Эльфы на Диком Западе: Убить Большого Билла

…И однажды это случилось. Греза расползлась облаком, туманом, паутиной под пальцами, в нее ворвался сухой горячий ветер, наполненный пылью. Вернулось осязание, и первое, что он почувствовал – жесткое седло, лошадь переступала, покачиваясь, и перед ним мелькали уши и черная грива. А впереди простирались их длинные тени. В лицо ударил горячий ветер, принес запахи пыли и полыни. Степь запела голосами множества сверчков. Он услышал и коснулся мыслями всех шестерых братьев разом, без усилия, и только потом увидел их рядом с собой. Вот они, едут верхом по обе стороны от него, в длинных верхних одеждах и широкополых шляпах, странных, незнакомых. А в остальном – такие же, как ему помнятся. Все здесь. Обещание, пригрезившееся ему последним, сбылось. Братья уже перебрасывались шутками и смеялись, а он еще осматривался, ища подвох. Или врага. Но вокруг не было никого – только сухая степь, из которой местами вздымались колючие зеленые столбы, словно кто-то обкорнал несчастные деревья и заставил щетиниться, подобно ежам. Только склоны убегали вдали к возвышенностям с плоскими вершинами. — Майтимо! — воскликнул один из младших, и тот посмотрел на всех разом. Только они – и никого больше. – Куда мы теперь? — Прямо, — сказал Майтимо, и посмотрел вперед – туда указывали их тени. В пустыне почти все равно, куда. А еще впереди есть дорога, вернее, ее жалкое подобие. Тропа, выбитая лошадиными копытами и колесами повозок. Во время дождей превращается в изрядную грязь. – Едем вперед. Солнце било им в спину. Днем должно палить безжалостно, не хуже, чем в Темной пустоши, только пыль вокруг светлая и местами красноватая. И скалы, что выступают из склонов, тоже были красны сами по себе, а не от вечернего света. Он поднял правую руку – знакомо тяжелую, поднес к глазам. Блеснула бронированная перчатка работы Куруфина. Значит, увечье осталось, как прежде. Что ж, он привык. — Здесь немало незнакомой мелкой живности и, похоже, змей, — заметил Келегорм, оглядываясь. – Не хотелось бы делить с ними постель, хотя бы в первую ночь. — Это тебя, великий следопыт, надо спросить, есть ли надежда заночевать под крышей, — усмехнулся Куруфин. — Следы в пыли свежие, проезжали здесь недавно, — начал вместо хмурого Келегорма рыжий Амрод, и тут Амрас, умчавшийся вперед всех, весело засвистел. За склоном холма открылась им обжитая низина, где змеилась крошечная речка, опознаваемая лишь по кустам вдоль берега, и сидел на самом дне ее маленький городок. — Вот ваша надежда на крышу, — вздохнул Маглор. – Тесная и пыльная, на две улицы. Поверьте, вы предпочли бы ночевать под звездами. — Да ладно тебе ворчать, — засмеялся Амрас. — Я знаю, что такое людские города. — Кто-нибудь догадался осмотреть свои сумки? – спросил Карантир. – Я один такой умный? Чудесно. У меня на поясе мешочек с мелкими самородками, словно прямо из Пятиречья. Надеюсь, советы нам все запомнили? А то у меня чувство, что я лишь недавно проснулся, прямо как есть, верхом, и пытаюсь вспомнить последний сон. — А вдруг советы были разные для всех? — невинно спросил его Амрод, и вот здесь братья слегка обеспокоились. Карантир поспешно перечислил: — Обменять золото на здешние деньги, купить здешнее оружие стрелков и научиться стрелять из него поскорее. И еще один совет для меня самого. Остальные закивали. Что ж, три совета хотя бы совпадали. — Много ли таких советов на одного? – начал Куруфин подозрительно, но Майтимо его прервал: — Поговорим об этом позже. Не наспех. Я хочу выполнить в этом городе хотя бы первый совет, а лучше два. — Было бы из-за чего беспокоиться! – младший из братьев погладил притороченный к седлу налуч. — Из-за вашей самонадеянности – вполне, — сказал Майтимо сухо, и Амрас осекся. В молчании они приблизились к окраине городка, окруженного покосившемся частоколом. Но ворота были распахнуты, и при них не было охраны. Один за другим братья въезжали внутрь, проплывая мимо первых обшарпанных домов, и люди на улице бросали на них тревожные взгляды, скрываясь за дверями. Лишь светловолосая девушка с ведром у самого крайнего дома смотрела на них с почти детским веселым любопытством, улыбаясь так, что невольно хотелось ответить ей тем же. Словно котенок сидит на окне и доверчиво тянется к прохожим, подумал о ней Майтимо. В низине, поросшей кустарниками и чахлыми деревцами, на берегу грязноватого пруда сходились две улицы городка, и стоял большой щит с выцветшей и выщербленной надписью местными рунами: «В сентябре года 18... от Рождества Христова отыскали мы это райское место и основали наш прекрасный город Парадайз-Спрингс! Благодарение Иисусу!» На свободном месте была выведена мелом от руки еще одна свежая надпись: «Богослужение к Дню Всех Душ состоится утром 2 ноября». За щитом над небольшим белым домиком высилась кривоватая башенка. Четыре дома гордо стояли здесь, на перекрестке. Вывеска одного изображала мешок с монетами, другого – скрещенные бутылки, а две другие вывески напрочь выцвели. — Что ж, — Майтимо осадил высокого гнедого на площади и поглядел на вывеску с монетами, — я вижу шанс выполнить первый совет прямо сейчас. — Привычно потрепал коня по шее. Карантир молча спешился и двинулся к двери. «Оставь это мне», — донеслась его мысль. — «И не подходите к дверям все вместе. Мы похожи на враждебный отряд». Другие братья тоже спрыгивали наземь, и Майтимо спешился последним. А Карантир просто взбежал по трем скрипучим ступенькам, сощурился на закат и постучал дверным молоточком, рассчитывая, что меняла, как бы он здесь не назывался, ещё не оставил работу сегодня. Внутри послышались шаги, в двери отворилось небольшое окошко, в нем появилось лицо — кривоватый крупный нос, пепельные усы ниже него, а выше — подозрительно сощуренные глаза. — Чего тебе, парень? — спросил нестарый, но хриплый голос. — Говорить с хозяином. — Вас там компания, вот и разговаривайте, — отозвались из-за двери. — Я пришел обменять то, что у меня с собой, а не угрожать. И говорить буду с хозяином, не с охраной. — Я не буду беспокоить владельца из-за залетных бандитов. — То есть, ты хочешь лишить его прибыли? Думаешь, он тебя отблагодарит? — Карантир усмехнулся в дверное окошко, скрывая злость. Вот только не хватало просить о милости нерадивого слугу! — Он меня отблагодарит за то, — отозвалась дверь, — что я всяких подозрительных юнцов не пускаю, за спиной у которых ещё шестеро стоят. — Могу попросить их отойти, — пожал плечами Карантир, и сам делая шаг назад. Из окошка цепко осмотрели его, словно ощупали, и на несколько мгновений взгляд прилип к мешочку у него, Карантира, на поясе. И к ножу возле него. Взгляд этот искал что-то ещё и не находил, и Карантир остро ощутил некую недостачу, которую точно видел слуга менялы, и которую он сам ещё не мог назвать. — А ты, парень, всегда на перестрелку с ножом приходишь? — в человеке за дверью стремительно начинало клубится некое злорадство. — Хозяина позови, — повторил Карантир холодно. — Не тебе решать, с кем ему вести дела. — Ошибаешься. Именно мне решать, побеспокоить мистера Эдмонда или нет, — в голосе за дверью была уверенность, которой человек не испытывал на самом деле. Люди, подумал Карантир, криво усмехаясь, очень плохо управляют мыслями. Их порой слышно, словно детей, неспособных ещё прочно закрывать свой разум и держать мысли в узде. Он молча ударил в дверной молоток снова и снова. — Кажется, ты меня не расслышал, парень. Вали отсюда по-хорошему! За дверью, почуял он, приготовились убивать: привычно и деловито, даже с неким удовольствием. И потому, когда в окошке показалась стальная трубка, Карантир не стал гадать, что это, а шагнул снова вплотную к двери и броском перехватил чужую руку прямо в окне, как перехватил бы руку с ножом. Свою руку он слегка ссадил о край окна — оно было все же маленьким, две руки едва уместились в нем. Слуга заорал, Карантир с силой вывернул его запястье и левой перехватил выпавшее наружу оружие. «Механический игольный арбалет? — подумал он мельком. — Слишком мал...» Внутри здания хлопнула дверь, послышались шаги, и донесся другой недовольный голос: — Энди, черти тебя дери, ты что там вытворяешь? — Кажется, твой охранник твердо решил, — Карантир повысил голос, — лишить хозяина вознаграждения за обмен. — С этими словами он выпустил руку противника, тот отскочил, сдавленно ругаясь. — Так, джентльмены, давайте спокойно разберемся. Загремела задвижка, дверь распахнулась. Человек на пороге был немолодым, длинноруким и длинноногим, одетым в нелепо плотный для жары наряд в три слоя: с верхней лёгкой курткой, безрукавкой под нею и нижней рубахой, что виднелась лишь в вырезе той безрукавки. И ему было действительно жарко и душно, пот блестел на его шее и лице, но он терпел. Охранник его, что прижимал сейчас к животу пострадавшую руку, и тот одевался легче. Правую руку хозяин держал в кармане. Изнутри пришла духота, запах людского пота мешался с запахом пыли и бумаг. — Верните Энди оружие, — сказал хозяин лавки, глядя снизу вверх. Страха в нем не было, по меньшей мере, прямо сейчас. — Нет. Я не люблю, когда меня пытаются убить за простой стук в дверь. — Он угрожал мне! — заорал Энди. — Если бы я угрожал, мы бы встали под дверью всемером. Хозяин только теперь оглядел площадь, увидел шестерых поодаль и вздрогнул. Овладел собой довольно быстро, впрочем, для человека невоинственного. Осмотрел гостя — и сам нашел взглядом мешочек у него на поясе. — Ты пришел менять... — Золото, — кивнул Карантир. — Энди, — сказал хозяин негромко, но веско, — ты здесь, чтобы отгонять явных голодранцев и бандитов, а не чтобы решать за меня, кто мой клиент, а кто нет. Я ведь могу попросить Большого Билла прислать мне человека поумнее. И не теряющего пушки. Энди злобно сверкнул глазами, но в этот раз промолчал. Только в этот. Когда Карантир позже выходил из душного и тесного дома менялы, охранник негромко сказал ему в спину: — Мы запомним тебя, парень. — ... Значит, «мы», — повторил Маэдрос, усмехаясь. Повертел в пальцах монету и спросил: — Сильно ли тебя обсчитали? — Я надеялся на лучшее, — признался Карантир нехотя. — И потому половину золота пока сохранил. — Теряешь хватку? — поднял брови Куруфин. — У тебя и такой не было! — Кано, — прервал их Майтимо, — найди нам ночлег. Морьо, в лавку оружейника я иду с тобой. И будьте внимательны. Я не сомневаюсь в наших талантах находить себе врагов. Посмотрел на Келегорма с Куруфином, снова стоящих рядом. — Особенно — в ваших.