры… прости, у меня нет сил даже вспомнить, что они с ними сделали. - Ничего не говори, - ей стало его невообразимо жалко, она почувствовала, что его боль во сто крат сильнее. - Килана… я… Речь юнца прервалась рёвом проповеди: - Истинный кризис в ваших краях вызван недостатком праведности! – едва ли не орал проповедь архиерей. – Вы возносите слишком мало жертв, вы приносите недостаточно покаянного серебра и меди. Лишь очистительным трудом, воздаянием жертв покаяния и верным служением праведникам Мальфаса вы можете искупить собственные грехи и удостоится его царствия! – жрецы стали ещё сильнее кадить своего повелителя. - Ублюдок, - сдавленно прошипел Гидросель, покрасневшие глаза заметили нищего с вытянутой тарелкой и дабы хоть как-то отвлечься, он уронил пару монеток в неё. Молотобой не нашла ничего лучше, как прижать его. Она обхватила довольно нежными руками его за плечи и притянула к себе. Ощутив женское тепло и странный трепет в груди, его стало постепенно отпускать, пламя чистой ненависти стало затихать. - Тише, всё минуло, - стала его успокаивать Килана. – Когда-нибудь ты отомстишь им. - Посмотрите на похоть очей ваших. Вы же спешите в бордели, вместо того, чтобы посвятить время на соитие неблагочестивое труду святому! Отдайте все силы не на похоть, а на труд тем, кто ежедневно и ежечасно заботятся о вас! Или вы не знаете, что аркские мудрецы, благочестивая аристократия денно и нощно стоят на страже наших традиционных эндеральских ценностей? Так знайте и воздайте им за это! – вновь жрецы задёргали кадилами, как припадочные, едва ли не заходясь в звонкую экзальтацию. – Они охраняют нас от тлетворного влияния коллективного запада. Иль вы не знаете, что килейские вольнодумцы и похотники, где мужчина растлевается на мужчину, неримские братья Вуса, отвергающие иерархичность и священные права жречества, и прочие отступники от священных заветов Светорождённых, так и ждут, дабы вы восстали против священного порядка, против «высокого начальства» и всех благочестивых. Так знайте и исповедуйте, что спасение ваших душ, достижение обителей Мальфаса – «Вечных путей» будет дано Мальфасом если вы верно послужите «его» праведникам в этой жизни! - Ну и бред же, - успокоившись, молвил парнишка. – Долбанный бред. - Я понимаю, - поддержала его Килана, прижав ещё сильнее, он тоже к ней прижался, охватив за жилистое плечо. - Ад, самая погибель вечная иль же хуже – восстание в виде живых трупов, этих заблудших, и вечные мучения уготованы тем, кто ослушается слов моих! Паства святая светом Мальфаса освящённая, вонми словам ставленника между Первосвященником и беспутными подгорными! Помните, что только исполнив все заповеди «его», и покоряясь начальствам, верно служа и воздавая десятины обильные, можно получить спасение на «Вечных путях!». Иначе всех вас после смерти ждут мучения жестокие и жизнь ваша будет в бедах проходить и проклятиях! – укутанный в плотное облако накаждённого ладана вещал проповедник. - Ты посмотри, - указал Гидросель на большой «особняк», выросший подобно древу над кустами. – Вот она истинная причина кризиса. Она томится там, за двухметровым забором и стражей. Высокие господа, верховные жрецы и прочая нечисть высасывают жизнь из Подгорода. Ох, что нам эти религиозные бредни, - покачал головой юнец. – Это всё, чтобы отвлечь народ от истинной проблемы. Они… они могли бы всё тут изменить, у них есть и воля, и возможность. Но они этого не делают. Они желают, чтобы мы так жили… свести народ до тотальной нищеты, не дать ему шанса на развитие – вот она истинная цель Святого ордена. С того самого момента, как в ум подгорожан закралась мысль об обособленности, высокая аристократия решила убить любую возможность развития. Их страх, что у самого сердца страны появится ещё один народ, независимый и гордый. Оттого сыновей Подгорода загнали в шахты, его дочерей в бордели, спаивают и унижают, сравнивают с дерьмом, называя всё это святой волей Мальфаса. - С тобой… трудно не согласиться, - ощутив, что парнишка вполне успокоился, она отпустила его и в мрачной «галереи» они продолжили идти нормально. - Ты ведь сама с этим сталкиваешься. На мгновение Молотобой была поражена… её день подтверждение слов этого мальчика. Начиная от воспоминаний об отце и кончине и заканчивая безумным пришествием «Высокого начальства», которое совершенно абсолютно выдавило из себя всё человеческое. С одной стороны, ей много говорили, что именно слабость самих людей в этом виновата, но с другой… кто всё довёл до этого? У кого в руках истинная власть всё изменить тут? Она и раньше думала так, но теперь плоскость вины изменилась. «Стали бы мы таковыми, если бы аристократы и Святой орден не плевал бы на нас? У них же есть возможность всё тут изменить? Но они этого не делают… почему? Неужто им выгодно, что мы вечно пребываем в таком убогом состоянии? Неужто безумие этих больных умов таково что всё это безумие… и является для них целью сего места?» Вина Святого ордена в глазах Киланы усилилась стократно. Одно дело – наплевательское отношение и попустительство, но совершенно другое это «Не на инале, не на аэтернийском ни на одном из других языков этого мира не найдётся слов, чтобы высказать проклятье Святому ордену», - гневно помыслила Молотобой. Пара медленно шла сквозь сумрак штолен, больших выработок и тоннелей, образовывающих улочки. Гора не просто огромна, она колоссальна и быть бы ей величественной и славной, но вместо этого она превратилась в самый настоящий человейник. И тем не менее даже в этом аду народ пытается жить и обрести собственное счастье. - Что тебе… больше всего нравится на небе? – спросил юнец, посматривая на покосившиеся домики, где копошились аэтернийские поселенцы. - Луна, - не задумываясь ответила девушка, поправив рыжий волос. – Она прекрасна и чудесна… та, которую я однажды видела, - Молотобой с восхищением вспомнила. – Однажды я её увидела. Всего один раз. Отец взял меня к воротам отсюда менять товар. Оказалось, что на поверхности была ночь. И там, именно там, - голос затрепетал от восхищения. – Я увидела её белоснежный лик. Он похож на, как его там называют… снег! Она была большая и чудесная, восхитительная. - Чудесная и восхитительная, - робко повторил юнец. – Прям как ты. - Смешной ты… Их путь пролегал через небольшую расчищенную площадку. Раньше тут Синдикат хранил товар, о чём свидетельствуют полусгнившие ящики, но налёты повстанцев сделали своё дело. Пройдя дальше, они вышли на «торговое перекрестие», а стяги с криво нарисованным оком говорили, что эти точки принадлежат «Надзирателям». - На этом месте мы расстанемся с тобой, - произнёс парнишка на перекрестии путей, где раскинулась и пара торговых шатров; несмотря на спокойствие, сквозь густой мрак Килана увидела угасающий блеск озлобленности в красных глазах. – Мне нужно спешить на работу, а тебе отдыхать. Спасибо тебе огромное за эту прогулку. - И тебе спасибо. Это была довольно интересная прогулка. А ты, - незнамо зачем решила спросить Килана прежде чем уйти, она ощутила, что её сердце стало чуть быстрее биться. – Ты часто ходишь в бордель? Как тебе тамошние девушки? - Никак, - он пожал плечами. – Нет. Совершенно нет нужды там бывать. - Хорошо, - улыбнулась она. Откуда-то со стороны пламенным словом донеслось начало проповеди «Стража Завета»: - Братия! Спасение душ ваших вы сыщете не подаяниях Святому ордену, не в службе слугам зла. Воздайте жертвы духовные – покайтесь во грехах и отриньте их, восстаньте против страстей, против тлетворного влияния плотских утех и рабства телес, осквернённых грехом! Отриньте похоть, отриньте блуд, ибо они есть отрава для души, завлекающие на пути погибели и сбивающие с истинного пути. Лишь чистые и целомудренные, кающиеся и отвергающие пути зла могут надеяться на спасение! [1] Скрижали – священный артефакт, великая святыня древней «Общины завета.». Если верить древним письменам, признанными Святым орденом «неправильными», то первые заповеди от истинного Бога были получены ещё при Азатароне, когда он будучи великим пророком испросил у Единого Бога правила жизни и получил ответ, когда на ближайшей каменной плите светлыми письменами зажглись строки заповедей. Нечто похожее потом произошло с пророком Мафарием, что спасал богизбранный народ от города Осс’Тиан. [2] Милийская кислота – отличный реагент, сопоставимый по силе и качествам с соляной кислотой. Его производство изначально располагалось на архипелаге Мили, но со временем распространилось по всему Вину. Используется для травли металла, чистки поверхности, удалению налёта. [3] Туннельная мошка – упитанные насекомые, смахивающие на мошку, но в два раза больше. Является предком мошки обычной, но из-за особенностей жизни Подгорода стала больше, агрессивнее и прожорливей. [4] Объединённая гильдия – акционерная организация, созданная «Надзирателями» для управления объектами торговли и промышленности. В её акционерный совет входят все высшие представители «проправительственной» организации. Совет же и назначает Управляющий директорат, который координирует деятельность производств, смотрит за тем, чтобы всё шло хорошо и прибыли обильно текли в руки «Надзирателей». Однако Гильдия является лишь жалкой тенью по сравнению с тем, чем является Синдикат. [5] Эбрен-Кашир – килейская община в Подгороде, входящая в зону влияния «Надзирателей». [6] Туннельный грохт – потомок свиньи обычной. Жизнь в Подгороде, обилие помоев, опасность сделали её тучнее и мощнее обычной хрюшки, кожа стала белой и грубой. Мясо обладает особой калорийностью и питательными свойствами. И только самые зажиточные хозяйства могут владеть таким товаром. [7] Культ чуткого уха и глаза Мальфаса – полусектантская религиозная организация в Подгороде, подчинённая официальному Культу. Её адепты практикуют употребление психоактивных веществ, особые состояния, которые позволяют оттачивать слух и зрение до фантастических пределов, пытаясь сравниться с Мальфасом в его божественном «чувствовании» мира. Они искренне верят, что Мальфас благословит их на то, чтобы они слышали и видели, как «боги». Однако часть культистов, которые из управляющего состава, предпочитает использовать эту практику, чтобы отслеживать каждое слово и движение своих подчинённых. «Мы смотрим и слышим вас как сам Мальфас, мы переняли часть его божественной чуткости», - говорят они, пытаясь подловить рабочих на любом «грехе». Некоторые агенты и лазутчики так же являются участниками этого культа. [8] Серая лихорадка – острое респираторное вирусное заболевание. Его источник – грязная вода, стухшие продукты. Обычно сопровождается диареей, температурой, серым оттенком кожи и дрожью в конечностях. При правильном и быстром лечении довольно быстро проходит – 2 дня не более. [9] Мецеус и Трезена – великие меценаты в Подгороде. Первый был славным врачом, который бедняков лечил бесплатно, а с тех, кто позажиточнее брал деньги и пускал их на помощь обездоленным. Стал известен тем, что бесплатно раздавал вакцины от многих болезней, антидоты от ядов и вместе с Орденом апотекариев участвовал в обеззараживании многочисленных ядовитых и отравленных зон Подгорода. Трезена – религиозная деятельница, которая так же помогала бедным. Под её крылом находилось многочисленные количество приютов и богоделен. [10] «Грёзы Ирланды» - сильнодействующий наркотик на основе светопыли с примесями трав и настоек. Вызывает сильнейшие галлюциногенные эффекты эйфорически-успокоительного типа. Однако нагрузка на неравную систему колоссальна, наркотик вызывает сумасшедшую зависимость. Многие спустя полгода сходят с ума, передозировка вызывает смерть. [11] Фаримадж Йеш’Ол Болар – известный учёный гуманитарных наук в Кире. Из-за многих вольностей в стране пустынь он придерживался либерально-демократической школы, но придерживался учений Культа Светорождённых по понятным причинам. [12] Крысюки – ответвление от рода обычных крыс. Представляют собой упитанных в три раза больше обычных крыс существ. Они и многочисленные насекомые – основной источник мяса на столах бедноты. [13] Верховный архиерей Подгорода – религиозно-духовный предводитель культа Рождённых светом и подчинённых религиозных организаций. Он ставленник и «аватар» Первосвященника, обладающий могуществом и властью, сопоставимой с мощью «Надзирателей». Он обладает самой крупной казной в Подгороде, на его службе тысячи воинов «Храмовой армии», а также сеть лучших притонов и борделей. «Ставленник Храма солнца». Он ставится самим Первосвященником. За ним сразу идут архиерей – правители религиозных участков и округов, так же составляющих церковную аристократию. [14] Церковь обновления – религиозная организация, состоящая из сотен «разноцветных» общин. Её цель – духовно-нравственное обновление Подгорода, проповедь добра, света, любви и мира. Они учат, что спасение души можно получить через любовь к ближнему, через добрые дела и веру во всё светлое и доброе. Они исповедуют, что есть добрые боги, которые ждут от них исправления сердец, благочестивых деяний. Культ Светорождённых клеймит их еретиками за то, что они «проповедуют спасение вне Мальфаса и остальных». И иногда неприязнь выливается в налёты и грабежи. [15] Тоннели Квишир – туннели, принадлежащие кирийской общине. [16] Вечные пути – в эндеральской традиции – рай, созданный Мальфасом для своих последователей.