Помехи, снегопад и путаница в голове.

      Ветер морозным вихрем закручивал маленькие колючие снежинки, унося их куда-то вглубь сияющего белизной леса. Крупные снежные шапки гнули ветки сосен, словно те были созданы природой не из плотной волокнистой древесины, а из совсем мягкого и податливого пластика или даже чего-то схожего с упругой резиной. Порой эти покрывшиеся ледяной коркой сугробы, украшающие местную хвою, сваливались, разгоняя птиц, что тут же с карканьем взмывали в воздух, привлекая внимание Джека.       Джек Нэльсон — так его звали. Новоиспеченный смотритель невероятной красоты парка, раскинувшегося где-то далеко от крупных городов и цивилизации, что переговаривался по вечерам с мужчиной, чьего лица он ни разу не видел, но, кажется, успел разболтать ему даже слишком много о себе. Черт знает, может, они и не увидятся вовсе, тем более что коллега никогда не был против разговоров, особенно после тяжелой рабочей недели. С приходом морозов так и вовсе хотелось лишь теплого кофе, да поболтать перед сном, особенно когда это как никогда давало стимул продолжить выполнять свои прямые должностные обязанности. Некоторыми неделями случалось так, что их рапорты сводились к абсолютно формальным, и даже "Спокойной ночи" из уст Коннора, а после из приемника Джека, звучало совсем иначе, отстраненно и холодно. Они никогда не задавали лишних вопросов, будто бы пытаясь удержать во взаимоотношениях крупицы профессиональной этики. В хорошие же дни диалоги завязывались совсем случайно, либо их возникновение подвязывала иногда приходящая к рейнджерам бессонница. Такие переговоры были одновременно скупыми на эмоции, при этом наоборот весьма обширными на детали и мелкие подробности, забивавшие "экранное время" рассказываемых историй. Иногда они сворачивали глубже, вились шутками и подколами, напоминали старческие беседы о жизни и чем-то грели душу, кажется, им обоим. Верно ведь? Среди шума ветра, дроби ливня и воя вьюги хрипловатый и шипящий помехами голос Коннора всегда добавлял ощущения безопасности и комфорта. Особенно, когда оба заваривали себе кофе, перекидываясь ради смеха фразами, больше свойственными для секса по телефону, шутки про который появились внезапно и стали для них чем-то локальным, даже проще сказать своим. Что уж скажешь, мужчины за тридцать по части юмора далеко не всегда более оригинальны, чем старшеклассники. — Медленно кладешь сахар, новичок? — доносилось с читаемой в голосе усмешкой из радио. — Да, сейчас игриво прохрустел половиной суставов в теле, когда попытался разогнуться. — Ладно тебе, старик. — уже тише выдавал знакомый голос, видно прерываясь на глоток горячего кофе. Лишь иногда Коннор в пылу разговора мог спокойно прервать обсуждение, пожелав спокойной ночи и объявив отбой. Такое поведение нередко вызывало небольшое жжение в грудине Джека, ведь не станет же он спрашивать причину периодичных внезапных уходов. Он был уверен, что в их возрасте так не делают. Напарники — тем более. Но даже так, среди заснеженных елей, мысли о мужчине, скрывающемся где-то вдали, в небольшой комнатке на самой вершине двенадцатой пожарной вышки, красной нитью пробирались среди его обыденных житейских обсуждений, пусть и зачастую оказывались нагло проигнорированы и отложены, как что-то, чему не суждено увидеть свет. 13 декабря. 22:20. Уже часа четыре как стемнело, но в их с Коннором окнах горел свет. Погодка с предыдущего дня нехило подпортилась, снегопад сменил ливень, небо посерело, следом почернело, все такое же неровное и бугристое от пелены вязких туч. Джек любил дождь, но только не с чертовым анемометром в руках! Господи, да его чуть не сдуло, пока мужчина пытался пробраться к ограждению. Вот же подарочек на ночь глядя. Радовала лишь только что приготовленная лазанья, чей аромат разливался в воздухе и грел скорее душу, чем тело. Второе было на совести растопленной им печи, дым от которой густым столбом выходил из выведенной наружу трубы. Он знал, что Коннор видит это также, как и свет в окнах, знал, что тот в курсе, что он на посту. Джек со вздохом глянул на радиоприемник и принялся уплетать приготовленное по предоставленному рецепту блюдо. Он не хотел связываться с Коннором первым, ведь, если тот захочет его слышать, разве он не должен начать диалог сам? Иначе Джек просто-напросто чувствовал себя чудаком, которому не хватает чужого внимания. Даже подумать стыдно. — Прием, новичок. — вдруг послышалось из приемника, после чего повисло короткое молчание. — Вижу, уже отметился за сегодня. Погодка совсем дерьмовая, верно? — Это уж точно. — тот фыркнул отчасти смешливо, кивнув, будто бы мужчина на том конце провода мог бы это увидеть. — Я едва с жизнью не распрощался, пока пытался ветер замерить. Почти тридцать восемь узлов, явно не для прогулок на свежем воздухе время. — Понятия не имею как ты выглядишь, но плохо ешь, если тебя уж прямо сдувает. Тоже мне, напугаешь бабу хуем. — тот смешливо фыркнул в микрофон, судя по скрипу, откинувшись в кресле. — Понятия не имею как ты выглядишь, но по голосу не сказал бы, что баба. — съязвил Джек. — Вот уж начал со своей дедовщиной. — Ты там жуешь что ли, Джек? — прервал его Коннор. — А-то. Не представляешь, какую я отменную лазанью сварганил. Только из печки, горяченькая. — Боже, только не про еду, я безумно голоден. — Что у тебя с продуктами? — не осознавая, тот слегка склонил голову набок. — Да кисло с ними, а в шторм передачек ждать не стоит. — послышался искаженный, похожий на хрип вздох. — Черт, не повезло тебе, выходит. — Не говори, новичок. В любом случае, хотел сказать, что справляешься ты неплохо. Ошибок в отчетах я не подмечал, с людьми ты тоже успел поработать, причем, думаю, вполне успешно. — Рад слышать. — Короче, хорошая работа, Джеки. — тот зевнул, завершив реплику, и хмыкнул. — А жаль, выполняй ты свои обязанности хреново, я мог бы брать с тебя за молчание лазаньей. Что-то ты сказал за нее, а я все никак не могу выбросить из головы. Даже это колкое "новичок" порой вызывало в нем смешанные чувства, ведь из уст другого мужчины, особенно когда тот обладатель приятного уху баритона, слышалось это как-то специфически, необычно, даже слегка интимно, поскольку на трубке были лишь два человека и их разговоры буквально являлись тем, о чем никому не суждено было узнать. Нэльсон ведь и не помнил, кто еще использовал эту форму его имени так, пусть и Коннор явно не хотел этим что-то сказать, потому что, как ему показалось, фраза прозвучала вполне мягко и лаконично, как и все бесчисленные остальные. Ведь Коннор в целом был любителем обронить красное словцо, выбранить кого-то, удачно подъебать и оставить после себя особый привкус, который будто бы читался даже в его собственном голосе. — Спасибо. — застыв над ответом, наконец сказал в микрофон Джек. — Обращайся. Я что-то не то сказал? — он не звучал обеспокоенным, наоборот, мужчина уловил в этой фразе будто бы недоверие, может даже надуманную им насмешку, словно сукин сын отдает себе отчет о том, что говорит. Хотя такая мысль казалась даже слишком грубой для Нэльсона. — Все в норме, Коннор. Был рад слышать. — Джек вздохнул, даже зевнул после для антуража, пусть и позыв пришел к нему сам собой. — Я чертовски устал сегодня, наверное, отвалюсь пораньше. Одиннадцатая вышка, отбой, отключаюсь. — Лады. — бросил тот, после чего тишина снова окутала помещение. Кажется, он впервые отключился сам, и, честно сказать, возможно даже почувствовал немного контроля от осознания этого, пусть в мозгах и творился хаос. Отшиб, чертовы вышки, рации, голос, стоит прислушаться к которому, как он чувствует себя слишком уязвимым. Может, пагубное воздействие одиночества, может, этот акцент, голос, некая холодность к нему и в тоже время попытка задеть и подразнить будила в нем что-то не самое естественное, природу чего Джек не совсем хотел в себе признавать. Боже, да черт с этим Коннором. Назревало ощущение, будто ему просто нужно было хорошо проспаться, прийти в себя и перестать хвататься за любую жизнь в этой глуши. Он периодически вспоминал о слухах, которые дошли до него еще перед приездом в Айронбарк. Пусть ничего необычного за все свои смены он так и не обнаружил, почему-то вечное ощущение дискомфорта окутывало его с ног до головы, стоило приемнику затихнуть, а всем важным делам закончиться, оставив его наедине с самим собой. Словно было в этом месте что-то не так. И, кажется, нутро подсказывало, что все, кроме Коннора. Он заставлял его приводить себя в чувства, успокаивал, сам того не зная, ведь просто давал убеждаться в том, что все ощущения и страхи нереальны. Реальны лишь они вдвоем. Как бы то ни было, про усталость Джек вовсе не врал. Денек выдался тот еще, от разбушевавшегося шторма толком не клеились мысли, и в унисон ветру подвывало в башке. Он бы и сам подвыл от того как сильно и без того в такую себе смену подбила чертова несуразица с Коннором. Но чем больше Джек думал об этом, тем больше казалось, что он будто бы сам раздувает драму на пустом месте. Вот тебе и на, может, так и недалеко свихнуться в свой тридцатник? Мужчина поднялся с кресла, потянулся совсем сладко, растянув пересохшие губы в подобии улыбки и промычал едва слышно от разлившегося по суставам облегчения. М-да, с таким образом жизни, скорее не до психушки ближе, а до геморроя. Тем временем за окнами было все также темно, и Джек не думая снова уткнулся взглядом в ту самую вышку. — И тебе добрых снов. — буркнул он и зарылся под шерстяное одеяло.