Обесцененный

      Субботу Лунвей начал с традиционного цигуна, к которому его пристрастила любимая тетушка в подростковый период буйства гормонов и осознания своей сексуальности. Ему нравилась эта неспешная плавность движений, берущая начало от древних даосских практик, когда следует сосредотачиваться исключительно на дыхании, отринув все терзающие мысли и заботы. Задав настроение выходным после первой рабочей недели, он также размеренно и неторопливо убрал квартиру, приготовил вещи к грядущим будням, а потом, устроившись под пледом на диване, погрузился в чтение «Шаровой молнии» Лю Цысиня.       Он любил фантастику, с добротно проработанным миром и персонажами, с лихими сюжетными поворотами, а этот автор в последнее время стал одним из самых любимых. Лунвей когда-то зачитывался его «Задачей трех тел» и даже смотрел не так давно отснятый сериал. Оттого и погружение в повествование было полным и безраздельным. Настолько полным, что опомнился он только под вечер воскресенья и то оттого, что желудок громогласно выразил протест недовольным бурчанием. Лунвей подскочил, кинулся на кухню, без неожиданностей обвел тоскливым взглядом пустые полки холодильника и, удрученно вздохнув, поплелся к шкафу. Как бы ему ни хотелось, а пришлось собираться, выходить на улицу в снегопад, чтобы купить в торговом центре хоть что-то себе на ужин и завтрашний завтрак. Можно было бы, конечно, заказать доставку, но проветриться тоже не мешало.       Уже намереваясь свернуть на первом этаже торгового центра к расположенному здесь же Ашану с длинными очередями у касс и толкотней гружеными тележками, Лунвей, крутя головой по сторонам, мельком заметил в бурлящей людской массе Радова. На самом деле его сложно было не заметить, потому что даже в толпе он выделялся, потому что даже в толпе он выглядел предельно одиноким, словно его окружала невидимая стена – неприступности и превосходства. И выражение его лица, каким бы строгим и по-своему красивым оно ни было, скорее отталкивало, чем привлекало. Не возникало ни малейшего желания подойти к этому человеку и познакомиться, и уж тем более на ум не приходила мысль завести с этим человеком отношения: приятельские, дружеские или неприлично близкие…       Вот только Лунвея уже крепко привязало к нему, оттого и потащило следом, сначала вдоль витрин магазинов, затем на второй этаж за кофе, а потом и на третий в кинотеатр. И возможно, он бы просто посмотрел на него издалека и пошел дальше по своим делам, потому что внутри не находилось смелости заговорить вот так вот вне офиса, не о работе, а о чем-то совершенно постороннем. Но стоя за углом и наблюдая за неподдельной растерянностью взрослого человека, походящего в тот момент на потерявшегося ребенка, Лунвей не выдержал. Слишком сильно его впечатлило недоуменное и даже чуточку обиженное выражение глаз и закушенная в задумчивости губа.       Он впервые видел Дениса Петровича таким. Таким живым, полным эмоций, не официально одетым в костюм, а в простые синие джинсы, кроссовки и легкую куртку. Да даже волосы его, обычно аккуратно зачесанные назад, сейчас были в полном творческом беспорядке, что делало Радова моложе сразу лет на десять.       Ему не запомнился этот странный короткий разговор, как будто он происходил не с ним, а с кем-то другим. Просто он каким-то необъяснимым образом вдруг оказался сидящим рядом с Радовым в темном зале кинотеатра, а где-то там, на большом экране, шел фильм, наверное, интересный. Но куда интереснее было, скосив глаза, поглядывать на Дениса Петровича. И мучиться от нестерпимого желания прикоснуться… даже не так, мучиться от нестерпимого желания почувствовать на себе его прикосновения. Хотя бы невзначай локтями или плечами, хоть что-то, чтобы ощутить исходящее от этого холодного человека тепло.       - Лун-эр, почему я не могу дозвониться до тебя три часа? – сходу начала тетушка, как только он принял вызов. – Что я должна думать? Ты в незнакомом городе совершенно один, с тобой может что угодно случиться. Это тебе не Москва и не Казань…       - Не паникуй раньше времени, тетушка Лин. Я водил Радова в кино, а потом мы поужинали, – выпалил он и затаил дыхание, ожидания реакции.       - А? И недели не прошло, а ты уже с ним на свидания бегаешь? Лун-эр, что ты от меня скрываешь?       - Все получилось совершенно случайно, – начал он оправдательную исповедь, устало падая на так и не застеленный диван, – это не свидание. Я бы тебе сказал. Просто два одиноких человека случайно встретились и составили друг другу компанию этим вечером. И к слову, это ни к чему ни его, ни меня не обязывает.       - Особенно тебя, – хмыкнула Ольга Юновна. – Ну, когда, когда ты начнешь по назначению использовать свои светлые мозги, а не спускать раз за разом открывшиеся перспективы в унитаз, в угоду взыгравшим чувствам? Мы тебя с детства учили совсем иному!       - У меня все идет по плану: сначала Радов, потом перспективы.       - Дан цзюй чжэ ми, пан гуан чжэ цин*, - поучительно вставила тетушка, садясь на любимого конька.       - Ши дэ, во чжи дао. Се се ни, аи**.       Откинув телефон после не самого легкого разговора, Лунвей закрыл лицо ладонями и шумно выдохнул. Как бы там тетушка ни отчитывала его, наставляя на праведный путь, он знал, что это только потому, что она за него искренне переживала. На самом деле тетушка Лин всегда была на его стороне и это именно она поддержала его и взяла под свое теплое крыло, когда родители сначала узнали о его предпочтениях, а потом, чуть позже, о поступлении в Казанский университет. Сколько тогда было потрачено нервов и пролито слез. Не из-за скандалов и ругани – из-за тяжеловесного молчания и укоризненных, а то и пренебрежительных взглядов, которые сохранились до сих пор. Потому что когда их отношения спустя годы вроде бы потеплели после его отъезда в Шанхай, Лунвей снова не оправдал ожиданий.       Он зарылся пылающим лицом в подушку, отринул прочь невеселые мысли и перенесся на час назад, когда все-таки сумел уговорить Радова вместе поужинать, ссылаясь на то, что вечер не должен закончиться с финальными титрами фильма. Они выбрали китайский ресторанчик, расположенный на втором этаже в уютном уголке, который, конечно же, и близко не стоял с настоящей китайской кухней, но разве это имело хоть какое-нибудь сейчас значение, когда напротив него за столом сидел Денис Петрович? Да, недовольный, нахмуривший брови, пристально изучающий меню, но Лунвею и этого было сейчас более чем достаточно.       Они говорили о фильме, вернее Лунвей внимательно выслушивал критику Радова, который не скупился на мнение: проводил параллели, приводил примеры ранее виденных картин, делился впечатлениями о прочитанных книгах авторов-фантастов, но все это было словно через вату, когда не понимаешь смысла слов, просто улавливаешь и впитываешь в себя интонации голоса.       - Вы, знаете, Денис Петрович, – уже ожидая счета после ужина, поддержал разговор Лунвей, – я как раз сегодня закончил читать «Шаровую молнию» Лю Цысиня. Возможно, Вы не знакомы с этим автором. Он очень известный фантаст из Китая, лауреат многих премий. Рекомендую Вам его цикл «Память о прошлом Земли».       - Я знаком с его творчеством, – одобрительно кивнув, заметил Радов, – да, к слову, не только его. В Китае много самобытных писателей.       - О, Вы читаете китайскую современную литературу?       - И не только современную. Классическую тоже.       - Почему? – с нескрываемым удивлением спросил Лунвей, у которого в этот момент внутри стало совсем горячо и нестерпимо.       - Наверное, потому что, как говорят китайцы, я – цзи дань жень***. __________________________________________________________________________ *当局者迷，旁观者清。- Dāng jú zhě mí, páng guān zhě qīng. Чэнъюй или китайская идиома. Перевод: заинтересованная сторона заблуждается, а сторонний наблюдатель видит ясно. **是的，我知道。 谢谢你，阿姨。- Shì de，wǒ zhīdào. Xièxiè nǐ，āyí. Перевод: Да, я знаю. Спасибо, тетушка. ***鸡蛋人 - Jī dàn rén. Перевод: дословно человек-яйцо. Человек европеоидной расы, который активно интересуется жизнью и культурой азиатских стран, дружит с азиатами и хорошо понимает их менталитет.