***
… уже не было ничего, даже белья. Только на шее поблескивал круглый золотой медальон в тот веселый летний день, когда за окнами особняка галдел всякий сброд, а мы пользовались моментом в кабинете. Определенно была некая пикантность в том, что я был полностью одет, а вот она – совсем наоборот. Это делало ее еще более беззащитной, чем обычно. Она опиралась на руки, чуть отклонившись назад – я усадил ее прямо на стол. Я развел ей колени, одновременно притянув ее к себе для удобства. Она послушно обхватила меня за шею. Я дотронулся до ее лица. Провел пальцами по губам. Будь это женщина более темпераментная и раскрепощенная, она бы знала, что нужно сделать с моими пальцами. Увы, не тот случай. Поэтому я лишь поцеловал ее в шею, потом в губы – впрочем, страстно и жадно, будто поддавшись неведомому порыву. Сначала она замерла, как обычно, испуганная и смущенная моим напором, а потом, вот удивительно и неожиданно, ответила на этот грубоватый поцелуй – как могла. Чуть отстранилась и снова оперлась на руки, такие тонкие и слабые. И где теперь была ее стыдливость? Я положил ладони ей на грудь. Смотреть не на что, но ощущать в своих руках – пожалуй, неплохо. Несколько легких, дразнящих прикосновений (она запрокинула голову), а потом – более настойчивые, массирующие движения. Я уже знал, как это сводит ее с ума. Она кусала губы, чтобы не застонать. А вдруг кто-то именно сейчас пройдет за дверью кабинета! …Еще немного, и она сделает то, чего я действительно от нее хочу. А тогда я просто имел её на столе. Как девку, которая исполняет все, что пожелает клиент.***
Я полюбил вас. Вы прекрасны. Видеть красоту вашего лица, эти нежные аристократические черты, и так редко слышать ваш голос… Всё время в тени властной сестры, вы, с вашим удивительным внутренним миром <что я несу, какой еще внутренний мир…> пленили меня. Да! <когда не знаешь, что еще сказать, весомо говори «Да!», эх, не тому нас учили на практикумах по риторике в университете>. И я…***
…Меня никогда особенно не привлекало ее худое тело, которого она совсем не знала и потому заметно стеснялась, особенно в первое время. Бедра чуть широковаты, но только это, считай, и спасало положение, иначе бедняжке уж совсем нечем было бы меня прельстить. В ней не было страстности, не было того темперамента, что всегда так заводил мне в женщинах. Наоборот, в моих объятиях она, как в полусне, всегда с закрытыми глазами, лишь подчинялась, как будто слиться со мной было пределом ее мечтаний. Что же тогда? Откуда (я сам себе порой удивлялся!) бралась та страсть, с которой я овладевал ею? Думаю, всё дело в том сочетании ее смущения, страха – и невозможности отказать мне. Этими тайными встречами, этими небезобидными ласками за наспех запертой дверью я каждый раз изысканно унижал ее. Я знал, что она уже не может жить без близости со мной. И странным образом ее хрупкость, столь непривлекательная для меня, только усиливала ощущение моей силы. Моей власти над ней. Над женщиной из высшего общества. Я чувствовал: еще немного, и власть над ее состоянием, которым она никак не может распорядиться, тоже будет у меня.***
Это так странно и так естественно в то же время. Естественно быть счастливой. Я жила, как живется, у меня все было, но не было, как теперь понимаю, главного. Любовь была мне недоступна. А может, я сама ей противилась. Не знаю. Кто скажет теперь? Но все встало на свои места. Любить и быть любимой – вот что самое главное. Для каждой женщины, наверное, разве нет? Я так счастлива! Он признался мне! И так естественно, в порядке вещей, что это именно он. Я полностью доверяю ему. Я чувствую, что доверила бы ему свою жизнь. Но он пригласил меня к себе… на днях. И вот это немного неудобно: я не смогу сказать сестре, куда еду и зачем, конечно же нет! И потом, почему зовет к себе домой? Мне неловко, я почему-то волнуюсь, но я так хочу его видеть! Его глаза… Он так смотрит на меня… Он поцеловал мне руку, он держал мою руку в своей! Это так хорошо.***
…проснулась с чувством раздражения. Канди вчера себя вела очень странно. Она вообще в последнее время оторвана от реальности, но вчера это уже не лезло ни в какие ворота. Уехала куда-то одна, я так и не поняла куда. Была сама не своя, как будто сильно нервничала. А вернулась совсем напряженная, даже какая-то подавленная. За ужином вообще ушла в свои мысли и вздрагивала, когда я ее о чем-то спрашивала. Ну почему не рассказать мне, что там у нее случилось?! Наверняка какая-то очередная глупость, было бы из-за чего дергаться! Но нет, мы молчим и морщимся, как от боли. Вечно надо ее контролировать, не старшая сестра, а какое-то недоразумение!***
…как жарко щекам. Я как будто пьяна, и можно подумать, что это жара и единственный бокал шампанского так подействовали… но нет. Этот дурацкий прием, который мы сами и устроили по поводу свадьбы-нам-назло, – оказался еще одним поводом встретиться. Увидеться. Мы стояли рядом, и рукав моего платья касался рукава его пиджака. Кричащее какое-то платье, переливающийся медный цвет, платье как из шторы, зачем сестра выбрала нам такие – они годятся разве что для нелепых вечеринок вроде этой. И вырез слишком глубокий. Я невзначай придвинулась еще ближе. Нельзя, нельзя совсем близко, есть же приличия. Он не подавал виду, даже не смотрел на меня… но и не отходил. Я старательно улыбалась гостям, сжимала в пальцах тонкий бокал. Больше всего мне хотелось тогда стоять не просто рядом, а обнявшись. Хотелось склонить голову ему на плечо. Нельзя. …Утомительная, глупая вечеринка, наконец, закончилась. Медное переливчатое платье валяется на полу, а я смотрюсь в зеркало в ванной комнате. Раньше у меня не было привычки разглядывать себя в это зеркало. А сейчас мне будто даже нравится то, что я вижу. Словно забывшись, провожу рукой по плечу и касаюсь груди, рука скользит по талии, по животу, еще ниже. Нет! Что я делаю! Так нельзя делать, это же извращение! Резко отворачиваюсь, становится тяжело дышать. Надо всё же принять душ, а потом сразу спать, и не думать о глупостях… Опасных и неприличных глупостях. Стараясь не смотреть в зеркало, снимаю нижнее белье. Но надо еще смыть косметику, а для этого… И словно в кино, как будто я смотрю на кого-то другого со стороны, женщина в зеркале медленно проводит руками по всем телу, сверху вниз, и также медленно – обратно. Сжимает руками грудь… Нет, нет, всё, да что же это такое! Теперь я смотрю в лицо своему отражению, и это отвратительно: раскрасневшиеся щеки, полуоткрытый рот, какой-то жадный взгляд, ужасно!***
Как так вообще?! Мы столько лет покупали одежду одного размера и вот!!! С недавних пор этот же самый размер на ней висит, а на мне впритык. Это что ж такое?! Что же мне, перестать ужинать? Но нет, я тогда просто не смогу уснуть! …А кремовый костюм просто не налез на меня, был узковат. И как назло, действительно оставался только один размер. Подумать только, она будет в нем, а я в каком-то бежевом клетчатом жакете! Что же, и правда теперь диета?!***
Усердно режу мясо на тарелке и не осмеливаюсь поднять глаза. Отвратительная сцена, скандал, все разошлись, остались лишь он, я и брат. Тягостно всё это. Да и опасно. Сейчас, если брат уйдет успокаивать свою скандалистку, или пойдет извиняться перед Леонелой, я не знаю, то мы останемся наедине. Что он сделает? Даже не поднимая глаз, я вижу его руки, он сидит напротив, я вижу эти пальцы, я вспоминаю, что эти пальцы могут делать, и чувствую, что краснею. Нет, прямо здесь, в столовой, он не сделает сейчас ничего, это слишком рискованно. А мне хотелось бы, чтобы он встал, подошел ко мне сзади и просто положил руки на плечи. Но это невозможно, повсюду слуги, и потом, Леопольдина…***
Как страшно. Когда тошнота проходит, то вроде бы проходит и страх. И всё почти хорошо, будет хорошо, как и было раньше. Но она проходит не до конца. Не вполне. И через какое-то время – опять. И я знаю, что никуда она и не уходила. И я не знаю, а может, это уже просто от страха, или… Или.***
Я вижу голые деревья на фоне серого неба. Всю ночь лил дождь и завывал ветер. Тучи не рассеялись до сих пор. Я чувствую холод плиток под ногами. Я не помню, как вышла на балкон. Я без удивления осознаю: я не помню и как одевалась. На мне белый вязаный костюм, почему-то я надела его прямо на голое тело. Это не очень прилично вообще-то. Я вдыхаю сырой воздух. Порыв ветра холодит лицо, но телу пока еще не холодно. Скоро будет, ведь сейчас зима. Почему я так редко выходила на балкон раньше? Даже в теплые летние ночи. Тогда над головой была россыпь звезд. Бесконечная. И была любовь, тоже бесконечная. Теперь нет ничего. У меня внутри нет любви. Нет страха. И нет боли. Пусто. Я равнодушно смотрю на траву и деревья. Мои руки неподвижно лежат на перилах. Я вспоминаю, как вчера за ужином сидела во главе стола. На ее месте. Потому что ее нет. А я на своем месте! А ее нет дома. И не будет еще очень долго, я надеюсь. Я снова вдыхаю полной грудью, а холодный воздух, наконец, проникает сквозь ажурную вязку костюма. По телу пробегает дрожь. Я некрасиво шмыгаю носом и судорожно приподнимаю плечи. Я переступаю босыми ногами по холодным плиткам. Я поднимаю голову.