***
Кайл не любит Стэна. Вернее, любит, но как очень хорошего друга. Или как брата. И заботится именно так. Потому что Айк, перешедший в новую фазу взросления, уже не нуждался в заботе. Вернее, он нуждался в том, чтобы её никто не проявлял по отношению к нему. Кайлу же заботиться о других нравилось. Быть может, был он в этом похож на свою маму. Заботливый, вспыльчивый, упрямый. Любящий безумно всех дорогих себе людей. И Стэн, разумеется, таковым и был. И они вели себя совсем не по-гейски. Ведь это же нормально: засыпать в обнимку в каждую из ночей, что Марш оставался у Кайла на ночь. А оставался он, разумеется, исключительно чтобы не терять уйму времени на дорогу до дома на следующий день. А, и чтобы заниматься вместе учёбой, а когда от формул в глазах двоилось, заниматься чем-нибудь поинтереснее. Не только потому, что им безумно нравилось проводить время друг с другом, будто им снова девять. В стакане с щётками их уже давно не четыре, а пять штук. Потому что Стэн ночует часто. Потому что Стэну плохо за городом. В шкафу Кайла уже даже начала появляться одежда Марша. Хотя Кайлу, если честно, больше нравилось, когда Стэн одевался в его шмотки. И дело было даже не в размере, ведь он как раз был у них вполне одинаковым. Хотя, если бы Брофловски имел размер побольше, то его одежда бы спадала с чужого плеча, оголяя кожу. Дело было в том, что ему нравилось, что Стэн носил его одежду. Ему нравилось присутствие самого Стэна дома у Кайла. В его кровати. В его объятиях. Рядом с ним. — Я думаю волосы обесцветить, — произносит Стэн в один из вечеров, критично смотрясь в зеркало. — Твой цвет тебе идёт. И вообще, волосы у тебя классные, — Кайл улыбается и совсем по-свойски зарывается пятернёй в чужие волосы, взлохмачивая их. Мягкие, прямые, шелковистые такие. Чёрные, как уголь. — Но если хочешь — вперёд. Я поддержу тебя, — как порядочный друг, отвечает Брофловски. Но Стэн с волосами ничего не делает. Не осветляет. Более того, он перестаёт их стричь, от чего они уверенно отрастают. И Кайл, разумеется, трогает их при каждом удобном случае, искренне надеясь, что он не слишком навязчив в этом. И надеясь, что отмена решения осветлить волосы не связана с заявлением Кайла. Или, наоборот, что связана. Кайл пока ещё не понял.***
В школе довольно-таки ебано, на самом деле. Но это последний год, поэтому с пивком потянет. Но сегодня повеселее: Кенни, который обычно опаздывает, заваливается на первый урок раньше учителя. И демонстративно снимает капюшон, демонстрируя проколотые уши. Две чёрных серёжки красуются посредине каждой из мочек. — Ахуеть, Кенни, ты совсем ёбнулся? — тут же реагирует Стэн. — Нравится? — Маккормик награждает друзей лисьей улыбкой и поворачивается то одной, то другой стороной, красуясь. — Бля, круто выглядит. На парнях проколы вообще ахуенно смотрятся, — хвалит своего друга Кайл, одобряюще кивая. — А больно колоть было? — спустя буквально пару секунд спрашивает Марш. — Терпимо. Но, возможно, заживать будет больнее. Так что посмотрим, — он пожимает плечами и садится на своё место. Стэн бросает взгляд на Кайла, улыбаясь. Через несколько дней Марш тоже прокалывает уши. Дома у Кенни, катетером из аптеки. Перед этим заказав с амазона пару титановых серёжек, что сейчас сияют блеском чуть темнее стали. Кайл, кажется, начинает сомневаться в том, что он чувствует. В том, что чувствует Стэн. Он сходит с ума, ему хочется спросить, хочется как-то намекнуть. Но довольствоваться приходится только касаниями и объятиями на грани между дружбой и романтикой. Потому что больше, чем получить возможность трогать и целовать Стэна где он захочет и когда он захочет, Кайл боится потерять то, что имеет сейчас. Глупо будет спрашивать: «Стэн, чувак, а ты проколол уши потому что я упомянул, что мне такое нравится? Или я совсем ёбнулся?». Глупо надеяться на положительный ответ. Глупо чувствовать влюблённость к своему лучшему другу, которая терновыми ветвями сжимает его сердце. Но едва ли Брофловски готов вырвать с корнем этот проклятый терн. И едва ли у него хватит смелости сказать Стэну о том, что он чувствует. Потому что вряд ли их отношения останутся такими же трепетными и тёплыми, если Кайл однажды, пусть даже по пьяни или по приколу, скажет Маршу что-то, переходящее за грань. За грань их дружбы, что длится больше десяти лет. Пиздецки тупо полагать, что и у Стэна дружеские чувства внезапно перетекли в романтические.***
— Ладно, давай теперь честно. Трахнулся бы с парнем? — не унимает своего любопытства Кенни. Понятное дело, он во всём Южном Парке главный мастак по тому, кто с кем ебётся и какие у кого фетиши. И Кайлу, на самом деле, искренне поебать, что Маккормик распиздит о его пристрастиях кому-нибудь. Сейчас ему дико интересно, как на его ответ отреагирует Марш. Тот, к слову, сидел рядом, на диванной ручке, упершись лодыжками, обтянутыми белыми носками, в диван прямо возле бёдер Кайла, да подпирая их щиколотками. По-гейски, что аж зубы сводит. Но никто из них и не думал сдвинуться, даже когда места на диване стало больше и Стэн мог сесть нормально. — Думаю, да. Мне вообще кажется, что парни мне нравятся даже больше, чем девушки, — отвечает Кайл без тени сомнения. — Ахуеть! Я так и знал! Картман, ты слышал? Вот это новость, чувак! — своими словами Маккормик запускает чёртов балаган. И совсем не важно, что шутов двое: Картман и Кенни, их с лихвой хватает для того, чтобы заполнить своими возгласами чуть ли не всё помещение. Стэн же, пусть и находится физически ближе всего к Кайлу, молчит и почти не двигается, совсем не привлекая к себе внимания. Будто и не дышит даже. — Давай признавайся, кого бы из нас трахнул? Меня или Картмана? — Кенни улыбается во все свои тридцать два, нарочно виляя бёдрами, красуясь. Картман тоже не отстаёт: упирая руки в боки, искривляется в «модельной» позе и расплывается в елейной улыбке. Кайл только морщится от таких вариантов, хотя, с другой стороны, если бы среди вариантов был Стэн, то Кайл бы столкнулся с нехилой такой моральной дилеммой. — Бля, пацаны… не знаю… — Кайл закатывает глаза. Оба варианта ему одинаково неинтересны. — Чувак, ты ещё сомневаешься? Да посмотри на него, в его складках можно не то что шпоры, целые учебники прятать, — смеётся Маккормик, показательно шлёпая Эрика по животу. Конечно, шутка его была весьма утрированная, пусть и в складках можно было с лёгкостью спрятать, например, игральную карту. — Ты просто ничего не понимаешь! Лучше плыть по волнам, чем биться о скалы, что скажешь, а, еврейчик? Кайл только хмурится от такого сравнения, а руки, которые становится внезапно некуда деть, оказываются на щиколотках Марша. При том, что на него самого он так ни разу и не посмотрел за время всего этого разговора. Стэн тоже продолжает молчать. — Не знаю, наверное… — неуверенно произносит он, увиливая от прямого ответа. — Ага, нравятся большие объёмы? Так и знал, что у тебя гиперфиксация на мамашке, — издевательским тоном проговаривает Картман, в глазах которого чуть ли не демоны пляшут. Впрочем, как обычно. — Блять, нет. Но и дрыщеватость мне не нравится. Ты же как скелет, кожей обтянутый, рёбра можно пальцами пересчитать, — он обращается к Кенни, — от тебя твои любовницы и любовники, наверное, все в синяках уходят. — Может и так. Но никто пока не жаловался, — хвастается тот, — так что, какие тебе мальчики нравятся, а? — Не знаю. Обычные. Не слишком худые и не слишком толстые. Чтобы было, за что подержаться, но при этом ничего не свисало. Умеренность — вот что красиво. Короче, пацаны, вы оба в пролёте, — фыркает он, пожимая плечами и переводя взгляд, наконец, на Стэна. Тот смотрит как-то уязвимо, напряжённо, боязливо. И прежде чем Кайлу самому становится неловко от этого взгляда и ситуации в целом, Марш резво предлагает: — Может, в настолки, а? — слезая с дивана, он подходит к своему рюкзаку, — я тут взял парочку на часок-другой. На удивление, Картман с Кенни быстро переводят внимание на настолки. Что же, Кайл не против. Наверное. Всё-таки, подвернётся же ещё один момент, чтобы как-то намекнуть Стэну о своих чувствах. Однажды. Наверное.***
Вообще-то, Стэна назвать худощавым нельзя было. Он был вполне себе стройный, ладный такой. Но в последние пару месяцев он немного поднабрал. Он даже и близко не дотягивал до статуса «приятной полноты», но и стройным его теперь было не назвать с былой уверенностью. Изменение это было едва заметно, скорее всего, мало кто обратил вообще на это внимание. Но Брофловски точно обратил. Одежда у Марша всегда была довольно свободной, и всё же из-под пытливого взгляда Кайла не ускользнуло то, что та сидит совсем немного по-другому. Его манили чужие руки, шея, губы. Бёдра. В один из дней Кайл подрочил на Стэна. Как раз в один из дней, когда у них была физ-ра. Ночью он, уже отложив телефон, просто лежал и думал о нём. О нежной коже, лоснящихся чёрных волосах. Плечах. Серёжках в ушах. Глазах, боже, какие у него глаза… Какие у него ноги. Какой он весь… идеальный. Идеальный для Кайла. Думал настолько долго и много, что подрочить уже не то что хотелось, это сделать было необходимо, чтобы не засыпать со стояком. После этого вечера сомнений у него не оставалось.***
Однажды почти получается. Почти получается поцеловать Стэна. Это произошло как-то странно, спонтанно и совершенно неожиданно. Это снова была пьянка, снова выходные, снова Кенни и Картман где-то на фоне. Ещё несколько пацанов, не всё же им только вчетвером тусоваться. Марш вышел покурить. По трезвой он в сигаретах был не особо заинтересован, но по пьяни был горазд скурить чуть ли не полпачки. Маккормика бесполезно было отчитывать за то, что приносил сигареты на каждую их пьянку. На этот раз они были какими-то изъёбистыми. Бумага не белая, а коричневая. Фильтр тоже другого цвета, бежевый такой. И если верить Стэну, приятно сладкий, ягодный какой-то. — Знаешь, я постепенно начинаю верить, что смогу поступить в какой-нибудь нормальный колледж. Ты ахуенный учитель, — улыбается он, затягиваясь и выпуская белёсое облако дыма. Лёгкий морозец приятно холодит щёки. — Да ладно тебе. Это не так уж и сложно, — Кайл польщённо улыбается, — да и ты не такой уж тупой, как ты ныл вначале учебного года. — Как бы хорошо ты меня не натаскал, до тебя мне ещё далеко. И тебя явно возьмут в место получше моей шараги, — он усмехается, горько и смиренно, — но я бы очень хотел учиться с тобой хотя бы в одном городе. Мы вряд ли будем видеться чаще раза в неделю, но… всё равно это будет лучше, чем встречаться в Южном Парке на зимних праздниках и летних каникулах. Слова Марша греют душу. Брофловски улыбается, с удовольствием наблюдая, как Стэн из раза в раз сжимает губами фильтр сигареты. — И в какой город ты хочешь поступить? — Мне похуй. Куда ты — туда и я. Ты только скажи, куда подаёшь документы. Я поищу что-нибудь в этих городах, куда меня могут взять. Если до этого Кайл считал этот разговор чисто дружеским, то сейчас он так не думает. Помимо тепла по телу разливается волнительная дрожь. Стэн смотрит прямо на Кайла, улыбается, а в глазах отражается свет фонарей. Мелкие снежинки падают с неба, украшая чёрную макушку, не прикрытую шапкой. — Серьёзно? — по-тупому переспрашивает он, не то не веря, не то желая услышать это из уст Марша снова. — Да, а чё? В каком-нибудь Детройте найдётся место и для тебя, и для меня. Или в Сиэтле. Где угодно, короче, — Стэн пожимает плечами. Пусть Кайл спрашивал немного не об этом, ответ этот его всё равно удовлетворяет. — Чувак, — тянет он ласково, слегка склоняя голову вбок. — Ну правда. Веришь, нет, но мне правда похуй, где учиться. Лишь бы ты был где-то неподалёку, иначе я сопьюсь нахуй, — отшучивается он, хотя Брофловски знает, что эта тема для Марша весьма щекотлива. — Иди сюда, — зовёт Кайл и спустя пару секунд сам затягивает Марша в объятия. Крадётся под незастёгнутую куртку, сразу к спине, чувствуя чужое тепло. — Я же курю, чел, — улыбчиво, для вида противится тот, но в объятия всё-таки позволяет себя затянуть. В ответ тянет одну из рук к чужому затылку, зарываясь в непослушные кудри. Сигарета одиноко тлеет меж пальцев отведённой в сторону руки. Запах табака уступает приятному, до боли родному запаху Стэна, который Брофловски жадно вдыхает, опаляя дыханием чужую шею. Водит руками по спине вверх-вниз, оглаживая. Тепло тела Стэна желанное и родное, не хочется разрывать объятий как можно дольше. Хмельной рассудок время воспринимает иначе и укрепляет приоритеты. И, видимо, не у одного только Кайла. Потому что Марш бросает недокуренную сигарету на снег, обхватывая Кайла и второй рукой, прижимаясь и слегка прогибаясь в спине, подставляясь под ласку. Брофловски слышит, чувствует его участившееся дыхание. Волнение и мандраж одолевают его: быть может, вот он, тот самый момент? Нужно только слегка отпрянуть лицом, не разрывая объятий и просто уткнуться в чужие губы. Сладкие, наверное. Кенни долго эти сигареты с подслащённым фильтром нахваливал. Но смелости на такое скорое развитие событий не хватает. Вместо этого он продолжает гладить чужую спину, ведёт пальцами по позвоночнику, ощупывает крылышки лопаток. Куртка приятно шуршит от этих движений. Своей грудью Кайл чувствует участившееся сердцебиение Марша. Тот играется пальцами с кудряшками, гладит загривок, ведёт большим пальцем по задней части ушной раковины. И отстраняется первым, утыкаясь лбом в лоб. Кайл видит, как тот облизывает губы. Как они блестят от влажной слюны. Видит, что на его собственные губы Марш смотрит точно так же, как и Кайл на губы Стэна. Чёрные длинные ресницы подрагивают, собирают на себе мелкие снежинки. На щеках цветёт румянец. Несколько сантиметров — несколько секунд, и эти мягкие, покрасневшие от холода губы могли бы встретиться с его. Но Кайл медлит. Тупит. Ждёт до талого. И за его спиной слышится звук открывающейся двери — кто-то вышел на улицу. Стэн спешно отстраняется, хмурясь. Вздыхает тяжело, тянется руками к волосам и путает их, топорща. — Я налью себе ещё. Ты со мной? — спрашивает он как-то неловко, избегая прямого визуального контакта. — Немного ещё побуду здесь. Иди, я догоню, — отвечает Кайл понуро. Всё произошло так быстро. Или, вернее, слишком медленно. У него было столько времени. Или, быть может, даже и к лучшему, что он этого не сделал? Он тянется к пачке. Зажимает меж губ сигарету. Курит неспешно, мелкими тяжками, чтобы голова не закружилась. Курил уже, удаётся даже не кашлять, но никотин всё равно вызывает лёгкое помутнение. Фильтр сладкий, вишнёвый. Отлично гармонирует с горьковатым табаком. Такими же были бы на вкус губы Марша, если бы Кайл не протупил. На душе стыдно, неприятно, хмуро. Недоделанная домашка. Недоеденный завтрак. Недослушанная песня. Недосмотренная серия, недочитанная книга, недописанное сообщение. Недопитое пиво, невыключенный свет, незакрытая дверь. Всё хуйня. Непоцелованный Стэн — вот та мысль, что дамокловым мечом возвышается над рыжей головой, не позволяя забыть о себе ни на секунду.***
На этот раз они ночуют у Стэна. Во второй раз за этот учебный год — первый был ещё в самом сентябре, когда Марш в порыве отчаяния позвонил Кайлу. Стэн не особо хотел, но вся его семья, за исключением его самого, уехала на несколько дней. Не воспользоваться таким шансом — буквально преступление. Можно было закатить тусовку, конечно. Но Марш отказался, сказал, похуй, давай лучше вдвоём посидим. Так и случилось. Свет в фермерском доме приглушённый, за окном жуткая, холодная тьма. На телеке какой-то отстойный ужастик, в бокалах отцовское вино. Красное полусладкое, такое, что в голову даёт резко и неожиданно. И клонит в сон, расслабляя и растекаясь по телу. Возможно, не были бы они так измотаны уроками днём и упорной подготовкой к экзаменам сразу после школы, то просидели бы ещё пару часов. Досмотрели бы фильм. Но Марш, укутавший их обоих в плед, только тычется лбом в чужое плечо, еле-еле поглядывая на экран. Тёплый, уставший, сонный. Милый. Кайл улыбается и приобнимает Стэна, притягивая к себе. — Может, спать пойдём? — предлагает Брофловски. — А что фильм? — Он не интересный. А ты устал, — ласково отвечает Кайл, протягивая пальцы к чужой голове и любовно заправляя мешающую прядь за ухо. — Не хочу никуда идти, — противится он, в подтверждение своих слов толкая Брофловски, чтобы тот принял на диване горизонтальное положение и ложится чуть ли не прямо на него. — Ну Стэн, — нарочито возмущённо и обиженно отзывается Кайл, но руками Марша обнимает. Из-за вина всё кажется таким лёгким и естественным. Будто и не было того почти-поцелуя. Будто нет напряжения. А, может, его действительно нет, и Кайл его выдумал. — Давай прям тут уснём, — просит он, опаляя дыханием шею. Не то осознанно, не то устраиваясь поудобнее, водит носом по чувствительной коже, провоцируя волну мурашек. Кайл от захватившего его удовольствия прикусывает губу. Марш так близко-близко-близко, весь тёплый, нежный, родной. — Не думаешь, что нам тут будет тесновато? — Кайл делает ещё одну попытку переубедить Стэна. Будет пиздец неловко, если у него встанет. И пусть мысли он этой боится, руки делают всё будто без его ведома: тянутся к чужой спине, поглаживая и останавливаясь чуть ли не на самом копчике, кончиками пальцев задевая резинку домашних шорт. Волнительно, страшно. Вдруг Стэн не поймёт, вдруг отстранится, вдруг пошлёт нахуй. Но вдруг призывно сладко выдохнет и прижмётся ближе, прося больше? Брофловски не знает, рискует, подступает к запретному до безумия близко, но последнего шага не делает. Возможно, однажды они поцелуются. По-дружески. Может, сейчас. Может, через пару лет. Может, никогда. Но Кайл не торопит, только создаёт идеальные условия. Гладит поясницу, мнёт ткань футболки, задирает вверх. Собственного дыхания не слышно — кажется, не дышит. Кажется, сердце сейчас остановится. Кажется, кожа Стэна нежнее собственной в сотни раз. Он касается её самыми кончиками пальцев. Касается мягкой бархатной кожи, нежно и невесомо, словно и не касается даже, а просто водит на безумно близком расстоянии. Касается и прикрывает глаза от удовольствия. Марш от прикосновений мелко вздрагивает, дёргается, а потом и вовсе выпрямляется на руках, возвышаясь над Кайлом. Взгляд его полнится непроницаемыми эмоциями: в нём и страх, и смелость, в нём упрямство бок о бок с сомнением, в нём теплится азарт наперекор желанию отступить. Брофловски кажется, что ему сейчас прилетит по ебалу. Или его поцелуют. Одно из двух. Ха — между молотом и наковальней. Но Стэн не оправдывает ни одно из предположений: — Пошли, — неловко зовёт он и поднимается с дивана, щёлкая кнопку пульта и выключая телевизор. Кайл неловко бегает взглядом, вздыхает тяжело, пожимает плечами. Значит, всё продолжается, как обычно. — Пошли, — соглашается, тупо повторяя чужие слова. Потому что ничего больше придумать не может. Потому что вихрь из мыслей содержит всё, что угодно, кроме нормальных слов. В кровати холодно, приходится снова согревать друг друга. Лечь нормально не получается — Кайла манит к Стэну, будто он был центром вселенной. Центром вселенной Кайла. Брофловски прижимается к его спине грудью, утыкается носом в загривок. Волосы слегка щекочут щёки, но он и не думает их смахнуть. Как по шаблону, как уже по накатанному сценарию, он обнимает Стэна поперёк пояса. Просто обнимает. Без попыток подкрасться под ткань футболки. Без намёков, без глупых мыслей. На днях Кайл предложит Стэну снять квартиру вместе. Ну, когда они поступят в один город. Потому что они обязательно поступят. Кайл справится без Стэна. Стэн тоже, пусть и ему будет тяжеловато, справится без Кайла. Но Кайл без Стэна не хочет. Не видит будущего, в котором они не стоят рядом, поддерживая друг друга. Потому что они всегда вместе. Как друзья. И как друг, наверное, Марш находит своей ладонью кисть Кайла и переплетает с ней свои пальцы. Простой дружеский жест, ведь все же друзья так делают? Кайл не знает. Он запутался в том, что значит «друг» и что значит «любовь всей его жизни», сейчас, в данный момент, в этой кровати, этой ночью для него эти понятия абсолютно равнозначны. Равнозначны ли они для Стэна — вот главный вопрос. Кайл унимает волнение. Успокаивается. Готовится уснуть, как чувствует, что его руку начинает двигать чужая. Медленно, боязливо. Кайл не противится — затаив дыхание, ждёт, что будет дальше. А дальше Стэн укладывает чужую руку на свой живот. Кожа к коже, под задранную футболку. Расплетает пальцы, спускаясь ладонью до чужого предплечья и трепетно сжимая. Кайл в полной тишине слышит, как Марш облизывает губы и роняет взволнованный вздох. Брофловски пользуется предложенной возможностью сразу: прижимается всей площадью ладони, осторожно гладит, изучая. Плоть чужая мягкая, кожа нежная, подвижная от глубоких вдохов и выдохов. Происходящее волшебно, трепетно, интимно. Нереалистично. Он жмётся к чужому затылку, жмётся к чужому телу, притягивая Стэна ещё ближе. Тот в ответ немного ёрзает, ведёт плечами, сжимает чужую руку за запястье. Подрагивает. Тысячи слов застревают в горле, но вместо них Кайл решается на следующий шаг. Самый недвусмысленный, самый отчаянный. Самый смелый. Тот, после которого дороги назад нет. Хотя, сейчас уже тоже нет, потому что он чувствует, как его член уверенно встаёт, вжимаясь в чужую задницу. Кайл роняет неуверенный вздох и прижимается к затылку губами. Сухо, горячо, бережно. Приоткрывает рот и лижет, оставляя влагу. И уже по скользкой коже мажет беспорядочными поцелуями, наполняя комнату негромкими чмокающими звуками, что так естественно гармонировали с чужими вздохами, что становились только громче. Кожа — чистый шёлк, дорогой, лоснящийся, нежный. Он обжигает её на выдохе и леденит на вдохе, Стэн в ответ издаёт сдавленный, полный удовольствия и удивления звук, от которого Кайлу срывает крышу. Дороги назад нет. Точка невозврата пройдена. Мысль долбит набатом — сейчас или никогда. Сделать шаг вперёд или отступить, ждать неизвестно чего и тонуть в собственном страхе и опасениях. Пара мгновений, несколько движений, одно желание на двоих. Кайл приподнимается, разворачивает Стэна на спину и наваливается сверху. В глаза не смотрит — боится, да и смысла нет, всё равно в густой темноте не видно. Но он уверен: Марш смотрит с трепетной смесью страха, робости и дрожащего ожидания, что будет дальше. А дальше — прикосновение к мягким губам. Долгожданное, аккуратное, взволнованное до предела. Стэн податливо приоткрывает рот, отвечает медленно, неверяще. Кайл прижимет его к кровати, буквально придавливая его к ней своим телом. Близко, запредельно близко, горячо. Не перестаёт трогать ни на секунду, словно стоит перестать — и Стэн тут же затвердеет, остынет, перестанет желать того же, что хочет Кайл. Страшно, что передумает, стоит самому Брофловски поддаться сомнениям хоть на секунду. Несколько десятков секунд всё происходит будто в замедленной съёмке, Кайл пробует на вкус чужие губы — не сладкие, напротив, вяжущие от вина. Но целовать с каждой секундой их хочется больше, он так долго мечтал об этом, так долго представлял, и вот он, этот заветный поцелуй. Он давно желал этого и теперь жаден и расторопен, но спешность его нисколько не умаляла осторожности и аккуратности. Всё происходит по-настоящему. По-настоящему Стэн тянет руки сначала к лицу Кайла, поглаживая щёки, прижимая к себе, а потом и вовсе гладит плечи, обвивает шею, прижимая к себе ещё ближе. Кайл углубляет поцелуй: самым кончиком языка проводит по чужим мягким губам, от чего прикосновения становятся скользкими и влажными, он вбирает нижнюю в рот, посасывая и прикусывая несильно, чтобы тут же высвободить её из плена и продолжать мягко, аккуратно и бережно целовать-целовать-целовать Стэна. Говорить что-то боязно, да и не понятно, что говорить, когда желание только одно: прижаться стояком ближе и получить всё, о чём мечтал долгие месяцы. Он меняет положение и проталкивает одно из колен между ног Марша, потираясь о его пах. Чувствуя, что у того тоже стоит. Слыша, как тот срывается на первый негромкий стон. Тонет в тягучем возбуждении, осознавая, что Стэн тоже хочет его. Ощущает на спине волну мурашек от того, что именно он заставил Стэна проронить этот стон. Всего лишь прикоснувшись коленом через несколько слоёв одежды. Он повторяет движение, на что Стэн снова реагирует: ерзает, трётся о подставленное колено, выдаёт ещё череду стонов, дрожащих, тщетно сдерживаемых. — Ахуеть, — загнанно роняет Кайл, удивлённо и обескураженно, укладывая на чужой пах уже ладонь и, нащупав сквозь шорты головку, начинает её ласкать, провоцируя не то стоны, не то скулёж, который подчёркивается ещё и отчаянной хваткой в рыжие кудри. — Кайл, — тянет он загнанно, на громком выдохе, в чужие губы, извиняясь, что ли, за свою звучность. — Чел, ты невероятен, — искренне, задушено, изумлённо, ещё один глубокий поцелуй, после которого он вязью поцелуев тянется к украшенному серёжкой уху и переходит на шёпот, — в тебе ахуенно всё. Ты идеален, — продолжает он, тут же слегка прикусывая мочку вместе с металлом и опускаясь ниже, впечатываясь в чувствительную кожу и слегка всасывая её, продолжая ласкать сквозь одежду чужой член. Было бы время подумать, проанализировать — ахуел бы от происходящего. К счастью, времени нет, свободного воздуха нет, всё заполнено Маршем. Он прижимает Стэна к кровати, трогает его член, целует его, а тот громко отзывчиво стонет, прижимая Брофловски к себе. — Чел, ты что, ставишь мне засосы? — робко спрашивает Стэн, но шею выгибает, чтобы Кайлу было удобнее. — Да. Можно? — он осекается, отстраняется и даже немного приподнимается на локте, чтобы сквозь тьму посмотреть в чужие глаза. Либо он сошёл с ума, либо те сияют. — Тебе всё можно, — бегло тараторит он, развязывая Кайлу руки и прижимая его обратно к себе, но уже не только руками, но и ногами, скрещивая их у него за спиной. Брофловски такое позволение распаляет всё больше, хочется прикоснуться к себе, но он прежде всего сосредоточен на Стэне: на его сладких вздохах и стонах, дрожащих руках и ногах, его чувствительной эластичной коже. Трогает, жадно и изучающе шарит по чужому торсу, задрав футболку чуть ли не до груди. Чужая кожа словно наэлектризована, каждое прикосновение отдаёт прямиком в сознание, торопит, подгоняет, сжигает. — Ты такой нежный и чувствительный, — само собой срывается с губ Кайла, на что Стэн вздрагивает всем телом, роняет затяжной мычащий стон и спускает одну из рук на собственные шорты. — Кайл, подрочи мне, пожалуйста, подрочи, иначе я прям так кончу, — уязвимо, стыдливо немного просит он, снова содрогаясь в ногах. У Кайла от такого просящего тона собственный член ноет от желания, но он упрямо игнорирует собственное возбуждение, приковывая всё своё внимание к Стэну. — Да, да, конечно, — спешно соглашается он и, перехватывая чужую ладонь, стягивает резинку и берёт в руку чужой член. Горячий, твёрдый, пульсирующий от возбуждения. Необрезанный. Другой, не такой как у него. Делает на пробу несколько движений, снова выбивая из Марша нетерпеливые, громкие вздохи. Не были бы они одни, точно разбудили бы весь дом. Зовёт Кайла по имени, тянется руками к члену Кайла, всё ещё скрытому под одеждой, но руки не слушаются, поэтому и получается у него только задеть его несколько раз. Брофловски вздох удовлетворения роняет, но чужую руку перехватывает, целуя её и укладывая на свою шею. — Сначала ты. Расслабься и просто обнимай меня. И, прошу, не сдерживай стоны, — настойчиво просит Кайл, сразу следом смачивая свою ладонь слюной и возвращая её на чужой ствол, скользя вверх-вниз, иногда останавливаясь для того, чтобы большим пальцем провести по головке, оглаживая её по кругу. — Ладно, — дрожащим голосом соглашается он, рвано всхлипывая, и снова срывается на стон, громкий, звонкий, но нисколько не наигранный — Кайл это словно шестым чувством чувствует. Если Стэн такой громкий во время обычной дрочки, то что будет во время чего-нибудь посерьёзнее — пробегается интригующая мысль в голове Кайла, который снова присасывается к чужой шее, чтобы оставить на ней ещё одну метку. — Кайл, скажи мне, — тянет он отрывистым полушёпотом, — скажи мне что-нибудь, я уже почти, — добавляет, намертво цепляясь руками за чужие плечи. Брофловски ускоряет движения, продолжая выбивать стоны, и произносит первое, что приходит ему в голову: — Я люблю тебя, — нежно и ласково, в самое ухо, на что Стэн тут же выгибается всем телом, а Кайл чувствует в своей ладони первые капли спермы, — люблю всего тебя, твои глаза, твои волосы, твоё тело, твой голос. Ты идеален, я от тебя без ума, я готов убить за тебя и я, блять, не шучу, — тараторит он в чужое ухо на протяжении всей эякуляции, продолжая, даже когда Стэн расслабляется и обмякает в его руках, — кажется, я всегда тебя любил, но только сейчас осознал это в полной мере. Хочу заботиться о тебе, оберегать, любить, целовать и трогать тебя, хочу тебя всего и полностью, — заканчивает он свой монолог, как чувствует, что пришедший в себя Марш тянет руки к его изнывающему от возбуждения члену. — Кайл, давай я тебе тоже отдрочу, — он спускает резинку, высвобождая стояк и тут же обхватывает его, водя по всей длине, — или, хочешь, отсосу тебе? Кайл, скажи, что мне сделать? — услужливо спрашивает он, возможно, чувствуя вину за то, что до этого никакого внимания Кайлу так и не уделил. — Стэн, — начинает он, смущённо поджимая губы. Его пожелание кажется ему постыдным. — Ты можешь… лечь на живот и сильно сжать бёдра? Кайл слышит, как Стэн нервно сглатывает слюну, прежде чем неловко кивнуть. — Только, щас, — скомканно говорит он и тянется к прикроватной тумбочке, чтобы вытянуть из пачки салфетку и вытереть с чужих рук свою сперму. После он совсем снимает с себя шорты, переворачивается на живот и обнимает подушку руками. Кайлу всё ещё безумно неловко, но он и не думает останавливаться. Тем более, что Стэн не против происходящего. Брофловски забирается на Стэна, прижимая свой член к сжатым бёдрам, водя по образовавшейся щели. А затем укладывает руки на ягодицы. Перед ним ахуенная задница, та самая, к которой он прижимался, когда они спали в обнимку, и стыдливо думал о том, как бы у него не встал. Сейчас можно не боятся. Стэн лишних вопросов не задаёт, только лежит, совсем не шевелясь, позволяя вытворять с собой всё, что Кайлу вздумается. Доверяет. Вверяет своё тело. Кайл мнёт мягкие округлые половинки, сжимает пальцами, притираясь между ними членом, размазывая предсемя. Ягодицы мягкие, не мясистые, но достаточно полные, чтобы можно было с удовольствием их мацать, чем он и занимается одной рукой, пока вторую подносит ко рту. Её он облизывает, щедро смазывая слюной и тут же проникая ладонью между ещё не сильно сомкнутых бёдер, размазывая по ним влагу. Марш от неожиданности немного вздрагивает, но не говорит ни слова, только чуть раздвигает ноги, чтобы Кайл смог лучше смазать их изнутри. Кайл нетерпеливо выдыхает, чужая податливость и желание угодить, доставить удовольствие сводит с ума, заставляя тонуть в исступлении. Даже слов не требуется — движения Стэна говорят всё за него. Когда между бёдер достаточно скользко, он направляет туда свой член, как чувствует, что Марш скрещивает колени, создавая давление и крепче сжимая ноги. И Кайл толкается внутрь, ощущая трепетную тесноту и жар. Наверное, это мало похоже на настоящий секс, но Кайлу не с чем сравнивать. Наверное, то, что он делает сейчас, пиздец странно. Наверное, ему хватит несколько толчков, чтобы излиться прямо между чужих ног. Кайл падает на чужую спину, вжимается в затылок нетерпеливыми, рваными поцелуями, оттягивает ворот футболки, выцеловывая плечи. Ползет одной из рук до чужой, находя ладонь, накрывая её сверху и переплетая пальцы. Наверное, Стэн в ахуе, но он сжимает бёдра крепче, те начинают дрожать от напряжения, создавая подобие вибрации. И это так приятно, так волнующе, так будоражаще, и Кайл больше не выдерживает — толкается между чужих ног несколько раз и, не сдержавшись, роняет несколько сдавленных стонов и кончает прямо внутрь, беспрерывно проговаривая имя Стэна тому в самое ухо. Когда оргазм его полностью отпускает, он тут же тянется к салфеткам, вытаскивая сразу несколько и смывая с чужих ног последствия своей дикой идеи. — Кайл, чел, — тянет Стэн робко, разворачиваясь боком и ловя взгляд Брофловски. К темноте глаза уже привыкли, поэтому Кайл видит, что сам Марш смотрит немного неловко, растеряно. Но без капли осуждения. Вместо слов Кайл только подаётся к лицу Стэна, припадая в нежнейшем, благодарном, будто извиняющемся поцелуе, приглаживая чужие волосы. Марш на это смущённо улыбается. — Я всё правильно же сделал, да? — Бля, Стэн. Ты все просто ахуенно сделал. Всё нормально, это не слишком странно было? — расторопно спрашивает он, чувствуя себя немного не по себе. — Всё норм, чувак, чё ты. Иди сюда, — успокаивающим тоном отвечает Марш, затягивая Кайла в объятия. Тот охотно притягивает Стэна в ответ, накрывая их обоих одеялом. — Это было ахуенно, — эмоционально признаётся тот, укладывая руку на чужой пояс и поглаживая Марша от него до бёдер и обратно. — Знаешь, я, если честно, немного по-другому это представлял, — он смущенно посмеивается, утыкаясь лбом в чужое плечо. — И как же? — любопытно спрашивает Бролфловски. — Не знаю, думал, я сверху буду. А тебе так легко удалось меня завалить. Типа, это, конечно, был не полноценный секс, но всё же. — А я не думал, что ты будешь таким чувствительным. Ты всегда такой громкий? — тут же напирает с новым вопросом Кайл. Стэн мотает головой, смущённо посмеивается и отводит взгляд, на что Кайл поднимает свою руку с его пояса выше, до самой щеки, чтобы повернуть за неё Марша обратно на себя. — Ты ахуенно стонешь. Просто ахуеть как круто. Ты весь ахуенный, — повторяет Кайл одно и то же определение, потому что более ёмкого найти просто не в силах. — Всё, что ты сказал… правда? — Ну конечно, — ласково тянет он, — каждое слово. Готов повторить. Я люблю тебя, люблю тебя целиком и полностью, каждую… — но договорить у него не выходит, Стэн зажимает его рот ладонью, лучезарно улыбаясь, а потом отпускает её, чтобы прижаться к чужим губам в нежном, чувственном поцелуе. — Я тебя тоже, — шепчет он, отстраняясь, — не знаю, почему я так сильно боялся сказать об этом. Знал бы я, что ты чувствуешь то же… — Я тоже боялся. Мы оба ссыкливые долбоёбы, — честно отвечает Кайл, улыбаясь. — Надо было засосать тебя тогда, ещё на пьянке, — с долей сожаления произносит Стэн, — или ещё раньше. Намного раньше. — Сделай это сейчас, — с долей вызова бросает Кайл, облизывая губы. Марша дважды просить не надо: он припадает к чужим губам, сливаясь с Кайлом в трепетном, изучающем поцелуе. Не распробовали они ещё друг друга. Но впереди ещё полгода школы, а за ней — жизнь в одном городе. В одной квартире. Множество пьянок, во время которых Стэн будет напиваться, как чёрт, но под чутким присмотром Кайла. Долгая жизнь, глупые ссоры, долгие разговоры о чувствах, страстные примирения. Впереди у них вся жизнь. Жизнь двоих парней, между которыми понятия «лучший друг» и «любовь всей жизни» стали синонимами.