Friday I'm in love

— И зачем он вдруг вернулся? — спрашивает Сугуру, ни к кому толком не обращаясь, и почесывает кота за ухом. Кот мурлычет, сворачиваясь клубочком на подоконнике. — А ты не знаешь? Сугуру замирает на пару секунд. — А ты? В ответ слышится только усмешка. У Сугуру есть парочка вариантов, основной из которых: возвращение Сатору в родные пенаты — попытка скрыться от всего мира и залечь на некоторое время на дно. Очень неудачная, то есть, попытка. Но, если он и прав, то уместнее был бы вопрос «а ты не догадываешься?». И он просто цепляется за формулировку сейчас, но с его работой как раз это умение может быть очень полезным — люди часто выдают много лишнего просто потому, что выражают мысль так, как не следовало бы, если ты не хочешь раскрыть все свои секреты. А сейчас он полностью уверен в том, что Мик имел в виду именно то, что сказал. — О чем ты? — он хмурится, вспоминая последние события, которые могли бы привести Годжо назад в Токио. В голову так ничего и не приходит. — Ну ты и кадр! Ты что, вообще не в курсе, что в мире происходит? Сугуру крепче сжимает телефон. Если бы у него было время до кучи еще и интересоваться новостями, он бы с удовольствием этим занялся. Мик, верно расценив его молчание, поясняет: — Пару месяцев назад один богатый хер — имя не вспомню, извиняй, — кадрил какую-то недотрогу. Купить ее обещаниями лучшей жизни в духе «ты никогда ни в чем не будешь нуждаться» не вышло, и он решил перейти к более весомым аргументам — заказал ей какое-то ожерелье, стоимостью в кругленькую сумму. Ничего необычного на самом деле, никакая мафия не стала бы руки марать — выкупила бы у кого-нибудь помельче, если бы шанс представился, если нет, то никто бы и не лез, своих же проблем хватает. — Я так понимаю, кто-нибудь помельче быстро смекнул, сколько на этом можно поднять, и выкрали ожерелье? — В точку! А потом — ты знаешь, как это бывает, — у первых украли вторые, у них — третьи, мелкие потасовки, пара десятков убийств, несколько часов в кабине самолета — через границу, и вот эта красота из Америки перекочевала в Японию. — Конкретнее, Мик, — просит Сугуру. — У кого оно? На той стороне — молчание и щелчок зажигалки. Мик выдыхает дым и хмыкает, припоминая. — Если слухи не врут, у китайцев. Как бишь они назывались? — вопрос явно не Сугуру адресован, на заднем плане слышится шуршание. — Какие-то драконы, да? То ли красные, то ли зеленые, не вспомню. Ты даже не представляешь, в названии скольких китайских банд фигурируют драконы. Сугуру откидывает голову назад, соприкасаясь затылком со стеной, краем глаза наблюдает, как кот умывается. — А не изумрудные? — Кажется… Не знаю, может быть. Это все? — Ты не думаешь, что это странно? — Он задумчиво отстукивает какую-то мелодию пальцами по подоконнику. — Фто? Всю задумчивость как ветром сдуло. — Что ты там делаешь? — Курю, и буду очень благодарен, если ты перестанешь тянуть кота за яйца. Сугуру смотрит на кота, кот смотрит на него. Выходит комично. Никто не смеется. — Странно, что кто-то в это вообще ввязался. Мафия не возится со всякими мелкими сошками, она приходит и забирает то, что нужно. — А если не приходит и не забирает, значит не так уж и нужно, ага. И что? — Никто в здравом уме не стал бы так гоняться за каким-то ожерельем. Его бы уже давно разобрали на составные части и продали, а на следующий день и не вспомнили бы. Откуда такой ажиотаж? — Да кто его знает? Если ты хочешь спросить, зачем это Годжо, то ответ такой же. Спроси у него лично. Закончил? Гето машинально кивает, сбрасывая вызов. Тянется за кружкой с чаем, но она оказывается пустой. Он вздыхает, ставит чайник и уходит в соседнюю комнату за ноутбуком. Возвращается одновременно с щелчком — чайник вскипел. Он варит себе кофе — все-таки хоть какие-то плюсы из своей работы под прикрытием он извлек — с запасом больше, чем обычно, ночь явно предстоит бессонная. По сути надо проверить все то, что сказал ему Мик, и, если он не соврал (чего он сделать не мог — не в его интересах) и не ошибся (что очень даже вероятно), пытаться как-нибудь подобраться к китайцам. Потому что гоняться за Сатору — удовольствие не и приятных, авантюра, обреченная на провал, если угодно. Гораздо легче заставить Сатору прийти к нему, ну или к тем же китайцам, главное, чтобы он в этот момент был рядом. И, Сугуру в этом не сомневается, у Сатору тоже есть информаторы, и как только он немного придет в себя, он обязательно все выяснит, если уже не. Поэтому лучше ему поторопиться, пока Сатору не опередил его и не лишил очередной возможности выполнить заказ. Открытый ноутбук светит включенным экраном со стола, кружка с горячим кофе оказывается рядом, кота он берет на колени. Кот все еще не слишком чистый, но мыть его, зная, что завтра он снова окажется на улице и едва ли будет чище, смысла не было, так что Сугуру предпочел проигнорировать свою брезгливость и просто гладить его одной рукой, не касаясь ей ничего другого. Пальцы начинают бегать по клавиатуре.

***

С новой машиной снова помогает Сёко, пригрозив, что, если он и эту тачку бросит или разобьет, она, не думая ни секунды, предоставит данные о его местонахождении всем преступным синдикатам мира, чтобы они точно так же разбили ему лицо. Сатору не верит ни единому слову, но перспектива получить по шапке не из приятных, да и на его счету и без того такое количество разбитых автомобилей, что впору личное кладбище для них организовывать. Сатору паркуется за углом, обеспечивая себе идеальный обзор на входную дверь дома, при этом оставаясь незаметным благодаря тонированным стеклам Тойоты. Он включает радио, пытаясь найти если не то, что хочется слушать, то по крайней мере то, от чего не будет тошно. «Сакура в этом году цветет особенно…» — радиоволна переключается с тихим щелчком, и Сатору так и не узнает, что же такого особенного в цветении сакуры в этом году. Из динамика звучным мужским голосом льется какое-то унылое завывание — щелчок — «…вам стоит просто позвонить по нашему номеру…» — щелчок — «Ожерелье было украдено, и по слухам сейчас находится в Японии» — щелчок — Ариана Гранде. Идеально. В бардачке оказывается упаковка снеков, забытая, судя по дате изготовления, еще полгода назад, но чипсы же не портятся, верно? Сатору откидывается на сиденье, наклоняя спинку максимально вниз, шуршит пакетом. Ленивый взгляд медленно обводит знакомые очертания. Солнечные лучи, падая под углом, высвечивают розовые лепестки, они отбрасывают на дом полупрозрачные, подрагивающие на ветру тени. Как мягкие прикосновения весны, они ложатся на стены, укрывают от палящих лучей, оставляя только приятное тепло. Розовый контрастирует с небесно голубым, пробивающимся местами сквозь белизну облаков — ярко. Сатору поправляет солнцезащитные очки, закидывает в рот сразу несколько чипс, методично пережевывает. Ветер путается в листьях, в проводах, стучит в закрытые окна. Машины проезжают мимо лениво, ловят лакированным корпусом свет, уезжая, перекидывают обратно — на окна, розовые лепестки, дома. Упаковка с чипсами быстро заканчивается, Сатору отряхивает руки, барабанит пальцами по ручке двери, отстукивая ритм очередной песни, каждую минуту кидает все более нетерпеливый взгляд на циферблат — ждать он ненавидит. Проходит еще пять песен, с десяток усталых вздохов и бесчисленное множество быстрых взглядов на цифры на часах — последний раз они показывали половину шестого, — прежде чем из-за угла показывается мужская фигура. Сатору ждет, пока он зайдет в дом, выходит из машины, потягивается, разминая уставшие от долгого сидения мышцы. Перебегая через дорогу, взлетает вверх по ступенькам, дергает за дверную ручку — как всегда заперто. Осторожный хер, думает Сатору, и стучит, игнорируя дверной звонок — он никогда не работал. Открывать ему никто не торопится, стучать приходится пару минут. Дверь распахивается резко, едва не ударив успевшего отскочить Сатору по лбу. Он улыбается, заводя руки за спину, перекатывается с пятки на носок, заглядывает внутрь дома через плечо. — Приветик, старик. Давно не виделись. Пустишь, или прямо тут разговаривать будем? Масамичи хмурится, оглядывает Годжо с ног до головы, скрестив руки на груди. — Не о чем нам разговаривать, — отрезает он, но с места не двигается и дверь перед носом Сатору не захлопывает — хороший знак. — Ты что, даже не соскучился по мне? Я сейчас заплачу. Сатору наклоняет голову к плечу, прикидывая, как бы протиснуться внутрь, но Масамичи весь проход собой перегородил. — Ты бы слезал со своих стероидов, — мимоходом шутит Годжо, — скоро уже в дверь пролезать не будешь, больно широкий. Невозмутимость Яги никуда не девается, он прожигает его взглядом, вздыхает, сдаваясь, отходит, пропуская, идет в сторону гостиной, бросая через плечо «дверь закрой». Сатору закрывает, скидывает с плеч пальто, не найдя ни вешалок, ни крючка, перекидывает его через локоть, медленно идет по коридору, на ходу скидывая обувь, оглядывается. Ничего нового, впрочем, не замечает. Светлые стены кофейного цвета, минимум мебели, ничего лишнего. Даже забытых вещей нигде не валяется. Если бы Сатору не знал, чей это дом, он с уверенностью бы сказал, что тут никто не живет — не бывает у людей так чисто. — Ты бы хоть картину какую повесил. А то все стены голые, смотреть тошно. Или, может, тебе цветочки начать выращивать? — Сатору останавливается на пороге гостиной, осматривается, проскальзывает внутрь, устраивается в кресле напротив Яги, оставив пальто на спинке. — Или хотя бы кактусы? Ты что, не рад меня видеть? — он резко меняет интонацию, переводя взгляд на Масамичи. Яга вздыхает, трет переносицу, поднимает на него усталый взгляд. — Напомни, что последнее я тебе сказал перед тем, как ты свалил два года назад? Сатору откинулся на спинку кресла, поднял солнцезащитные очки на лоб, почесал бровь, как бы что-то припоминая. — Чтобы я не высовывался и не нажил себе неприятностей на задницу? — Смотри-ка, ты помнишь. И что ты сделал? — Что? — он удивленно округляет глаза. — Высунулся везде, где можно, и нажил столько неприятностей, сколько нормальные люди и за всю жизнь не успевают. И теперь пришел ко мне. А я твою задницу прикрывать не собираюсь. Глаза Сатору округляются еще больше. — С чего ты взял, что я хочу, чтобы ты прикрывал мою задницу? — Не прикидывайся идиотом. Не дань уважения же ты зашел отдать. Ты заявляешься ко мне только тогда, когда тебе что-то нужно. Причем только в тех случаях, когда Сёко помочь не может. Что тебе нужно на это раз, если не прикрытие? Сатору внезапно вскакивает и начинает мерить комнату шагами. Масамичи никак это не комментирует — успел привыкнуть к подобным приступам неугомонности. Правда раньше он по крайней мере надеялся, что с возрастом Годжо перебеситься и перестанет вести себя… ну, вот так, но с каждым годом он верил в это все меньше и меньше. — Какой-то ты не гостеприимный сегодня. Может, хоть чаю предложишь? Яга молчит. Сатору тоже молчит — эту игру он знает. В конце концов начать говорить все равно придется ему, но сначала он даст Масамичи немного времени, чтобы тот придумал несколько вариантов мотивации Сатору зайти к нему, на фоне которых реальная причина будет выглядеть безобидной. Годжо замедляет шаг, вальяжно прогуливается по комнате, оглядываясь с преувеличенным интересом, словно осматривая свои владения, ведет рукой по стене. — Прекрати уже меня мариновать, — выдыхает Яга, когда Сатору останавливается где-то у него за спиной. — Выкладывай. Зачем пришел? Сатору поворачивается к нему с легким смешком, кладет руки на спинку дивана по обе стороны от головы Яги, наклоняется. — А ты угадай. — У меня в диване спрятан глок, — сообщает ему Яга. И это совсем не похоже на попытку угадать, зачем Сатору к нему заявился. — Почему все вокруг постоянно угрожают мне оружием? Я всего лишь поздороваться хотел. Давно же не виделись. — Поздоровался? — Масамичи сел вполоборота, повернувшись к Сатору. — Теперь вали. — Зачем так грубо? — Он обошел диван и снова устроился в кресле. — даже не расскажешь, что у тебя нового? — Не твое собачье дело, — сквозь зубы выдавил из себя Масамичи, как будто каждая секунда общения с Годжо неминуемо приближала его к смерти. — Говори, что тебе нужно, или выметайся отсюда. Лучше второе. — Мне всего лишь нужна информация. У Масамичи в голове крутятся шестеренки — Сатору это почти что видит, и, черт, как же это приятно — вызывать у людей такую бурю эмоций. — Не говори, что ты влез в эту херню, Сатору. Пожалуйста. Сатору не говорит. Сатору улыбается и жмет плечами, и всем все становится понятно. — Люблю, когда ты меня о чем-то просишь. Но нет, не в этот раз. Не знаешь, у кого оно? — Не знаю. И знать не хочу. Это бессмысленная трата времени. Завязывай. Это самоубийство, причем совершенно бессмысленное. У тебя ни шанса. — Он говорит отрывисто, каждое слово наслаивается на предыдущее. Это добавило бы убедительности, не будь все его слова пустым звуком для Сатору. — Не преувеличивай. Я многому научился за последнее время, знаешь ли. Сатору — сама безмятежность — закидывает ногу на ногу, наклоняясь вперед. Масамичи на его фоне выглядит как комок нервов. — Плевать, чему ты там научился. Серьезно, мне до лампочки. Ты не сможешь один противостоять китайцам. Никто не сможет. Тем более, когда у тебя на хвосте итальянская мафия. Как ты их только умудрился подцепить? — Впервые слышу, чтобы кто-то говорил о сицилийской мафии, как о венерическом, — смеется Сатору. — Так, ты говоришь, оно у китайцев? — Я не… — он провел рукой по лицу, устало выдыхая, осознавая свою ошибку. — Даже если так, не суйся к ним. — Триада? — безразлично уточняет Сатору. — Хотя, если бы они, я бы, наверное, знал. — Не они, — соглашается Масамичи. — Но Триада все равно считает, что то, что принадлежит китайским бандам, принадлежит им. Ты же знаешь — они почти всех их крышуют. Тех, кто от их покровительства отказывается, убирают быстро и без сожалений. Поэтому еще раз — не стоит. На этот раз все правда серьезно. — У тебя всегда все серьезно. Скукотища. Ну так и, — он делает в воздухе неопределенный жест рукой, — они нашли покупателя? Или решили оставить эту красоту себе? Масамичи замолкает. Сатору его не торопит — снова откидывается на спинку кресла, расслабляясь, прикрывает глаза, покачивая ногой вверх-вниз. — Там, на самом деле, какая-то мутная история. Буквально пару дней назад объявился покупатель — один, не организация. Он явно при деньгах, вот только взялся буквально из воздуха. Никто ничего про него не слышал. Точнее — этот человек вообще не существовал до тех пор, пока не вышел на связь с китайцами. Ни банковских счетов, ни имущества, ни выгодных знакомств. Точнее, это все есть, но появилось не сразу и будто бы из воздуха. Как будто не очень удачную обманку додумывали на ходу. — О, — многозначительно произносит Сатору. — Так мы имеем дело с призраками. И что думаешь? Чье-то подставное лицо, или…? — Думаю, что никто не додумался бы обманывать китайцев, находящихся под покровительством Триады. Кроме тебя, конечно. — Годжо, судя по выражению его лица воспринявший все вышесказанное за комплимент, слегка наклоняет голову в шутливом поклоне — рад стараться. — Они и сами это понимают, иначе не согласились бы на сделку. Тут что-то другое, и я не понимаю, что. Мутное дело. Лучше забудь. Сатору не слушает и забывать не собирается. Наоборот, он узнал все, что было нужно. Резко вскакивает, явно довольный собой, идет к выходу, что-то обдумывая, натягивая на плечи пальто по дороге. Уже через секунду вбегает обратно в комнату — словно вихрь промчался. — Чуть не забыл: когда? Яга смотрит на него осуждающе, прекрасно понимая, впрочем, что, если не от него, Сатору узнает от кого-нибудь другого. — Завтра.