Сумерки
After the wreckage
After the dust
I still hear the howling, I still feel the rush
Over the riots, above all the noise
Through all the worry, I still hear your voice
So, tell me how to be in this world
Tell me how to breathe in and feel no hurt
Tell me how ‘cause I believe in something
I believe in us
James Bay — «Us»
По возвращении в Город Столбов дни для Атсу стали сливаться воедино. Затем пошли недели, перетекая в луны… Прежняя привычная жизнь, служба. Воспоминания о проведённом времени в Инпуте стали казаться сном: ярким, словно вспышка, от которой просыпаешься посреди ночи со сбитым дыханием, и желаешь забыть. Но Атсу не хотел забывать. Хоть это и терзало его, он думал о своей воительнице каждую ночь, пока не забывался беспокойным сном. Днём же старался завалить себя насущными делами так, чтобы ни одна мысль о ней не проскользнула в голову. Атсу казалось, что ему это удавалось вполне успешно. Однако он всё больше ловил себя на стихийном принятии решений и большей жёсткости к пойманным им преступникам. Кейфл привык доверять их судьбу своему командиру, рассматривая лишь самые тяжёлые преступления, однако замечал, что многие решения Атсу потеряли свою прежнюю эмпатию. На этом стал ловить себя и сам командир меджаев. И без того изнурённый бессонными ночами, он вновь готов был вкладывать душу в своё служение и судить не только по букве закона, но рассматривая глубже каждый конкретный случай. Прежде это давалось ему гораздо проще. Но Атсу сознавал, что на нём лежит ответственность за благополучие родного сепата. Он был уверен, что выдержит. Что не сломается…***
День клонился к закату, но командир меджаев был неспокоен. Тяжёлым шагом он спустился в отдающее сыростью подземелье. Начальник стражи молча указал ему на камеру, двери которой тут же открылись перед командиром. Сумрак тесного помещения развеял горящий в руке Атсу факел. Светловолосый юноша, лежавший на свежепостеленном сене, встрепенулся и резко вскочил на ноги. Запястья его были скованы между собой цепью. — Ну снова здравствуй, воришка, — Атсу улыбнулся одними глазами, но юноша вряд ли заметил это даже в свете факела. — Вы? — он попятился, хоть бежать в тесной камере очевидно некуда. Двери за командиром меджаев с лязгом закрылись. — Не дрожи так. Неужели так напугал тебя сегодня утром? Атсу вложил факел в бра на стене и к пущему удивлению пленника опустился на стопку сена напротив. — Не думал, что ещё увижу Вас до того, как… — Как тебе отсекут руку за воровство? — приподнял бровь командир. — По правде говоря, не должен был. Между собеседниками повисло странное молчание. Юноша стоял по стойке смирно, прямо держа голову, пока Атсу развалился напротив, откинувшись на холодную стену. — Как твоё имя? Юноша вгляделся в холодные карие глаза зрелого мужчины, словно не понимал, зачем он интересуется — теперь? — Бадру, — тихо, но твёрдо отозвался пленник. «'Рождённый в полнолуние'… Имя Неру значит 'рождённая днём'». Успехи в чтении у Атсу оставались спорными, однако, благодаря службе при фараоне и необходимости просматривать в том числе письменные отчёты, грамотность командира меджаев сдвинулась с мёртвой точки. Он слабо качнул головой, будто буквально пытался выбросить из неё лишние мысли. — Ну рассказывай, Бадру, — повёл кистью Атсу. — Сядь. — Я ведь уже сознался, — гордо отозвался юноша, послушно опустившись обратно на стопку сена. — Да, я украл. — Ты ведь не из бедной семьи? Тот тяжело вздохнул, отведя глаза, но принялся рассказывать: — Мой отец погиб несколько лун назад, мать — ещё при моём рождении. Я уже год как подмастерье у хорошего гончарника. Уна, если слышали. Атсу утвердительно кивнул. — Не бедствуешь. Но решил украсть драгоценный усех из главного храма Гора в самый канун праздника. Бадру тяжело вздохнул, потупив глаза. — Дай угадаю: ты это сделал не для себя. — Нет. — Зазноба? Пленник вскинул взгляд на собеседника, но ответил со спокойным смирением: — Я хочу жениться. Хотел… — Он нервно провёл рукой по светлым волосам, досадуя на свою участь. — Но за однорукого она теперь вряд ли пойдет. — Почём тебе знать? — Вы поиздеваться пришли? — раздражённо выпалил Бадру. — Да, я украл священный усех, хотел продать в другом сепате, чтобы обеспечить нам безбедную жизнь! Атсу задумчиво приложил ладонь ко рту. — А она знает о твоем гениальном плане? Юноша вновь потупил взгляд и едва заметно покачал головой. — Любовь, как и самомнение, иногда бросают на отчаянные поступки, парень. Но ты всерьёз решил рискнуть размеренной жизнью в Городе Столбов и… ну, в общем-то, жизнью ради… — Атсу снова неопределённо взмахнул кистью. — Ради этого. Бадру несогласно поигрывал желваками, глядя в стену. — Если б невеста поддерживала тебя, без вопросов, а так… — Атсу коротко пожал плечами. — Ты просто плевал на её будущее с высокой башни. — Всё должно было получиться. Я знаю Город Столбов как свои пять пальцев, я мог бы скрыться. — Дело в том, сынок, — Атсу немного лениво подался вперед, уперев локти в колени — на бесстрастном лице его ещё ярче заплясали отсветы пламени от факела, — что лучше меня этот сепат не знает никто. Мне известна каждая щель в самом тёмном закоулке. Бадру недоверчиво покосился на командира меджаев. Тот ловко поднялся на ноги отряхнул тунику от прилипшего к ней сена. — Но мне правда интересно, как тебе удалось стянуть священный усех. Поделись — и я отпущу тебя. С предупреждением, конечно. Пленник от удивления приоткрыл и тут же закрыл рот. Сглотнув, он недоверчиво поглядел на странного меджая. Юноше ничего не стоило рассказать об уже проваленном плане. Покидая тёмную камеру, Бадру недоумевал, как его могли отпустить, даже слова не взяв, что подобного не повторится. Однако фраза «отпущу с предупреждением» значила для него куда больше… Атсу молча покинул подземелье, намереваясь рассказать Кейфлу об этом случае после его возвращения из Унута. Сейчас хотелось лишь хорошенько напиться в своей комнате и забыться сном без терзающих мыслей. Вот только последнее обычно давалось с трудом. Стоило Атсу подойти к двери своей спальни, как он почувствовал почти позабытый розовый аромат. Рука на мгновение дрогнула над дверной ручкой, однако тут же повернула её, открывая дверь с лёгким скрипом. Рыжая шевелюра блеснула в лунном свете, когда девушка вскочила с его кровати на ноги, сцепив пальцы и покорно склонив голову. — Господин. Атсу нахмурился. Он изредка видел её, бегающую по поручениям Лейлы, как и других своих «наложниц». Но в своей спальне не наблюдал слишком давно. А нынешнее появление девушки здесь не просто удивило, а обожгло подозрением. «Кейфл, амт тебя за ногу… Я тебе это припомню». Мужчина скрипнул зубами и прикрыл за собой дверь. — Не спится? Что надобно? — как можно менее резко осведомился Атсу, подходя к столу с кувшином крепкого вина. — И насколько помню, просил меня называть по имени. — Я хотела узнать, как Вы… ты. И да, мне не спалось. — Царь прислал? Юная наложница поджала губы. — Я сама захотела прийти. «Ясно. Одно другому не мешает. Кейфл знал, на что идёт. Устрою ему, когда вернётся… Говорил же десять раз, что я в порядке. А женщину себе сам найду, если захочу. Но с крепкой коротать ночи как-то уже привычнее. Хочется отдохнуть от людей». Налив в глиняную кружку вина почти до краёв, Атсу кинул усталый взгляд на девицу, с которой проводил ночи несколько лун к ряду в своё время. «Только потому что она напомнила мне Неру. Хорошо, что я отрезал это в один момент. Не представляю, что она чувствовала, сама ведь тянулась ко мне. Но использовать девчонку было нечестно даже по отношению к себе. Амтова пасть, она ведь совсем юна… Примерно как Мерит». От такого сравнения Атсу едва не подавился глотком вина. «Сетова ноздря, теперь тем более не могу смотреть на неё как на женщину». Атсу протянул девушке кружку, а сам взял в руки кувшин и сел у подножия кровати, откинув голову назад. — Не стой — наверняка устала. Много царица тебя гоняла сегодня? Девушка обхватила кружку ладонями и сделала небольшой глоток. Сев на кровать, она откинулась на мягкие подушки. — Вовсе нет. Царица добра к нам. Ты и сам знаешь… Атсу. Он сделал жадный глоток прямо с горла. — Наверно. Снова отпив вина, бывшая наложница поставила кружку на соседний столик. Спустя несколько мгновений Атсу ощутил несмелое прикосновение к своим волосам. — Что бы тебя не беспокоило, вино не поможет забыться навсегда. — А что поможет? — спросил Атсу, сам удивляясь своей откровенности. — Может… время? «Лейла не зря их обучает. В головах теперь хоть не только ветер гуляет». — Время заглушает, — отрезал Атсу. — Как и вино. Как и соитие. Как служба. Всё — только временно заглушает… Атсу тихо, но ёмко выругался и утомлённо прикрыл глаза под ненавязчивым поглаживанием женских пальцев по своим волосам. Отставив кувшин с вином, Атсу не заметил, как стремительно провалился в забытьё. Проснулся он от того, что едва не свалился на пол во сне. Оглянувшись, увидел, что рыжеволосая девушка, которая уже давно не напоминала ему возлюбленную женщину, мирно посапывала, свернувшись калачиком на подушках. Тяжело поднявшись, Атсу бережно прикрыл её тонким покрывалом по плечи и, подняв с пола кувшин с вином, сделал жадный глоток. Мысли казались уже не столь ясными — или это после короткого сна?.. Неожиданное желание проветрить голову понесло мужчину в сад, под ночное небо. Задремавшие было стражи-меджаи у главного входа встрепенулись и выпрямились по стойке смирно, когда их командир покидал дворец. Он не пытался скрыть кувшин с вином в руке, к которому снова приложился, опёршись об одну из финиковых пальм. Опустев, глиняный кувшин полетел в сторону, с глухим звоном разлетевшись на десятки черепков. «Поскорее бы утро… Ненавижу ночь. Я не просил мысли мучать меня после заката, но они постоянно, амт их побери, терзают. Даже без образов, без слов — просто сворачиваются полозом меж рёбер и отравляют душу. Поскорей бы рассвет. Но спать не могу. Не хочу. Видеть сны с ней не хочу». Подёрнутые хмельной дымкой мысли окутала злость. «После моего ухода в Инпуте всё тихо. Какое облегчение — Неру может спокойно жить свою вечность. Но как же, сетова ноздря, досадно, что она предпочла мне свой амтов Инпут!» Ощутив в ладони знакомое покалывание, Атсу впервые за много лет был рад ему. Сжав послушное древко копья, мужчина с размаху запустил его в ближайшее дерево. От ярости хозяина вспыхнувшее ещё в руке, копьё осветило лазурным светом весь сад, прежде чем насквозь пронзило широкий ствол. Опустошённость. Именно это почувствовал воин Анхура спустя мгновение, как копьё наполовину вошло в дерево. А ещё чувство вины. Ясное, как будто с яркой вспышкой Атсу мгновенно протрезвел. — Идиот, — буркнул он себе под нос и тяжело опустился на остывшую землю под соседней пальмой. Копьё вернулось в руку своего единственного хозяина и тут же послушно растворилось в воздухе, более не чувствуя его гнева. Атсу забылся глубоким сном без сновидений.***
Прежде чем открыть глаза, Атсу почувствовал щедрую пощёчину, которая на мгновение перекрыла острую похмельную боль в висках. Возмущённо застонав, он прикрыл лицо от новой порции и заодно — от уже палящего утреннего солнца. Сидевшие над ним три Лейлы быстро сложились воедино. — Вставай, кому говорю! «Недовольна. Я не удивлён». Даже потеряв свои способности полубогини, Лейла с впечатляющей силой потянула Атсу за плечо, помогая сесть. Тот виновато уставился на хмурое лицо царицы. — Рад тебя видеть. — Скажи спасибо, что Кейфлу пока не до тебя. На него виноватая улыбка не действует. — За ним должок за наложницу в моей спальне. — Мне эта идея тоже не нравилась. Что с тобой такое? Ты неплохо держался три луны. «Я уже почти забыл, что Кейфл ей всё выложил», — вздохнул про себя Атсу. — Не спалось, — пожал он плечами и тяжело поднялся на ноги, отвергая помощь беременной царицы. — Ты меня искала? Не говори, что где-то началась война, пока я валялся. — Слава Гору, нет. Но есть вести из Инпута. Взгляд мужчины застыл на серьёзном лице Лейлы. Сердце тревожно заколотилось. — В чём дело? — низким ровным голосом спросил Атсу. — Сёстры скоро прибудут сюда. Как минимум, дюжина. Атсу нахмурился и, сжав переносицу, тихо выругался. — Зачем? Для чего? «Слишком жалобно прозвучало». — Об этом спросишь у Кейфла. Как только он вернётся из Унута.