***
В понедельник Лиза уже вышла в школу. Я общался с ней как всегда, сказал, что мне удалось влиться в компанию Влада, и что всё идёт просто прекрасно. Она сильно удивилась, поджала губы, но уже через несколько секунд радостно отвела взгляд. Я смотрел на неё, улыбающуюся мне в ответ. Влад полностью игнорировал её существование, но часто смотрел на неё, пока я шёл рядом с ним. Она пыталась скрыть свои переживания за разговором с другими, расстраивалась, но не показывала этого на публику. Ей было неприятно от взглядов, прытких комментариев в её сторону, я видел это по её глазам. Однако чужая рука отталкивала меня от попыток заговорить с ней, поэтому пришлось подкарауливать нужные моменты. Мне правда нравится Лиза. Но мне не нравлюсь я сам. Из-за меня она не знает, что творится вокруг неё, никто не скажет ей, что с теми, кем она дорожит, происходят ужасные вещи. Она будет верить в то, что её друг детства вот-вот встанет на верный путь, засыпать по ночам с картинкой, где все её знакомые люди стали прежними. Вот только я, в тайне от неё, пойду в то место, где все подобные мечты обрезают на корню. В дом Влада, Антона, это не важно. В общем счёте туда, где царят только внутренние убеждения и отрицается вся правда. Теперь я понимаю, что так жить действительно проще. Но в то же время убиваю себя этой мыслью, ведь делаю то же самое, оставляя в неведении всех тех, кто обо мне беспокоится. Я, так же как и он, просыпаюсь с мыслью, что сам всё сделаю и пройду через всё в одиночку, придя к цели. И пока я просто выпадаю из реальности, Влад отвергает все её принципы, строя планы вопреки чужим соображениям. Я отворачиваюсь от Лизы, переведя взгляд на разукрашенную плакатами стену напротив. Нет. Мне совершенно не интересно, к чему стремится сам Влад. И я определённо не задам этого вопроса ему напрямую, когда встречу его завтра. Меня это. Не волнует. Нет. — Будешь чай? — вскочив со своего геймерского стула, Лиза кладёт джойстик на постель подле меня. — Будешь, — я улыбаюсь, облокотившись на изголовье чужой кровати. — Тогда сиди здесь, сейчас принесу. Не успеваю и моргнуть, как она уже подлетает с места и срывается вниз на кухню. После болезни та будто расцвела. Клянусь, она будто крылья распахнула! Новость о том, что я подобрался ближе к Владу и уже налаживаю с ним отношения, пусть и не является правдой, зато придала ей сил. Как и моральных, так и физических. Её лицо светится от счастья, даже когда она проигрывает мне в гонках на приставке. А я, в отличие от неё, чувствую себя из-за этого только хуже. В ту ночь, когда я, угрожая Калюку ножом, впервые задумался над тем, что ради своей жизни я готов предать свои принципы и забыть про обещание, данное ей, внутри что-то сверкнуло. Мной двигало желание избавиться от угрозы, поэтому я и решил так быстро примять данные мной слова? Хер его знает, тогда произошло слишком многое. Но что насчёт того, что творится в моей жизни сейчас? Я получил договорённость со Владом, где я вылезаю из своей шкуры, чтобы смахивать на терпилу, а он не херачит меня и не сливает мои данные за это? Всё так. И помимо этого, я стал негласным участником всего пиздеца, который он со своей компашкой заваривают. Мало того, что за это меня пристрелить могут, так ещё и придётся находиться наедине с Калюком чаще! Как бы я ни хотел что-то изменить, от меня ничего не зависит. — Вот, держи, — прибежавшая обратно Лиза подаёт мне кружку с зелёным чаем. Видать, до сих пор верит в то, что травяные отвары помогут мне справиться с несуществующей мигренью. Винить за это я могу только себя. — Спасибо, — приподняв брови, улыбаюсь и делаю глоток. Сев обратно на кресло, Лиза сворачивает игру и, зайдя в каталог фильмов, взглядом предлагает мне посмотреть что-то. Пожав плечами, оставляю выбор на её усмотрение. В ту же секунду на экране появляется фильм ужасов. Нахмурившись, принимаю более удобную позу, но синеволосая уже мчится занять место на своей кровати возле меня. И под этим я имею в виду то, как она отдавливает мне все ноги, в итоге расположившись где-то рядом с моими коленями. Положив на мои ляжки голову, она совершенно расслабленно шмыгает носом, комментируя нелогичность действий какого-то негра. — Он умрёт первым, я тебе отвечаю, — протягивает она, тыкая своими новыми ногтями в покрывало. — Это очевидно, — делаю ещё один глоток горького на вкус чая. Мы молчим, наблюдая за странноватой тенью, двигающейся за главным героем. За окном идёт мелкий снег, часто прерываясь, он быстро тает, а потом ложится на поверхность окружающего мира вновь. Странное чувство скручивает что-то под лёгкими, как бы спокойно не было Лизе, я не могу взять себя в руки и перестать тревожиться. Я не хочу, чтобы она переживала, плакала или извинялась, что якобы причинила мне неудобства. А она определённо будет это делать, если я расскажу ей правду. Значит, буду молчать и дальше. — Тебе когда-нибудь кто-то нравился? — резко вбрасывает она, будто бы затылком завидев то, как я незаинтересованно припал к окну глазами. — Нет, не думаю, — мгновенно отвечаю я. — А ты кому-то? — Это бред, — посмеиваюсь я, но Лиза замолкает. — Ну, может и нравился кому-то, я не знаю, — спешно добавляю я. — Странно, ты прекрасный человек. Произнесённые ей слова ударяют ниже пояса. Это не так. Я аналогичная Владу мразь, готовая убить человека из-за злости и страха. Я окунаю себя в бездну, связываясь с тем, с чем не должен. Я отвратителен для большего процента населения этой планеты, мои шутки зачастую оскорбляют всё существующее, и, даже если бы меня не пиздили все вокруг, я бы всё равно стал мазохистом, чувствующим себя живым только тогда, когда его убивает кто-то привлекательный. — Ты ещё более прекрасный, — произношу я, дав ей лёгкий щелбан в лоб. — Всё, не продолжай, меня мутузит от твоих нежностей, — передёрнувшись, она прибавляет громкость фильму. Я уже не знаю, что происходит с главным героем, и жив ли он, резкий скример пугает только Лизу, сорвавшуюся на неконтролируемый смех после того, как на экране какая-то девушка закричала одновременно с ней, мне не до снега за окном и не до тревоги, воротящей мои внутренности. Я закован в узкие наручники, окружён белыми стенами со всех сторон, где под ногами проваливается почва, указывая на единственный путь наружу, а сзади меня подталкивают противные мне люди, желающие мне только всего самого наихудшего. И, как бы я не уважал Лизу, я не могу вслушиваться в её комментарии по поводу того, какой глупый и бессмысленный фильм мы только что посмотрели: смотрела она, а я не видел перед глазами и своих рук. Я встаю с кровати и, улыбнувшись, завожу беседу ни о чём, лишь бы не подавать виду. — Думала, что высоко в горах совсем нет цивилизаций, — Лиза спускается по лестнице первой. — Наоборот, я где-то слышал, что там обитают лютейшие долгожители, — она уже подаёт мне куртку. На улице ещё светло, сегодня я сказал ей, что дома меня ждёт мать, ведь у отца завтра день рождения. Я сказал это только для того, чтобы уйти сегодня пораньше, поняв, что не продержусь с жизнерадостной маской на лице до вечера. Я соврал ей потому, что завтра я иду к Владу и остальным, а не потому, что хочу украсить комнату ко дню рождения отца. Нет у него никакого дня рождения, нет у меня никакой комнаты! — Ну, не знаю, там же условия жизни варварские! — Свежий воздух, потрясающие виды и максимальная активность? — посмеиваюсь я, обуваясь. — Ужасные погодные условия и удалённость от инфраструктуры, — сложив руки на груди, протягивает Лиза. — Тем же можно описать многие города России, — я открываю дверь, ступая на порог. — Всё, проваливай, спорщик хуев, — поджав губы, та улыбается перед тем, как, подтолкнув меня за пределы своего дома, захлопнуть дверь и показательно закрыться на все замки. Оставшись в одиночестве, улыбаюсь про себя. Развернувшись, уже хочу начать двигаться в сторону дома, как замечаю Даню на остановке вдалеке. Кажется, мы пересекаемся взглядами одновременно и, помахав друг другу, просто продолжаем заниматься своими делами дальше. Наверняка он сейчас поедет на дополнительные занятия, как обычно. Мне же дорога лежит в мою тюрьму, к любимой матери и совершенно уравновешенному отцу. Каждый завтрашний день кажется таким же безнадёжным, как предыдущий. Уже не знаю, куда себя девать.***
Неудивительно, что всё начинает скатываться в пропасть с самого утра, когда, получив адрес от Антона, я спросонья упал при попытке встать с кровати. По дороге в школу из носа пошла кровь, я заметил её только тогда, когда уже поднимался по лестнице на крыльцо. Большая капля упала на белый снег, отлетев на мою обувь. Раздражало всё, на что бы я ни смотрел. В присутствии Лизы дышать стало сложнее, я не чувствовал себя на своём месте до тех пор, пока не показался Влад. Это было странно. Нет, действительно, мне легче находиться неподалёку от него, потому что не приходится юлить от правды. Он и так знает, что происходит, в конце концов, именно он является зачинщиком всего этого. Но совесть вгрызается в шею похуже чужих слов о моей бесполезности. Я раздражаю всех только своим присутствием, а если начинаю говорить, то все пытаются как можно скорее закрыть мне рот. Понятия не имею почему! Ладно, возможно комментарий про то, что Влад слишком долго смотрит в сторону моей задницы на уроке математики был лишним. Лишним для них. Для них, не для меня. Меня с недавних пор всё устраивает, если не считать притупившиеся эмоции. Когда тебя разрывает на две части при виде Лизы и Влада, одновременно идущих к тебе, приходится метаться из одной стороны к другой. Стараясь угодить им обоим и оставаться спокойным, проёбываюсь по полной. Я не могу искренне улыбаться ей тогда, когда Калюка обращает на меня взгляд. Это внимание сковывает, не позволяя мне вести себя так, как всегда. Я не имею возможности сорваться от него в любой момент к Даше или Дане, ненамеренно игнорирую Лизу, когда меня допрашивают по поводу того, воровал ли я когда-нибудь, а потом дают под бок за воспоминание о том, как я нагло высунул паспорт из чужого кармана в первый же школьный день. Забавно, но даже язвительное замечание о том, как Влад буквально месяц назад употреблял наркотики, не так сильно разозлило их, как моё посягательство на левый паспорт. Весело, как наркотики и воровство — казалось бы худшее, вокруг чего я мог крутиться, запечатались в одном человеке, рядом с которым я обязан находиться. С каждым часом я неосознанно начинаю ненавидеть всё, что как-либо касается Влада. Я ненавижу красный и оранжевый цвета, ведь чаще всего Влад появлялся именно в них. Я ненавижу высокий рост, потому меня бесит, как он поверхностно смотрит на всех. Я ненавижу алкоголь, ведь это первое, что я вижу, войдя в дом, как оказалось, Антона. То самое помещение, в котором я, по ощущениям всего несколько часов назад, оказался с голыми ногами и раздавленной в щепки честью. Оно стало чуть свободнее, наверное, как и говорил Калюка, сегодня они отвезли порцию товара в его дом до следующей сделки. Всё та же мрачность и серость, то же недовольное лицо, саркастически благодарящее меня за моё неопоздание. Говорить спасибо оно мне должно за то, что я вообще сюда пришёл. — Следом, — указывает Влад, когда меня огревает волна брезгливости. — Я тебе не собака, — сняв куртку, откидываю её в сторону обуви. — Тогда почему кусаешься? — Потому что ты урод моральный. — Ответ не засчитан, быстро за мной. Крепкая рука хватает моё предплечье в ту же секунду, утаскивая в гостиную. Антона здесь нет, зато есть куча мерзких, уже подвыпивших лиц, которые, кажись, с минуты на минуту грозят поплыть от моего внешнего вида. Я видел себя таким замученным в последний раз, когда нормально смотрел в зеркало. В лет пять. — Да неужели, явился! — русый парень, держащий бутылку чего-то крепкого, усаживается на диван. — Сэр, подать вам водки? Или же желаете чего-то поизысканнее? — протягивает китаец. — Остыньте, он выглядит так, словно сейчас свалится замертво, — блондин с длинной чёлкой включает на одном из одиноко висящих на стене телевизоров хоккей. Не знаю, зачем я здесь. Мне вновь больно и мерзко от хватки Калюка на своём теле, я опять хочу убежать отсюда сверкая пятками и бродить по ночным улицам, лишь бы не выслушивать всё это в свой адрес. Смысла отвечать им нет, да и сил на то в принципе тоже. Пока Влад, сняв с себя толстовку, перевязывает её себе на шее и заваливается на самое большое кресло, перестав как-либо обращать на меня внимание, я лишь одиноко встаю около стены и стараюсь не блевануть от повиснушего в воздухе запаха пота, алкоголя и сигарет. Я в душе не чаю, зачем я здесь сегодня. Они не выглядят так, будто заняты чем-то: все зависают в телефонах, распивают из бутылок сок и алкоголь направо и налево, обсуждают бессмысленную херню и смотрят хоккей по телевизору, уже почти не взирая в мою сторону. Только Влад изредка проходится по мне взглядом, словно проверяя, не сбежал ли я. После того, как меня вырвали из общества Дани, Даши и Беляша, не дав и взор бросить в сторону Лизы, настроение скатилось под ноль. Нет, мне не хочется бегать с обморожением по улицам, мне просто хочется спать. Не пойти завтра в школу, не отсиживать уроки английского, не терпеть насмешки, не быть возле Влада. Да, было бы намного проще, если б его просто не существовало. — Эй, мелкий, подай воды, — чужой крик мгновенно отрезвляет. Покосившись на Влада, протянувшего мне руку с ожиданием, нехотя беру со стола литровую бутылку минералки. Я вижу, крышка не закрыта до конца, и всё равно подаю Калюку воду с рывком. Та, естественно, пузырится и выливается через край, заливая всё вокруг, но уже опьяневший Влад не обращает на это внимания. Ему явно весело. Им всем весело! А мне никто радоваться не позволяет. Едва я двигаюсь с места, как меня уже окликивают. — Куда собрался? — Влад встаёт с кресла, подходя ко мне. Все остальные по-прежнему увлечены своими делами. — Зачем я здесь? — холодно и максимально чётко произношу я. — Чтобы быть униженным, — посмеивается Влад. — Никакого смысла в твоём нахождении здесь нет, мне просто весело смотреть на то, как ты себе места не находишь. — Урод. Однако он прав. Одно мое присутствие тут для него — это уже победа. — Тебе в принципе нравится за мной наблюдать, — проговариваю я шёпотом. — И что с того? Я хмурюсь, оглядывая нетрезвое лицо напротив. Видимо, пьяный Влад не находит в сталкерстве никаких странностей. А сможет ли он сделать то же самое с моим желанием въебать ему? Не знаю, но сейчас я в невыгодном положении. Как бы ни хотелось начать драку, вокруг буквально все его дружки, мне просто накостыляют толпой. Но как же хочется зарядить ему куда-нибудь под глаз, я клянусь, я скоро не выдержу. — Ты больной, — вместо кулаков бью по нему словами. — Спасибо, — Калюка улыбается и отходит к холодильнику, чтобы прихватить что-то съестное. — Когда я могу уйти? — сквозь зубы произношу я. Я не могу завалиться спать прям здесь, среди этих тварей, Бог знает, что они со мной сделают. — Когда я тебе позволю. Все мышцы тела напрягаются, такое уёбищное отношение я к себе не терпел даже от матери. Та просто хуярила и кричала, этот же корчит из себя максимально высокомерного ублюдка, у которого всё и все находятся под строгим контролем. Я думаю трижды перед тем, как пожелать ему смерти. Сейчас это ничего не изменит, да и если мне прилетит по лицу, я точно не очухаюсь, решив отдохнуть на полу до следующего утра. Так что, как бы ни хотелось, оно того не стоит. Отойдя от холодильника, Калюка жестом указывает одному из своих дружков на меня, а сам выходит из комнаты. Блондин мгновенно подлетает ко мне и, облокотившись на стену подле, уже начинает заливать что-то про хоккей. Я не знаю, что было бы, если б какой-то нападающий решил меня использовать вместо шайбы, чувак, отъебись! Молча выслушивая пьяные бредни, не могу не напрягать голову, чтобы вслушиваться в чужие слова. Наверное, ничего полезного он так и не скажет, но надежда умирает последней. — И вот так Александр Овечкин получил прозвище Великого, — блондин с интересом смотрит на стену возле меня, будто рассказывая всё это ей. Большинство присутствующих уже в хлам. Китаец, свесившись с дивана вниз головой, валяется на полу с приставкой, русый чувак еле дышит, маша на себя рукой, темноволосый брюнет открывает окно по его просьбе, закуривая ещё одну сигарету, и этот дебил рядом со мной с пеной изо рта вновь принимается нахваливать какого-то хоккеиста. На секунду все замолкают и, полностью потеряв ко мне интерес, этот пьяный имбицил наконец забывает про свою миссию донимать меня. Он отходит обратно к остальным и принимается рассказывать всё то же самое им, забив на моё присутствие. Расслабленно выдохнув, стараюсь меньше шмыгать носом. Пахнет, мягко говоря, не очень. Сделав шаг в сторону двери, замечаю, что всем по-прежнему на меня похуй. Оно и к лучшему. Дойдя до прихожей, уже хочу обуться и помчаться отсюда домой, как вспоминаю про существование Калюка. И очень жаль, что он до сих пор существует! Хочу завалиться на свою кровать и забыться до завтрашнего утра. Не хочу идти к нему и отпрашиваться как маленький ребёнок, но выбора мне не даётся. Съебусь без разрешения — точно отхвачу. А так, может он уже валяется где-то в ванной при смерти? Тогда я подойду к нему, потрясу его за плечо, отвешу неплохой пощёчины и, спросив его, можно ли мне идти, сто пудово получу скомканное «свободен». Влад наверняка даже не вспомнит, просил ли я его об этом, но доказать обратное не сможет. Значит, чтобы поставить эту галочку, нужно его сначала найти. Пройдя по всему первому этажу, не обнаруживаю ничего, кроме кучи коробок и ящиков. Скорчив недовольное лицо самому себе, поднимаюсь на второй. Здесь, как и в прошлый раз, царит всё та же недо-уютная атмосфера. А на подоконнике, в глубине коридора комнат, согнувшись вдвое сидит и сам виновник неблагоприятной обстановки. Опустив голову к полу, он медленно дышит, то прислоняя, то отодвигая сигарету от своих губ. Подойдя чуть ближе, жду, пока он меня заметит, но этого не происходит. — Я домой, — громко проговариваю я. Влад переводит на меня свой взгляд, приподнимая брови. Он молча смотрит мне в глаза, застыв в одном положении. Калюка выглядит расстроенным. Ощущение, словно он не в состоянии ни говорить, ни двигаться и вот-вот отрубится. Ладно, я просто не ожидал, что он будет молчать. Настолько тревожно и долго, что у меня самого что-то в районе шеи сводит. — Смотри, на улице снег, — абсолютно спокойно протягивает Влад. — Я пойду? — мгновенно вопрошаю это, даже не подумав. — Иди, — уже на отвали произносит Калюка. Он вновь опускает голову, закуривая. Мне плевать, думает он о чём-то, решил, что с меня сегодня хватит или просто перебрал с алкоголем, в тот же миг я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и даю дёру. Спустившись вниз, быстро обуваюсь и, надев куртку, выскакиваю наружу. И вправду, снег. Крупные хлопья падают на землю, укрывая остатки выцветших листьев. Под светом редких фонарей они закруживаются в медленном вальсе, а потом резко ускоряются, меняя направление в соответствии с новым порывом ветра. Накинув капюшон, засовываю руки по карманам. Я чувствую, как чужие глаза смотрят мне в спину через окно второго этажа. Не знаю зачем, но оглядываюсь. — Ненормальный, — шепчу себе под нос, заметив силуэт Калюка на том же подоконнике. Находясь лицом ко мне, тот встаёт и продолжает молча наблюдать. Мы играем в гляделки добрых полминуты, пока я, показав ему средний палец, не ухожу оттуда подальше. Это желание обернуться преследует меня вплоть до поворота, где, на стыке двух районов, меня уже никто не увидит. Мне вновь не по себе.***
Вторник ничем не отличился от предыдущих дней, но с самого утра в голове так и крутилась мысль, что что-то идёт не так. Я встретился с друзьями в школе, поел за чужой счёт, провёл почти каждую перемену в обществе Влада и остальных, которые вели себя как всегда. И всё-таки, где-то произошло изменение. Это выбивало из колеи. Что-то надвигалось, это чувство колом встало в голове, но что именно, оставалось неизвестным. Я подолгу смотрел за бегающим с мячом Антоном на баскетбольной площадке, раз двадцать проверил, не стали ли шире глаза китаёза, выслушал отзыв блондина о вчерашнем матче, но так и не смог понять, что произошло. Вокруг меня воцарилась атмосфера рутины. Так быстро и неожиданно, что когда вечером мне никто не скинул никакого адреса и времени, я долго не мог решиться пойти спать. Казалось, словно от каждого моего действия зависит моё будущее, но сразу после этого вспоминались слова Влада. Да, я отношусь ко всему серьёзно, как иначе? Я не мог перестать думать и в среду, и в четверг. Стал говорить меньше, погружаясь в эти мысли, и только в пятницу заметил, что Влад стал спокойнее. Я не понимаю, раньше всего этого он изображал из себя дурака, срываясь на меня по каждому поводу или был серьёзен? Говоря про первый вариант, то тут всё очевидно, он перестал строить из себя глупца и стал заниматься делами, привлекши к ним и меня. Что же до второго расклада событий… Тогда всё слишком странно и неоднозначно. Я могу понять себя, да, в первое время мне всегда стрессово, но я быстро адаптируюсь к чему угодно, поэтому и чувствую себя лучше! Натерпевшись всего, что только можно с той ночи, в эти дни, когда никто не угрожал мне пистолетом или не пытался утащить меня хер знает куда, я быстро вернулся к прежнему ритму жизни. Я ходил по мелким поручениям Влада, сжав зубы, не грубил лишний раз… Но и тот не вёлся на мои язвительные провокации! Ещё неделей–второй ранее, он бы точно начистил мне ебло за мой недовольный вздох, теперь же он стал. Он стал. Меньше со мной контактировать? Нет, я клянусь, он будто избегает меня. Такого не было даже в мой месяц приколов! Может, из-за этого и появилось ощущение, словно он стал относиться ко мне терпимее? Не знаю, но в пятницу повторилось всё то же самое. Полдня после школы я провёл у Лизы, мы веселились, и я впервые за неделю смог спокойно вздохнуть, пока не посмотрел ей в глаза. Я вновь убежал от неё поскорее, сославшись на встречу с другим своим другом, добежал до дома, навернул уже не помню чего, отдышался и пошёл в дом Антона. В этот раз его опять не было там, как мне сказал подвыпивший китаец, тот занимается делами. Всё повторилось чуть ли не точь в точь: они бухали, отмечали прошлые сделки, русый парень рассказывал про какого-то нового торговца, урвавшего их покупателя, они врубили телевизор, завалились на свои места, Влад попросил воды, я беспрекословно подчинился, он ещё немного поболтал с ребятами, ушёл на второй этаж, подозвав ко мне на этот раз китайца. Узкоглазый долго распинался про то, какой компьютер он хочет собрать, когда получит свою долю с нового заказа в воскресенье, потом он сдулся, все замолчали, я застыл на месте и долго не мог понять, почему я отношусь ко всему происходящему так спокойно. Пойдя наверх, я застал Влада в том же положении, он быстро пробормотал мне про ночь субботы, сказал быть у него к тому же времени, я кивнул и ушёл без всяких споров. Противное ощущение не давало покоя и все выходные. Договорившись пойти погулять с Даней ещё в четверг, мы встретились рано утром и поехали в город. Во время долгой поездки на автобусе осуждали Дашу, которая отказалась позависать с нами из-за доклада, который ей поручили сделать к понедельнику, потом встретились на пятой от моего дома остановке с Беляшом. Он восторженно описывал новинку всех времён — какую-то консоль для инвалидов с педалями под настраиваемые кнопки. Сказал, что это будет так же полезно для тех, у кого и так имеются две руки, ведь они имеют свойство уставать, а такой потрясный гаджет ещё и послужит прекрасной мотивацией научиться играть на барабанах. Я точно не помню, что было в самом городе: вроде бы мы зашли в забегаловку, ребята взяли по бургеру и уплетали его на ходу, пока я попивал из стаканчика кофе. Я не люблю кофе, я никогда не пил его и не собирался, я в душе не ебу, как меня не вырвало только от его запаха. Всё было как во сне. До того момента, пока я не встретился с Владом у него дома. Я пришёл вовремя, опять испугался пистолета, торчащего из чужого кармана, но почувствовал себя лучше, чем до этого. Почему-то мне было весело. Взяв коробки, я улыбался, после вопроса объёбан ли я чем-то, мне захотелось засмеяться. Мы загрузили всё в машину, приехали к тому же скейт парку, Влад резко начал рассказывать, что ничем запрещённым они никогда не торгуют. Я заглянул в коробки, когда мы положили их на скамейку: там был рис, соль, бритвенные станки и сухие смеси для младенцев. Мне стало страшно, стоило чёрному парню подъехать к нам на большой машине. Но он улыбался, отдал Калюку деньги наличкой, в подарок выдал мне на ладони десятку долларов и быстро смылся. Казалось, что мне было легче молчать рядом с Владом, который всё знал, чем переписываться с кем-то из друзей, оставшихся в России, или говорить с Лизой, Даней, Дашей и Беляшом на совершенно отдалённые от этого всего темы. Я не мог выбросить из головы это чувство всю следующую неделю. Снег продолжал идти, мне было неспокойно от того, что мне спокойно. Когда вечером воскресенья послышался стук в дверь, я зачем-то обрадовался. На пороге лежал конверт, наполненный неплохой суммой. Подпись на обратной стороне гласила «Говорил же». Отсутствие сильных эмоций начало бесить. Я убрал деньги в ящик, перепрятал ключ. Кажись, я блядски не мог существовать, пока я не выкину какую-то пакость. Эта тяга к тому, чтобы ухудшить своё положение страшила. Все те мерзкие дни я только и молился, как бы всё наладилось, как бы мне сделать что-то, чтобы всё было хорошо, а теперь, стоило дням потерять своё разнообразие, мне стало скучно. Поганая скука гложила изнутри. Мысли вертелись вокруг того, чтобы затеять абсолютно бессмысленную драку, но не просто с каким-то левым прохожим, а напрямую со Владом. Всё напоминало синдром какого-то психбольного под названием «Невозможность сидеть на месте спокойно». Я не был агрессивен, я по-прежнему питал ненависть к Калюку, пусть причины на неё стало находить всё сложнее. У него все мои данные, он часто поднимает на меня руку, заставляет мотаться с ним по всему городу и таскать тяжёлые вещи. Но помимо шантажа он так и не сделал ничего из ряда вон выходящего. В отличие от меня, он не пытался меня убить. Влад не переходил грань, что меня бесило. Чем меньше он со мной взаимодействовал, тем хуже становилось мне же. Должно было быть наоборот. Всё определённо должно было быть так же, но совершенно иначе! И это сжимало сердце, заставляя творить всё более спущенную с тормозов хуйню. Я помнил про договорённость между нами, но стал нарываться чаще. Это были сущие пустяки, однако с каждым моим проступком становилось интереснее сделать что-то крупнее. За считанные недели я пошёл против своей цели, но получалось так, будто я идеально следую прям к ней. Влад больше не бесился и не херачил меня со всей дури, как мог бы сделать до, он привык к моим назойливым речам и тому факту, что я переплюнул китайца своей неугомонностью. Что хуже всего, он не задавал вопросов. Теперь я стал понимать Лизу, а спустя время я зачем-то начал замечать всё больше его привычек. Влад прикусывает нижнюю губу, когда ему интересно, перебирает волосы на макушке, когда задумывается, подносит указательный палец к подбородку, когда сомневается, потирает шею тогда, когда стесняется и бьёт мне кулаком в рёбра, когда злится. Но эта ярость, идущая в разрез моим нынешним желаниям, но чётко следуя изначальному плану, начала уходить. Слишком быстро. Я пытался схватиться за неё и держать как можно крепче, пока ко мне не пришло осознание. То, что изменилось — это Влад. И меняться продолжает. Изо дня в день я смотрел на то, как он всё больше закрывается ото всех. Когда пошла третья неделя моего пребывания с ними, Калюка ушёл на второй этаж чуть ли не сразу. Было странно остаться со всеми наедине, просто сесть на диван и наблюдать без ощущения чужих глаз на себе. Может тогда он воспринял мою насмешку слишком серьёзно и решил снизить контакт со мной до минимума? А что будет, когда этот месяц пройдёт, и он свалит на меня все обязанности? Я получу пистолет, машину, но смогу ли я видеться с ним? Как мне тогда перенастроить его? Я не смогу рассказать Лизе правду, это будет означать ещё одно поражение! Мне нужно восстановить его отношения со всеми, но как, сука, это сделать, если он отдаляется даже от тех, кто в его же компании? Бесит, блять, чертовски бесит! От него одни проблемы, его не поймёшь, а я настолько его ненавижу, что не могу позволить себе лезть к нему по собственным вопросам. Вдруг он подумает, что я хочу помочь ему? Не дай Бог! Но выбирая между ненавистью к Владу и Лизой с Валерой, кто определённо скучает и надеется, мне ничего не остаётся. Пока Лиза верит мне, а второй валяется который десяток дней с отравлением в больнице, я обязан сделать хоть что-то. Купив чёрную краску для волос, этим я и планирую заняться. Очередная пятница, когда Влад напьётся и уйдёт наверх, наконец перестанет быть очередной. Я разговорю его, в лучшем случае выведу из себя, дождусь, пока он уснёт, совершу пакость и привет то, с чего всё и начиналось. После такого вмешательства в его жизнь, Влад точно не сможет оставаться спокойным. — Ты сегодня пораньше обычного, — встречает меня русый парень, с интересом вглядываясь в мой внешний вид. Пару часов назад я уложил свою чёлку феном матери, оделся во всё цветастое и накрасил глаза. Выгляжу как самый вызывающий педик из Американских сериалов, и неудивительно, что он, завидев меня, начинает смеяться. Сняв куртку, расстёгиваю розово-белую кофту со стразами на молнии и приспускаю её на плечи. Оставшись в облегающей белой майке и длинных голубых джинсах, чувствую себя максимально некомфортно. Нельзя поддаваться стыду, как бы херово не было. Раз начал, продолжай. Раз продолжил, иди до конца. — Вы взгляните, у нас сегодня маскарад какой-то? — всё тот же русый парень, прикрывая свой рот, представляет меня остальным. Откинув свою обувь подальше, поджимаю губы. Я уже не слышу их комментариев по поводу себя, пытаясь найти взглядом Влада. И как же хочется запустить в него что-то, когда я обнаруживаю его стоящим к себе спиной. Взяв что-то с полки, тот засовывает этот предмет к себе в карман и, даже не посмотрев в мою сторону, уходит в направлении второго этажа. Мои глаза наливаются злостью, быстро брякнув что-то невнятное, я отхожу от парней в сторону. Те усаживаются на диван, врубают приставку, заливают в себя алкоголь, даже приглашают меня поиграть с ними, однако это бесит только больше. Я не часть вашей группировки! Я не на своём месте, вы мне не друзья и даже не хорошие знакомые, единственный, кто мне здесь интересен — это Влад! Который, мать его, на меня хер забил. Когда я не мозолил ему глаза, как можно меньше говорил и не нарывался, я и представить не мог, что всё так обернётся! Когда чай остывает, я этот чай в рот ебу. Когда Влад перестаёт идти на контакт, а у меня появляется ощущение, что ему вообще нет до меня дела, мне почему-то хреново. Когда спустя всего полчаса я хватаю бутылку сидра и мчусь на второй этаж, не знаю, чего точно я хочу этим добиться. Всё в том же излюбленном положении, Влад зависает у окна с сигаретой. В последнее время я не раз осуждал его за то, как он просаживает свои лёгкие, но ему было похуй. А поэтому, с силой вырвав сигарету из чужих рук, я бросаю её на пол и топчусь по ней с пассивной агрессией. Подняв на меня взгляд, Калюка лишь выгибает одну бровь. — Сдурел? — пожав плечами, он достаёт из кармана зажигалку. — Почему ты уходишь сюда? — нагло, прямо, как я и любил. — Тебя это ебать не должно, — посмеиваясь, отвечает Калюка. — Если ты задаёшь вопросы, я отвечаю, — подойдя ближе, перекрываю собой свет от лампы. — Говорил же, особых условий мне поставлено не будет. Значит отвечай и ты. — Я устал, — продолжая пьяно лыбиться, вбрасывает Влад спустя минуту молчания. — Стало скучно? — Раньше ты меня больше раздражал. Попытка чем-то возразить переходит в неловкий кашель. Он намекает на то, что я стал менее интересным?! Блять, это, сука, нет, блять, да как вообще он! — Как же ты меня заебал! — протягиваю я, отшатываясь к стене. Стоп, а с хуя ли меня это вообще заботит? Сняв с себя эту ебучую кофту, подворачиваю джинсы. Нет смысла ни в моём образе, ни в моих словах, Влад словно погрузился в депрессию, не имея возможности злиться вовсе. Мы молчим, и, пока Влад вновь безэмоционально закуривает, меня трясёт от ярости. Я совершенно не понимаю его, я вообще не могу понять, что с ним происходит! Пару дней назад всё дошло до того, что я пытался по памяти набрать номер Артёма и написать ему с извинениями, лишь бы поболтать с тем, кто знает больше меня. Последние цифр шесть я, естественно, так и не вспомнил, но всю ночь на мой страх и риск в чате с незнакомцами провисели сообщения о том, как я блядски ненавижу всё вокруг. Вчера я пытался аккуратно подойти с этой темой к Лизе, но быстро смекнул, что та стопудово меня раскусит, и слился. Сегодня утром я придумал этот гениальнейший план, но и тот спешит пойти под откос из-за самых главных несостыковок. Первое: я не могу переступить через себя и начать подлизываться к нему, чтобы получить информацию, даже когда он пьян. Второе: он теперь принимает меня за какого-то малознакомого чувака, вечно вертящегося под боком, и лишь редко вмазывает мне, когда я сам о том чуть ли не умоляю. Третье: эти две вещи несовместимы, не перемешиваемы и стоят по разным углам друг от друга. Но надо, Вова, надо! — Что же изменилось? — передёрнувшись, спрашиваю я. — Я понял, если продолжу так себя вести, то вообще от тебя не отвяжусь, — моментально возвращается к изначальной теме разговора Калюка. — И что в этом плохого? — не узнавая себя, продолжаю наезжать. — Сложно слишком много всего ненавидеть. Я пару мгновений не понимаю, чьи только что прозвучали слова. Они напоминают мне мой стиль, но я вроде бы молчал, закусив щёку изнутри. Нахмурившись, потираю нос ладонью. В последнее время давление скачет пуще прежнего, я постоянно натыкаюсь на капли крови, скатывающиеся по лицу. В этот раз всё иначе: губы пересохли и с трудом разжимаются, кровь из носа не идёт, а голова продолжает болеть. — Так не ненавидь, ёпта, — я стекаю по стене, присев на корточки. Влад смеётся с моей шутки, и становится только хуже. Почему он не ненавидит меня так же, как я его? Потому что в позиции жертвы я, и ему всё-таки жаль или он правда выгорел с меня? — Без ненависти появляются лишние мысли, — выдохнув пар возле моего лица, Калюка выпрямляется. Открыв бутылку сидра, делаю первый глоток. Я уже давно не пил. — Не вижу минусов, — цокнув, вытираю рот рукавом. Я только и делаю, что живу мыслями. Если б кому-то поневоле пришлось все их записывать, нет, если б кто-то хоть день мог смотреть на меня и слышать, о чём я думаю, он бы свихнулся в первые же часы. Но мне-то с ними нормально живётся! Да, местами тревожно, иногда я скатываюсь к состоянию параноика и переусердствую с размышлениями, но в целом… Всё норм же? — Ты много чего не видишь, — начинает Влад. — Или видеть не желаешь. — Говори прямо. — Куда-то торопишься? — Просто ты выглядишь так, словно сейчас заснёшь. — Впервые слышу, чтобы тебе хотелось поговорить со мной подольше. — Ты неправильно уловил суть, — склонив голову на бок, делаю ещё несколько глотков сидра. — И не увиливай от вопроса. — Скажи честно, зачем тебе это? — резко выдаёт Влад, заставив меня заткнуться. — Потому что я тебе не верю. Ты не изменишься сам, у тебя ничего не выйдет, а я не могу смотреть на то, как из-за тебя мучаются остальные. — А ты какое дело к этому всему имеешь? — он смеётся. Открыв окно настежь, Калюка тушит сигарету о снег, лежащий на другой стороне подоконника, и продолжает улыбаться. — Они мои друзья, — покачав головой, смотрю ему прямо в глаза. — Ты уедешь, и всё это останется позади, — высокомерно вбрасывает Влад. — А пока я здесь, я сделаю всё, что в моих силах. Так что злись на меня как прежде, вымещай всю ненависть сколько хочешь, просто пообещай, что, когда я испарюсь из ваших жизней, ты станешь нормальным. Прикончив бутылку, ставлю её неподалёку. Кажется, я говорю полную бредятину. — Ещё не дошло? — Калюка встаёт и, пошатываясь, садится на пол возле меня. Я отодвигаюсь подальше, чуть не снеся сидр. — Объясню на пальцах, — он хватает мою руку, пройдясь обледеневшими конечностями по моим. — Вот это я, — он силой загибает мне третий палец. — Я невероятно бешусь от твоего вида, твоих манер, слов, действий и намеренностей. Меня раздражает тот факт, что ты единственный, кто злит меня настолько, что я теряю над собой контроль. Поэтому я начал тебя избегать, чтобы не свихнуться на этой зависимости от тебя, ведь не могу выбросить тебя из головы, — Влад вздыхает, потягивая мой первый палец. — Это ты. Ты мерзкий, у тебя шило в заднице, тебя должны презирать все, кто знает о твоём существовании, ты вечно ищешь себе приключений и пытаешься избегать последствий, но в одиночку у тебя нихера не выходит, — он загибает сразу и указательный, и безымянный, оставив в прежнем состоянии лишь мизинец. — А это мой и твой интерес. Я не понимаю, почему мне так сложно оставить тебя в покое, и я надеюсь, что ты тоже в душе не ебёшь, почему ты не можешь от меня отлипнуть даже тогда, когда всё идёт по твоему первоначальному плану. Вырвав свою руку из чужого захвата, вытираю её о низ майки. Действительно на пальцах пояснил, мудила. — И остаются мои друзья и дела, с которыми я справлюсь сам, которые в твоём вмешательстве, — Влад зевает, прикрывая глаза. — Не нуждаются. — Зачем тебе всё это? — отвернувшись от него, стараюсь проигнорировать чужое плечо вплотную к своему. — Кражи, воровство, перепродажа, я об этом. — Деньги, мне они необходимы. Уже в хлам опьяневший Калюка, кажись, не понимает, что несёт. Хотя, я и сам плохо формулирую вопросы. — Мне тоже, так то, ты знаешь, я хочу сбежать, — зачем-то открываю ему и так известную информацию. — Если ты сейчас признаешься, что ты или кто-то из твоих родственников болен чем-то серьёзным, и эти деньги нужны на операцию, поэтому ты и избавился от всего остального, что может тебя побеспокоить… То я, может, и прощу тебя за все эти выходки. Я глубоко вздыхаю, совсем не контролируя, что вылетает изо рта. Я почти не думаю, просто говорю всё, что приходит в голову. — Нет, не прощу, но, может, ненавидеть буду чуть меньше, — добавляю я, когда крупная фигура справа полностью сваливается на моё плечо. — Никто не болен, — протягивает Калюка. — Просто не один ты хочешь сбежать. Встрепенувшись, вскакиваю с места. Отрубившийся Влад медленно сползает по стене, шмякнувшись головой о пол, но не просыпается. Он тоже хочет сбежать? Пошатнувшись, заваливаюсь на подоконник. Что это всё значит? Если то, что он не может выбросить меня из головы, это, понятно, не признание, а едкая попытка сыграть на моей запутанности, то ладно. Но если он был честен во всём остальном? Сердце сжимается, кажется, словно меня только что ударили. Однако никто не поднимал на меня руки, Влад легкомысленно выдал что-то невпопад, наговорил всего подряд и отрубился. А что мне-то делать?! Пытаясь расставить всё по пальцам самостоятельно, натыкаюсь на пробелы. Я ему тоже интересен, это было очевидно, а из-за чего? Хер знает. Он хочет сбежать, так почему? Я много чего не знаю, но чего я не вижу? Пульс раздаётся по каждой части тела, меня перекручивает несколько раз, прежде чем я хватаюсь руками за голову. Почему-то от чужих слов, наполненных то ли ненавистью, то ли правдой, сердце ходуном ходит. Он не хочет ко мне привязываться? Он уже это сделал, когда нарыл на меня информации, привязав меня к себе! Какие у него по этому поводу могут быть лишние мысли, если он считает меня мерзким и делает всё лишь для того, чтобы мне навредить?! Я пинаю спящего Калюка под бок, но тот и не шевельнётся. — Мразь, мразь, мразь! — прикрикиваю я, услышав мирное посапывание снизу. Ребята из его компании уже наверняка спят либо разошлись каждый по своим домам, скорее всего скоро придёт Антон. И лишь я, наедине с этим уродом, полюбившим говорить загадками, не понимаю, что делать дальше. Благо, скрежет ключей о металлический корпус упаковки подсказывает, чем мне заняться. Вытащив из сумки набор с чёрной краской, злостно скриплю зубами. Ну, сука, посмотрим, как ты будешь меня избегать!***
Я пришёл домой под утро. Провозившись полночи со спящим Владом, я изрядно подустал. Мне пришлось оттаскивать его за две руки в ванную, где, надев прозрачные перчатки, я порционно замешивал краску в одной из оставленных там рюмок. Отключившийся от реальности Влад даже глаз не открыл, когда я измазал ему всю голову в краске, а потом отмывал её часа два в ванной, чтоб точно убедиться, что она села на волосы намертво. Так и произошло: теперь вместо белоснежных локонов он проснётся на лестнице, там, где я его и бросил, с сажей на башке, и остаётся лишь ждать того момента, когда он очнётся и заметит это. А это, думаю, произойдёт совсем скоро. Когда я скрывался с места преступления, Антон застал меня прямо на пороге. Не знаю, увидел ли он маленькую кучу мусора в моих руках или сразу пошёл проверять, не разъебал ли я ему половину дома как в самый первый раз, но у меня такое чувство, будто Влада в его новом образе фрик обнаружил первым. Закинув ноги на кровать, уставши кладу голову на подушку. Закутавшись в одеяло, кладу телефон себе под ухо. Я поставил всех из его компании на беззвучный, пускай попробуют до меня дописаться, гниды! Что веселее — так это размышление о том, попытается ли Влад сделать вид, что вчерашнего разговора не было? Теперь я не отвяжусь от него с вопросами. Сам проговорился, сам обрёк себя на мучения, до чего ж пьяная идиотина! Прикрыв глаза, злорадствующе улыбаюсь. Я уверен, теперь всё вернётся на круги своя.***
И вправду, проснулся я уже без ощущения рутины. Что-то опять поменялось? Теперь я знаю что именно… Цвет чьих-то волос, виднеющихся из окна моей комнаты. Перевернувшись на другой бок, поглядываю в телефон без всякого интереса. Стук в стекло привлекает внимание, но я намеренно игнорирую это явление. — Педрила! — слышится его крик с улицы. Лениво потянувшись, встаю с кровати и закрываю шторы прям перед разгневанным еблом Влада. Чёрные волосы ему идут, а главное, он больше не похож на меня. Теперь у меня единственного белые локоны. Однако стук в окно не прекращается, кажись, в него уже летят камни. Прогулявшись до ванной, быстро умываю опухшее лицо и подхожу обратно к окну. — Выходи, мразь, я тебе ебло набью, — громче обычного орёт Калюка. Нет, если всё так продолжится, родители точно проснутся и вставят мне пизды за то, что развожу шум. Тогда от вопросов будет уже некуда деваться. — Доброе утро, — открыв окно настежь, улыбаюсь прямо ему в лицо. — Эй, эй, куда?! Зацепившись за одну из дощечек, Влад подтягивается на подоконник и ставит ногу уже на территорию моей комнаты. Пытаясь отпихнуть его обратно, лишь сам грожу вывалиться из окна. В итоге, отойдя обратно, лишь в страхе пытаюсь зажать его стеклом, отдавливая ему руки. Толкнув меня, Влад всё-таки пробирается внутрь моего дома. Смелости заметно не хватает, когда он находится в такой близости от меня в моём же доме, пока я остаюсь безоружным. — Сюрприз, — пожав плечами, опасливо оглядываюсь по сторонам. Если сейчас в комнату войдёт кто-то из моей родни, мне полная пизда. — Только будь потише, — серьёзно выдыхаю я. У Влада дёргается глаз. Я неосознанно скалюсь, пытаясь подавить смешок, но выходит худо. Он, с чёрными волосами и перекошенным от злости лицом, пробрался ко мне в комнату через окно, весь вымазавшись в снегу под середину декабря, и приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не произносит. Взамен этому, он медленно подходит ближе и со всей дури врезает мне кулаком по рёбрам. Согнувшись, никак не могу перестать хохотать. — Весело? — сквозь зубы процеживает Калюка. — Очень. — Мелкая тварь, — схватив меня за плечи, он начинает трясти меня из стороны в сторону. — Брось, забавно же! Вмиг, он перестаёт тормошить меня, отходит в сторону и, отвернувшись к окну, проводит парой пальцев по волосам. Я готов душой поклясться, Влад улыбается. Неделями ранее он говорил, что раздражать я его не перестану. Это я и вижу, когда он, после попыток меня игнорировать, стоит и не знает что делать дальше. — Ты, нет, ты, блять, — сдавливая в себе смех, начинает Калюка. — Мразь. — Давай, дуй уже обратно, я не хочу потом вытирать за тобой подтаявший снег, — без стыда и совести, я подхожу к окну и открываю его ещё шире. Нахмурившись, Калюка встаёт в ступор. Теперь я тот, от кого нужно ждать неожиданности. Никогда не поймёшь, что будет следующим, что вылетит из моего рта. — А не прихуел ли ты? — Прихуел, — я быстро киваю, отведя взгляд в сторону. — Тогда, если не хочешь уходить, можем продолжить вчерашний разговор. Ты хочешь сбежать? В то же мгновение Влад возвращается в прежнее состояние. Видать, поняв, что спизданул лишнего прошлой ночью. — Тебя это никак не касается, ещё раз спизданешь что-то подобное и о подачках можешь позабыть. — Ну, нет, мне ж интересно, — легкомысленно выдаю я. — И я тебе тоже интересен. Не подумай, ты сам так сказал. — Не помню, чтобы вёл с тобой вообще каких-то бесед. — А волосы тогда кто тебе перекрасил? Отойдя от окна, подхожу к нему ближе. Если он сейчас пизданёт меня, я буду только рад. — Так кто у нас тут бежать собрался? — вызывающе поглядываю в чужие глаза. Без слов, Влад резко даёт в сторону и, перепрыгнув через подоконник, приземляется в снег уже на улице. Ну уж нет. Юрко запрыгнув в штаны, я хватаю свою толстовку и, взяв из шкафа кроссовки, выпрыгиваю за ним следом. Похуй, как я заберусь обратно, поебать на родителей, спящих сверху, я хватаю Калюка за шиворот и тяну обратно. Стоя прям возле моего окна, наблюдаю за тем, как тот вырывается из хватки и, повернувшись ко мне лицом, смотрит на меня свысока. — Я неясно выразился? — не моргая, пялит мне в душу. — Если ты опять начнёшь меня избегать, боясь ко мне привязаться, то да, — припоминая ему его пьяные речи, натягиваю на себя толстовку и прячу руки в карманы. — Весьма неясно. Снежинки медленно кружатся вокруг нас, я хватаю штук тридцать ресницами, наступая на пятки кроссовок. Влад поправляет воротник куртки, переступая с ноги на ногу. — Я от тебя не отстану, — строго приговариваю я. — Пока у тебя хранится всё на меня. — Ты меня бесишь, — без какого-либо контекста вбрасывает Влад. — И буду продолжать это делать, пока ты не ответишь на мои вопросы. Кажется, мы меняемся позициями вновь. Он не понимает, что ещё я могу выбросить, я спокойно могу шантажировать его тем, что расскажу всё Лизе, пусть и себе же в убыток. Я сделаю всё, чтобы получить желаемое и разрулить всё самостоятельно. — Моих родителей затащили в эту страну обманом, и я хочу вернуть всё на круги своя, перевезя нас обратно на родину, — быстро выплескивает из себя он. — Доволен? Я лишь киваю, закусив щёку. Моментально, Влад разворачивается и уходит. Оставшись на улице, продолжаю смотреть в его отдаляющийся силуэт. Так вот то, что он подразумевал под побегом?***
Медленно, всё в голове начало складываться. Артём говорил, что всё изменилось после того, как Влад узнал то, что не должен был. Это и было тем, что его потрепало? Да, поэтому он и начал гнаться за деньгами как бешеный, разорвав со всеми контакты. Я же в этой истории — лишь мелкая заноза, которую за счёт имеющейся на неё информации, можно легко вертеть туда-сюда. Но из этого следует ещё более неприятная новость: Влад не собирается восстанавливать отношения ни с Лизой, ни с другими своими приятелями. Как только у него будет нужная сумма на руках, он просто уедет и оставит всех, кто о нём беспокоился, позади? Мерзкий поступок. Выкинув салфетки, которыми я вытирал пол после того, как Влад потоптался в моей комнате, заваливаюсь на диван. Есть не хочется, хочется узнать ещё. И, блять, я понятия не имею, как будет вести себя Калюка, когда мы встретимся сегодня вечером, но я точно знаю, что отхвачу за «столь раздражающие его вопросы». С этой мыслью я иду к окну. Не хочу даже вспоминать события прошлого часа, когда Влад съебал и мне пришлось залазить обратно. Снег, слякоть вперемешку с градом, одним словом — противно. Но погода только продолжает ухудшаться, уже известно, когда начнётся полноценная метель. В этом штате занятия ежегодно отменяют в один и тот же период зимы из-за плохой погоды. Сравнивая это с Санкт-Петербургом, всё кажется незначительным, но уже хорошо ощутимым. Там я гонял в школу при любой погоде, а посередине лета на нас мог абсолютно спокойно найти неблагоприятный циклон, засыпав бывшую столицу России снегом. Вот что значит суровая зима, а не эти ваши… Подойдя к своему телефону, отписываюсь о своём наилучшем состоянии Лизе так, будто хвастаюсь перед ней. Нельзя, чтобы она что-то поняла. Плюхнувшись на стул, решаю позависать над математикой. Это — единственный способ отвлечься от мыслей, ответы на которые я всё равно не смогу получить прямо сейчас. И всё-таки, никакие статистики и вероятности не вытесняют из головы мысли о Владе. Я встаю с места, отбрасывая ручку подальше. Пойдя на кухню, завариваю себе литр чая и принимаюсь сжирать полхолодильника, но даже еда не избавляет от желания узнать большего, что странно. Не думал, что когда-нибудь мне будет хотеться чего-то больше, чем вкусного перекуса. А что хуже, мне интересно, мне безумно интересно! Это и порождает ряд размышлений, тесно ходящих вокруг моих новоприобретённых знакомых. Влад ворует ради семьи, отвязавшись от всех вокруг, но я помню, что видел Антона, проходящего рядом с Валерой однажды. Они дружат все вместе? Как сам Антон, предупреждая меня обо всём изначально, планировал разрулить эту ситуацию с Калюком? Нет, блять, я просто не могу сидеть на месте! Ладно, раз всё складывается таким образом, я хотя бы покончу со своими делами. Всё равно, сейчас будет лучший для того момент. За всё это время, пока Влад меня игнорировал, я успел запланировать маленькую пакость. Ну, для меня она маленькая, но для него та сыграет большую роль в контроле надо мной. Дело в том, что у Дани на заднем дворе, под одной из огромных плит, ещё с детства выкопан тайник. Нет, естественно я не пойду закапывать там ящик без разрешения. Я уже обо всём договорился… Осталось только придумать, как вытащить ящик из дома и не привлечь этим внимание. Мать по-любому обнаружит пропажу, когда будет обыскивать комнату в следующий раз, но тогда уже будет слишком поздно для того, чтобы сделать что-то. Главное — не проколоться сейчас. Рассмотрев все свои рюкзаки и сумки, понимаю, что туда эта тяжелейшая железная махина точно не влезет. Тащить её внаглую опасно, я не смогу тихо унести такой груз. Сука, окно! Гениальная идея, пришедшая в голову, автоматически отдаётся широкой улыбкой на лице. Если через него пролез Влад, то и ящик стопудово пройдёт! Вновь подбежав к телефону, быстро набираю номер Дани. Он поднимает трубку почти сразу и, после кодового слова, сразу сбрасывает. Кажется, даже если б я сказал, что в ящике тонна наркоты, он всё равно помог бы мне её запрятать. Времени до встречи с Владом уже не так много, но мне хватит. Взяв в руки старое одеяло, покоящееся в шкафу, я открываю окно и выбрасываю половину толстой ткани наружу. Прислушавшись, аккуратно выдвигаю ящик из-под кровати и, еле подняв его, ставлю на край одеяла, лежащий на подоконнике. — Так, спокойно, — шепчу самому себе, перед тем как скинуть железную коробку вниз. Одеяло прекрасно перекрывает звук от падения, сглаживая грохот. Ящик снаружи. Медленно закатывая одеяло на себя, я отодвигаю его подальше от крыльца на заснеженную траву, наблюдая за тем, как снежинки медленно покрывают его сверху. Закинув одеяло в стирку, добегаю обратно до комнаты. Теперь осталось только выйти самому и дотащить ящик до автобусной остановки, не попав под взгляд родителей. Переодевшись во всё тёплое, проверяю ключи, спрятанные по носкам и, подхватив телефон, покидаю комнату. Видать сегодня мои надзиратели решили весь день провести на втором этаже, вот и славно! Не обернувшись, я обуваюсь и, надев короткий пуховик, вылетаю из дома. Сразу свернув вправо, перепрыгиваю через ступеньки и добираюсь до ящика. Мигом подняв того, понимаю, что ныть по поводу того, какой он тяжёлый, не время. Сейчас я и слона бы одной рукой поднял, лишь бы побыстрее скрыться с этой улицы. Отдав все силы в руки, перестаю ощущать еле тащащиеся по заснеженному асфальту ноги. Пальцы, обхватившие ящик, быстро замерзают, но мне удаётся затащить его за наш двор, где, присев по другую сторону от высокого забора, я отряхиваю ладони и устало воздыхаю. Автобусная остановка в метрах пятистах отсюда. Это не так далеко, ну, было бы не так далеко, если б мне не пришлось нести эту железную махину дотуда. Передохнув, перехватываю следующий звонок от Дани и сразу же сбрасываю трубку. Он уже на пути к остановке, с этого момента придётся оставить телефон здесь и идти молча, не привлекая к себе лишнее внимание. Людей на улице не так уж и много, но мобильник всё равно нужно бросить в куст: не хочется, чтобы Влад отследил моё местоположение и накрыл план. Перепрятав телефон в чёрный пакет, закидываю того под голый куст прям возле забора. Кажется, за мной уже выехал наряд копов. Хотя, в Америке культура закладок отнюдь не популярна. Вот был бы я сейчас в родном Санкт-Петербурге… Было бы плохо. Здесь же, укрыв свой клад слоем снега, я поднимаюсь с корточек и, набрав побольше воздуха в лёгкие, поднимаю ящик с земли. Шаг, другой, и вновь делаю вынужденную остановку. Понятия не имею, как Влад хочет заставить меня таскать кучу коробок с товаром в одиночку, если я не могу поднять даже половину своего веса, на что способен любой из моих друзей. Клянусь, даже Лиза подняла бы эту херь одним пальцем. Однако уже нет времени на то, чтобы рассуждать. Я не пошёл в качалку с десяти лет, перманентно пропускал физкультуру и, блять, не обладаю банками на руках. Так что, имеем то, что имеем. Стиснув зубы, наконец перетаскиваю ящик до края улицы. Всё, осталось совсем немного! Тысячу утомляющих шагов с грузом спустя, наконец замечаю заскучавшего на автобусной остановке Даню. Прищурившись, тот радостно улыбается завидев меня и вмиг подбегает ближе, перехватив ящик. — Фух, блять, пиздец! — разминая плечи, протягиваю я. Кажется, я не чувствую свои кисти. Даня же, пожав плечами, в момент стирает с лица улыбку и начинает строить из себя секретного агента. Так, как мы и договаривались. Правда, неважно, что эта часть была шуткой. В спортивном костюме и чёрных очках, Даня чуть ли не взлетает с ящиком в руках. И всё-таки надолго его не хватает. Нет, я не про его физическую мощь. — Я могу отдать тебе ключ от задней площадки, чтобы ты мог заходить туда когда захочешь, — подпрыгнув подле меня, он вертится как щенок. — Меня пугает твоя наивность, — я выгибаю бровь, засунув ладони в карманы. — Не бойся, в следующий раз, когда ты решишь зайти за своей махиной ко мне, тебя расстреляют и заберут твои, — он посмеивается и закусывает губу. — Вещи? — Спасибо, — улыбаюсь в ответ. — Ну, а даже по секрету не скажешь что там? — шёпотом произносит Даня, когда мы выходим на большую дорогу перед другой автобусной остановкой. — Ничего криминального. — Вопрос исчерпан! — восклицает мой личный добряк. Вскоре приезжает нужный автобус, и мы запрыгиваем на него, схватив сто и один подозрительный взгляд со стороны пассажиров. Если у меня останется время перед встречей с Владом, я буду молиться Богу за Даню и его стремление помочь. Сука, да я Всевышнему всех своих друзей мёдом оболью за то, что они всегда готовы скооперироваться и разрулить любую ситуацию, выполнить каждое поручение, которое я впихиваю им без пояснений. Я в жизни не мог подумать, что найду столько единомышленников когда-нибудь. Это поражает. И заставляет лишний раз подумать о том, какая я мразь, ведь никому из них не могу рассказать правды. Мне придётся их бросить. Как я буду это объяснять? Понятия не имею. Стыд, накативший на меня с головой, не позволяет держать на лице улыбки. Мне опять совестно в самый неподходящий для того момент. Даня рассказывает, как планирует провести завтрашний день, пока я лишь отстранённо смотрю в стекло, будто увидел что-то странное. Нет, не снаружи автобуса, скорее внутри себя. Мой план не проработан и на грамм. Мне всё ещё нужны деньги, новая ложь и сила воли на то, чтобы так бессовестно оставить всех, кто мне помогает сейчас. Может, рассказать им под конец? А может, просто исчезнуть без единого слова, заставив их подумать, что я пропал без вести? Они же всё равно не узнают правды, потому что моя мать будет до последнего покрывать факт того, что я сбежал. Тогда они забудут? А как скоро? Прощу ли я себя за такой поступок? — Эй, придержи калитку, — держа ящик в одной руке, Даня проворачивает ключом в замочной скважине. — А, да, — спохватившись, открываю маленькую дверь перед ним и ступаю на территорию чужого участка. Выпал из реальности, опять. Мы уже входим на задний двор Даниного участка. Сюда не выходят окна из дома, а в самой середине виднеется маленький бассейн. — Так, теперь, поднимаем, — поставив ящик на пол, Даня подаёт мне заранее подготовленные перчатки. Надев их, понимаю, что руки так и не согрелись. Зацепив каменную плиту, напрягаю мышцы и поднимаю ту не без помощи Дани. Внутри маленький залакированный деревянный отсек, весь из тёмного на вид дерева. Не знаю почему, но эта неприметная яма, выкопанная Даней с его отцом ещё в детстве, навевает неоднозначные чувства. Первое из них — ощущение безопасности. Здесь, под наблюдением Дани, которому я полностью доверяю, ящик будет в безопасности. Второе — более гнетущее воспоминание. Подумать только, у кого-то тут не было детства? Да, у меня. Мать из богатой семьи, всегда парилась только о деньгах, поэтому после того, как обанкротился мой биологический отец, сразу ушла от него. Я мало помню о нём, знаю лишь то, что я был ему тоже не нужен. После мать познакомилась с новым мужиком… И вот я в Америке. Я только недавно пришёл к осознанию, что она всегда тащит меня с собой как свою «заслугу». Это единственная причина, почему она обеспечивает меня. Показать, будто бы добилась чего-то в жизни. И я всегда молчу. Я получил от неё воспитание через угрозы, ругань и избиения. Если это вообще можно назвать воспитанием. Третьего, увы, не дано. Аккуратно погрузив ящик на дно тайника, я закрываю его плитой. Улыбнувшись Дане, жму протянутую руку. — Обращайся, если что. Оттянув свою ладонь обратно, замечаю в ней ключ от калитки, ведущий на задний двор Дани. — Вечно буду благодарен.***
Мы распрощались с ним только тогда, когда он проводил меня до автобусной остановки, что находится недалеко от моего дома. Я слишком долго зависал над кустом со спрятанным там телефоном, думая, зачем оно мне вовсе. Я не хочу жить так, как живу нынче, вот зачем! Но почему я делаю всё именно таким образом? Почему я просто не могу рассказать всё им, они же поймут! Нет, они будут беспокоиться, а я не хочу, чтобы кто-то переживал за меня, ставя свою собственную жизнь на второй план. Этот внутренний конфликт растягивает мысли изнутри, заставляя их крутиться над глазами, когда я смотрю в зеркало. В принципе, похуй. Всё ведь обязательно наладится. Теперь у меня целых три ключа. Один от самого ящика, другой от того места, где он запрятан, и третий от шкафчика в школе. Все они совершенно разные и уже начинают резать кожу, когда я запихиваю их в носки, но, потеряй я хоть один из них — проблем не избежать. Взглянув на себя от первого лица, понимаю, что сейчас ничто не будет играть смысла. Когда я встречусь с Владом, вероятнее всего, он даже не посмотрит на меня. Заговорит ли? Остаётся под вопросом. Проскочив мимо ужинающей на кухне матери, выхожу из дома, крепко сжимая телефон в руках. Какой бы Влад не был мразью, мне стало без него херово. Это всё из-за интереса, конечно же. Как только я всё узнаю, он пропадёт и мне будет сверх наплевать на его заморочки. Я сам отдалюсь, убежусь в том, что он восстановит контакт со своими приятелями и буду таков. А пока, ему от меня не избавиться. С серьёзным лицом и не менее серьёзными намерениями, я чуть ли не бегу по улице, лишь бы быстрее увидеть реакцию на себя. Калюка ничего не отменял и не переносил, я вижу его дом издалека намного раньше, чем должен, но уже не могу остановиться. Несколько произвольных прыжков, снег под ногами и на носу, и вот я уже стучу в чужую дверь. И жду. Жду дольше обычного, но не настолько, чтобы начать беспокоиться. Шаги по другую сторону подходят ближе, крупная фигура отдаётся тенью под ногами, на улице темно и холодно, Влад выглядит не так, как обычно. Открыв дверь, он оглядывает меня целиком, словно я приехал к нему по вызову. Что ж, это так, ну и что с того? — Привет, — зачем-то выпаливаю я, глупо помахав рукой. Сразу же поджав губы после этого, повторяю громкое «СТОП» у себя в голове раз пятьдесят. Я так старательно думал о том, как поведёт себя Влад, что совсем забыл про то, как мне стоит действовать самому. Сейчас я выгляжу так расслабленно, будто пришёл к нему либо выбивать долг, либо трахаться. К счастью, это не последний вариант, к несчастью, не первый. Однако живот всё равно предательски начинает крутить, когда Влад смотрит на меня слишком долго, думая о своём. Не понимаю, как должен себя чувствовать, возвращаясь к тому же чувству, что пробежало по мне тогда в школьном туалете. В тот раз он приблизился слишком близко, ответив флиртом на флирт, а после въебал мне. Но в данное мгновение он не собирается делать ни то, ни другое. Влад зависает в пространстве своей прихожей и даже не ступает назад, чтобы дать мне возможность пройти внутрь. Кажется, он сейчас закроет дверь и отправит меня восвояси, решив, что я переступил черту со своими допросами сегодня утром, но этого не происходит. — Бери коробки, — с непонятной интонацией, наконец командует он. На его лице нет безразличия или поверхностного отношения ко мне. Это пугает больше, чем ненависть с его стороны. Передёрнувшись, юрко ступаю на порог чужого дома и хватаю стоящие на полу коробки. От них пахнет шампунем и мылом. Так же быстро выйдя наружу, поворачиваюсь ко Владу. Я не знаю, как начать разговор. В теории, я могу зайти с чего угодно, да хоть задать всё ему в лоб, как обычно, однако с губ так и не слетают слова. Я то хмурюсь, то приподнимаю брови, наблюдая за тем, как Влад подхватывает ключи от машины и, взяв по несколько коробок, закрывающих его голову своим количеством, выходит наружу. Закрыв дверь, он подбирает их опять и абсолютно спокойно подходит к своему автомобилю, начав загружать их туда. — Ты начинаешь выглядеть странно, — я щурю глаза, стирая с лица улыбку. Отдав ему коробки, продолжаю стоять рядом. Он поднимает на меня свои глаза, в которых читается несколько чётких размышлений. Да, Влад, я не так уж и плох. Да, возможно тебе не стоило обходиться со мной так. — Да, твоё лицо, оно другое. Он отводит взгляд и медленно моргает.