***
Аня закалывает волосы, убирая длину. Солнце играет в классе, забавляя учеников и отвлекая их от подготовки к экзаменам. Сидящий рядом Ильдар держит в руках учебник, но смотрит куда угодно, кроме него. Учительница истории тяжело вздыхает, оглядывая безмятежных детей, видя их отсутствующий интерес к учебе. Несколько одноклассников в морской бой играют, тихо переругиваясь и топя бумажные корабли друг друга, Светка Соловьева в окружении подружек хихикает, губы ладошкой прикрывая. Ильдар пару раз на нее оборачивается, вздыхает обреченно. Аня видит его полный безнадеги взгляд. Света на него никакого внимания не обращает. Аня в окно выглядывает, наблюдая, как снег крупными хлопьями падает. На катке, который заливают каждый год, чтобы подарить ученикам и жителям ближайших дворов возможность встать на коньки, компания девочек лет двенадцати катается, держась друг за друга и образовывая паровозик. Сейчас бы встать, коньки надеть и лед лезвием рассечь. Но, взяв себя в руки и не позволив вольному порыву овладеть ею, Пушкина пытается голову очистить от навязчивых мыслей и к учебе вернуться. Смотрит в учебник и видит портрет Карла Маркса. Кто-то его черно-белую густую бороду перекрасил в синюю, того же оттенка, что и шариковая ручка в руке девочки. Глазами по тексту ведет, смысл повествования уловить пытается, но получается плохо. В голове только одно — роза, найденная с утра в сугробе под окном ее комнаты. Она вышла из дома ровно в семь, еще до восхода солнца, и замерла, повернув голову в сторону. Лепестки покрылись ледяной корочкой, листья от холода раскрошились, а бутон сжался и уже совсем не походил на только распустившуюся прекрасную розу. Сейчас цветок покоится на дне сумки и ждет своего времени, чтобы оказаться в банке с водой. Уснуть ночью получилось не с первого раза, в голову мысли о Валере шли. Зачем он пришел? С какими намерениями? На что он надеялся? Она не понимает до сих пор, пытаясь найти ответы на вопросы в своей голове. Под одеялом было тепло, а в душе морозно. — Мы поговорим? — тихий вопрос от Ильдара заставляет прийти в себя. Лучше бы он не спрашивал. Аня сама не понимает, что можно рассказать другу. Она продолжает свою привычную размеренную жизнь, стараясь не уходить от намеченного плана. Получается ли у нее? Кажется, что да. Считает ли так мама? Вряд ли. — Нужно ли? — так же тихонько спрашивает она, не смотря на Байцина. — Мне нечего сказать. Обычный төркемләүче, который думает, что может делать все, что в голову придет. От произнесенной фразы становится грустно. Такой ли он на самом деле? На какой-то миг показалось, что нет. — Откуда ты вообще знаешь его? — негодует Ильдар, поворачиваясь к ней. — Такие не имеют с нами ничего общего. Аня вспоминает, откуда знает его. Разбитую в кровь голову, затуманенный взгляд серо-голубых глаз и легкую улыбку в благодарность за спасение. Он уходил медленно, еле переставляя ноги, а она смотрела ему вслед. Казалось, время вокруг остановилось, а сердце перестало стучать. От его прикосновения, будто электричеством, прожгло насквозь, заставляя замереть. Аня дыхание рваное на себе чувствовала, глаза поднять боялась, но грудью ощущала его. Теперь это снится ей, заставляя с утра вздрогнуть. — С чего ты взял, что мы имеем что-то общее? — она на Ильдара глаза поднимает. Говорит не то с грустью, не то с обидой. Хочется ли ей иметь что-то общее с Валерой? Точно хотелось бы, будь она другим человеком. Например, Светой Соловьевой. Но она — хорошая ученица, законопослушная гражданка своей страны, примерная дочь. И в этот список никак не подходит роль девушки группировщика. — Возможно, ничего, — Ильдар наклоняется к ней ближе, понизив голос еще больше, почти шепчет: — Но этот кабәхәт слишком активно пытался тебя найти. Думаешь, я был единственным, кого он решил допросить? Передо мной пятиклассника остановил. Не так жестко, но все же. Ну так? Настойчивый, — отмечает мысленно Аня. — Помогли друг другу, — уклоняется от ответа она, отворачиваясь от Ильдара. Пушкина за десять лет достаточно хорошо узнала Байцина, и хватает одного короткого взгляда, вздоха, чтобы понять его. Он же неплохо знаком с ней, чтобы предположить, когда из уст девушки вылетает ложь, недосказанность или самая что ни на есть правда. — Мы дружим достаточно, чтобы отличить, когда ты недоговариваешь, — обиженно бросает Ильдар. — Не хочешь говорить — не надо. Только не плачь, когда он бросит тебя, а другие решат кулланырга сине, чөнки алар булдыралар. Аня молчит. Скверно становится на душе то ли после слов о друзьях группировщика, то ли от обиженного тона Ильдара. Еще никогда им не доводилось скрывать друг от друга что-то. Обычно выговаривают все, что на душе. Сейчас же девушка на себя в оконном отражении смотрит, глаза уставшие видит, серые круги под ними из-за плохого ночного сна, губы красной кровавой коркой покрылись — признак думающей Ани. Кудри в разные стороны торчат, создавая прическу без прически. Как она может кому-то понравиться? Чем? Наверное, зацепила хорошим положением отца в обществе, — думает она, отворачиваясь обратно в книгу. Учительница класс внимательно осматривает, выявляя злостных нарушителей дисциплины. Нагоняй мальчишки с камчатки получают, тут же становясь тише. Ильдар на подругу взгляд несколько раз бросает. Аня видит его желание сказать что-то еще, но проходящая мимо учительница не дает ему это сделать. За безделье на уроке выговор получает и Байцин с наказом сделать доклад про Карла Маркса к следующему уроку. Из кабинета по звонку ученики вылетают. Соловьева подружек за школу тащит, Ильдар, насупившись, бросает на Аню последний взгляд и уходит с другим одноклассником в спортивный зал в мяч поиграть, пока идет длинная перемена. Пушкина остается одна. По сторонам смотрит, видит учеников в компании друг друга. Все они друзья, товарищи, хорошие знакомые. У Ани есть только Ильдар, рядом с которым она ловит глоток свежего воздуха и ненадолго скидывает родительские оковы. Когда-то она мечтала о подруге, вместе с которой сможет кататься на коньках, смотреть мультики по телевизору, бегать во двор гулять, читать книги. В реальности все оказалось не столь радужно. Татьяна Ильинична не одобряла дворовых девчонок, единственным интересом которых всегда было сбегать на улицу погулять, а не заняться учебой, саморазвитием. Именно этого она требовала и требует до сих пор от своей дочери. Пока все играли в куклы, дочки-матери, салки, она шла домой с художественной школы и дополнительных занятий с полным рюкзаком заданий. Найти себе подругу в условиях, выдвинутых матерью, оказалось нереально. Единственной одобренной кандидатурой была Светка Соловьева, терпеть которую у Ани нет сил. Лучше вовсе без подруги, чем с такой. Ее подругой стал Ильдар. Идя по коридору в сторону кабинета математики, Пушкина не замечает, как, протискиваясь между учениками, задевает плечом парня из параллельного класса. Прикосновение было едва ощутимым, в толкучке учеников могло и вовсе остаться без внимания, сама Аня не заметила, как столкнулась с кем-то, пока крик, заполнивший весь коридор, не раздался где-то рядом. — Нәрсә?.. Айсар Енаклычев. Ученик параллельного класса, имя которого на слуху не только в школе, но и за ее пределами. Мальчишка, быстро повзрослевший благодаря связи с улицей. Имя его старшего брата достаточно часто можно услышать от проходящих мимо группировщиков. Братцы известны влиятельными родителями и дворовой историей. Один вышел еще в семидесятые, имея связь с Тяп-Ляп. Теперь же сидит с Хади-Такташ на короткой ноге. Его часто видят в компании старших. Братец подтянулся не столь давно, быстро поднявшись в иерархии и заняв место супера. Несколько раз Аня видела Айсара в школе: то на линейке первого сентября он стоял по правую руку, то в столовой в очереди позади, то в автобусе сидел впереди. Они не знакомы лично, никогда не заводили разговор, Аня себе взгляда дольше положенного не разрешала. Теперь ясно — оно к лучшему. — Не видишь, куда прешь, җүләр? — переходит он на татарский, смотря зверем на девочку. Аня глядит ему в глаза. Она чувствует легкую дрожь в теле, но старается себя в руках держать, чтобы трусихой перед парнем не прослыть. Он подходит, осматривая ее с ног до головы. — Смелая типа? — хмыкает он, потянув уголок рта вверх. Ухмылка дьявольская. — Меня кто-то толкнул, — пытаясь спрятать взгляд, Аня тяжело дышит. Страшно. В голове сразу всплывает, что, будь Валера рядом, никаких бы проблем не возникло. Но она стоит одна в школе, в самом безопасном месте, по мнению родителей и учителей, и ждет, пока главный хулиган школы выскажет свой вердикт. — И че? Найди того, кто тебя толкнул. Я же нашел, кто толкнул меня. В коридоре внимания на них никто не обращает или старается это делать. Никому не нужны проблемы. Айсар известен вспыльчивым нравом и отсутствием самоконтроля. Бьет всех, кто не нравится, — удар сильный, наотмашь. Аня из-под опущенных ресниц смотрит на него, дыхание задерживая. С каких пор хулиганы стали обижать девушек? Видимо, за последнее время все круто изменилось, раз теперь задеть девчонку ничего для пацана не значит. — Наказать тебя, по-хорошему, надо за такое, — он фыркает, обводя ее своим грозным взглядом. — Я ничего не сделала, — стоит на своем Аня. Она понимает, человеку напротив все равно, кто виноват, а кто нет. Ему нужна жертва. Слабая девчонка на эту роль подходит больше всего. Все знают — школа нейтральная территория, на ней отношения группировщики не выясняют, чушпанов не толкают, делами своими не занимаются. Только самые отбитые, такие, как Енаклычев и ему подобные, не имеют никаких понятий и принципов. Аня видит в нем угрозу побольше, чем в Валере или его друге. Взгляд хитрый, точно лисий, ухмылка дьявольская, ужасающая. — Тупая? Меня толкнула, — скалится он, подходя ближе. — Но мы ведь быстренько можем решить этот вопрос. Пушкина внимательно смотрит на него. Понимает, что решений в его голове, скорее всего, несколько: либо деньги, либо тело. Такие отморозки славятся отношениями с девушками, совсем недолгими отношениями, которые заканчивают после первого раза. Девушки, чью честь отняли насильно, часто ходят в сопровождении родителей. Одних отпускать их опасно. — У меня есть три рубля, — она говорит с надеждой на лучшее. — Еще пять могу отдать завтра. Итого восемь. Думаю, этого вполне достаточно. Он фыркает, ухмыляясь: — Думаешь? — он пытается руку свою на плечо девичье закинуть, Аня уворачивается. — Недотрога, что ли? — его лицо вмиг стало серьезным. Молчание — золото. Пушкина смотрит по сторонам, пытается увидеть знакомое лицо, чтоб ухватиться за него как за спасательную соломинку. Пусто. Никого. Она слышит голоса Соловьевой и Гаршиной, но не видит их. Понимает, как виновата перед Байциным, будь он сейчас с ней, никакого Енаклычева не было бы рядом. Надежда умирает. — Недотрога, — бурчит она. — Мне на урок надо. — Урок? — издевается он. Со спины подходит еще несколько парней их возраста, их имена неизвестны. Высокие, один толстый, другой тонкий. Смотрят на нее сверху и вниз и будто ударить готовы в любой момент. Сделают все, что им скажет Айсар. — Так ты беги на урок. Три рубля клади и беги, — он руку ладонь вверх вытягивает. — А завтра еще пять принесешь, послезавтра — семь, послепослезавтра — девять… Поняла систему? Аня поняла. Вот только сумм у нее таких нет и взять их негде. Если родители узнают, что какой-то мальчишка, возомнивший себя бандитом, вытягивает у их дочери деньги, то вызовут милицию, где у отца есть некоторые связи. Жизнь ее после такого будет испорчена. В любой момент могут нагрянуть товарищи Айсара и показать, что делают с теми, кто к ментам бежит жаловаться. По городу ходят слухи, что даже девочек никто не жалеет. Не важно, кто она и что сделала — если нужно, то по лицу надают и как мешок испинают. — Но у меня больше нет… — Значит, нужно найти. Ты же вроде умной выглядишь, че за вопросы тупые? Три рубля гони и вали уже. Пушкина в сумку за деньгами лезет и парню отдает. Наглец этот пересчитывает каждую копейку с важным видом. Охранники его стоят у Ани точно за спиной, она чувствует их взгляд и дыхание. — Умница, — ухмыляется Айсар, убедившись, что денег ровно три рубля. За лицо девочку хватает, пальцем вдоль щеки проводит, милость свою проявляет. — Завтра к этому кабинету подойдешь и пять рублей отдашь. Усекла? — Да, — дернув голову в другую сторону, она уворачивается от его прикосновения. Звенит звонок на урок.***
Аня ногами медленно переставляет, двигаясь через арку в сторону дома. Оставшись без копейки в кармане, она думает, как лучше поступить в сложившейся ситуации. В голове шторм из различных идей, но все они кажутся крайне неудачными и безрезультатными. Теперь единственная ценность в сумке — роза, которой после большого количества времени без воды и на холоде стало крайне плохо. Кажется, ей уже не помочь, не спасти бедолагу. Пушкина сумку к груди прижимает, смотрит на цветок и вдыхает глубоко. Поступила ли она жестоко? Глупая, глупая, глупая, — ругает себя она. Зажмуривается от бьющего в лицо ветра, рукой в варежке прикрывается. Платок на голове норовит сползти, носок в ботинке перекосился, а глаза от ветра покраснели. Хочется бросить все и уехать куда-то далеко, где никто не сможет ее достать: ни родители, напирающие своей заботой и опекой, ни хулиганы, желающие наживиться на бедных девочках, ни учителя, пытающиеся завалить тонной домашней работы, ни кто-либо другой. Она замечает его на игровом поле. Валера стоит, облокотившись на ворота для игры в хоккей в своей телогрейке и широких спортивных штанах. На ногах галоши теплые, меховые. Взглянув на него одним глазком, можно понять, какое материальное положение в семье. Удивляет, откуда он взял эту бедную розу, притащившись к ее дому. Неужели украл? Или, что еще хуже, с кладбища унес? Аня отгоняет подобные мысли. Она верит, что он не такой. Какой угодно — наглый, вспыльчивый, резкий, но уж точно не дурак. Совсем не похож на Айсара. Аня понимает, к кому нужно идти за помощью. И идет, несмотря на то, что нельзя. Валера в окружении мальчиков младшего возраста стоит, говорит им что-то с абсолютно серьезным выражением лица. Рядом с не менее грозным взглядом Зима в темно-синей шапке и черной куртке. Чем ближе она подходит, тем отчетливее слышится низкий и хриплый голос Валеры. Он с высоты своего роста мальчишек взглядом обводит, на ком-то задерживается дольше, на ком-то меньше, а кого-то и вовсе не замечает. Аня знает, что такие собрания проводятся только для членов группировки и чужим, таким как она, на них нельзя. Но увидит ли она его позже? Сможет отыскать среди домов вечером, когда солнце уже уйдет за горизонт? Вряд ли. Поэтому она собирает всю храбрость в кулак, сжимает руки в карманах, впиваясь ногтями в ладошки. — …чтоб прижали! — слышит Аня, подойдя совсем близко. — Скорлупа о старших молчит. Уважение совсем потеряли? Так вам быстро фанеру пробьют! Аня останавливается у деревянного забора. Смотрит на него, такого серьезного и злого. Это будто бы не тот парень, которого она встретила на лавке возле своего дома. Сейчас она понимает, что ошибочно приняла его за человека, которым он совсем не является. Валера воспитан не грозной матерью и уважаемым обществом отцом, он — парень с улицы, которого подняли на ноги старшие. Она со взглядом Зимы пересекается. Тот фыркает, брови в немом вопросе приподнимает. — Турбо, — Зима другу в бок локтем тычет, головой в Анину сторону кивает. Валера хмурится сначала, а затем смотрит на нее. Ане кажется, будто время тянется мучительно долго. Она глядит ему в глаза, пытается слова подобрать правильные, подходящие, но ничего не говорит. Валера смотрит недолго, ответ находит достаточно быстро. — Чужим здесь не место, уходи. И она понимает, почему он говорит это. Она кивает, открывая сумку. Лбом чувствует десяток любопытных взглядов мальчишек от десяти до четырнадцати лет. Из сумки розу достает и аккуратно на забор кладет, чтоб не помялась и не рассыпалась. Валера короткий взор бросает, но после отворачивается обратно. Ждет, пока она уйдет, чтобы разговор продолжить. И Аня уходит, оставив розу на заборе. Шагает в сторону дома, пиная ногами снег. Он жалобно скрипит под подошвой, моля о пощаде. Нос за платком прячет, смотрит вперед. Солнце яркими бликами играет, радуя прохожих и даря им иллюзию тепла. Мимо женщина с ребенком проходит, таща его за собой за капюшон шуршащей от каждого телодвижения куртки. Тянет мальчика сильно, будто вот-вот голову ему оторвет. Аня отворачивается, не желая смотреть на такую картину. Дома никого нет. Тишина в квартире радует. Она пальто снимает быстренько, сумку в угол комнаты кидает и на кровать заваливается. Впервые за день она расслабляется, позволяя себе горько выдохнуть. Дышать сквозь подушку невозможно, воздуха начинает не хватать. Слезы сами собой текут, плечи дрожат, а сердце ритм ускоряет. Перед глазами Айсар, вымогающий деньги, и жесткий Валера, прогоняющий прочь. В ушах голос матери звенит, нравоучения сплошные. Аня подушку пальцами сжимает. Кажется, ничего уже не может быть как прежде. Моральные и физические силы покидают ее маленькое слабое тельце. Она дрожит от накативших эмоций, слезы по подушке растирает. За окном солнце играет на лицах прохожих, а девочка несчастная лежит на собственной кровати и хочет окно распахнуть как можно шире. Шаг — и никаких проблем. Почему ее жизнь сложилась именно так? Ответа на этот вопрос у нее нет. Смотря на других людей, Ане кажется, будто они живут лучше. Имеют понимающую мать, близких друзей, свободное время, которое могут потратить на себя, а не на выполнение школьных заданий. От возникших в голове мыслей страшно. Аня никогда не позволяла себе подобного, это ужасная роскошь. Смотря на себя в зеркало, она видит девочку с красным опухшим лицом, залитыми горькими слезами глазами, посиневшими от укусов губами. Волосы растрепанные, одежда мятая. Если бы Татьяна Ильинична увидела дочь сейчас в таком состоянии, зная, что через некоторое время ей нужно явиться на занятие к Алтыннур Эльдаровне и полностью погрузиться в учебу, то взялась бы за ремень. Подобная практика применяется к девочке время от времени, и она не может воспротивиться. «Выпорю сейчас и никаких проблем», — кричит в ярости Татьяна Ильинична, видя свою дочь слабой и уставшей. После нескольких подобных случаев Аня научилась скрывать себя настоящую за панцирем сильной, уверенной в себе девочки. Обедает кашей, что на завтрак была. Ложку в рот пихает, слезами захлебываясь. Жует медленно, каша изо рта вываливается, из носа сопли текут, уши красные. Смотрит куда-то вперед, не видя перед собой ничего, будто ослепла. В голове звенящая тишина, не слышно, как в дверь стучат, как соседи сверху начинают ругаться, как твердый снежок прилетает в окно ее спальни. Пушкина будто под гипнозом, точно сумасшедшая. Взглядом пустым смотрит. Расческой перед выходом волосы в порядок приводит, в тугой хвост на затылке собрав, водой холодной умывается, кашу, упавшую на пол, и стол убирает. Надевает выглаженную матерью форму и выходит из квартиры совершенно другим человеком. Прежней Аней Пушкиной, которую все знают. К Алтыннур Эльдаровне она идет быстрым шагом, пытаясь не опоздать. Мимо игрового поля пробегает, не обращая внимания, есть кто на нем или нет. Спешит настолько, что не замечает выскочившую из-за угла машину. Водитель, чье сердце от страха чуть не остановилось, кричит на девочку из открытого окна, кулаком угрожает. Аня отмахивается, проносясь дальше и прижимая к себе сумку. Платок сползает от бьющего теплого ветра в лицо, подол пальто развевается в разные стороны. В дом она забегает в шесть вечера, когда большая стрелка часов на кухне Алтыннур Эльдаровны встает ровно на двенадцать. Занятие проходит обычно. Аня выполняет несколько упражнений из сборника, повторяет пройденную в школе тему, закрепляет решением биологической задачи. Женщина в конце урока выглядит довольной, смотрит с удовольствием на покрасневшую от старательно выполненных заданий Анечку. За окном солнце село, вдоль дороги загораются фонари, окутывая местность желтым светом. Женщина чаю предлагает с бубликами, пока Пушкина последнее задание дописывает. Чайник ставит, внимательно следит за ходом решения. Аня старается все сделать хорошо, чтобы оставить после себя положительное впечатление. Сегодня она уже позволила себе слабость, и больше такого не должно повториться. Нужно собраться, взять волю в кулак и встряхнуться. Сидя за кухонным столом Алтыннур Эльдаровны, Аня в окно несколько раз выглядывает. Пустая улица манит. Сейчас бы в снежки сыграть. За чаем задание доделывает, книжки с тетрадями в сумку убирает. Говорят недолго и только по делу. Обсуждают прошедший последний урок биологии и над чем еще стоит поработать. Аня просит рассказать несколько тем, которые в школе не разбирали. Женщина обещает подыскать подходящий по уровню подготовки материал и отпускает девочку домой. На лавке под дверью сидит Валера. Она натыкается на него неожиданно. С серьезным выражением лица, один, смотрит на нее. Аня на месте замирает с сумкой в руках. Сердце биться быстрее от волнения начинает. Как он узнал, где она? Неужели следил за ней? Или вновь кого-то к стене прижал, чтобы выудить информацию? Вопросы вихрем закружились в голове. Однако, несмотря на это, осознавать то, что он сам сумел отыскать ее, приятно. От понимания руки дрожат. Тишина немного затягивается, превращаясь в неловкую встречу двух малознакомых людей. От этого ладони потеть начинают, и в горле ком появляется. Турбо берет все в свои руки, заговаривая: — Темно уже, — он поднимается на ноги, в карманы телогрейки прячет кулаки. — Не страшно по темноте бродить? Страшно ли ей? В последнее время очень. Но сказать об этом никому не может — мама не поймет, отец попросит не выдумывать. Поэтому Аня плечами пожимает. — Привыкла. — Я провожу, — уверенно произносит и забирает школьную сумку с учебниками себе. — Тяжелая, зачем таскаешь столько? Они медленно двигаются в сторону Аниного дома, держась друг от друга на расстоянии. Некоторая неловкость после всего произошедшего заставляет Пушкину сделать шаг в сторону. — Все нужное, — тихо отвечает она, смотря себе под ноги. С уст срывается тяжелый вздох. — Устала? — он бросает взгляд на нее. Аня молчит. Устала ли она? Очень. Ноги переставлять сложно. Хочется упасть на землю и не двигаться, а если суждено замерзнуть в этом холоде, то так тому и быть. С каждым разом в голове все больше негативных помыслов, которые не дают спокойно жить. — Очень, — на выдохе признается Пушкина. — Тяжелый день был. — Что-то случилось? — Ничего серьезного, просто учеба. В последнее время слишком много домашнего задания. Она молчит об Айсаре, который ждет завтра пять рублей. Где взять семь рублей на следующий день, она не знает. Что он сделает с ней? Ударит? Или чего еще хуже… И подумать страшно. Тащить деньги из дома она и не думает, только из собственных накоплений, которые завтра исчерпаются. Поможет ли Валера, если рассказать ему о школьном хулигане? Или Аня сделает только хуже? Невозможно предложить какой-либо из вариантов развития событий. Поэтому она молчит, чтобы не разжигать нечто страшное и опасное. — Ты разве не суперумная? — он приподнимает уголки губ в полуулыбке. — Столько книжек, — сумкой в воздухе трясет. — Иногда можно и отдохнуть. — Нельзя, — тут же отвечает. — На это нет времени. — А на что есть? Она головой отрицательно машет, от ветра руки в карманы пряча. — Ни на что. Молчание вновь воцаряется между ними. Ныряют в арку и проходят вдоль игрового поля. Там мальчики гоняют мяч, поскальзываясь и падая плашмя. Аня внимательно смотрит, как они смеются заливисто, толкают друг друга в шутку, ругаются громко и звонко. Зависть на ее лице отражается. Мальчишки хватаются за свою свободу крепко, не позволяя никому лишить их ее. Она же не может себе позволить этого. Этим хулиганам чуть больше десяти лет, семьи их далеко не из высшего слоя, в школу ходят через раз, а одеваются в дешевую и кем-то уже ношеную одежду. Но на лицах улыбки, глаза блестят, а в ботинках снега по щиколотки. Если счастье выглядит так, то Аня хочет это почувствовать. Вдруг ей не понравится? Но верится в это слабо. — Хочешь сыграть? — смотря на Аню, спрашивает Валера. Он замечает ее заинтересованный взгляд. — А можно? Его тихое «конечно» распускает цветы внутри девочки. Вместо сердца, которое она почти не чувствует, расцвела изящная красная роза. Валера, без задней мысли для обоих, хватает девочку за руку и к полю тащит. Сумка летит в сугроб. — Скорлупа, играем вместе! — почти командует он. Вместо недовольства и возмущения мальчики радостно подпрыгивают на месте. Делятся на две команды: Аня с Лампой, Минусом, Жуком в одной команде, а Турбо с оставшимися в другой. Капитанов выбирают по старшинству. Мяч разыгрывать решают капитаны, и Аня пинает достаточно сильно. Летит на спину, но игру никто не останавливает. Ребята продолжают активно гоняться за мячом, пока Валера помогает ей подняться. Короткий вопрос о самочувствии, такой же короткий ответ, что все хорошо, и они подключаются к остальным. Сначала мяч ведет Лампа, потом кто-то из команды Турбо. Первый гол забивает Минус в собственные ворота. Очки на его лице сразу дают понять, чем он заслужил эту кличку, которая полностью оправдывает себя. Второй гол забивает Турбо, обогнув Лампу и Жука. Мяч пролетает Ане между ног и оказывается в воротах. И это ее злит. После некоторого времени бойни за возможность ведения мяча Жук прорывает оборону старшего и бежит к воротам, крича что-то своей команде о прикрытии. Аня следом поспевает, пытаясь не дать соперникам помешать. Счет сравнивается, и все счастливы. Время уходит на другой план. Пушкина совсем забывается, полностью отдаваясь игре с ребятами. Ловит взгляд Валеры, улыбается ему искренне и с большой благодарностью. Если бы не он, то сидела бы сейчас Анечка за столом в комнате и билась головой от усталости и безысходности. Эта капля свежего, свободного воздуха оживила, заставляя вспомнить, что в жизни есть множество радостей. Мяч забивает и Пушкина. Ловко обходит Турбо, которому под ногами впридачу мешается Минус, приближается к воротам и бьет что есть мочи. От переполняющих душу эмоций смеется, на месте от радости прыгает. Команда бросается поздравлять девчонку, которая выбила им победное очко. После короткой, но радостной победы Валера велит всем разойтись и не сметь выползать на улицу. — Понравилось? — спрашивает он, когда они вновь направляются к Аниному дому. — Да, было весело, — она улыбается, стреляя глазками в парня. Этот вечер не может стать лучше. Она понимает, что, войдя в квартиру, вновь придется погрузиться в рутину и прежнюю серую жизнь. За сегодня в ней перемешалось достаточно эмоций, запутался целый клубок, распутать который она не в силах. На это требуется много стараний, времени и храбрости, а все это пока не во власти девочки. — Рад, что тебе понравилось. — Зачем ты приходил? — решается Пушкина, когда они подходят к ее дому. Тянуть больше нет возможности, а любопытство съедает ее изнутри все эти дни. — Извиниться хотел? Ответ прилетает сразу. Грубый и неприятный. — Пацаны не извиняются. Бьет будто пощечина. Она смотрит на него большими круглыми глазами и чувствует, как распустившаяся роза вянет. В животе узел неприятно затягивается, коленки подкашиваются. Аня не понимает. Он в самом деле говорит об этом? Как можно не извиниться за собственные слова, которыми обидел? Неужели она чего-то не осознает в этом мире. — Вот как, — она кивает, начиная понимать, что Валера имеет в виду. Сумку у него из рук забирает. — Тогда стоило ли вообще приходить? — глаза на него поднимает, заглянуть пытается как можно глубже. — Хотел объясниться. У школы все было не так. — Мне не нужны твои объяснения, я все знаю и без этого, — она сводит брови к переносице. Уголки губ опущены. — Ты просто… — выдыхает она, понурив голову. Она вмиг стала настолько тяжелой, что держать ее стало невыносимо сложно. — Я таков, какой я есть, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше для нас обоих, — отвечает с присущей ему серьезностью. — И никак не изменюсь. Пушкиной это и не нужно. Напротив себя она видит не просто парня, а мужчину, готового взять ответственность за свои слова. Ей так кажется, и она надеется, что это так. Аня благодарна ему за правду, которую он не боится говорить. Пусть это будет сразу так страшно и прямо, чем потом, когда она совершенно не окажется к этому готова. Она смотрит ему в глаза и видит там свое отражение. Сердце бьется быстро. — Мне это не нужно. — Не говори о том, в чем не уверена. Лучше иди домой, уже холодно и поздно. И она заходит, плотно закрыв за собой дверь. По щеке катится горькая слеза.***
Она всегда добивается того, что хочет. И он стал ее желанием. Такое бывает у детей, когда они видят игрушку на витрине магазина и валятся на землю, выражая родителям все свою «хочу». Света не падала, не кричала, не махала руками и ногами, но было достаточно короткого взора на нее, чтобы понять — она влюбилась в него с первого взгляда и готова идти за ним. Они встретились случайно, когда посещали одно мероприятие. По просьбе подружки она отправилась за компанию, чтобы не было так страшно, а он — достаточно долгожданный хозяином мероприятия гость. Веселый вечер, разговоры в стороне от других, объятия на диване, поглаживания по ноге, предложение подвезти до дома. Еще через несколько дней прокатились по ночному городу, проезжая на повышенной скорости там, где нельзя. Еще через время среди людей пошла молва — у авторитета с Универсама, Кащея, появилась девушка. Соловьевой было ясно сказано — держать язык за зубами и кому попало не трепаться. «Прознают, суки, что это ты и давить через тебя будут, солнышко», — пропел он ей в ухо, поглаживая по голове. Света молча поняла и приняла. Как велено, так и сделано. О счастье своем подружкам рассказала, с которыми уже многие годы делит собственные страхи, обиды и радости. А она была просто на седьмом небе. Не каждой школьнице удается стать девушкой такого уважаемого на улицах человека. Из трех подружек именно Света смогла добиться такого результата. Ляйсан, живя в соседнем от подруги доме, имеет отношения с супером. Одна Аленка, дочь директора школы в соседнем районе, старается к группировкам близко не приближаться. Держится от них на расстоянии, верит, что все это никогда хорошо не кончится. Света только смеется с подруги. Сейчас Светка почти в полной темноте стоит у зеркала в комнате, поправляя прическу. Губы блеском красит, юбку повыше задирает, ноги оголяя. Оглядывается. Свет в квартире выключен, абсолютная тишина. Время на часах перевалило за полночь, но Светка шубу накидывает, сапоги высокие застегивает и из квартиры выскакивает, тихонько дверь за собой прикрывая. Она старается не шуметь, чтобы родителей не разбудить. В сумочке маленькой только ключи и духи, чтобы потом запах алкоголя было с одежды легче сбить. Под окнами машина стоит. Старенькая, но весьма приличная для авторитета двадцати четырех лет. Из подъезда выпрыгивает. В машину быстренько садится на переднее сиденье. В салоне пахнет алкоголем и сигаретами. Она на мужчину смотрит и невольно хмурится. — Ты пил, что ли? Черные глаза напротив потемнели еще больше. Он смотрит не на нее, а сквозь. Точно выпил. Не так сильно, как обычно, но достаточно, чтобы взгляд и разум помутнились. Она понять не может этого человека. Зачем? Для чего? Кажется, будто он и сам не осознает, делает это потому, что нужно. Кому? Не ясно. Света по лицу его аккуратно гладит, ноготочками шею щекочет. Смотрит с нежностью, взглядом, полным любви. Она видит его идеальным. Точно розовые очки нацепила и отказывается снимать. Они трещинами со всех сторон пошли, но она склеивает их каждый раз в надежде, что еще чуть-чуть и все будет хорошо. — Пил, а нельзя? — возмущается он. Руку ее отталкивает. — Забыла, кто я такой? Тебе напомнить? — Я помню, — она внимательно смотрит на него, боясь глаза в другую сторону отвести. — Вот и молодец, — бурчит он себе под нос, заводя машину и отъезжая от дома Соловьевой. — Куда мы едем? — она в окно поглядывает, пытаясь понять, куда ее везут. — В качалку. Там никого. Она не отвечает. Знает, что лучше смолчать, чтобы не вызвать новую волну ругательств. Руку пытается парню на ногу положить, но тот только дергается, чтоб не трогала. Света губы от обиды поджимает. Не понимает, что успела сделать не так. Только увидела его манящие глаза и сразу же получила неодобрение. Думать о таком невыносимо сложно. Кащей за рулем молчит. Смотрит перед собой, руль резко выкручивает при повороте, на светофоре педаль газа в пол вжимает, проносясь на запрещающий сигнал. От такой поездки сердце екает неприятно. Кажется, давление поднялось, голова закружилась, перед глазами предметы поплыли. У конторы тормозит резко, буквально приказывая девушке выметаться из машины. И она выходит, тут же прилипая к нему. Под руку берет, следуя за ним шаг за шагом. Спускаются по ступеням, чуть не споткнувшись на крутой лестнице. Кащей сам еле держится на ногах, но девочке своей помогает, подхватывая ее на руки. Такой маленький жест доброй воли заставляет ее расплыться в улыбке. Взгляд блестит. Они входят в каморку, закрывая за собой дверь на щеколду. Шуба на старое кресло летит, а они на диванчик усаживаются. Под бочок к парню ластится, пытается найти рядом с ним свое место, где будет комфортно и безопасно. Она не осознает многое, забывая порой, кто такой Кащей из Универсама и на что он способен. Кащей из-под деревянного столика начатую бутылку достает с синей этикеткой и одним красочным и понятным названием. Водка. Следом появляется сало на блюдце со сколом, две стопки, буханка белого хлеба и горчица в маленькой баночке. Света всю эту картину оглядывает с презрением. — Дорогой, — она нежно проводит рукой по спине мужчины, — разве оно нужно? Мы ведь и без этого можем хорошо провести время, — целует за ушком, тихонько выдыхая. Она видит, как по мужскому телу мурашки пробегают. — А че такого, солнышко? — он стопки наполняет обе. Одну тянет Соловьевой. — Бери. — Она берет, иного выхода нет. — Выпьем за тебя, такую хорошенькую, — его рука ложится на девичье колено. Света опрокидывает стопку водки, пытаясь избавиться от мандража. Пальцы начинают дрожать. Она чувствует его сильную руку на талии, на бедре, под юбкой. Она позволяет ему все, радуясь, что Кащей выбрал именно ее. Не любую другую маленькую девчонку, с которой ему было бы скучно. Она же — совсем другое дело, не похожа на других. Ее отец капитан милиции, она хороша собой и знает, какие имеет недостатки и достоинства, и умеет показать глазу людей то, что им необходимо узреть. Закуривает Кащей одним движением руки. Сигаретку предлагает и Свете, но она отказывается. Ноги в сапожках на диван закидывает, на любовь свою круглыми глазами таращится, чуть ли не в рот ему заглядывая. Она гордится собой и своими отношениями с этим человеком, несмотря на все плохое, что он уже успел сделать. Она терпит. Стерпится — слюбится, а бьет значит любит. К тому же он не бьет, а воспитывает, ведь она молодая и еще не понимает реальной жизни. Он-то пожить успел и знает побольше нее. — Скоро один ресторан хороший в центре откроется, мероприятие, говорят, будет громкое. Может, мы могли бы сходить?.. — она пальцы в волосы его запускает, накручивая на ноготок пружинку. Кащей стопку очередную опрокидывает, салом закусывая. — Ну че ты болтаешь, солнышко! — он рот грязный рукой вытирает, а ее о диван. — Сказано же тебе сидеть смирно. Зачем нам эти разговоры ни о чем? Он говорит убедительно, она верит в каждое его слово. Соловьева глаз от Кащея не отрывает. — Мне бояться нечего, у меня ты есть. Я дочка капитанская, тебе ли не знать. — Я-то знаю и отца твоего уважаю, но вот другие в этом только способ тыкать меня и батю твоего увидят. Неужели не понимаешь? — он пальцем по голове ей стучит. От него воняет дешевой водкой и жирным салом, но Света целует его нежно и медленно, чтобы запомнить каждое мгновение. Рука его вверх по ноге стремится, под юбку шустро проникая. Она знает, как ему нравится. Немного стараний, и через некоторое время перед ней будет парень, согласный на все. Так она получила необходимые товары, которые сейчас в диком дефиците, даже не все сотрудники милиции могут их купить, заставила сходить с ней на несколько свиданий, только где никто не мог их увидеть. Рубашку расстегивает профессионально быстро, откидывая ее куда-то в сторону. На теле прекрасные черные рисунки, сделанные еще во время пребывания в местах лишения свободы. Когда он снимает с нее кожаную юбку и тонкие колготки, она молчит, как ему нравится. Вздрагивает, чувствуя его спиной, рвано выдыхает, когда тело жаром обдает, а он становится запредельно близко. Это совсем не то, чего она сама хочет, но знает, что нужно ему. Ее привезли именно для этого. Света слышит его стон, по комнатке, покрытой пылью и грязью, разносится удар ладонью по ягодице. Громкий и грязный. Все соответствует друг другу. Соловьева рот рукой собственной зажимает, когда больно становится. Предплечье свое прикусывает, взгляд с одной точки не отводя. Кащей по спине гладит, волосы на кулак наматывает, заставляя захрипеть. И она делает сильнее нужного, проявляя все свои актерские навыки. Ему хватает пяти минут, чтобы кончить куда-то в сторону. Девочка ноги сразу поджимает, пытаясь стать менее доступной. Кащей рядом садится, руку свою на плечо ей закидывает, целует аккуратно и почти нежно. Это именно то, чего она добивалась. Он всегда становится таким после секса. Он со всеми был таким или только с ней? Света уверена, что только с ней. Она слышала о других его увлечениях, но никогда это не длилось так долго, как у них. Она переиграла их всех, прибрав к рукам лучшего мужчину, по ее нескромному мнению. — Давай, солнышко, проси че хочешь, — он бьет ее по лицу в знак похвалы. Она улыбается почти искренне. — Заслужила, епта! — следующая стопка, полная до краев, опрокинулась им. — В ресторан хочу, — она к уху его приближается и тихонько шепчет: — Там все будут, даже Ляйсан. Я тоже хочу, — она почти хнычет, давя на жалость. Сейчас он уязвим как никогда. — Ну хули нам теперь, — весело продолжает Кащей, — раз солнышко в ресторан хочет, то так тому и быть. Кащей я или хуй с горы, верно? Соловьева целует его, глаза зажмуривая. Как же от него воняет.