Эльфы на Диком Западе: Убить Большого Билла

— И да, и нет, — сказал им Маэдрос. — Мне нужно убежище для вас на ночь. Ночью мы нападем на них сами, оставив кого-то вас охранять. Ослабим его отряд. Заставим их искать нас ночью и совершать ошибки. А потом атакуем их всеми силами или дадим бой возле убежища, все вместе. — Если только они не найдут нас раньше, — бросил Куруфин. — Предлагай, — сказал Маэдрос коротко. Куруфин помедлил — и покачал головой. — Или отослать женщин подальше в пустыню, или сделать то, что предложил ты. Маэдрос обвел взглядом братьев. Младшие теперь ждали его решения, Карантир кивнул, Келегорм смотрел на Курво, а Маглор грустно усмехнулся. «Мы не для того их брали с собой, чтобы бросать в пустыне», — мысленно сказал ему Маэдрос, а вслух ответил: — Второе. Выходим. Он обернулся к увезенным девушкам и увидел, что Ханна отвела их выше по ручью, и теперь загораживает сброшенным своим плащом с рукавами, а девушки торопливо и почти яростно ополаскиваются за этим скудным прикрытием. — Поторопи их, — велел он Донне. — Турко, повезешь Нэн. Распредели ее поклажу между нами. Келегорм возвел глаза к небу — и двинулся исполнять. Из-за этого они задержались ещё немного: раскладывали добавочные сумки, ждали беглянок, которым Ханна позволила вымыться, и которые о чем-то пытались говорить с Донной как старшей из женщин. В ответ Донна отцепила от пояса нож и отдала одной из них, а потом подтолкнула обоих к лошадям. И ещё одна задержка была перед самым выходом: Келегормова Осень заартачилась и отказалась пускать к себе Нэн вторым седоком! Она фыркала и чихала, без слов показывая, как ей не нравится старая женщина и запах от ее одежды. Кажется, лошадь Келегорму досталась упрямая и себе на уме, и запах курительной травы ее бесил. Маэдрос успел развернуть к ним лошадь, но тут Курво швырнул Келегорму доставшуюся ему сумку женщины, а потом протянул руку и одним движением поднял Нэн на круп своей спокойной соловой. — Ох и славно! — воскликнула Старая Нэн, от души веселясь. Обхватила Куруфина за талию и добавила: — Как славно напоследок обнять такого красивого парня! Теперь и помереть не страшно! Куруфин точно как Келегорм до того возвел к небу глаза и послал лошадь вперёд. По узкой расщелине поднялись они наверх и очутились на иссеченной оврагами и холмами каменной равнине. Трава здесь росла ещё реже, чем внизу. Донна указала направление, и маленький отряд вереницей двинулся по бездорожью вдоль края плато. На удивление уверенно себя чувствовали здесь Кусака и караковая кобыла Карантира, словно им приходилось скакать по таким каменным пустыням и раньше. Маэдрос отправил их в голову отряда, прокладывать путь. Затем Донна снова догнала его. — Девочки попросили ножи, если они здесь не рабыни, — сказала она негромко. — Пусть твой брат Росс даст нож своей девчонке, если ему не жаль, — и она указала на Амраса. — Говорят, чтобы защититься и… Зарезаться, если что. …Можно годами разбирать споры людей между племенами, которые не смогли решить вожди, а беглецы вокруг их последней уцелевшей крепости Амон Эреб жили скученно, и споров там было немало. И все равно не понимать, а только признавать, что их союзники делают такие вещи: порой берут женщин силой, а иногда их же потом зовут опозоренными. Так, что женщины порой убивали себя, а иногда сперва насильника, а потом себя. Убийство насильника Маэдрос хотя бы понимал. Но если уже довелось выжить… Потом он понял, что речь не о прошлом, а скорее о будущем, которого беглянки боялись. Махнул Амрасу рукой. «Дай своей беглянке нож», — попросил он мысленно. — «Пусть сможет защититься». «Лишь бы мне в спину не ткнула», — даже мысль Амраса была ворчанием. И все же он достал из сапога малый нож и подал за спину, девушке. Донна проследила взглядом — и вздрогнула от удивления. Но промолчала и вернулась к Ханне, в середину цепочки. Замыкал их отряд Келегорм. А за ним упорно ковыляла хромая старая кобыла, понемногу отставая, но не теряя их из виду. Временами брат оглядывался и тихим свистом подбадривал ее, такую же упрямую, как хозяйка. Маглор и Карантир небыстро, но упорно вели их, лавируя по этой горной пустоши от низины к низине, стараясь искать возможность отгородиться от запада и севера. Остальные зорко всматривались в холмы, ища, не появится ли где-то вражеский разведчик. Отчасти всем помогало и то, что края плато немного опускались, прежде чем оборваться крутыми ступенями. Однажды они приблизились к краю обрыва почти вплотную, так, что камни катились из-под копыт и срывались с него, и шли так больше тысячи шагов. Здесь, на юго-востоке пустоши, появилось немного больше травы и зелени, в низинах встречались деревья, которые Донна назвала мескитовыми. И казалось, что им сопутствовала удача — до некоторых пор. До того времени, когда не удалось найти пути вдоль края и через низины, и они вынуждены были с трудом подняться по осыпи до твердой поверхности, где оказались, увы, открыты взглядам издалека. Они поспешили пересечь это место, и это им почти удалось. Маглор уже повел отряд на спуск в новый овраг, когда вдалеке на севере, между холмов, мелькнул силуэт всадника. Донесся далёкий выстрел, и всадник немедленно исчез. Келегорм тут же сорвался с места и карьером пустил Осень наверх, а потом спустился назад, сквозь зубы называя вражьего разведчика «проклятым пронырой» и «неумытым хорьком»: тот скрылся среди холмов, которые наверняка хорошо знал. — Что будем делать? — спросила Нэн тихо из-за спины Куруфина. — Здесь не будет спуска до самого заброшенного дома, — не дожидаясь вопроса, уточнила Донна. — Едем быстрее, — приказал хмуро Маэдрос. — Хуже будет, если нас застанут на переходе. Теперь его вновь посетило чувство, что он совершает большую ошибку. Что иногда нужно отступить. Что их раскрыли, и хитроумные планы бесполезны — все бесполезно в мире, где нет Истинного Света… Он вздохнул, отбросил эти мысли, как много прежних лет отбрасывал мысли о поражении, командуя остатками прежних войск из Последней Крепости Амон-Эреб. И повторил: — Едем быстрее. Оставим женщин под защитой стен и попробуем сделать вылазку. Маглор, Келегорм, возьмите беглянок к себе. Подъехав к Куруфину и протянув руку, он позволил Нэн ухватить себя за предплечье и пересадил ее к себе за спину. Соловая кобыла брата тряхнула головой, всем видом выражая облегчение. А старая женщина цепко обхватила его за пояс и засмеялась. Теперь лошади женщин пошли рысью, прилагая все силы, чтобы угнаться за братьями. Сколько они ещё выдержат эту скорость? Уж не до вечера точно! Хромая кобыла совсем скрылась из виду, коротконогие лошади покрылись потом и тяжело дышали, тысячи шагов сменяли одна другую — но вот вдруг Донна вскрикнула, указывая вперёд, и они, перевалив небольшой гребень, оказались над низиной, дно которой покрывала сухая, пыльная трава, перемежаясь с участками красноватой пыли, а на другой стороне поднимался холм, увенчанный коробкой стен без крыши. Вокруг него стоял — а кое-где уже падал — неровный примитивный частокол. — В том году крыша ещё была! — объявила немедленно Нэн из-за спины. — Главное, стены, — сказал Маглор, направляя коня туда. — Здесь нет воды, — Маэдрос внимательно осмотрел обширную низину. — Как они тут жили? — Вода ушла. Оттого и бросили. Старые лошади взбодрились и поспешно одолели остаток пути, чтобы остановиться возле самого частокола, тяжело дыша и поводя пыльными мокрыми боками. Ханна молча отправилась вываживать их. Она вообще все делала молча, только с беглянками и говорила. * …Последний раз на памяти Ника пушка была в деле три года назад. Она была с Биллом дольше, и пользовался тот ею для охраны своего дела и решения проблем тоже неоднократно. Историю же о том, как Билл заполучил ее со склада списанного военного имущества, Ник слышал, наверное, раз десять, и мог пересказать ее в подробностях любому слушателю, будь то даже федеральный маршал. В тот раз они привезли пушку на площадь маленького городка в северном Техасе, к северу от Форт Уорта и восточнее Альбукерке, у границы с территориями команчей. Билл навел ее на дом местного банкира и потребовал вернуть некий долг в течение четверти часа, чтобы избежать неприятных последствий. После чего оперся о пушку и закурил сигару. Банкир побелел и кинулся лично искать должника. К исходу первой сигары должник нашелся и лихорадочно договаривался о перекредитовании. К исходу второй сигары деньги в виде нескольких неаккуратно сложенных пачек были вручены Биллу. Билл пересчитал купюры и положил их в сумку, после чего раскурил остаток сигары и поджег фитиль. Ко всеобщему потрясению, пушка выстрелила; ядро снесло столб галереи второго этажа, разбило окно в комнату и проделало здоровенную дыру в крыше, после чего исчезло в пустыне. «Успели бы вы за четверть часа, ничего бы не было. А теперь сами виноваты,» — сказал Билл в тишине и уехал вместе с деньгами и пушкой. Нику хотелось думать, что Билла выставили из Техаса именно за эту шуточку, хотя это, возможно, было и не так. Факт, однако, что с тех пор Билл пушку не применял: ни в Нью-Мексико, несмотря на сложные отношения ее хозяина с тамошними торговцами и скотокрадами, ни здесь в аризонской пустыне. Только постреливал иногда ради удовольствия. А теперь пушка стояла рядом с Ником, готовая к бою. Это короткое шестифунтовое орудие отлили из чугуна на заводе в Коннектикуте еще до рождения Ника, и с тех пор оно изрядно устарело. Но из него можно было стрелять ядрами и почти чем угодно в качестве картечи, а перезарядка хоть и требовала времени, но не каких-то специальных знаний. Пушка стояла на двух больших деревянных колесах с железными ободами. На соседней телеге лежали четыре ядра и большой ящик с картечью, вернее, всякой рубленой железной дрянью в роли нее. И лошадь уже запрягли, и она беспокойно перебирала копытами. — Куда спешишь, дура? — спросил вслух Ник. — Пожалеешь. Сам он уже много раз пожалел. Билл еще не вышел, несмотря на полдень, и Ник раскурил сигарету. Оперся на пушку. — Хороша красотка? — услышал он голос Дюка и тихонько чертыхнулся. Дюку приказали охранять лагерь в отсутствие основных сил, оставив ему в помощь двух погонщиков-мексиканцев и всех недолеченных раненых. Дюк был недоволен и искал собеседника, а все занимались сборами и посылали Дюка с глаз долой. — Я только чего не понимаю — зачем вам пушка в каньонах? — допытывался Дюк. — Там только по кактусам стрелять! — Я разве знаю, зачем? — огрызнулся Ник. — Иди сам спроси Билла, зачем ему пушка. Я исполняю приказ. — Пушка нужна каждому хорошему ковбою, чтобы стрелять по врагам и уродам всяким! — назидательно произнес Дюк, и на минуту Ник решил, что тот пьян. — Поедете и как жахнете по ним, вот веселье-то будет! — Поедем и жахнем, — послушно согласился Ник. «Только отстань от меня, и без тебя дрянь дело.» — А чего это босс тебя взял в помощники вместо меня? — продолжил Дюк. — Так тупо сидеть в ущелье с коровами и подбитыми, когда все веселье у вас. Ник потер задницу, некстати подумав, что получить туда оперенную стрелу должно быть ничуть не веселее, чем пулю. — Так поменяйся со мной, — Ника вдруг осенило. — Чистить ствол и класть внутрь заряд совсем не сложно. Поедешь вместо меня, будешь ублюдков из пушки херачить и шляпы с голов из кольта сбивать. Может, косу чью-то себе заберешь. А я тут коров постерегу. — Хм… — Дюк засомневался. — А он согласен? — Может согласиться, ты только будь убедительным. Меня он слушать не будет, а тебя почему нет? Давай, сходи к нему! Дюк обескураженно посмотрел на Ника, но возражений не нашел и неохотно кивнул. — Только иди сейчас! — поторопил Ник. — Пока он не скомандовал выход! Дюк отправился, всей спиной выражая негодование, что Ник не договорился за него, и Дюку ничего бы делать не пришлось. Когда он вернулся, Ник уже докурил. — Послал он меня на хрен, едва с лестницы не спустил, — пожаловался Дюк. — Нужен ты ему зачем-то. И очень жаль, подумал Ник, а вслух сказал: — Тогда не ворчи и соглашайся охранять лагерь, если жить хочешь. * Не расседлав Гнедого, Маэдрос оставил его за частоколом, перешагнул покосившиеся жерди и подошёл к дому. Он надеялся, что ошибся, но увы, он все верно разглядел из долины — стены дома по большей части были из грубых досок, по стыкам промазанным глиной для прочности. Лишь в нижней части стены укрепили наваленными камнями. Дверь была распахнута и висела на одной, верхней, ременной петле. Изнутри валялись обломанные жерди и доски крыши, обрушившиеся под какой-то исчезнувшей тяжестью. Словно под снегом, подумалось ему, но бывает ли здесь столько снега? Сам дом держался на каркасе из нетолстых бревен, почти жердей, вроде тех, что в ограде. В мирное время даже людские землепашцы на их прежних землях строили добротнее. Все это казалось временным, собранным наспех, словно люди были готовы в любой момент сорваться с места и ехать дальше. Похоже, так и случилось. Быть может, потому и в городе строят так непрочно? Зачем, если даже не на короткую свою жизнь рассчитывают, а могут сорваться и уехать по тропе, идущей через город, на запад или восток? Он потрогал рассохшиеся доски. От стрел бы они защитили. От пуль на излёте — тоже. А вблизи? Проверить бы, но это риск. Искать другое укрытие — он сомневался, что на это есть время. Маленькие окна походили на бойницы крепости, а дверь была из тех же досок, что и стена. — Итак, поблизости ничего более подходящего вы не знаете? — спросил он, выйдя наружу. — На юге и востоке — нет пещер и нет других укрытий, — отозвалась Нэн, которая уже собрала свои вещи со всех и сложила их под стеной. — А про северную часть у нас и не знают. Тем временем Карантир и Келегорм осматривали частокол, и Келегорм уже ухватился за покосившиеся жерди в одном месте и с усилием выпрямил их. — Полная глупость, конечно, но напасть с наскока не даст, — Карантир обвел частокол рукой, — а если подпереть вот здесь и там, можно выставить концы наружу, чтобы не пролезть быстро. Куруфин показался из-за угла дома. — Там позади уступ, куда можно завести лошадей, и кажется, для них и приспособлен, — сказал он хмуро. — Есть остатки поилки. Дом прикроет их от выстрелов. Иначе пришлось бы согнать их всех вниз, на на равнину. И с той стороны начинали строить жалкое подобие сарая, основу для стен устроили. Там при нужде может уместиться двое стрелков. — А по нужде, по нужде-то куда ходить, — мрачно хихикнула Нэн. — Пей меньше, — дернула ее Донна. — И воды тоже. Ханна молча взяла мать за руку и увела куда-то за дом, к лошадям. Солнце одолело больше половины пути по небу. И хорошо, и плохо. — Можно подправить частокол поскорее, — Карантир с сомнением оглядел линию холмов на северо-востоке. — Отправить бы младших наверх, последить, их лошади отдохнули без груза. — Да, — Маэдрос снимал седельные сумки с Гнедого. Придется сложить их в углу дома, чтобы облегчить ход коню. И меч тоже оставить. — Мы устроили поилку лошадям, — сообщил, тоже появляясь из-за дома, Амрас. — Воды осталось немного. — Напоите своих и затем отправляйтесь наверх. Приглядите. — Вопрос прост, — дополнил Амрод, подходя, — появятся они быстро или очень быстро? — Вот вы мне и найдите ответ. Я думаю, поправим частокол и отправимся им навстречу. Кто-то останется здесь, охранять стрелков. Если удастся протянуть время до сумерек — преимущество за нами. — Вот только, боюсь, люди это понимают не хуже нас, — сказал Маглор, снова возникнув рядом. — Что бы ты счёл нужным сделать? — спросил Маэдрос. — Добраться до них. Если доберёмся — просто не мешайте, — глаза Маглора на мгновение похолодели, и он показался вдруг старше их всех. Как и должно быть на самом деле… — Ты ли это? -Амрод посмотрел недоверчиво и удивлённо. — Ты ли тот единственный, кому предлагали вернуться домой? — Я, — Маглор развел руками и грустно улыбнулся. Больше он ничего не сказал — снова появилась Нэн. Она вышла из-за дома, улыбаясь, и провозгласила: — А что я нашла! Тут перчики растут! А давайте, пока время есть, я еды сварю? Халапеньо в котел отлично пойдет! …С южной стороны дома росли с десяток небольших кустов. Два из них ещё цеплялись за жизнь, и среди листьев на них висели с десяток небольших ярко-красных плодов. — Никаких костров, — Маэдрос снова обвел взглядом линию холмов. — Дым может нас выдать. Нас и так легко найти, не стоит так помогать бандитам. — Тогда я хлеб с мясом порежу, к ним тоже хорошо пойдет, — кивнула женщина и сорвала пару вытянутых плодиков. С другой стороны подошёл Келегорм, с интересом оглядел выжившие кусты, сорвал один из плодов, принюхался — и откусил сразу треть. — Ой, — вырвалось у Ханны. Глаза Келегорма внезапно округлились. Краска бросилась ему в лицо, он покраснел отчаянно, как в детстве, и с шумом втянул воздух. Ханна сорвала с пояса флягу с водой и поспешно сунула ему в руки. — Запейте скорее, — пробормотала она. Келегорм припал к фляге и сделал несколько жадных глотков. Глаза его покраснели. — Что это? — выдохнул он наконец. — Ну ты парень даёшь, так даже мексиканцы не делают! — сказала Нэн с каким-то восхищением. — Кто ж в рот целый халапеньо тащит! Ты прямо как ребе… В общем, его по крошке едят или в котел одну штуку кладут для остроты! Тяжело дыша, Келегорм молчал, у него покраснели даже уши. Амрод отобрал у него плод, осторожно лизнул кончиком языка и зашипел. — Да тут хватит нож испачкать в этом и мясо им порезать, — предупредил он. Нэн, сдерживая хихиканье, отправилась резать хлеб и мясо, а коварный плод пошел по рукам. Даже Маэдрос не утерпел, с любопытством принюхался — гладкий и пустой внутри плод почти ничем не пах — а затем коснулся его языком — и на языке словно расцвел язычок пламени, вцепился в него и начал менять оттенки, все разгораясь. На мгновение нестерпимо захотелось получше изучить эту удивительную красную землю, где растут огненные плоды и так ценна вода. Если бы им не мешали, они бы могли сейчас читать здешние книги и пробовать новую еду… Снова радоваться жизни! Чувство мелькнуло и исчезло, оставив после себя стойкую ярость, похожую на вкус халапеньо на языке. Они сделают это. Они справятся с этими разбойниками — и смогут спокойно взглянуть на здешнюю жизнь. Выбора больше нет. Они справятся. — Ступайте, — кивнул он младшим, чувствуя, как медленно гаснет пряный вкус. — Сейчас. На узком уступе ниже лошади сгрудились вокруг поилки. Маэдрос осмотрел его, но счёл ещё менее удобным, чем дощатый дом: виден сбоку, на откосе будет неудобно лежать, единственное место, где удобно разместиться одному стрелку — на уклоне тропинки сюда. Что ж, в худшем случае кто-то может залечь и здесь, но пока дом — единственное подходящее место для обороны за всю дорогу. Амрод вывел лошадей и кивнул ему, Амрас коротко обнял — и вот они уже помчались по долине вверх, поднимая пыль, а Маэдрос вернулся к ограде перед домом. Там Карантир, пропустивший все изучение халапеньо, затачивал обломанные жерди частокола своим боевым топором на длинной рукояти, и перед ним высилась кучка уже готовых, а чернокосые девушки и Донна вытаскивали из дома сломанные жерди и подносили ему самые длинные. Девушки смотрели на большой топор с восхищением, Донна скорее недоумевала, но молчала. Куруфин, Келегорм и Маглор уже подправляли ограду, скинув верхнюю одежду. Они чуть наклоняли колья наружу, и это смотрелось угрожающе для всадников, по крайней мере, на местных невысоких лошадях. В тени стены Нэн резала еду на расстеленной скатерти. Все были при деле, кроме него, подумал Маэдрос, тоже сбрасывая кожаный плащ. Настало самое жаркое время дня. Одна из беглянок вдруг заговорила, показывая в долину. Потом повторила медленно: — Следы. Видеть. Все, — и помела выразительно руками перед собой. — И верно, — Келегорм прервался, вытирая лоб. — Их могут увидеть. Пусть заметут следы, все польза будет. — Индейцы, — вздохнула Донна непонятно. Но кивнула и обратилась к девушке с несколькими непонятными словами. — Кто такие индейцы? — негромко и с любопытством спросил Карантир разом у Донны и обоих чернокосых. Донна подняла брови, но не успела ответить, как черноволосая девчонка вскинула голову: — Мы не говорить индейцы! Мы пайуте! Мы говорить пайуте, апачи, зуни! Вы белые, говорить индейцы! — Значит, мы для вас белые, вы для нас индейцы, — медленно сказал Карантир. Он больше не улыбался. — Мы пайуте! Мы жить там. Где большая река, — она махнула рукой куда-то в сторону холмов на северо-западе. — Белые идти. Мы говорить, белые жить рядом. Белые идти. Мы говорить, много белых, не жить рядом. Белые идти и убивать. Мы уходить. Белые идти вслед. Почему? Ты хороший белый. Помогать. Почему белые идти? Карантир растерянно обернулся к Донне. — Вернётесь домой, когда мы победим, — сказал Маэдрос, вложив в эту фразу побольше уверенности. — Верно, — хмуро сказала Донна. — Давайте поедим и за дело. Черноволосая отошла к подруге и они заговорили тихонько на своем языке. А Донна шагнула к Маэдросу и тоже негромко сказала: — Боюсь и подумать, чего вы ещё не знаете. — Уже знаем самое главное, — успокоил он ее, — но здешних жителей — нет. Кто они? Много ли их? Они враждебны? Донна вздохнула. — Немало, — ответила она. — Одни враждебны, другие нет. — Почему «белые идут вслед за ними»? — Потому что мы селимся на земле, где они жили до нас, — услышал Маэдрос Ханну. Он так сосредоточился, что не заметил, как она вышла из дома и прислушалась. — Мы приезжаем, чтобы поселиться здесь и построить дома, а они уходят. Но на Восточном побережье десятки тысяч других людей мечтают о своей земле и своем доме, и они тоже приедут сюда искать землю. И нам жить рядом… — И хватит пока, — отрезала Донна. — Спроси меня потом. И у Ханны книги есть. — Непременно, — сказал он обеим. Он обязательно подумает об этом. Позже. …Если бы не халапеньо, мясо с жёлтой лепёшкой показались бы ему теперь пресноватыми. Но маленькая долька красного плода, оставленная поверх них, обожгла губы и взбодрила. Они все стояли в одном кругу и торопливо ели — эльфы, женщины и беглянки, и фляги с водой переходили из рук в руки. Нужно было спешить, и лишь Донна упорно и спокойно повторила свою благодарность Создателю за трапезу, проглотив остаток хлеба. А потом братья вернулись к работе, и даже полторы руки Маэдроса здесь оказались вовсе не лишними. Женщины подтаскивали камни, укрепляя ими свежевыправленный частокол. А сверху на это смотрело горячее солнце, и Маэдрос мрачно думал, каково же здесь летом в середине дня, если так жарко поздней осенью. Карантир, Келегорм и Куруфин быстро сбросили и рубахи, чтобы их не пачкать, да и Маэдросу мешала это сделать лишь мысль, что одеваться ему дольше других. Девушки пайуте вернулись из долины, где заметали следы пучками жестких трав, и все косились на них, то опасливо, то восхищённо. Ханна отворачивалась, и Маэдрос вдруг понял, что заставило ее пойти в поход, и вздохнул — кажется, он догадался ещё утром. Возможно, далеко не все беды, причиненные разбойниками, стали известны в городе, подумал он. Но и это лучше выбросить из головы, оставив лишь дело. Солнце опустилось немного ниже, ограда ощетинилась новыми жердями, наклоненными к северу, когда что-то сверкнуло на краю зрения, и Маэдрос резко выпрямился, оглядывая кромку холмов, а рядом Келегорм повторил его движение. Указал рукой: — Вот они. Блеск повторился. — Что такое? — удивилась Донна, подойдя. Сощурившись, она взглянула в ту же сторону. — Ничего. — Я вижу. Прячьтесь за стены. Там чужак. Женщины подхватили сумки, что ещё оставались снаружи, и поспешно утащили в укрытие. Братья поспешно оделись и тоже ушли под прикрытие стен. Внутри теперь было просторнее, сломанные доски сложили вдоль стен, а кое-где и прибили к ним, укрепив стены под окнами и в углах. — Благодарю вас, — сказал Маглор очень серьезно, оглядев поочередно уже не троих, а всех пятерых. — Это меньшее, что мы можем сделать, — отозвалась Донна грустно. — Что там было? Как ты понял про чужака? — Младшие подали сигнал отражением солнца от клинка. — Ничего не видела. — Мы видели. Ждём. Недоумевая, женщины подчинились, и прошло ещё некоторое время, но вот на переломе склона дальнего конца долины возник всадник, которого разглядели уже все. Настороженно озираясь, он спустился по тропе в долину и остановился, осматриваясь. Он был далеко и от дома, и от скал, где прятались Младшие, и ещё можно было надеяться, что он уйдет, не заметив восстановленную ограду — в конце концов, это был человек с несовершенной памятью, и смотрел он издалека. Некоторое время всадник разглядывал долину и постройку; солнце светило ему прямо в лицо, прикрытое полями шляпы, и тоже мешало разглядеть перемены. Но он не уходил. Вместо этого пришелец направлял лошадь то вперёд, то назад по долине, осматриваясь и словно бы что-то выискивая на земле. Из окна на всадника посмотрело дуло Спрингфилда Донны. — Далековато уже. Промахнусь или не добью, — сказала она. — Шарпс мог бы достать. Маэдрос молча достал из чехла свой карабин и зарядил. Если всадник просто уедет, они выиграют ещё немного времени, но если нет… Он приложил Шарпс к плечу и прицелился. Живая цель, как в прежние времена, танцевала вокруг прицела, уходя то в одну, то в другую сторону — совсем не как неподвижный кактус, жертва учебных выстрелов Маэдроса. Всадник остановился. Вгляделся в пыльную землю в стороне от себя, в стороне от тропы. Потом привстал и посмотрел внимательно на дом. «Он понял, где мы,» — прозвучал в голове голос Маглора. И, словно в ответ, всадник резко развернул коня и галопом помчался прочь. Первым выстрелил Спринфилд. — Мимо, — сказала Донна, тут же перезаряжая ружье. — Надо было тоже поупражняться. Маэдрос поймал мечущегося по долине всадника в прицел: тот скакал во весь опор, бросая лошадь то вправо, то влево. Правая рука послушно двигалась, не упуская врага. Он прижал плотно приклад к плечу, дал упреждение на прицел и нажал на курок. Он почти почувствовал, что промахнулся. Даже раньше, чем увидел. Должно быть, он взял слишком вперед, а пуля летит быстрее, чем стрела из арбалета… Дым рассеялся. Всадник мчался вверх по дальнему склону долины изо всех лошадиных сил, поднимая за собой пыль. Затем из-за камней далеко слева, оттуда же, откуда блестел клинок, взвилась едва видимая стрела. Она летела нестерпимо долго, и упала сверху, наконец, клюнув лошадь в круп. Но всадник вырвал неглубоко ушедшую стрелу и помчался дальше, безжалостно подгоняя взвизгнувшее от боли животное. — Двадцать два, — сказал Маэдрос. — Дальше надо стрелять наверняка. Они посмотрели вслед вражескому разведчику, но клубы пыли скрывали от них человека, пока он не исчез за переломом склона. Стреляли бы младшие сразу — достали бы. Но они тоже надеялись, что разведчик уйдет, не заметив их. Убивать людей из предосторожности все ещё казалось неправильным. Даже после многих лет войны. Хотя его война была не с людьми… Даже после боёв с собственными сородичами. Или грёза сделала его вновь слишком чувствительным?