Ход Королевы

Делать выбор всегда непросто. Жизненный выбор ещё сложнее. А совершить жизненный выбор за человека, которого любишь всей душой — тяжелейшая задача, требующая длительных раздумий и величайших усилий. Выводя пером на желтоватом длинном пергаменте имена, Эймма чувствовала бремя всего мира на своих плечах. Её мало интересовала политика, да и времени на неё совсем не хватало — денно и ночно окружённая толпой мейстеров, она находилась в тягости, готовилась к ней, либо восстанавливались после очередного неудачного разрешения. Всё это, однако, не освобождало её от обязанностей королевы, чей царственный супруг был крайне увлечён балами и турнирами, устраивая их по поводу и без, в то время, как Эймма должна была приветствовать гостей, обмениваться с ними любезностями, быть благосклонной и внимательной. Подобные церемонии требовали знания имён лордов и их наследников, что Эймме сейчас пришлось очень кстати. Первый претендент, чьё имя буквально зарычало Эймме в ухо, был Лорд Джейсон Ланнистер. Рыцарь, Владетель Утёса Кастерли, Щит Ланниспорта, Хранитель Запада - такое изобилие титулов в относительно юном возрасте. При этом красивый мужчина. Очень. Даже слишком. Эймма не могла избавиться от картины перед глазами, где он стоит у зеркала, любуясь своим отражением, восхищаясь длинным золотистым кудрям, ниспадающим на широкие плечи, и зелёными глазами, обрамлёнными длинными ресницами. В добавок к этому он был строен и элегантен. Характер его, однако, был полон гордыни и тщеславия. Его положение главы Дома и обладателя шахт, переполненных золотом, позволяли ему быть таковым. Однажды Визерис сказал, что у гордыни Джейсона Ланнистера есть своя гордыня. Да-да, её супруг, да благословят Боги его доброе сердце, который всегда так плохо разбирался в людях, заметил эту выразительную черту. Не ударит ли ещё большее возвышение в голову Ланнистеру? Признает ли он, что это не Рейнира выходит за него замуж, становясь частью его Дома, а совсем наоборот, и его первенец не продолжит линию отца? Будет ли подобный человек в состоянии усмирить своё эго, пожертвовать гордыней, чтобы пойти в услужение своей супруге и королеве, а не выставлять её напоказ как свою собственность? Подобно многим девицам, Рейнира не была покорным и смиренным существом, она никогда не согласится стать ещё одним бриллиантом, пришитым к алому, украшенному золотой нитью, дублету Джейсона Ланнистера. Дом Ланнистеров безусловно укрепит притязание на трон Рейниры, делая её ещё более могущественной. “Если я не могу получить любовь, я хочу власти”, скажет тот, кто стремится к выгодному браку. Но если ты сам являешься “властью”, можно ли надеяться на любовь?… Переполненная эмоциями от множества вопросов звенящих у неё в голове, Эймма окунула кончик пера в бронзовую чернильницу, написав на пергаменте имя Лейнора Велариона. Их родственник, валирийского происхождения, милый юноша. Возможно, чересчур милый. Сложно было сказать, игра ли это воображения, но иногда Лейнор казался немного странноватым. И странность эта проявлялась в повышенном интересе к оруженосцам. В то время, как отпрыски лордов слетались вокруг юных леди как мухи на мёд, Лейнор испытывал бОльшую радость от общения с юношами. Если бы Эймма не была уверена в строгости и благочестии его родителей, она бы подумала, что подобное поведение можно заметить среди тех, кого влекут… — Не может быть! — помотала головой Эймма, сама не веря ходу своих мыслей. Стараясь от них отвлечься, она отметила про себя, что будучи кузенами, Нира и Лейнор хорошо ладят между собой, намного лучше, чем в своё время её супруг и кузина. Она улыбнулась, вспоминая детство, когда Деймон и Рейнис объединялись для шалостей против Визериса, бесконечно дразня его и разыгрывая. Умная не по годам Рейнис и неуёмный Деймон донимали её пухленького покладистого мужа, куда более любившего спрятаться в неприметном алькове с книгой, пожёвывая сладкое печенье, чем махать мечом на тренировках. Эти истории навевали и грустные мысли о её собственном детстве, которое за неимением братьев и сестёр близких по возрасту, она проводила либо в одиночестве, либо в компании скучных септ. Детство Эйммы, однако, продлились недолго, будучи одиннадцати лет отроду её выдали замуж за шестнадцатилетнего Визериса, почти мужчину внешне, но ещё ребёнка в душе. Истина гласила, что кровь дракона густа и Лейнор, в чьих жилах текла кровь Старой Валирии, являлся поистине сильным претендентом на руку Рейниры. К тому же Таргариены всегда предпочитали внутрисемейные браки. А ещё была давняя обида, которую затаила Рейнис после того, как её дважды лишили Железного Трона. Вопрос, казалось, был решён, но всё упиралось в те самые “особенности” Лейнора. Рейнира будет обязана родить наследников, а если он не сможет помочь ей в этом… Что останется делать её любимой дочери? Плодить бастардов? Святые Боги, от них всегда были только одни проблемы!… Эймма вглядывалась в пергамент, лежащий перед ней, будто он был хрустальным шаром, предсказывающим будущее, а имена, аккуратно выведенные её почерком, плясали перед её глазами. — Лорд Сэмвелл Блэквуд. — прошептала Эймма, ощущая вкус этого имени на своих губах. Такое знакомое и чужое одновременно. Самого лорда она не помнила, разве что он был молод и дерзок. А вот его отец, Ройс Блэквуд, отложил свой отпечаток в душе Эйммы. Свою матушку она, к величайшему сожалению, не знала, но на помощь приходила бабушка, Добрая Королева Алисанна, и многие другие, кто имел честь знавать лично Дейлу Таргариен. Истории лились из их уст подобно мёду для Эйммы, она ловила каждое слово и потом долго ещё ночами их вспоминала, разыгрывая в воображении. Одна из таких историй особенно её впечатлила, говаривали, что тогдашний Лорд Блэквуд попытался обручить своего сына Ройса с принцессой Дейлой. В то время её матушка была того же возраста, что сейчас Рейнира и прибыла в замок Воронодрев с королевой Алисанной. “Мой маленький цветок” — так называла Дейлу бабушка за её деликатное телосложение, кроткий нрав, доброе сердце и определённую инфантильность. Принцесса была мгновенно очарована галантным и обходительным Ройсом Блэквудом, умело обращавшимся как с луком, так и с мечом, а в довершение ко всему, писавшим баллады, кои он исполнял своим глубоким бархатным голосом. Но достаточно было Дейле узнать, что Дом Блэквудов являлся приверженцем Старых Богов, а не Веры в Семерых, как интерес тотчас угас. Да, такова была Дейла Таргариен — крайне религиозна и боязлива в отношении всего внешнего мира, что так её отличало от сестёр Сейры и Визерры. Унаследовал ли Сэмвелл Блэквуд какие-либо из талантов отца, Эймме было неизвестно. Но было бы забавно, если сын сделает предложение и добьётся того, что не смог отец. Следующим Эймме на ум пришло имя Амоса Бракена. Оно было так тесно связано с именем Блэквудов, что стоило упомянуть одних, тут же всплывали и другие. Эти две семьи были печально известны своей длительной враждой и Эймма почувствовала дрожь по телу от одной только мысли, что они перебьют друг друга еще до того, как наступит день свадьбы. Элмо Талли мог бы посоперничать за руку Рейниры, если бы не его отец, Лорд Гровер Талли, упрямый и идейный человек, чьё лицо искажалось от недовольства, стоило лишь упомянуть вопрос наследования. На Великом Совете он поддержал претендентов мужского пола, в итоге отдав предпочтение совершеннолетнему принцу Визерису, а не маленькому Лейнору Велариону. Сама же идея, что трон может унаследовать женщина, пренебрегая традициями и прецедентами, казалось ему нелепой и возмутительной. Будучи сыном своего отца, Элмо мог придерживаться подобного мнения. Увы, в этих обстоятельствах, едва ли он сможет подать сильную руку помощи Рейнире на её нелёгком пути, а её дочери нужен тот, кто поддержит её притязание на трон, а не будет его всячески подрывать. У Отто Хайтауера был сын Гвейн, но добавлять его в список было бы полнейшей нелепостью — никогда в здравом уме Эймма не позволит захватить Хайтауерам ещё больше власти. Хотя Отто и имел непревзойденные таланты в политике и управлении, он был крайне амбициозен и бесконечно превышал свои полномочия, оказывая просто гипнотическое влияние на короля. Нет, нет и ещё раз нет, она ни за что не допустит, чтобы ещё больше Хайтауеров вились вокруг Железного Трона! Только через её труп! Задумавшись на мгновение, Эймма вычеркнула одной жирной линией имя Борроса Баратеона, сына Лорда Боремунда Баратеона. Губы её распылились в насмешливой улыбке — в свои 23 года наследник Штормового Предела так и не научился читать и писать, слуги говаривали, что он “туп как гром”, а если возникала необходимость, то письма ему зачитывали мейстеры. Прилежная ученица Рейнира восхищалась Валирийской поэзией и никогда не полюбит такого грубого невежу. Более того, ходили слухи, что он уже обручён с леди Эландой Карон, крепкой и здоровой женщиной, способной подарить ему множество детей. Некоторые скажут, что несмотря на своё валирийское происхождение, Дом Селтигар не мог сравниться с Домом Таргариен или Веларион. Их кровь не такая чистая, принадлежавшая бывшим рабам, освобождённым и возвышенным Эйгоном Завоевателем, таким образом этот Дом недостаточно хорош, чтобы сочетаться узами брака с принцессой. Но кроме этого, Эймме также было известно, что шли разговоры о возможной помолвке между сыном и наследником Лорда Бартимоса Клементом и Лейной Веларион. Было бы смешно, если бы не было так грустно, как Визерис ходил вокруг да около их кузины Рейнис с того самого дня, когда были оглашены результаты голосования на Великом Совете. Он просто не посмеет выступить со встречным предложением о браке, ведь это вызовет новую волну раздора и недовольства - две вещи, которые он стремился избежать любой ценой. Королева слишком хорошо знала своего супруга, чтобы даже не упоминать имя Клемента Селтигара. Эймма откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула. Как бы она ни стремилась к взвешенному выбору лучшего из лучших женихов, её преследовало чувство, что всё может не заладиться с самого начала и между Рейнирой и её будущим супругом так и не загорится искра чувств. При всех его недостатках, Эймма любила Визериса. Впервые повстречав нежного и пригожего юного принца, она влюбилась в него до беспамятства, а затем после расставания дни напролёт ждала воронов, посланных из Королевской Гавани в Долину. Но время шло, снимая маски и превращая остроту чувств в обыденность: любезность стала больше похожа на стремление угодить, а мягкость скорее напоминала полное безволие. Но, тем не менее, взаимное чувство нежности осталось, оно было больше самой жизни, сильнее взаимных обид. Могла ли Эймма надеяться, что Боги благословят её дочь подобным чувством? Полюбит ли она кого-нибудь за его совершенство, а потом ещё сильнее за его недостатки? Эймма пыталась извлечь из памяти как можно больше имён, перечисляя всех возможных высоких лордов и их наследников. Грустная правда заключалась в том, что совсем немногие из них были валирийского происхождения, а иного Рейнира, скорей всего, не примет. К тому же прискорбный пример её кузена Деймона был сему подтверждением — нет ничего страшнее для мира, чем одинокий Таргариен. Он просто терпеть не мог свою жену Рею Ройс и свой новый дом, её бывший дом, Долину, и Эймма не могла его за это осуждать. Возможно, некоторые браки и заключались на Небесах, этот же — в самом Седьмом Пекле. Силы покинули Эймму ещё раньше, чем она дошла только до середины своего списка. Ей без сомнения требовалось больше времени на отдых и восстановление, предпочтительно вне удушающих коридоров Красного Замка и зловонных путанных улиц Королевской Гавани. Драконий Камень идеально бы подошёл для этой цели — остров и замок, расположенный на нём, были особенными, как будто сами драконы, свободно парящие вокруг, делились своей энергией с его обитателями. Колокола пробили полдень уже давно, и когда двери в её покои распахнулись, Эймма ожидала увидеть слугу, несущего серебряный поднос с обедом для неё, при этом поймав себя на мысли, что чувствовала уже достаточно хорошо, чтобы вид тёплого мясного бульона и чашечки травяного чая не вызывал дурноту. Однако, подняв глаза от пергамента, взору Эйммы предстал никакой не слуга, а её дочь Рейнира. Кстати, говоря о Рейнире. Её маленькая девочка поразила своей храбростью и решительностью. Боле не детёныш, а настоящий дракон! Потрясённая до глубины души смертью своего новорождённого брата, да что там говорить, сама ещё дитя, Рейнира вызвалась скомандовать Dracarys, стоя перед погребальным костром Бейлона. Эймме поехать было не дозволено. Она плакала, стенала и сопротивлялась как могла, но лишь слышала отговорки: присутствие при сжигании тела её сына отрицательно скажется на её физическом и эмоциональном состоянии, и королеве следует поберечься, если не для собственного блага, то ради принцессы и Его Милости. Когда вопрос был поставлен таким образом, ей ничего другого не оставалось, как подчиниться. Оглядев Рейниру, так молодо и хрупко выглядевшую в своём простом золотом платьице, чувство вины пронзило Эймму в самое сердце. Желание её защитить, оградить от неприятностей всегда было сильным, но в свете недавнего решения Эйммы, из сильного оно превратилось в жгучее, стоило лишь поднять взгляд на невинное личико её дочери. Они толкали девочку на тяжелейший путь, даже не осведомившись о её собственном мнении. И, поскольку времена Завоевания давно прошли, от Рейниры будут ждать воплощения образа не Висеньи или Рейнис, а Алисанны, что требовало не меньших усилий. Рейнира сделала шаг отдаваясь в объятия матери, её черты чуть менее обеспокоенные, чем ранее. Обвив руки вокруг Ниры, Эймма блаженно впитывала всем телом мягкость и теплоту, исходящую от её девочки. И как же она неимоверно устала от дежурных реверансов и обращений “Ваша Милость” через каждое слово, ни одно из которых не несло за собой искренних эмоций или чувств. Переполненная нежностью и желанием заполнить бездну в душе, возникшую после смерти Бейлона, Эймма тихонько всхлипнула, заставив Рейниру резко отстраниться, подняв на неё испуганный взгляд. — Что-то не так, матушка? — спросила она с тревогой в голосе. — Тебе больно? — с этими словами она сделала шаг по направлению к двери, — Я позову мейст—… — Нет-нет, дитя, в этом нет нужды! Я в полном порядке. — Эймма взяла Ниру за руку, увлекая обратно в свои объятия. — Видят Боги, я излишне эмоциональна в последнее время. — Эти слова дочь успокоили и она ещё крепче прильнула к королеве. Спустя несколько мнгновений Эймма опустила голову, поймав взгляд Рейниры — пристальный, вопрошающий, хотя ответ и был заведомо известен. Слишком часто Эймма уверяла дочь, что с ней всё хорошо и её здоровье идёт на поправку, а следом вновь попадала в тиски очередной беременности и мучений, которые всегда отягощали её состояние. Уверения здесь больше не помогут, судят по деяниям, а не по словам. — Я бы хотела отправиться на Драконий Камень, провести там пару недель и восстановиться после тяготы. — промолвила Эймма, слегка улыбнувшись, и заправила золотой локон за ушко своей дочери. Затейливые причёски, как правило, украшали голову королевы, в то время как принцесса любила, чтобы её собственные волосы свободно ниспадали на плечи, подобно серебряному водопаду. Искра надежды блеснула в глазах Рейниры, но следом была потушена тенью сомнения. — Что скажет на это отец? Раньше он никогда не давал своего дозволения на твой отъезд. — проговорила принцесса нерешительно. — Ты права, но на этот раз я ожидаю, что он воспримет мою просьбу благосклонно и пойдёт на встречу. — И что же изменилось? — Ничего. И многое. — Эймма неопределённо пожала плечами. — Оставь этот вопрос мне. — Заявила она с новообретённой решимостью, такой неожиданно сладостной на вкус. Услышав это, Рейнира перестала хмуриться и улыбка вновь озарила её лицо. — Я знаю, как мы можем выиграть время, необходимое на дорогу. Сиракс ещё мала, чтобы выдержать нас двоих, но я попрошу Деймона взять тебя на Караксеса. — оживлённо воскликнула Рейнира, щёчки которой даже порозовели от возбуждения. — О, милая, — рассмеялась Эймма, — я уверена, что Деймон с радостью предложил бы свои услуги, но у Караксеса может быть иное мнение на этот счёт. И кроме того, — уже серьёзно добавила она, — я не уверена, что обладаю необходимыми навыками. — Ничего страшного, зато ты обладаешь обезоруживающей добротой, драконы её почувствуют, поверь мне. — сказала Рейнира, одарив её многозначительным взглядом. Драконья всадница с восьми лет, её дочь не была ни с кем так близка, как с драконами, а Сиракс, вылупившаяся ещё в колыбели Рейниры, являлась продолжением её души. Улыбнувшись, Эймма ласково погладила мягкую щёчку дочери, её девочка могла быть очень убедительной, когда этого хотела. Не то, чтобы Эймма боялась драконов, но, будучи наполовину Аррен, она была зачарована этими необыкновенными таинственными существами и относилась к ним с должной осторожностью. Сама же идея была, однако, не дурна, Визерис будет доволен, что ему придётся провести меньше времени в одиночестве. Мысли Эйммы вернулись к её прежнему занятию. Пол дня она потратила в попытках разобраться, какие чувства Нира сможет испытывать к претендентам на её руку, которых она включила в список. При этом королева совсем не подумала о том, что чувствует сама Рейнира. Неоднократно упрекая Визериса в пренебрежении желаниями их дочери, Эймма оказалась немногим лучше. Настало время всё исправить. Глубоко вздохнув, Эймма посмотрела на Рейниру, так расслабленно устроившуюся на небольшом стульчике у кресла Эйммы. Вопрос был не из лёгких, но она рискнула. — Рейнира, дочь моя, скажи, какие качества ты ценишь в мужчине? Удивление отразилось на лице её дочери. — Ты хочешь сказать, каковы качества хорошего короля? Или королевы? — уточнила она, не уловив смысл слов Эйммы. — Этот вопрос мне задавали уже сотни раз, и отец, и мейстеры, обучающие меня, как будто перечисляя их, я сама смогу стать лучше. — недовольно пробубнила она, скрестив руки на груди и обиженно надув губы. На это Эймма лишь вздохнула, поглаживая рукой волосы Ниры — разговор будет труднее, чем она предполагала. — Слова я подобрала верно, моя сладкая, именно мужчина. Тот, с кем однажды ты обменяешься брачными клятвами. — Ох… — От смущения щёки Рейниры залились румянцем, и вот, храбрая принцесса и драконья наездница в один миг превратилась в застенчивую девочку, подростка, которому ещё предстоит учиться облекать свои эмоции и чувства в слова. — Ну же, не бойся! — подзадорила её Эймма, широко улыбнувшись. — Даю золотого дракона за твои мысли. — добавила она игриво. Однако, в мгновение ока смущённое выражение лица её дочери сменилось на полное негодования, она задрала вверх подбородок и гневно воззрилась на Эймму. — Служанки сплетничали, что отец навещал тебя сегодня утром. Вы что, опять обсуждали вопрос моего замужества за моей спиной? — гневно вопрошала она. В этот момент Рейнира являлась воплощением открытого неповиновения и отрицания. Было ли это проявлением бунтарского духа, характерного для молодости, или же у неё были более глубокие мотивы, невидимые даже самому наблюдательному глазу? — Рейнис и Висенья были драконьими всадницами и королевами-воительницами. И тем не менее, обе вышли замуж и родили детей. — вздохнула Эймма, недовольная своими собственными словами. Она любила Рейнира такую, какая она есть, и постоянные сравнения только лишь рушили её самооценку. — Я бы предпочла сражаться в битвах как рыцарь, чем выносить все тяготы беременности, а затем проходить через настоящий ад на родильном ложе. — недовольно поморщилась Рейнира. — У нас с тобой королевское чрево. Чадородие - наша битва. И её надо выдерживать стойко. — Это была грустная правда, но Эймма всё равно почувствовала гнев, пылающий в груди Рейниры — так она пыталась совладать со своими страхами, переживаниями, что она взрослеет и всё чётче на горизонте вырисовывается перспектива брака и сопутствующей ему тяготы. — Как бы то ни было, дорогая, это произойдёт ещё не скоро. — мягко проговорила Эймма. Святые Боги, какое нелепое утешение от женщины, которая была выдана замуж в одиннадцать лет!… — Мне правда хочется знать, какие мужчины тебе приятны, дитя моё. Я всегда считала неподобающим обсуждать такие темы, но сейчас хотела бы это исправить. — Слова дались Эмме с трудом. Она совсем не считала себя королевой Алисанной во плоти и не могла похвастаться её талантами организации брачных союзов. Но что ни сделаешь ради своей единственной дочери. И всё же, её слова возымели свой эффект и сделали небольшую трещинку в защитном панцире её дочери. Она картинно закатила глаза, источая глубокое нежелание и недовольство, но промолвила: — Ладно. Если ты так желаешь. — Рейнира слегка склонила голову набок и прищурилась, подбирая слова. — Он должен быть лихим и дерзким, красивым внешне и обаятельным, источать такую энергию, чтобы его присутствие чувствовалось за мили; опасным для других, но самым верным защитником для своей семьи. Эймма вся превратилась в слух, внимая каждому слову дочери и незаметно пытаясь подавить улыбку при виде того, как постепенно заливаются румянцем щёки юной принцессы. — Он должен быть умелым фехтовальщиком, успешно выступать на турнирах, ходить под парусом… Как бы я хотела прокатиться на лодке по Черноводной! — Нира забавно поморщила носик, а затем почесала его, всё превратилось для неё в интересную игру, стоило лишь позабыть о своём неприятии темы замужества. — Что же ещё… — протянула она. — Он должен любить ястребиную охоту, она самая захватывающая, я просто обожаю смотреть на ястребов и соколов, парящих в небе и подстерегающих свою добычу. Вот ещё что! Валирийская поэзия, я от неё без ума, и он должен разделять мою страсть, хочу, чтобы он зачитывал мне мои любимые стихи. — Святые Боги! — рассмеявшись, воскликнула Эймма. — А если он не будет знать валирийский? — И еще одна вещь, — продолжила Рейнира, даже не обратив внимания на слова Эйммы, — он должен быть щедрым и одаривать меня подарками, чем-нибудь редким и привезённым из дальних земель, в которых я сама никогда не бывала. Промолвив это, её ручка потянулась к ожерелью. Эймма видела его впервые, но, судя по черноватому отблеску металла, это была Валирийская сталь, инкрустированная рубинами. Существовал только один человек, который ценил такие украшения и знал, где их раздобыть. Ответ был очевиден: Деймон гордился их валирийскими корнями больше всех в их семье и получал огромное удовольствие, осыпая принцессу подарками и безделушками. Эймма впитывала каждое слово Рейниры, попутно коря себя за невнимание, которое проявляла к ней ранее. Быть может, Рейнира уже тщательно обдумала вопрос замужества, несмотря на негодование, которое каждый раз проявляла, стоило ей или Визерису затронуть эту тему. Очень любопытно! Еще чуть-чуть, и окажется, что она совсем не знает свою дочь! Еще одна цена, которую следует уплатить тем, кто слишком много смотрит в будущее, пренебрегая настоящим. Под конец своей речи, Рейнира едва могла усидеть на месте от возбуждения, щёки её пылали, а в глазах был радостный блеск. Как бы она ни старалась показать наигранное безразличие к противоположному полу, в душе она была лишь девицей, мечтающей о прекрасном принце на белом коне. Или драконе. Скрипящий рык раздался за окном, едва заслышав который, с уст Рейниры сорвался шёпот “Деймон!” и она поспешила к огромному балкону, с которого открывался вид на Черноводный залив. В окне промелькнуло грациозное создание красноватого цвета, скользящее по небу в Сторону Холма Рейнис. Принцесса перегнулась через перила балкона и помахала рукой, в надежде, что принц заметит её приветствие. Лицо дочери озарилось улыбкой и, подобрав длинные полы платьев, чтобы ненароком в спешке на них не наступить и не упасть, она вбежала в покои. С этого момента стало очевидно, что Нире больше не усидеть на месте. Довольно вопросов, пусть девочка бежит поболтает со своим дядей. — Ну же, дитя, беги! — Эймма весело махнула рукой в сторону дверей, отпуская дочь. Девочка помедлила мгновение, но увидев, что мать и королева дозволяет ей удалиться, наклонилась вперед, чмокнула её в лоб и шустро, быстрее, чем Эймма успела опомниться, выскользнула из покоев. Эймма улыбнулась юношеской стремительности дочери и, посмотрев на пергамент, добавила ещё одно имя в свой список. Затем она его подчеркнула и поставила жирный вопросительный знак в скобках рядом с ним: Деймон Таргариен (?). Ну что ж, его сильные стороны были хорошо известны, ведь ни о ком ином, как о Порочном Принце так увлечённо говорила Рейнира. Родословная у него безупречна. Были ли у принца недостатки? Один, и очень существенный — то, что он Деймон Таргариен.