Забавы ради

***

      Он вырывает из моих рук телефон и запихивает его себе в карман.       Всё-таки предательская слеза успевает прокатиться по щеке перед тем, как я её вытру. Заметив это, Влад отстранённо поглядывает в мои глаза.       — Не реви, — произносится с долей жалости. — Я не изверг, и если ты будешь слушаться, то ничего плохого тебе не светит.       Я поднимаю на него злостный взгляд, живот крутит от желания прописать ему в челюсть. Я хочу убить его, и этот порыв настолько силён, что перекрывает все другие мысли. Но так будет хуже.       Всё это блядское время.       Его взгляд становится более сочувствующим. Он всё ещё продолжает вжимать меня в угол своей надменностью и высокомерием, вот только теперь сквозь всё это протягиваются нити сочувствия. Ещё хуже. Мне не нужна жалость от того, кто оказался хитрее меня, я хочу прикончить его!       — За мной, — приказывает Влад, начав двигаться в неизвестном мне направлении.       Я хочу ответить ему, но сдерживать слёзы и говорить одновременно у меня не получается. Всё внутри сжимается, хочется убежать куда подальше. Между слезами и сопротивлением, я выбираю проигрыш.       Сорвавшись за ним, опускаю взгляд на свои тонкие обмёрзшие ноги. Страх окутывает всё тело, дрожащие руки, спрятанные по карманам, начинают потеть.       Хочется стереть этот день из реальности, вернуться домой и сделать всё иначе. Если бы я поставил защиту на свой аккаунт, если бы я зашторивал окна, если бы я был более аккуратным и скрытным, ничего из этого бы не произошло.       Он рыл под меня, пока я только и делал, что гнался за весельем. А теперь он ведёт меня хер знает куда, а возможности противиться у меня нет.       Это злит больше всего вместе взятого. Наличие у Влада информации на меня делает его по сути бессмертным. Он может принудить меня к чему угодно, шантажируя тем, что сольёт всё матери. Что бы он не сделал, он останется безнаказанным. А всё потому, что у меня нет иного выбора.       На улице холодно и темно, рядом с Владом страшно и непонятно. Даже когда я осознал его потенциал, я всё ещё не знаю, на что он способен. Он может затащить меня в секс-рабство, что будет худшим вариантом, а может заставить меня быть мальчиком на побегушках, что ни на каплю не лучше первого.       Ненавижу.       Как бы сильно я ни старался укутаться в куртку, продолжаю дрожать. Ледяной ветер царапает лицо и ноги, я медленно следую за Владом.       — Лучше запоминай дорогу, тебе придётся часто сюда заглядывать, — с нечитаемой интонацией проговаривает Калюка.       Уже поздно. Я не знаю, в каком направлении мой дом, я не отрывал взгляда от пола с тех пор, как Влад начал идти.       Я лишь слышу шум голых деревьев, чьи ветки под потоком ветра бьются обо всё вокруг, и звучание собственного сердца, молящего о помощи где-то внутри.       Страшно, холодно и мерзко. Но из всего придётся выпутываться одному.       Отмерев, я понимаю, что слишком сильно отстал от Влада. Он, замерев на краю улице, ожидает меня на обочине. Он не поворачивается: знает, что я не сбегу. Я не убегаю: бежать мне некуда.       Ответственность, павшая на меня за собственные же слова и планы, затягивает верёвку на шее. А её конец, что неудивительно, находится не в моих руках.       Спохватившись, догоняю Влада. Он, услышав мои шаги позади, сворачивает в пространство между двумя заброшенными магазинами. Множество листовок, разбросанные по асфальту бутылки, кажется, что меня ведут на смертную казнь.       Дышать становится тяжело. Мы выходим на пустынную улицу, где лишь в одном староватом доме горит свет. Туда Калюка и направляется.       — Знаешь, я даже не понимаю, что меня раздражает больше: когда ты молчишь, или когда разговариваешь, — резко заговаривает он перед тем, как, поднявшись по лестнице, распахнуть дверь.       Изнутри раздаются громкие мужские голоса. Там, под бледно-жёлтым светом, кто-то нас уже ждёт. Я стою на тонком льду, боязливо поглядывая на свои ноги. Кажется, я их не чувствую.       — Я не хочу, — шепчу это себе под нос, застыв на одном месте.       Меня выворачивает наизнанку от тревоги.       Я не хочу, чтобы он что-то со мной сделал. Я не хочу выполнять его приказы, я не псина. Я не хочу быть здесь.       Влад молча ждёт несколько протяжных мгновений перед тем, как ко мне подлететь. Он сжимает моё запястье и с силой затаскивает меня наверх, пока я, навернувшись на ступеньках, повисаю в его руке, как тряпичная игрушка. Калюка заталкивает меня внутрь до того, как я вновь успеваю вздохнуть.       Направив безумный взгляд в сторону голосов, раздающихся из комнат, замираю. Сердце бьётся как бешеное, на шум сбегаются уже знакомые мне люди. В одном из них я узнаю Антона. Фрик, в домашней рубашке, длинных шортах и ярко-жёлтых носках впивается взглядом мне в душу.       — Отпусти его, — безэмоционально произносит он.       — А то стоит как зашуганная собачка, — проговаривает кто-то позади него, когда я самостоятельно вырываю свою руку из чужого захвата.       Я не потеряю остатки своей гордости, чего бы то мне ни стоило.       Выпрямившись, пытаюсь унять херачащий по ушам пульс. Я начинаю дышать, всё ещё не произнеся ни слова. Очки остались дома, всё вокруг расплывчато давит на голову. Помимо меня, Влада и Антона, здесь ещё четыре парня. Не знаю зачем, но оглядываю их всех. Первый — низкий китаец, выглядящий моложе всех, он с интересом разглядывает мои голые ноги, поправляя свою задравшуюся футболку. Второй — брюнет, почти достающий головой до потолка, он безразлично всматривается в торчащие нитки на моей куртке. Третий — русый парень чуть выше меня, он каверзно улыбается, выставляя напоказ острые клыки. Четвёртый — блондин с длинной чёлкой, достающей до бровей, его голубые глаза светятся в темноте, своим внешним видом он больше всех смахивает на извращенца.       — Сними куртку, здесь уже не холодно, — предлагает Антон.       — Давай, педик, раздевайся, — более провокационно прикрикивает китаец.       Повисшее молчание отдаёт лишь шумным дыханием Влада позади. Стараясь перебороть страх и злость, я только зарываюсь в панике. Они смотрят на меня как на дешёвый экспонат уличной выставки, побрякушку, чья стоимость не превысит и доллара, а хозяин которой и не подумает защитить её от липких пальцев окружающих.       — Вам заняться нечем?       Его слова вызывают на лицах всех присутствующих негодование. Влад, возвышающийся надо мной, зачем-то прогоняет своих же.       — Нет, просто пришли посмотреть на долгожданную добычу, — огрызается русоволосый, а после быстро исчезает в одной из комнат.       За ним разбредаются и все остальные. Лишь фрик, подхватив со стола стакан воды, протягивает его мне. Я без сомнений огреваю его ненавистным взглядом, и тот, поставив стакан обратно, растворяется в длинном коридоре. Они все заодно. Ещё тогда, когда Антон начал меня расспрашивать и упомянул мою мать, я должен был про всё догадаться.       Я нехотя снимаю куртку и выпрыгиваю из ботинок, подмечая скованность в своих действиях. Слышу, как Влад за моей спиной делает то же самое и, вырвав куртку из моих рук, бросает её к остальным.       — Тебе нужно приглашение, чтобы пройти дальше?       Он кладёт ладонь мне на плечо, начиная подталкивать в сторону тёмного коридора. Вокруг море коробок, стены увешаны картинами и техникой, а под ногами валяется хлам. Я дёргаюсь, пытаясь скинуть чужие пальцы с себя, но те только сжимают меня крепче. Влад поворачивает в сторону лестницы на второй этаж, и я мгновенно забираюсь по ней. Здесь царит более уютная атмосфера, кажется, тут располагаются жилые комнаты. В одну из них Влад пропихивает меня и прикрывает дверь.       Забежав внутрь, оглядываю полупустое просторное помещение. Большая кровать слева от входа, белое кресло напротив неё, пластиковый стол с лампой подле стены, огромный плазменный телевизор в углу. Я загоняю себя к маленькому окну, смотря на приближающегося Влада.       — Отойди, — выставив руки перед собой, чувствую, как дёргается глаз.       — Присядь, — завалившись на кровать, Калюка расслабленно вздыхает.       Я остаюсь на месте, испуганно перебрасывая взгляд с двери на него и обратно. Ноги жжёт от тепла, я пытаюсь согреть свои руки дыханием, но оно слишком неконтролируемо. Влад замирает и, резко встав с места, опять надвигается. Я загоняю себя в угол плотнее.       Я не должен позволять ему себя трогать. Мне не стоит стоять и терпеть всё это. Нужно сопротивляться. Никто здесь меня больше не защитит? Значит сделаю это сам!       — Зачем тебе я? — увернувшись от чужой руки, потянувшийся ко мне, я оказываюсь позади Влада.       И только тогда, когда с моих губ падает капля крови, я понимаю, что он хотел сделать.       — Тебя так обидели мои выходки? — натянув на себя широкий оскал, подношу пару пальцев к своему лицу.       Я прикасаюсь пальцами к верхней губе, из трещины в которой сочится кровь. Вытерев ту рукой, продолжаю улыбаться.       Мне никто не нужен, я справлюсь со всем сам.       — Нет, просто ты меня невероятно раздражаешь, — повернувшись ко мне лицом, спокойно протягивает Влад.       — И поэтому ты нарыл на меня личной информации? — процеживаю сквозь зубы.       — Это я сделал лишь для того, чтобы тебя унизить, потом уже ребята предложили приплести тебя к работе, — он поправляет горло водолазки, проводя несколькими пальцами по своему кадыку. — Оплачиваемой, между прочим. Если будешь слушаться, не будешь отхватывать.       — Тогда ты будешь получать в ответ.       Испачкав все руки в крови, продолжаю недоверчиво пялить ему в душу. Его глаза холодеют всё больше, а затем вновь нездорово разгораются при посещении головы какой-то мысли.       Злость берёт вверх. Да, последствия, но, сука, раз он так хочет держать меня рядом, то не думаю, что так просто отпустит. Я могу давать сопротивление, я хочу говорить, и я буду. Главное обозначить себе черту, через которую нельзя переступать. Иначе, пересекая её, Калюка может разозлиться и слить всё разом.       Значит буду ходить по грани.       — Хочешь обладать мной? — склонив голову набок, с максимально мягкой интонацией отзываюсь я.       — Я уже это делаю, — бросив на меня многозначительный взгляд, Влад садится обратно на кровать.       — Ты в этом полностью уверен? — еле скрывая свою неприязнь, подхожу ближе.       — А у тебя есть чем этому противоречить? — Калюка усмехается над каждой моей попыткой дать отпор.       — Не боишься, что за мной есть ещё кто-то? А вдруг ты столкнёшься с тем, кто крупнее тебя? — я повышаю голос, неосознанно приближаясь к нему ближе. — Может я просто гениальный актёр, поддающийся тебе, чтобы набрать на тебя компроматов, а все то, что ты насобирал, является постановкой от начала до конца?!       Он хватает меня за и так ноющее запястье и тянет на себя. Я спотыкаюсь о его ноги и падаю в белое кресло напротив кровати. Влад смотрит мне в глаза, стирает с лица усмешку, а после произносит все свои слова с ненавистью.       — С тобой никого нет и за тобой, получается, тоже, — Калюка сжимает мою руку сильнее. — Как бы ты ни пытался сейчас извертеться и навешать мне свой бред, я уже всё знаю.       Я нервозно посмеиваюсь, с презрением поглядывая на него в ответ. Агрессия, досада и негодование вступают в борьбу с чужим злорадством, но я остаюсь непоколебим.       — Ты один. Ты абсолютно один.       Произнесённые шёпотом слова вгрызаются в сердце. Свободной рукой я моментально прописываю Калюку в челюсть. Когда власть надо мной берут эмоции, я не думаю перед тем, как ударить, я бью, не думая о последствиях.       Влад отшатывается назад, я вспрыгиваю с места. Встав, тот хватает меня за руки. Я ударяю ему в ребро коленом, царапаю кожу ногтями и пытаюсь вырваться из захвата, пока он, еле удерживая мои кисти, хочет повалить меня на пол. Мы крутимся на одной дощечке, стараясь навредить друг другу как можно сильнее.       Когда я вгрызаюсь зубами ему в предплечье, кажется, становлюсь на грань дозволенного.       Следы от моего укуса остаются влажной меткой на его водолазке, собрав все свои силы, я тяну его на себя. И всё-таки, заломив мои руки вверх, Влад опрокидывает меня лицом на кровать. Прижав меня со спины, он упирается одной рукой в стену напротив, а другой сковывает мне руки.       — С тобой нельзя иначе, — оправдывает себя он, когда чётким ударом бьёт мне в позвоночник.       Резкая боль пронзает всё тело, она жжётся, разрезая меня пополам. Я вдыхаю последнюю порцию свежего воздуха перед тем, как, зажав край одеяла зубами, перевернуться на бок. Закрыв толстой тканью своё лицо и тело, я пинаю ногами Влада и освобождаюсь от его захвата. Полностью оказавшись на спине, подпрыгиваю и собираю все одеяло в кучу. Прежде чем Влад поймёт, что к чему, бросаю ему его на голову. Я вскакиваю с кровати и со всей дури толкаю ни о чём не подозревающего Калюка.       — Убей себя, просто убей! Всем будет только проще, — кричу я, отступая назад.       Возможно, я скоро переступлю черту.       Влад отлетает прямо в телевизор и, задев его своим туловищем, валится с одеялом на голове на пол. Плазма падает рядом с ним, пока я, пододвинув белое кресло в качестве преграды, хватаю со стола лампу. Выпутавшись из ткани, Калюка мигом встаёт и подрывается ко мне.       Я знаю, что сейчас произойдёт. Всё тело отдаёт импульсами, мысли ходят кругом, поняв, что Влад смотрит только мне в лицо, а не на мои руки, я прячу лампу за спину. Когда он оказывается через одну дощечку от меня, замахиваюсь и врезаю ему горячий предмет по плечу. От столкновения лампа не разбивается, но разлетается на отдельные куски.       — Как забавно, ты сам желаешь другим смерти, когда сам того так боишься! — замахнувшись, Влад попадает мне в живот.       Согнувшись, я пячусь к двери и обманом перескакиваю мимо него, оказавшись за спиной. Мы опять закручиваемся, пытаясь попасть друг по другу, и я, начав бегать по комнате, хватаю с пола стеклянную часть лампы.       — Я не желаю, я сам тебя убью.       Если я сделаю это сейчас, то можно будет спихнуть всё на самооборону. Я сдам его компанию, они побоятся слить всё на меня имеющееся, и в выигрыше останусь я.       Надо переступить грань.       Надо убить Влада.       Сузив глаза, безумным взглядом прожигаю в Калюке дыру. Он вновь нападает, а я, замахнувшись, целюсь ему в голову.       Я б и попал, если бы чужая рука не вцепилась в мои запястья вновь. Видать, во второй раз один и тот же элемент не будет столь неожиданным.       — Брось, — кажется, с этим словом Влад переламывает мне кость.       Я непроизвольно роняю стекло из своей руки, второй пытаясь освободить себя. Оно падает на пол и разбивается на крупные куски, отскакивая по сторонам.       — Я убью тебя, я клянусь, я…       Не успеваю договорить, как его ладонь закрывает мне рот. Влад плывёт от гнева, думая, что делать дальше, а я изворачиваюсь, пытаясь прокусить ему пальцы. Устав от моих выкрутасов, Калюка вновь опрокидывает меня на кровать лицом вниз. Я слышу, как похрустывают мои позвонки когда он, нависнув сзади, умеренно дышит мне в шею.       — Если ты не успокоишься, будет очень больно.       Что?       Перестав двигаться, я обдумываю сказанное им со страхом в глазах. Его рука всё ещё находится на моём рту, не давая произнести ни слова. Угрозу собственной жизни нельзя просто игнорировать.       — Сейчас я отпущу тебя, и ты останешься на месте, — командует Калюка спокойным голосом. — Ты понял?       Всё тело покрывается дрожью, я учащённо дышу, помирая от боли в районе плеч. Кивнув, чувствую, как пальцы Влада медленно отпускают мои запястья. Наконец освободив свои кисти, нервно дёргаюсь и быстро переворачиваюсь на спину. Влад стоит в моих ногах, опустив руки по двум сторонам от себя. Он выпрямляется и отходит на шаг назад, но сумасшедший взгляд не перестает утыкаться в мои глаза.       — Ты в адеквате? — оттолкнув от себя разбитый кусок стекла, он мотает головой в разные стороны.       — Могу спросить то же самое, — заторможенно проговариваю я.       Голос дрожит, вспотевшие ладони крепко сжимают матрас. Я сглатываю накопившуюся слюну, учащенно дыша. Я бы убил его со злости, и сейчас я не понимаю, почему он решил отступить, а не проделать со мной аналогичное.       — Что здесь произошло?       Антон, приоткрывший дверь, входит в комнату и оглядывает нас обоих. Вздохнув, он отталкивает Влада и первым делом поднимает упавший телевизор, переподключая его. Мы молча смотрим за его действиями, застыв в сжатом из-за напряжения пространстве.       — Вставай, — подав мне ладонь, фрик забрасывает выброшенное мной одеяло обратно на кровать.       С его помощью я поднимаюсь и отхожу на противоположную от Влада сторону. Антон сгребает весь мусор от поломанной настольной лампы в кучу и стыдит взглядом нас обоих.       — Вы друг друга стоите, — даже не подозревая о том, что я только что чуть не убил его напарника, фрик зовёт кого-то снизу.       Прибежавший китаец громко выругивается на другом языке и, рассмеявшись, начинает собирать крупные куски стекла в чёрный пакет. Пока Антон помогает ему с этим делом, я всё так же стою, забившись в угол, пытаясь игнорировать блуждающий на мне взгляд Влада. Запястья жгутся, белые следы от чужих пальцев всё ещё переливаются ярко-жёлтым по коже. Я опираюсь на стену, пытаясь смягчить боль в спине, но становится только хуже. Согнувшись вдвое, я приоткрываю рот и, опершись на стол, шмыгаю носом.       Почему Влад отступил? Если б я был на его месте, я бы убил того, кто так организованно нацелился на убийство. Это второе непривычное мне унижение в попытке доказать, что он, в отличие от меня, может управлять своими эмоциями? К такому я точно не был готов.       Раньше Влад бы гнался за мной до потери пульса, но теперь, даже когда он в абсолютном выигрыше, он решает остановить конфликт? Я понятия не имею, что у него в голове.       Разогнувшись, поглядываю на свои руки снова. Кровь из ранок в губах, шрам, да всплывающие синяки.       Я отворачиваюсь, переведя взгляд на ладони Влада. Моя кровь, натёртые костяшки, дрожащие от злости пальцы.       Отправив китайца за пылесосом, Антон подходит к Владу. Он негодует ещё больше, чем Калюка.       — О чём ты вообще думаешь?! — прикрикивает фрик, отчитывая его. — Представь, что было бы, если б ты его убил, — он вздыхает, потирая нос. — Заявившиеся менты бы поймали нас не только с трупом, но и со всем тем, чем мы здесь занимаемся!       И Влад молчит, резко переведя взгляд на Антона. Он не рассказывает, что произошло, не говорит про то, что всё было с точностью да наоборот и тот, кто чуть не убил человека, стоит по другую сторону комнаты, забившись в угол. Не знаю, не рассказывает правды Влад потому, что боится лишиться своей гордости или из-за чего-то ещё, но мне становится стыдно. Я полностью потерял контроль над ситуацией, не хочу даже задумываться над тем, что было бы, если б я грохнул тем куском стекла Владу по голове.       — Иди домой, — обращаясь ко мне, рассерженно шепчет Антон.       Два раза мне повторять не надо. Сорвавшись с места, я всё-таки пересекаюсь взглядами с Владом. Калюка сдержанно пощёлкивает пальцами, провожая меня до самой двери.       — Не смей никому ничего рассказать, — ледяной голос строг и невозмутим.       Когда его бешеные глаза вонзаются мне в спину, я срываюсь на бег. Пролетев всю лестницу махом, добираюсь до прихожей и, оттолкнув бледного блондина с чёлкой, влезаю в свои ботинки. Я выдёргиваю свою куртку из наваленной кучи одежды, открываю дверь, не постаравшись захлопнуть её за собой, и бросаюсь прочь.       Чувство, будто его очи всё ещё смотрят на мой отдаляющийся силуэт. По мокрому асфальту, я продолжаю исчезать в глубине незнакомых улиц.       Эмоциональная подавленность и шок притупляют чувство холода. Всё в тех же шортах и простой футболке, не удосужившись надеть куртку, я бегу без остановок. Адреналин заглушает слабость в организме, я впервые за долгое время ощущаю себя столь лёгким и подвижным.       Но чего он ждал? Того, что я приму судьбу и, как мелкий запуганный щенок, начну потакать ему во всём? Нет, блять, я буду драться, брыкаться и делать всё, чтобы помешать этому!       А чего ждал я? Оказаться в плаксивом романе без смысла с хорошей концовкой, где главный герой, будучи «особенным», избегает все логические несостыковки и выходит сухим из воды? Нет, я просто не представлял, какими серьёзными могут быть последствия.       Я облажался, будучи настоящим легкомысленным идиотом, пока Калюка такового из себя только строил. А теперь загнанность пожирает изнутри похуже всех кулаков, прилетевших в тело. Придумывать больше нечего, в основных ролях не я, придётся плыть по течению и разбираться со всем по мере наступления.       Защитить меня некому, рассказать Лизе подобное будет двойным самоубийством, а бежать из страны мне уже через пять месяцев.       Я засовываю руки в карманы, понимая, что мой телефон остался в куртке Влада. Когда он забрал его, я даже не обратил на это внимание, но сейчас мне не предоставляется возможности и проверить время, не то чтобы понять, как попасть домой.       Щурясь на каждый указатель пути, нигде не вижу направления на свой район. Пытаясь утихомирить разбушевавшуюся панику, не могу вспомнить ничего, что помогло бы разобраться в том, где я и как сюда попал. Я смотрел на землю под ногами, а не на дома вокруг. Сейчас остаётся ориентироваться только по шуму ветра и надеяться на то, что за всё это время погодные условия ни каплю не изменились. Я знаю, в каких местах он был сильнее.       Когда морозный воздух всё-таки начинает царапать голую кожу, надеваю куртку. Я уже где-то близко.       Вскоре в поле зрения появляется знакомая улица. Я зачем-то улыбаюсь, увидев дом Лизы вдалеке. Наверное, она уже мирно спит в своей кровати, списавшись с родителями. Там тепло, уютно и всегда есть что поесть, как бы смешно то ни звучало. В нём живёт та, кто обязательно поддержит, примет тебя любым и смешно пошутит, когда воцарится неловкое молчание.       Но я тот, кто не позволит себе обременять собой других.       А поэтому, развернувшись, сворачиваю в противоположную от него сторону. Мне нельзя пойти туда.       Уже по известному маршруту я возвращаюсь домой. Положив на место ключи, закрываю дверь и, налив себе стакан воды, прогуливаюсь медленными шагами до комнаты. Проверив ящик, оставшийся в полной целости и невредимости, спокойно прикрываю глаза.       Страдания не принесут решения всех проблем. Они, как алкоголь или любой другой наркотик, помогут уйти в себя, но ничего дельного из опыта с ними ты не вынесешь.       Завалившись в душ прямо в одежде, включаю кипяток. Смыв с рук остатки своей же крови, набираю воды по бортики и окунаюсь туда с головой. Всё жжётся, но это меньшая из всех проблем.       Я вылезаю из ванной только ближе к утру. Наложив заживляющую мазь на все повреждённые участки тела, случайно прохожусь взглядом по зеркалу. Всё те же расплывчатые границы, заблюренное лицо и уставшие глаза, в которых ничего, кроме каких-то обзывательств счесть нельзя. Как бы хорошо я что-то ни делал, я никогда не смогу посмотреть на своё отражение без тревоги и сожалений.       Такое было с детства. Воображение дорисовывало мне картины того, что я мог сделать лучше, где получилось бы схитрить и остаться незамеченным, а в какие моменты не стоило говорить чего-то. Я никогда не принимал произошедшее как опыт, всегда старался переиначить прошлое и исправить то, что уже осталось позади. То же самое происходит и по сей день, когда с одной огромной надписью «НЕДОСТАТОЧНО» посередине лица, указывающей на отсутствие стараний, я зашториваю окно и ложусь на кровать. И сон, как обычно, не идёт.       В этот раз я решаю не пытаться заснуть. Всё равно уже утро.       Перевернувшись на бок, слышу, как только пришедший с улицы отец разогревает себе что-то поесть. Через час после него, с удручёнными фразами, сказанными в пустоту и замученными вздохами, домой приходит и мать. Она, по ощущениям даже не сняв верхней одежды, сразу проходит на второй этаж в свою спальню.       Встав с кровати, наконец чувствую себя более расслабленным.       Пока никто ничего не знает, и моя задача в том, чтобы всё так и продолжалось.

***

      Всю дорогу в школу я старался напялить на лицо улыбку. Я представлял, что сижу в кругу своей семьи, где без неё выжить невозможно. Однако, только стоя возле шкафчиков перед лучезарным выражением Дани слева от меня, получилось себя пересилить.       Поправив очки, убираю куртку и зонт, стараясь выглядеть естественно. Скалюсь во все имеющиеся зубы, забирая свой мобильник из шкафчика. Не знаю, Антон ли заставил Влада отдать его обратно мне, или он сам заебался от огромного количества звонков и сообщений от Лизы, главное, что мне вернули то, что принадлежит мне.       — Что по планам на сегодня? — начинает подошедшая к нам Даша. — Выглядишь помотанным.       — Полночи играл в телефон, — скорчив ещё более уставшее лицо, пожимаю плечами.       — Игромания – дело пагубное, — девушка хмурится, но, подтолкнув меня в плечо, тотчас же смеётся.       — Зато было весело, — отшучиваюсь я в ответ.       Пагубное дело — это силуэт уже знакомых мне людей по другую сторону коридора. Этот ебаный китаёз как последняя мразь посматривает на мои ноги, иронично улыбаясь. Ещё вчера те в полуобмороженном состоянии стояли в чужом доме, и как бы хорошо сейчас они не были спрятаны под широкими штанами, глаза этой заразы всё помнят.       — Так, что по планам, говоришь? — начинаю я, запихивая ключ от шкафчика себе в носок. — Маяться хернёй, как обычно!       Разведя руки в разные стороны, подталкиваю друзей подальше от той компашки. Мы проходим на второй этаж, где, зайдя за мной в кабинет, Даня с Дашей продолжают рассказывать о каком-то парке аттракционов в городе.       — Хочу поехать туда на день рождения летом, — потянувшись, парень присаживается рядом со мной.       — Блять, там цены бешеные, — открыв сайт парка с телефона, Даша кривит губы.       — Предлагаешь праздновать где-нибудь в подвале? — отзывается Даня. — Это бесплатно.       — А не слишком ли рано задумываться о своём дне рождения? — я покачиваюсь на стуле, вскидывая брови.       — Да иди ты! — Даня обиженно отворачивается, когда мы с темноволосой в унисон начинаем смеяться.       — Но парк аттракционов реально классный, — отсмеявшись, протягивает девушка.       — Наверное, — добавляю я. — Спокойно к этому всему отношусь.       — Был бы здесь Беляш, полез бы на стену от такого утверждения, — Даня кивает самому себе. — Но этого уродца свалил вчерашний ветер.       — Сейчас почти все болеют, — закинув одну ногу на другую, продолжаю. — Не свалились с температурой только сверхлюди.       Улыбка почти пропадает с губ, когда я вспоминаю события, произошедшие этой ночью. Я не знаю, как я добрался домой и выжил в целом.       — Ну, пора уже привыкать, — Даша собирает свои волосы в высокий хвост. — Холодает всё больше.       — До декабря осталось всего две недели, — посматривая в окно, мрачно воздыхаю.       — Скоро выпадет снег.       Звенит звонок, ребята, помахав мне руками, расходятся по своим кабинетам. Я отстранённо перевожу взгляд на свои руки, в которых, по ощущениям, всё ещё лежит тот кусок стекла.       Вчера я чуть не убил человека со злости.       А он почему-то не решился убить меня в ответ.       И теперь, смотря на учителя, зашедшего в класс, все мои мысли только об этом.       Я отворачиваюсь обратно к окну, полностью игнорируя свой телефон на парте. Количество сообщений возрастает с каждой секундой, но в сторону них даже смотреть не хочется. Я не знаю, как я буду объясняться перед Лизой, я пока не придумал ложь, которую расскажу всем остальным друзьям.       Приложившись головой о парту, понимаю, что спать уже не хочется. Ночи после бессонницы всегда оставляют мерзкое послевкусие, особенно оно противно тогда, когда ты несколько часов пребывал в сильном стрессе. Сейчас мне остаётся только наблюдать за тем, как Антон невозмутимо входит в класс, а за ним подтягивается и Влад. Первый вовсе не обращает на меня никакого внимания, пока Калюка, с плохо скрываемым интересом, разглядывает мой затылок. Я не оборачиваюсь, потому что теперь вообще не понимаю, можно ли мне находиться с ним в одном пространстве.       Как мне вести себя? Так, будто ничего не произошло или так, как он бы хотел? А чего бы он хотел? Чтобы я поклонялся ему, и он утверждался за мой счёт? Чтобы я бегал по его делам? Чтобы я делал всё, лишь бы он не слил ту информацию моей матери?       Спросить прямо такое не получится, а конец урока уже совсем скоро. Бежать или оставаться на месте? Подойти первым или ждать, пока он выловит меня из толпы? Притвориться идиотом или сказать, что я потерял память? Убить себя первым или дать ему убить меня?       Окаменев, разглядываю шрам от стекла на правой руке. Даже эта уже не так заметная полоса теперь беспокоит меня меньше, чем Влад. Ненавижу, сука!       И всё-таки время продолжает течь. Когда назойливый звук вновь ударяет по ушам, я стараюсь изгнать все мысли из головы.       Что делать? Хуй ко лбу приделать, а мне пора подать хоть какие-то признаки жизни.       Встав с места, хватаю свой портфель и молча выхожу из класса первым. Я чувствую, как медленные шаги продолжают следовать за мной, куда бы я ни пошёл. Я поднимаюсь на этаж выше, они взбираются по лестнице сразу после меня. Я прохожу мимо учителей, они продолжают преследовать мой силуэт до следующего поворота. Я сжимаю лямки рюкзака крепче, перекладывая внутрь свой телефон, они уже дышат мне в спину. Легкое подталкивание в плечо поворачивает меня в сторону туалетов. Дыхание учащается, голова начинает болеть.       — Почему не отвечаешь на сообщения? — раздаётся строгий тон позади.       Я молча прохожусь до раковин и сразу же разворачиваюсь, стиснув зубы. Калюка, в той же одежде, как и ночью, смотрит на меня абсолютно спокойно.       — Умри, мразь, — срывается с уст само по себе.       — Спасибо, — безразлично выкидывает он, подходя ближе. — Честно, я думал, что ты сюда не заявишься.       Гордо выпрямившись, остаюсь непоколебим. Я смотрю прямо ему в глаза, чувствуя, что он и так на взводе. Ощущение, будто никто из нас так и не уснул сегодня. Его кожа на лице более плотная и жесткая, через неё не просвечиваются синяки под глазами. Моя — тонкая и бледная, показывает каждое прикосновение.       — Да, — говорит Влад сам себе. — Всё же меня больше бесит, когда ты молчишь.       — Не ты ли так хотел меня заткнуть? — я сжимаю кулаки, отворачиваясь от крупной фигуры напротив. — Не прошло и недели, как ты уже переобулся.       Вести с ним разговор, зная, что он осведомлён о моих секретах больше всех моих друзей, довольно странно. Ещё больше напрягает то, что ответить на это ему ничем мне не получается. Я могу лишь язвить, пытаясь вновь не пересечь черту. Даже не знаю, как долго у меня получится сохранять границы в этот раз, ведь кран от стены легко можно оторвать и вонзить Владу, к примеру, в глаз.       — А что насчёт тебя? — Калюка приподнимает брови, положив одну руку на раковину позади меня. — Ну, давай, убей меня, раз зарёкся.       Я поворачиваюсь к нему лицом, врезаясь в пассивно-агрессивный взгляд. Он зол, определённо зол, но голова на плечах у него, в отличие от моей, всегда работает несмотря ни на какие эмоции.       — Ты ничем не лучше, — произносится им с насмешкой.       — Не смей сравнивать меня с собой, — вдохнув поглубже, игнорирую повисший внутри головы запах сигарет. — Ты конченный урод, копавший под меня изврат, полнейшее уёбище, пользующееся своим положением, но никак не тот, кто был бы со мной наравне.       Калюка пожимает плечами, на его лице появляется улыбка. Я поджимаю губы, посматривая на длинные клыки, и резко отпихиваю его от себя. Я знаю, что это его задевает. Поэтому проговариваю это вслух.       — Я хотя бы не подхожу к людям своего пола так близко и не строю из себя натурала при этом.       И вот, ярость уже льёт из него наружу. Это — последний козырь, то, что так сильно его калечит. Не знаю, подружилась ли Лиза с гомофобом изначально, или таким он стал после пубертата, честно, мне похуй. Я буду пользоваться этим столько, сколько смогу.       — Видел бы ты, как это стрёмно выглядит со стороны, — вздыхаю, уклоняясь от попытки себя задержать.       — Это ты своими извращёнными мозгами всё так воспринимаешь, уродец, — Калюка стирает улыбку со своего лица, напирая всё больше.       Забежав за его спину, я уже хочу выскочить из туалета, как заплетаюсь в своих же ногах. У меня не получается быть таким же ловким как обычно после выматывающих в ноль бессонных ночей, а жаль.       Схватив меня за руку, Влад отбрасывает меня в конец туалетов. Рюкзак слетает с плеч, пройдя мимо пустых кабинок, мы доходим до большого подоконника. Ну, я долетаю, а он медленно идёт следом.       — Или сам хочешь, чтобы всё так и выглядело, — перекидывает на меня всю ответственность Калюка.       Я опираюсь на стену, понимая, что бегать сегодня точно не смогу. Ватные ноги не держат тело, как бы сильно я ни тряс головой в разные стороны, пытаясь прийти в себя.       — Неужели влюбился в меня, пидорасня? — он смеётся, наклоняясь к моему лицу.       И как же будет весело поцеловать его прямо сейчас ему же на зло? Очень. Очень, очень, очень, очень весело. Но гордость мне важнее, а поэтому вместо моих губ на своих, Калюка получает кулаком по лицу.       — Нет, я, конечно, мазохистская блядь, но не настолько, — смеюсь перед тем, как мне скручивают руки. — А что, расстроился из-за невзаимных чувств?       Любую ненависть можно превратить во флирт. Это то же самое, как предлагать человеку встречаться, когда он с раздражением орёт тебе в лицо. От этого подобный Владу человек будет злиться всё больше, а тебе самому будет только смешнее.       Вот я и смеюсь, наслаждаясь растекающейся по рукам болью. Его ладони опять на моих запястьях, в тех же местах, где уже начали всплывать синяки. Я каверзно улыбаюсь, понимая, что придумать ещё более уёбищную шутку мне в ответ просто невозможно. Ему остаётся только прижимать меня к стене и надеяться на то, что сюда никто так и не зайдёт, ведь если кто-то застанет нас, я в ту же секунду прокричу, что меня насилуют.       Вдруг, в голову приходит идеальная идея. Им же, блять, можно с лёгкостью манипулировать, продавливая эту херь всё глубже!       Я пару минут набираю побольше воздуха в лёгкие, переливаясь всеми оттенками смущения от одной мысли о том, что хочу сказать. Это определённо будет перебором, мне самому будет невероятно стыдно промолвить это вслух. Но это будет невероятно смешно, а главное, это сыграет мне на руку.       — Ну, Владик, сильнее, — я давлюсь слюной под конец фразы, но произношу её чётко и громко.       Он вмиг отпускает меня, отшатываясь назад. Повиснувшее молчание пробивает меня на нервный хохот. Я готов валяться на полу от сюра происходящего, но ещё больше мне хочется развернуться и посмотреть на озадаченное лицо Влада.       — Ты больной, — он смотрит на меня, не моргая.       — Круто, убей себя, — поправив слезшие с лица очки, через приступ смеха, отзываюсь я. — И перед тем, как ударить меня в следующий раз, вспомни то, что и так уже прекрасно знаешь.       Я остаюсь на месте, довольствуясь тем, что раскрыл все карты до последней. Влад не идиот, он прекрасно догадывался о том, что боль приносит мне удовольствие, вот только не ожидал услышать это напрямую. И теперь, из-за моих слов, он этого точно не забудет.       Неудивительно, что мне прилетает кулаком под дых. Влад не перестанет меня хуярить, просто теперь он будет бить меня с мыслью о том, что мне это нравится. А как же забавно переливаются гневом его глаза, когда он думает об этом и пробивает мне локтем в солнечное сплетение, просто не передать словами.       Но Калюка не робот, чтобы держать все свои чувства под тотальным контролем. Он хорошо строит идиота, но слишком плохо скрывает смесь отрицания и презрения, когда хватает меня за предплечье и усаживает на подоконник.       Звонок уже давно прозвенел. Я смеюсь каждый раз, когда слышу так и не слетевшую с его губ попытку мне возразить. Ладно, признаю, мы похожи. Тем, что наглухо отбитые.       — Тогда поразмысли над тем, что мне так же приятно тебя бить, — наконец произносит он, положив мне ладонь на шею.       Я хмурюсь, оттягивая себя назад. Сжимать мне горло, чтобы я не мог ни говорить, ни смеяться, ни дышать — слишком нечестно.       — Предлагаешь доставить друг другу удовольствие? — протягиваю я перед тем, как резким движением меня припечатывают затылком в стекло.       — А ты бы без раздумий согласился?       Ответный вопрос вводит в заблуждение. Я стираю улыбку со своего лица, переведя взгляд с потолка на Влада и обратно. Когда кто-то отзеркаливает твою манеру шуток — становится менее смешно. Особенно, когда этот человек ненавидит тебя и тебе подобных, а похожие фразы с его губ проскакивают чаще, чем раз за всю жизнь.       И я вновь слишком долго думаю над ответом, хотя ранее такого за собой не замечал.       — Вновь любопытно стало? — припоминая ему его же слова, еле как выкатываю из них подкол.       — Ни в жизни.       Его выражение опять становится хладнокровно-безэмоциональным, безжалостно вдавливая мою шею в обратную сторону, Калюка моргает при каждом похрустывании моих позвонков. Когда я понимаю, что нахожусь при смерти, впиваюсь ногтями в его кисть, пытаясь оторвать её от себя.       — Вы опять сцепились? — голос позади Влада стряхивает рефлекторно выступившие от боли слёзы с моих глаз.       Влад моментально убирает руку от моей шеи, и я поникаю головой. Пытаясь отдышаться, проглатываю лишнюю порцию воздуха и начинаю кашлять. Антон, вставший рядом, недовольно топает ногой несколько раз.       — Если не перестанете собачиться, ни от кого из вас живого кусочка не останется, — сделав акцент на последние два слова, фрик цокает.       — Тогда можешь придушить нас обоих прямо сейчас, — я поднимаюсь с места, но, пошатнувшись, сразу присаживаюсь обратно.       — Тебя и так чуть не придушили, остынь, — Антон прикрывает глаза, потирая переносицу.       — Ну, можешь придушить его первым, — высокомерно взглянув на Калюка, стоящего неподалёку, предлагаю я.       — Или я могу закончить начатое, — отвечает мне он.       — Ты не для этого его сюда притащил, — обращаясь к Владу, Антон выставляет руки спереди от себя, намекая, что порядком заебался от наших злостных лиц. — Вов, я скину тебе адрес, в девять часов приходи туда.       По привычке я уже хочу ответить «С чего бы мне это делать?», как вспоминаю о наличии нарытой на меня информации у них. Скорчив недовольное лицо, ещё раз повторяю про себя, как ненавижу всё, что происходит вокруг.       — Пожалуйста, — добавляет к своим словам фрик, но от того ситуация не смягчается.       Даже если ни он, ни вся его команда не желала бы мне зла или не хотела бы слить всё моим родителям, я испытываю к ним не меньше неуважения, чем к Владу. Они дружат с ним, наверняка они помогали ему со всем этим, с чего бы мне относиться к кому-то из них лучше?       И всё же я просто не хочу думать о том, что Антон предупреждал меня всё это время.       Так и не дав своего ответа, я молча поднимаюсь с места. Подобрав с пола свой упавший рюкзак и, не посмотрев ни на кого из них в ответ, наконец ретируюсь из туалетов. Заебало.       Завидев всю компанию Влада неподалёку, отвернувшись, обхожу их стороной. Я достаю телефон из портфеля, когда уже захожу в свой следующий кабинет. Присев за парту, понимаю, что придётся всем ответить. И не просто ответить, а нагло соврать.       Первыми под раздачу попали друзья, они отделались лишь горсткой сообщений о том, что это мать вновь прикопалась ко мне со своим психозом. С Лизой всё обстоит сложнее. Даже если из нашей переписки Влад и не понял, что всё это — спланированный театр, в котором я выбешиваю его для того, чтобы вернуть его в адекватное состояние, то мне всё равно придётся лгать Лизе. Она не может узнать о том, что мой план провалился, ей нельзя думать про то, что я могу быть в опасности, я обещал ей, что она не побеспокоится обо мне. Из-за этого мне придётся притворяться, что всё так же, как было раньше и переписываться с ней как можно меньше, но так, чтобы не вызвать подозрения ни с одной стороны.       Это полная пизда.       Я мониторю одни и те же сообщения уже по ощущениям полчаса. Почему я пропал? Что произошло? Где я и где Влад? Вова: Прости, что не отвечал, свалился с ужасной головной болью на сутки, было хуёво. Видать это из-за погодных изменений.       Ответ приходит сразу же. Лиза: Фух, блять, Вов, не пугай так! Я уже устала тебя обзванивать, как себя чувствуешь? Вова: Значительно лучше, чем вчера ночью. Лиза: Если у тебя жесткая метеочувствительность, советую пить побольше травяных чаёв, мама говорила, ей помогает.       Нет у меня никакой метеочувствительности, сука, мне нужно было что-то придумать! Вова: Спасибо, буду держать на уме. Лиза: Поправляйся! Вова: Ты тоже. Лиза: Надеюсь, на следующей неделе уже увидимся.       Выключив телефон, с досадой поворачиваюсь к окну. Моросящий дождь вскоре должен смениться на град, а после на снег.       У Влада есть доступ ко всем моим аккаунтам, он знает про всё, что я писал или напишу кому-то. Рассказывать что-то кому-то больше небезопасно.       Я не хочу врать ей! Это слишком бессовестно, она не заслуживает такого отношения к себе, но я просто не могу сказать правды. У меня нет другого выхода! Если Влад сольёт всё в массы, то уже никакие друзья мне не помогут.       И эта безвыходность просто губит изнутри. Я его блядски ненавижу!

***

      И, не успеваю оглянуться, как уже стою на пороге своей комнаты. Кажется, будто, когда я испытываю отрицательные эмоции, время течёт быстрее. И наоборот, когда всё относительно нормально, я чаще проваливаюсь из реальности. Хотя, не думаю, что тому, кто чуть со злости не убил человека, стоит искать логику в поведении своего мозга.       Пройдя внутрь, закрываю дверь и сразу же валюсь на кровать. Состояние хуже некуда. Без сна, весь побитый и измотанный, неужели мне снова десять лет и я стою перед матерью, пока она орёт на стену позади меня? Да нет, вроде.       Но от этого воспоминания легче не становится.       Я откидываю свой портфель на стул и, взяв телефон, помимо сообщения с адресом, отправленного понятно кем, замечаю ещё одно, от Дани. В общей группе они по привычке желают мне сил, даже не подозревая, что дело совсем не в моей семье. Однако от того и лучше. Чем меньше кто-то за меня переживает, тем спокойнее мне самому. Главное сейчас — поддерживать иллюзию нормальности. Никто ни о чём не узнает, я всё вытерплю, сбегу и, может, через несколько лет расскажу всем, как всё было на самом деле. Тогда за меня уже никто не будет беспокоиться, я буду счастливо жить в умиротворении и… Всё будет выглядеть, как забавная история из прошлого.       А пока, стоило бы вздремнуть.       Поставив будильник, сбрасываю с себя уличную одежду и убираю телефон на зарядку, а после опять падаю на кровать. Закутавшись в одеяло, поглядываю на зашторенное окно. Не знаю, продолжит ли Влад наблюдать за мной, но лучше перестраховаться. Поэтому, с этого дня, никакого уличного света в комнату не попадёт. Так мне будет менее напряжно.       Тело размякает на жестком матрасе, когда становится тепло, разум отрубается сам по себе.

***

      Неприятный звук врезается в голову. Я медленно поднимаюсь с кровати и подхожу ко столу. Выключив будильник, ещё несколько минут пытаюсь сообразить, кто я и где я. Всё болит, мне сложно сосредоточить взгляд на чём-то дольше одной секунды. Но время на телефоне уже под восемь тридцать, а мне была поставлена задача. И как бы ни хотелось прямо сейчас бесследно пропасть, придётся одеться и пойти по делам.       Пройдя в ванную, окунаюсь в раковину с головой. Холодная вода освежает, но не настолько, чтобы прийти в себя. Ненавижу дневные сны, ненавижу свою мать, ненавижу Влада.       Полностью одевшись, беру с собой маленькую дорожную сумку на пояс. Поместив туда ключи, последний раз проверяю присланный Антоном адрес и, запомнив дорогу, убираю мобильник туда же. Вот теперь по-настоящему хочется спать.       Выйдя из своей комнаты, хватаю с кухонного стола пару забытых всеми бутербродов и направляюсь к выходу. Взяв свою куртку, накидываю капюшон толстовки на голову. Обувшись, тихо выхожу из дома. Надев куртку, нахожу в её кармане ключи от дома. Переместив их в сумку, доедаю последний бутерброд уже по дороге. Знакомые районы исчезают один за другим, а идти, на удивление, не так уж и долго.       — Чтоб их всех метеоритом расхуярило, — приговариваю я себе под нос, пиная одиноко лежащий на асфальте камень.       Когда я захожу в староватый район, достаю телефон обратно. Уютные на вид жилые дома — точно не то, что я должен перед собой видеть. Но адрес верный, а значит, это здание передо мной — то, куда мне и надо.       Средних размеров дом весь выкрашен в белый, лишь голубоватая крыша обладает более тёмным оттенком. В окнах на втором этаже горит свет, на чердаке тоже. Я медленно прохожу по каменной тропинке к двери, поглядывая на циферблат в домофоне. Я пришёл вовремя.       И всё-таки я слишком долго стою перед входом, не решаясь ни постучать, ни позвонить. Взгляд бродит по маленькому бежевому коврику с английской надписью на нём, мне не хочется идти внутрь.       Распахнувшаяся перед носом дверь приглашает меня туда сама.       — Кого ждёшь? — выгнув одну бровь, Антон отходит назад.       Дёрнувшись, я интуитивно пячусь от него, но, поймав задумчивый взгляд подошедшего к двери Влада, прохожу через порог. Захлопнув дверь после меня, Антон уходит в другую комнату. Оставшись наедине с Владом, неловко переступаю с ноги на ногу перед тем, чтобы разуться.       Это не тот дом, в котором я был прежде. Здесь прохладно, светло и чисто. И, более того — слишком тихо. Синевато-белые стены увешаны какими-то фотографиями с метками, в воздухе царит атмосфера спокойствия. Здесь только мы трое?       — Не ходи по моему дому в уличной одежде, — отзывается Влад, недовольно поглядывая на мою куртку.       Сняв её, я осматриваю всё вокруг уже под призмой отвращения. Раз Калюка здесь живёт, ни о каком умиротворении речи идти не может.       Выхватив из моих рук куртку, Влад вешает её на крючок. Взглядом сказав мне идти за собой, начинает двигаться в сторону, по всей видимости, кухни. Заплетаясь в ногах, я следую за ним. Без слов, он садится за стол, а я, отойдя к шкафу, начинаю рассматривать помещение. Здесь не так мрачно, как могло показаться. Мраморные столешницы идеально вычищены, на электрической плите стоит старый чайник. Тёмный красноватый деревянный стол, за которым сидит Калюка, совершенно не вписывается в дизайн, режа глаз. Зато белые стулья на тонких ножках будто бы смягчают этот косяк. Их только две штуки, Влад живёт здесь один или с кем-то?       Я разворачиваюсь к нему спиной, пытаясь рассмотреть одну из фотографий в рамке, стоящей внутри кухонного стеллажа сверху, но чужой голос отдёргивает меня от этого занятия.       — Ты на выставку пришёл? — ледяной тон заставляет повернуться обратно.       Перекинувшись с Владом неодобрительными взглядами в сторону друг друга, складываю руки на уровне груди. Они сами меня сюда позвали, что мне ещё делать? Разблокировав свой телефон, от скуки разглядываю иконки приложений. Если не отвлечься, возникшее напряжение точно меня погубит.       Тяжело быть с ним наедине, особенно молчать и не пытаться его при этом убить!       — Присаживайся, — вошедший спустя пару минут на кухню Антон указывает мне рукой на стул, стоящий напротив Влада.       Завалившись на него, продолжаю недоверчиво поглядывать на каждого из них по очереди.       — Так, что вам от меня нужно? — облокотившись на спинку, закидываю одну ногу на другую.       — Ты будешь воровать, — чётко выдаёт Антон.       — Чего?       Нахмурившись, поглядываю на безразлично смотрящего в мою сторону Влада. Кажется, ему наплевать на то, буду ли я участвовать в их делах или нет, он хочет лишь унижать меня и получать с этого удовольствие.       — Вернее, ты будешь доставлять ворованное по местам, — продолжает фрик, присев на столешницу позади него. — Мы воруем, ты отвозишь.       Коротко и предельно ясно, вот только, слегка незаконно.       — Я ничего не…       — Будешь, — сразу перечит мне Калюка.       Замолкнув, сжимаю кулаки под столом. Когда он рядом — хочется вопить от отчаяния, но ещё больше разгорается желание въебать ему. Очень жаль, что из-за присутствия здесь Антона, я не могу сделать ничего из этого. Да и, оставшись вновь с Владом наедине, я бы всё равно не позволил себе заплакать, как сегодня ночью. Это было ошибкой, и она не повторится. Хорошо ещё, что он её не запомнил.       — Схема такова: есть воры, есть покупатели. Ты будешь посредником, — фрик перевозит взгляд с меня на часы, висящие над столом, проверяя свои карманы. — Ладно, я и так уже задержался. Честно, я пришёл сюда только для того, чтобы вы с самого начала друг друга не искалечили.       Он обречённо вздыхает, я скидываю с головы капюшон и недовольно цокаю. Действительно, так бы я определённо набросился на Влада ещё на входе. Разорвал бы его красную вызывающую футболку и точно сломал бы ему руку, когда он запутается в своих длинных штанах.       — Влад всё тебе объяснит, — Антон спрыгивает со столешницы, отряхивая брюки. — А ты, индивидум, — фрик обращается к Владу. — Помни, что он полностью под твоей ответственностью.       — Не думай, что я сам хочу всё заруинить, — пожимая плечами, отзывается Калюка.       Услышав это, Антон спокойно покидает кухню. Уже через несколько секунд, после шумного шуршания, я слышу хлопок закрывшейся двери. Оставив после себя уйму вопросов, тот легкомысленно ретировался из дома. Неужели он и вправду пришёл только для того, чтобы установить между нами более-менее терпимые отношения? Да, скорее всего атмосфера была бы враждебнее, не добавив он все первые слова от себя.       — Уши навострил и не втыкай без дела, — отвлекает меня от стены напротив строгий голос.       Я перевожу взгляд на Влада, оглядывая того с презрением. Мой высокомерный взгляд не остаётся незамеченным, но Владу придётся сильно постараться, чтобы перелезть через стол и мне зарядить, поэтому он продолжает сидеть на месте.       — У нас есть трое воров, — начинает Калюка недовольным тоном. — Антон, тот мелкий китаец и блондин. Двое оставшихся находят покупателей и публикуют товары на платформах. Я организую все вылазки и распоряжаюсь прибылью. И ты, — он брезгливо тыкает в меня пальцем. — Ты будешь связующим.       Промолчав, поглядываю на чайник. Не знаю, мне больше хочется спалить его хату, или огреть его этим чайником по голове.       — И впредь, постарайся контролировать свои всплески агрессии.       Я перевожу взгляд обратно на Влада. Запустив пару пальцев в свои белые локоны, он ставит локти на стол и с пущим интересом оглядывает мои запястья. Те расцветают зелёно-синими оттенками от его назойливых глаз, меня передёргивает.       — Может, ты подумал, что мы замяли ту тему. Что ж, спешу тебя в этом разубедить, — Влад ненароком прикусывает нижнюю губу, прежде чем вновь начать говорить. — Если такое повторится, я не стану закрывать глаза, как в этот раз.       Не успею и вздохнуть, как в мой адрес летит ещё одна угроза.       — Помни, никто ни о чём не должен знать, иначе…       — Боишься реакции тех, кто тебе был дорог? — процеживаю я через зубы, он понимает, о ком я.       — Боюсь, что это совершенно не твоё дело, — отмахивается Калюка. — Я вообще не представляю, как ты приклеился к ним, ты же реально уёбище.       Его очи разгораются всё больше с каждым произнесённым ним словом. Он начинает злиться, по нему подобное сразу видно. Неужто это столь больная тема для такого расчётливого придурка?       — Зато я понимаю, почему ты от них ушёл, — на мгновение мне кажется, что в глазах Влада проскакивает что-то нечитаемое, на гране с удивлением.       Благо, совсем скоро я вытряхиваю из него эти человечные чувства, отпустив злостный комментарий.       — Пробудил в себе последние качества достойной личности и решил не мучать всех вокруг своим присутствием в их жизни.       Я ужу глаза, натянув на морду каверзную ухмылку. Неважно, что никого тревожить собой Калюка не перестал, совсем не имеет значения то, что Лиза до сих пор переживает по этому поводу, в данный момент я не задумываюсь о своей цели восстановить все разорванные дружеские отношения, я хочу лишь оскорблять и задевать его всем, что мне известно.       — Забавно, — неожиданно абсолютно спокойно выдаёт Влад. — Ты ведь делаешь то же самое.       — Внезапно исчезаю из жизни близких людей и накручиваю себя до мерзкого отрицания всего вокруг?       — Никому ничего не рассказываешь.       Я хмурюсь, пытаясь убрать застрявший ком из горла, но покрывать мне это нечем.       — Я видел все твои переписки, а потом лицезрел то, что происходит у тебя дома на самом деле, — рассуждает Калюка, проводя одним пальцем по нижней губе. — Как бы ни хотелось признавать свою неправоту, но ты ведь и вправду не один.       Отвернувшись, прикрываю глаза на пару мгновений. Я не знаю, зачем он всё это мне говорит. Попытка доказать своё преимущество, загнать меня в угол и запутать? Хер его поймёшь.       — Ты делаешь себя одиноким своими же руками, — зачем-то сочувствующе добавляет Влад. — Даже без шантажа с моей стороны, ты бы действовал так же: если новость неоднозначно хорошая, значит о ней никто не должен знать, ты молчишь до победного, пока не приходится врать. Так что, не смей обвинять меня в том, в чём грешишь сам.       Оскалившись, закусываю щёку изнутри. Неприятно слышать ненужную никому правду от того, кого ты ненавидишь.       — Тогда не упрекай меня в том, что я хочу тебя прикончить, — с безэмоциональным взглядом, продолжаю разглядывать пол. — Ты начинал драки намного больше раз, чем я. Думаешь, больно было только тебе одному?       Я хочу было встать со стула и уйти, как чужая рука, протянувшаяся через весь стол, притягивает меня обратно.       — Ты сам нарывался, — приговаривает Калюка.       — Не отрицаю, но ты тоже себя не контролируешь! — повысив голос, начинаю ёрзать на стуле. — Не контролировал, до последнего раза.       — Я чуть не помер, тогда все эмоции исказились, — цокая, оппонирует он. — Не думал, что ты способен на такое.       — Кто бы говорил! — вырвав свою руку из захвата, я вскакиваю с места. — Ты всё это время дурачился, а потом выкатил всю мою личную информацию мне же в лицо! Естественно, что в отместку я, — набрав воздуха, нехотя произношу более мягкие слова. — Был сильно выбешен.       На удивление, Влад не спешит пререкаться. Понять меня можно, а вот его молчание — нет.       — Но я не хотел твоей смерти.       Отойдя от него на один шаг, раздражённо мотаю головой в разные стороны.       — Мне похуй, чего ты хотел, а чего нет. Так любишь унижать кого-то нечестными путями? Давай, слей всё на публику, выставь мои переписки на всеобщее обозрение! Да, я лишусь всего, но будь уверен в том, что, в отличие от тебя, я твоей смерти желать буду, — сделав акцент на последнее слово, случайно срываюсь на шёпот. — Я кусаюсь, и очень больно.       Страх полностью пропал. Мне не тревожно смотреть ему в глаза, я не боюсь говорить голой правды. Возможно, где-то внутри себя я всё ещё сжимаюсь от мыслей о том, что может произойти, когда он обнародует всю информацию обо мне в массы, но, главное, не показывать этого на лице. Он говорил, что мне можно не пытаться шантажировать его в ответ, ведь он всё знает, но так ли легко он смирится с мыслью, в которой я убью его, совершив он задуманное? Не думаю.       И почему-то Влад вновь обдумывает каждое моё слово, смахивая на жутчайше нестабильного психопата с раздвоением личности. В одно мгновение он злится, в другое оскорбляет меня, потом в его голосе просвечиваются нотки жалости, а после он пытается выдать какие-то сильные фразы, как почву для моих размышлений. Вот только, мне абсолютно поебать! Я не собираюсь рыться в его голове и выяснять, что с ним происходит, когда он невозмутимо встаёт с места и, посмотрев мне в глаза, подходит к подоконнику. Меня совсем не волнует то, над чем он думает, я лишь хочу, чтобы это не навредило мне.       — И я определённо буду отбиваться, когда ты будешь пытаться унизить меня или угрожать мне, — произнеся это, остаюсь стоять в углу столешниц.       Он вытаскивает из кармана пачку сигарет и, будто бы меня здесь вообще нет, открывает окно. Вновь начавшийся дождь попадает своими каплями на пол, тёмно-синее небо резонирует с белыми волосами Влада. Сжав зубы, пытаюсь забить на то, как он игнорирует меня, повернувшись ко мне спиной. Сигаретный дым всасывается вовнутрь кухонного помещения, я брезгливо отворачиваюсь от назойливого запаха.       — Ты знаешь, что у тебя никак не получится мне навредить, и всё равно не сдаёшься, — Влад разворачивается обратно, проводя языком по зубам, а после снова делает затяжку.       — А ты вновь во всём слишком уверен, — сжав кулаки, пялюсь ему в душу.       — Потому, что ты относишься ко всему слишком серьёзно. Думай поменьше, может легче станет.       — Для тебя это одна большая шутка?       — Да, именно так.       Впав в осадок, нервозно посмеиваюсь. Холодный воздух, исходящий со стороны Влада, морозит руки.       — Я говорил уже не раз. Я не изверг и, если ты будешь вести себя нормально, ничего плохого в ответ ты не получишь, — продолжая курить, Калюка пожимает плечами.       — Я возненавижу себя, перестав сопротивляться, — произносится без задней мысли.       — Это уже не моя проблема, — затушив сигарету, Влад пару раз переворачивает зажигалку и, положив её на стол, подходит ближе.       — Моя главная проблема — это ты.       — Ты не выйдешь из ситуации, продолжая слепо противостоять.       — А что? Хочешь мне помочь? — я опираюсь руками на столешницу позади, чуть ли не вжимаясь в шкаф от нежелания находиться близко к нему.       — Нет. Ты меня невероятно раздражаешь, и это никак не изменится. Но если ты не хочешь того, что я могу с тобой сделать, тебе придётся не вызывать у меня сильных эмоций.       — Я делаю это только появляясь в твоём поле зрения, — усмехнувшись, продолжаю смотреть на неподвижную фигуру напротив.       — Иначе рано или поздно мы друг друга поубиваем, — проигнорировав моё заявление, прокашливается Влад.       После его слов, я наконец затихаю. Мне непривычно то, что он говорит со мной без явных злых умыслов. Калюка — ужасный человек с перепадами настроения, чьи мотивы непонятны, кажись, даже ему самому. И слушать его, пытающегося что-то мне донести, когда мы оба ещё не попытались спровоцировать драку, очень странно.       — Я предлагаю единственное решение, твоё дело, согласиться или нет, — поджав губы, он легкомысленно покачивает головой. — Ты меньше пререкаешься, я стараюсь не херачить тебя, остываю, и ты сбегаешь, оставив всех позади.       — А какая тебе с этого польза? — подозрительно покашиваюсь на него, но никак не могу поймать ответный взгляд.       — Я не хочу, чтобы ты был в моей жизни.       — В этом я с тобой согласен.       Отойдя от меня, Влад закрывает окно и сразу возвращается обратно, встав на этот раз ещё ближе.       — Чтобы тебе не показалось, что всё так просто, или я по собственной прихоти желаю тебе только всего хорошего, — без улыбки, Калюка отодвигает от себя находящийся на плите чайник. — С этого дня ты обязан быть подле меня. Всегда. Так мне станет проще тебя контролировать.       Подавив желание высказать ему пару ласковых на такой серьёзный приказ, лишь посмеиваюсь про себя. Если другого выхода нет, значит придётся действовать более спокойно. С другой стороны, так даже проще! Мне не придётся проводить так много времени с остальными, где есть возможность обо всём проболтаться.       — Я не стану выдвигать тебе особых условий. Не будешь мазолить мне глаза и плохо выполнять поставленные задачи — может даже начнёшь получать свою долю.       — И всё-таки это добрый жест, — забыв заткнуть себе рот, проговариваю мысли вслух.       — И я всё-таки не полный моральный урод, каким меня привыкли считать.       Почему-то именно сейчас в голове вновь стали появляться отголоски Лизиных слов. Я окончательно запутался.       Если Влад тот, с кем она сдружилась, то тот Влад, который стоит сейчас передо мной, очень на него похож. Но всё же в нём слишком много отрицательных черт. Кажется, будто он настолько не понимает себя, что, пытаясь не путать окружающих, загоняется в тупик. Он словно проходит через что-то, что известно только ему, но так не хочет, чтобы кто-то был в это вовлечён, что не может переступить через себя, приняв помощь окружающих.       Так же, как и я.       Меня передёргивает от холода и осознания. Нет, это полнейший бред!       Отогнав эту мысль подальше, опускаю голову вниз.       Влад — мерзкий, неправильный и эгоистичный человек, если он когда-то и был добрым и заботливым, то только по отношению к своим «избранным» людям. Я этим «избранником» не являюсь, а всё это — очередная попытка надо мной возвыситься.       И, как бы она не смешила его в глубине души, я всё равно соглашусь, ведь так действительно будет проще.       — Ты интересный, — больше как оскорбление, нежели комплимент для Влада.       — Не скажу того же, — возвратившись к своей прежней манере общения, он подтягивает из кармана ещё одну сигарету. — Ты противный, чересчур раздражающий и неумолкаемый.       — Вроде бы ты говорил, что тебе моё молчание и не нравится, — по неизвестной мне причине, проговариваю это совершенно спокойно.       Оставшись проигнорированным, наблюдаю за тем, как он, подойдя к бордовому столу, берёт со стола зажигалку и вновь закуривает, на этот раз совсем чуть приоткрыв окно. Дождь продолжает моросить по стеклу, я никак не могу свыкнуться с тем, что за столь короткий срок изменилось многое. Теперь Влад не бросается на меня с кулаками после каждого моего слова, а я не спешу огреть его чем-то после одного его взгляда. Если надвигается холодная война, в которой две стороны пассивно ненавидят друг друга, то то, как Калюка отстранённо поворачивается ко мне спиной — один из прямых на неё намёков.       — Мы договорились, — ещё более сдержанно произношу я.       — Ты свободен.       Услышав эту пару ледяных слов, наконец переступаю с ноги на ногу и оказываюсь в прихожей. Надев свою куртку и обувшись, до сих пор не могу осознать тот факт, что это наш первый разговор, который не закончился мордобоем. Всё тело по-прежнему ноет, возможно, посмотрев на это, Влад и воздержался от рукоприкладства. Даже не рассматриваю тот вариант, что, помимо еле чувствующейся нотки сочувствия, в нём всплыли доброта и полноценная жалость. Такого быть… Не может.       Более того, мне мерзко от этого недоделанного благотворителя.       Я выхожу на улицу быстрее, чем соображаю, что идёт дождь. Зонта у меня с собой. Не наблюдается.       Всё ещё стоя на крыльце, вытаскиваю телефон. Несколько уведомлений, среди которых виднеется не только сообщение матери о намечающемся семейном ужине под конец декабря, но и оповещение о том, что меня добавили в какой-то групповой чат. Даже не догадываюсь, кто в нём состоит!       А говоря про очередной семейный ужин, почти через месяц… Да на хую я его вертел!       Скорчив недовольное ебло, с грохотом принимаю тот момент, в котором мне придётся топать домой под мерзкой моросью. Убрав телефон обратно, уже хочу двинуться, как натыкаюсь на человека.       — Ух, баля, — пошатнувшись, парень опирается рукой на поручень.       — Сорян, — на автомате выдаю я перед тем, как посмотреть на лицо того, с кем столкнулся.       И как же, сука, забавно, поправить съехавшие с лица очки и обнаружить на месте незнакомца того самого парня, которого я видел в «семейный вечер». Точно такие же, как у Влада, глаза, странноватая манера движений и заметно потрёпанное лицо. Он вблизи, блять, его вылитая копия! Только пухлее, из-за чего нос чуть больше.       Неужто у Калюка есть брат?       По тому, как он радостно на меня смотрит, он явно меня не узнал. Ну, а, собственно, как он мог меня приметить, когда так увлечённо болтал с кем-то по телефону, а потом засосался с каким-то чуваком и уехал с ним же.       — Ты новый друг Влада? — начинает со мной беседу неизвестный. — Я тебя раньше у нас не видел.       Да. Сука, это точно его брат!       Я еле сдерживаю порыв смеха. По тому, как кривится моё выражение, понять ничего нельзя, но как же мне интересно, какого яростному гомофобу всея Америки будет узнать, что его родной брат из… Тех. Тех, кого он, ёбаный ж ты в рот, презирает!       — Не дай Бог, — поздновато откликаюсь я.       — Коллега? — продолжает играть в «угадайку» парень.       — Неа, мы с ним в контрах. А ты? — я усмехаюсь про себя и, прежде, чем парень озвучит то, что он брат Влада, увожу всё в совершенно другое русло. — Гей?       Вмиг лицо незнакомца меняется. От игривости он за секунду переходит к испугу и заторможено пытается покрыть это утверждение хоть чем-то.       — Нет? — врёт так очевидно, что слёзы выступают.       — Забей, — даю ему понять, что я не со зла на него напал. — Я никому не расскажу.       — Как ты? Нет, блять, кто ты вообще? — непонимающе озирается по сторонам Калюка.       — Впредь будь более аккуратным на улицах. Никогда не знаешь, кто может тебя заметить, — я похлопываю ему по плечу, пытаясь вывести запуганного из шокового состояния.       Не зная, чем мне на это ответить, он просто застывает на месте. Кажись, у пацана перед глазами вся жизнь пролетела.       — Пожалуйста, не говори…       — Да не скажу я! — просмеявшись, продолжаю. — На тебя у меня обидок нет, с хуя ли мне сдавать незнакомца?       Как бы мне ни хотелось посмотреть на реакцию Влада, этот паренёк мне ничего не сделал. Он, по сути то, такой же, как и я. Только зашуганный слегка, и моложе.       — Спасибо, — он облегчённо выдыхает и, когда я, поджав губы, ступаю под дождь, нагоняет.       Открыв зонт, он подходит вплотную и подстраивается под мои шаги. Укрывшись под ткань, спокойно принимаю его благодарственный жест.       — Где ты меня увидел? — наклонившись, произносит Калюка.       — Месяц назад, наверное, ты был в богатеньком районе, пинал красный шарик, — я продолжаю, понимая, что он всё ещё не догнал, когда именно его застали. — Тогда ещё подъехал какой-то чел на чёрном авто и ты с ним целова…       — Я понял, понял! — вскрикивает темноволосый, поправляя свою чёлку. — Не продолжай.       — Как-то так, — я улыбаюсь самому себе, представляя, как страшно и неловко было бы мне на его месте.       Мы сворачиваем на другую улицу, продолжая синхронно обступать лужи.       — Ты правда не расскажешь ему? — отмолчавшись, опять заводит пластинку Калюка.       — А нахуя мне?       — Ну, ты сказал, что вы с ним в контрах, — потирая шею, парень отводит от меня взгляд.       — Если б пострадал только Влад, я б доложил об этом сейчас же, — пожав плечами, вскидываю брови. — А так, прибьют заодно и того, кого я совершенно не знаю. Тебя.       — Полный пиздец, — всё ещё обречённо поскуливая, протягивает он.       — Честно, я сначала даже подумать не мог о том, что вы братья. С таким яростным куском агрессии и ненависти под боком я б стал параноиком.       — Да я пробухал пол того дня! Я забылся и вообще не понимал, где я, — подняв голову к небу, видать, понимает, как проебался. — Даже не знаю, что было б, если бы меня увидел не ты… Если ты, конечно, не ссышь мне в уши и на тебе нет прослушки в данный момент.       Перед тем, как убрать свой телефон в карман, я показываю ему экран без каких-либо намёков на открытый там диктофон.       — Я всё ещё не могу поверить.       — И ещё один совет, не сдувайся так быстро. Когда я спросил, у тебя ответ моментально на ебле выскочил.       — Зря у зеркала тренировался.       — Зря.       — А ты, как ты вообще меня там приметил?       Выдохнув, я быстро смекаю, что мы в одной лодке, и на подставного агента он точно не смахивает. Тем более, все, кто рядом с Владом и так в курсе того, что я пидор.       — Рыбак рыбака, — посмеявшись, наблюдаю за тем, как с Калюка сто слоёв холодного пота сходит.       Всё же ему становится в разы спокойнее. Держащая зонт рука больше не подрагивает, кожа лица приобретает здоровый оттенок.       — Тогда, как ты сам оказался рядом с Владом? Разве непонятно, что он подобное недолюбливает? — искренне интересуется парень.       — Долгая история.       — А он знает вообще?       — Я и не скрываю, — задрав рукава куртки, показываю свои искалеченные чужими прикосновениями запястья.       — Стоп, так ты Вова? — удивлённо протягивает Калюка, после чего я уже непонимающе пялюсь ему в глаза. — Влад только о тебе в последние месяцы и болтает.       — Не сильно приятная новость, — покачав головой, отзываюсь я. — Тебя то как звать?       — Артём, — он подаёт мне руку, ссутулившись.       Пожав её, продолжаю идти в сторону своего дома. Новоприобретённый знакомый топает за мной.       — Только и слышу, как тебе прилетает, — потеряв чувство стыда под корень, начинает заливать Калюка.       — А вот о твоём существовании я впервые слышу, — намекаю на то, что ни о каких родственниках Влада я и догадываться не мог. — И как тебе вообще?       — Сложновато.       — Оно и понятно.       Я случайно задеваю его плечом, но он совершенно не обращает на этого внимание. Прижавшись ближе, чтобы получше укрыться от дождя, я продолжаю идти с ним уже бок о бок.       — Скажи, я один замечаю, как Влад смахивает на латентного и это у меня проблемы с головой, или кто-то из его окружения тоже это обговаривал?       Поговорить по душам с кем-то, от кого не надо ничего скрывать, как глоток свежего воздуха. Мы совершенно незнакомы, но, блять, я воспользуюсь моментом и расспрошу всё.       — Не знаю, мы не часто проводим время вместе, тем более, он мой брат и… Я о его сексуальных предпочтениях не размышлял, — задумчиво проговаривает Артём.       — Я предполагал, что он живёт один.       Честно, у меня в голове до этого момента хранилось воображаемая картинка, где Влад, сидя в огромной чёрной комнате, проводит все дни напролёт за всякими бредовыми идеями. Где-то на подкорке мозга я представлял, как он лежит с завешанными окнами в абсолютной темноте, промышляя свои дела.       — Он и один. Я живу с родителями, находясь на домашнем обучении, а он уже как два с половиной года назад переехал в наш старый дом, — достав из кармана что-то съестное, Артём предлагает это мне, но я, проморгавшись, отказываю ему взглядом.       Есть не хочется, как бы болезненно не урчал желудок.       — Я иногда приезжаю к нему под выходные, когда мне скучно, — разжёвывая что-то наподобие печенья, рассказывает Калюка.       — Или когда тот парень на чёрном низком авто не спешит забрать тебя? — не упускаю возможности подъебать геюгу.       — Блять, всё, не надо!       Мы вместе смеёмся, наслаждаясь горьковатой, зато правдой. Обсудить что-то с тем, кто не будет нажигать или беспокоиться — лучшее, чего я только мог ожидать. И как же прекрасно всё совпало с тем, что этот человек оказался не так уж мне и незнаком. Я знаю его маленький секрет, он без каких-либо усилий рассказывает мне остальные. Легкомысленный, сука, но до безумия смешной. Добрый, как кажется на первый взгляд.       — А у тебя, ну, есть…       — Нет, и не надо, — я пресекаю его попытку разузнать, встречаюсь ли я с кем-то. — Прости, что так грубо, — добавляю сразу после этого. — Мне не нужны отношения, тем более, сейчас для них самое неподходящее время.       — Прости, глупый вопрос.       — Почему же?       — Будь у тебя кто-то, не думаю, что ты бы оказался в подобной ситуации.       Кажется, только спустя минуту Артём понимает, что сказанное им меня слегка подбило. Если у их семейства привычка указывать мне на то, что я двигаюсь в одиночку по собственной прихоти, то мне придётся изо всех сил подавлять склонность к мордобойству, когда кто-то с фамилией «Калюка» находится рядом со мной.       — Сука, я это наобум выдал, извиняй.       — Не волнуйся, мне поебать.       Продолжив идти как ни в чём не бывало, нацепляю на лицо мягкую улыбку. Он не со зла, в отличие от некоторых… И из его уст эта изъезженная новость не так сильно режет уши. В любом случае, мне должно быть на это наплевать! Я сам всё выруливаю, всегда из всего вылезал, выкарабкаюсь и сейчас.       — Завтра уже пятница, — посматривая на выскочившее сообщение в своём телефоне, произносит Артём.       — Только пятница? Я по ощущениям уже третью жизнь проживаю.       Вздохнув, ступаю на крыльцо собственного дома. Всё ещё стоя под зонтом, парень остаётся неподалёку.       — Ещё увидимся? — произносит он, радостно маша мне рукой.       — Если возьмешь мой номер у своего старшего брата, — я зачем-то подмигиваю ему, перед тем как развернуться.       Теперь двое Калюк знают, где я живу, да и хер с ним. Если Влад заявится сюда вновь, я буду к этому готов. А Артёму моё место жительство нахуй не сдалось.       После достаточно тёплого разговора с тем, кто от тебя ничего не требует, даже крики родителей не врезаются по ушам. Артём не старается разузнать обо мне что-то, что могло бы кому-то пригодиться, не навевает чувство страха, с ним не боишься проболтаться о чём-то не том. Надеюсь, он не побоится разведать мои данные, чтобы со мной списаться, ведь, честно… Я был бы совсем не против встретиться с ним вновь.

***

      По-моему, именно из-за вчерашнего столкновения с ним, я проснулся более жизнерадостным, чем за все последние дни. Открыв шторы, я даже пару минут без боязни смотрел на окружающий меня мир, наслаждаясь свежим воздухом. И всё-таки из головы не вылетает мысль, что теперь всё иначе.       Первый намёк на это — толпа девушек всех возрастов и весовых категорий, окружившая Влада со всех сторон в школьном коридоре. Они заметно осмелели, почувствовав свободу в этом плане. Однако Калюка отгоняет их от себя в пару мгновений. Ему всё так же не хочется находиться в центре внимания с женской стороны, как и говорила Лиза. Но сейчас, когда он, якобы, «никем не занят», подобного не избежать.       Второй сигнал бедствия — кивок, направленный в мою сторону, когда я, убрав все свои вещи в шкафчик, уже хочу ринуться на уроки.       Третий вестник апокалипсиса — его неизбежное приближение ко мне, пока я, гордо выпрямившись, не подаю виду.       — Вклинивайся к нам, если не хочешь остаться избитым изгоем, — с насмешкой протягивает кто-то позади.       Я вновь молчу, пока толпа уже достаточно знакомых мне людей окутывает меня со всех сторон. Оказавшись по центру, наблюдаю за тем, как перед нами расходятся остальные ученики. Увидел бы я столь взрывоопасную смесь из меня и Влада под моим боком — тоже бы дал дёру.       Все пялятся на нас как не в себя. Краем уха я слышу их обсуждения: они жалеют, ненавидят, презирают, восхищаются и хотят пообщаться с каждым из нас. Кто-то молча кивает, выражая уважение, кто-то кричит что-то невнятное, а потом сразу оборачивается, стараясь скрыть своё лицо. Все они понятия не имеют, что творится внутри этой компашки, лишь поверхностно судят по слухам. Говорить с ними не о чем, а находиться под таким огромным количеством внимания неприятно.       — Тонь, тот чувак в маске что-то ответил? — обращаясь к русому парню с острыми клыками, произносит Калюка.       — Да, встреча запланирована на ночь с субботы по воскресенье, — отвечает он, пожёвывая ядрёную ягодную жвачку, запах которой ударяет по рецепторам стоит только ему открыть рот.       — Фух, бля, наконец-то мне не придётся мотаться с грузами, — саркастически проговаривает китаец, всё так же идущий позади меня.       Он первый претендент на того, кому я в скором времени отрежу язык. Остроумная узкоглазая сучара. У меня уже уши вянут от его вечных комментариев по каждому поводу. Второй жертвой станет этот русый парень… Они бесят меня больше всего.       Ну, не больше, чем Влад, конечно же.       — Это будет твоим первым заданием, — наклоняясь ко мне, нашёптывает Калюка.       Я уклоняюсь от удара табака и мужского одеколона по моему носу, брезгливо потирая пространство над губой. Мои вспотевшие руки и то пахнут приятнее.       — Понял, — отстранённо вбрасываю я, вызвав на чужом лице искреннее удивление.       Когда вся компашка вновь увлекается беседой, сбредясь в одну кучу, нас с Владом оставляют позади. Отвернувшись от него, пытаюсь не выронить одну несчастную тетрадь с ручкой из своих ладоней. Запястья ноют пуще прежнего: ощущение, будто мне отрезали кисти, при этом отлежав всё, что ниже предплечья. Но даже стараясь отвлечься на боль, всё равно не могу выбросить из головы то странное выражение, появившееся у Калюка на морде. Неужели он так удивлён тому, что я запомнил вчерашний разговор?       Каким бы он там меня не считал, я принципы держу близко к сердцу. Раз сказал, что мы договорились, значит буду делать всё, что в моих силах.       — Завтра вечером будь у меня дома.       — С хера ли? — по привычке выдаю я, погрязнув в размышления.       Держать язык за зубами – та ещё пытка!       — Зачем? — уже более мягко проскрипываю я.       — Не задавай вопросов, это раздражает, — холодно откликается Влад, стерев всё своё изумление с лица под корень.       Я поджимаю губы, сдерживая желание зарядить ему между ног. Мразота ебаная, указывает, да указывает!       — Будет проводить инструктаж, — появившийся сбоку Антон нагоняет нас в тот же миг. — Тебе же надо увидеть, что да как.       — Ага, — сухо вбрасываю я, лишь бы тот сразу от меня отстал.       К счастью, половина компашки уже рассосалась по своим кабинетам, а Влад, Антон и я находимся по пути к нашему классу. Хотя бы во время учёбы, надеюсь, меня оставят в покое.       Надежда умерла последней, когда уже через пять минут мне на телефон начали приходить сообщения. Влад: Только оденься нормально. Чёрные вещи на три размера больше тебя самого — не значит незаметно.       Передёрнувшись, откладываю мобильник от себя. Чёрный — значит меньше выделяющихся следов крови, которые придётся отмывать из-за тебя, мудила ты объёбанный.       Или он предлагает мне гонять в белоснежных рубашках, чтоб уж точно подчеркнуть отпечатки чужих костяшек на ткани?       Не выдержав, пододвигаю телефон обратно к себе. Вова: И как же «одеваться нормально» в твоём понимании? Влад: Как я. Вова: Выглядишь уёбищно.       Я поглядываю назад, натыкаясь на равнодушный взгляд. Но я то знаю, что его это задело! Чего стоит летящий в меня кусок бумаги, не содержащий в себе никакого послания. Просто скомканный кусок вырванной из учебника страницы, кинутый чисто из-за злости. Влад: Хотя бы лучше, чем ты.       А с этим уже не поспоришь. Утопающий в тёмном омуте из толстых слоёв одёжки, я и вправду не смахиваю на красавца. Ну, а, бля, кому какая нахуй разница? Я ж не одна из тех девчонок в коридорах, которые выряжаются лишь для того, чтоб быть замеченными. Да и не один из тех, кто прилежно выглядит только ради себя. Мне похуй, я всё только забавы ради делаю.       По привычке повернувшись к окну, быстро отвечаю на несколько пришедших от Лизы сообщений и выключаю телефон. Она уже почти выздоровела, чего не скажешь про меня. Синяки по всему телу, отваливающиеся запястья, ссадина на лице и потрескавшиеся губы, которыми даже шевелить неприятно.       И никакие магнитные бури так сильно не давят мне на разум, как взгляд в спину. Он подобен ножу, но не имеет острого конца. Скорее молот, бьющий по затылку, вечно напоминающий о чём-то плохом.       Когда звенит звонок, он автоматом поднимает меня с места, не дав со спокойной душой выпасть из реальности. Сразу после этого меня вновь окутывает компания Калюка.       — Так что, ты в итоге то съебался? — говорит кто-то из толпы.       Я уже не стараюсь разобрать голоса, это бесполезно. Я не понимаю, о чём они болтают, я не различаю их секретных кодовых фраз, игнорирую какие-то неизвестные для меня отсылки на что-либо. Всё равно мне ни к чему их разговоры.       Провожая каждого взглядом, снова оказываюсь позади. На этот раз вместо Калюка, рядом со мной оказывается Антон. Он молча перешагивает раскиданные по полу бумажки и, когда мы выходим к шкафчикам, один остаётся стоять возле меня. Вытащив из носка ключ, я открываю дверцу и закрываюсь от его пристального взгляда. Убрав в портфель все свои вещи, стараюсь задержаться в таком положении подольше, но назойливый голос китаёвщины уже раздаётся чрез весь коридор.       Мне не по себе.

***

      Они отстали от меня только тогда, когда закончились уроки. Тогда, наблюдавшие целый день за всем этим кошмаром Даня и Даша, наконец примкнули ко мне. Они не спрашивали, как я и предполагал, они быстро замяли всю эту тему, отвлекая меня буквально всем, что видели по дороге. Но я остыл лишь в тот момент, когда, придя домой после долгого назойливого преследования со стороны Антона издалека, представил, как вырываю тому узкоглазому мудиле ухо. Окончательно прийти в себя получилось только у зеркала в ванной.       Я уже час разглядываю зубную щётку, пересчитывая щетинки раз за разом. Беготня выматывает не так сильно, как широкая компания парней, без умолку обсуждающих что-то важное, и не очень. Вместо ног болит голова, сердце еле бьётся в груди, нежели выпрыгивает наружу.       Подняв с раковины телефон, я отсылаю друзьям селфи, что обрабатывал полчаса до этого. Затемнив кожу и всё меня окружающее, я скрыл следы ранок на лице, выкрутив яркость на минимум, сделал искусанные губы нормальными. Серьёзно, если всё будет так продолжаться, то на мне живого места не останется!       Безысходность вновь пожирает целиком, и лишь Артём, скинувший мне какой-то мем, на мгновение вытягивает меня из предсмертного состояния.       Сев на кровать, осматриваю несмешного кота с увеличенными глазами несколько минут. Эта одинокая картинка, висящая в чате после сообщения «Привет, это Артём», навлекает тоску. И только мгновенное осознание выдёргивает из фрустрации.       Скинув свой адрес, я дожидаюсь, пока он прочитает сообщение и сразу же удаляю чат. Вова: Я забыл. Не пиши мне, он видит всё, что вижу я. Если сможешь, завтра в три.       После этого, вновь стираю всё с корнями.       Ответа не приходит. Как я и предполагал, Артём смышлёный парень, пусть и приглушает это качество моментами.       Просидев в том же положении ещё несколько минут, наконец расслабленно выдыхаю. Если б Владу приспичило зайти с моего аккаунта прямо сейчас и увидеть переписку с его братом, ко мне бы возникли вопросы. А сейчас, когда никто не ломится мне в личку с этой претензией, можно спокойно выдохнуть.       Однако осознание того, что теперь я не буду иметь возможности выговориться кому-то по переписке, сильно угнетает. Заводить другие аккаунты и регистрировать новые номера бесполезно — я уверен, Влад найдёт и их. Остаётся лишь договариваться о каждой встрече с кем-либо лично, как это делает, к примеру, Даня. Они с Дашей и тем чуваком в маске сразу спрашивают друг друга, когда они пойдут гулять в следующий раз. Ощущение, будто мессенджерами никто из них вовсе не пользуется.       Я улыбаюсь, когда думаю о них. Кажется, по личной договорённости, которая стопудово пошла со стороны Дани, они все вместе решили не поднимать темы, касающиеся Влада. Не знаю, было ли это обговорено, или они умеют читать мысли всех, кто находится в их маленькой компашке, но от того мне только легче. Когда они шутят над биологом, а не заостряют внимание на моих запястьях, я радуюсь больше, чем от найденной в кармане старых брюк тысячи рублей. Они знают, если я захочу рассказать, то обязательно им всё поведаю. А пока, не задавая мне неудобных вопросов, те продолжали смеяться, указывая пальцем на белые дыры в небе.       Кажется, одному из них я точно смогу доверить свой ящик.       Забравшись под одеяло, прикрываю глаза. Первый, совершенно новый по своей концепции и самый трудный из всех прошлых дней, позади.       Всё будет хорошо.

***

      Я медленно потягиваюсь в постели, поглядывая на циферблат в телефоне. Час дня.       Желания идти куда-то нет, ну а что поделать?       Встав с кровати, насильно затаскиваю себя в ванную. Пусть на Землю упадёт метеорит, но я не позволю себе облениться.       Сходив в душ, быстро просушиваю голову полотенцем. Взъерошенные волосы падают по всем сторонам, но быстро высыхают и ложатся прямо. Даже чёлка, без какого-либо оказанного на неё воздействия, в лёгкую принимает нужную позицию: прямо над правым глазом. Думаю, покрасив бы я волосы в чёрный, вмиг бы получил клеймо эмо.       Я выбираюсь на кухню уже ближе к половине второго. Отец скрипит чем-то сверху, пока мать увлечённо напевает какой-то высокий мотив в ванной на втором этаже. Все заняты своими делами, меня вновь не замечают. Наверное, я уже привык к такому образу жизни. В своём доме я подобен призраку, исчезающему сразу после того, как на него бросят взгляд. И меня, собственно, всё устраивает.       С того момента, как мать в последний раз говорила со мной, моё нахождение здесь облегчилось. Я не создаю проблем — никто меня и не трогает. Конечно, лишний раз попадать им на глаза я всё равно не решаюсь, но так даже лучше.       Вытащив из холодильника подостывший омлет с помидорами и сыром, наворачиваю полсковородки разом. Как бы больно мне не хуярили по желудку, вкусная еда попадает прямо в сердце.       Получив должную порцию калорий, шаром выкатываюсь обратно к себе в комнату. Вместо тяжести после приёма пищи — лишь приятное чувство насыщения, с которым можно идти сворачивать горы. Поев, я моментально обретаю силы.       С такой огромной дозой энергии, я принимаюсь отписываться всем своим друзьям. В последнее время я слишком мало контактирую с ними, из-за чего ко мне могут появиться серьёзные вопросы. Врать на таких будет тяжелее, а поэтому, чтобы никто ничего не заподозрил, я захожу в первую попавшуюся социальную сеть и скидываю всю свою ленту из рекомендаций в групповой чат, подписывая каждый из постов там каким-то рандомным воспоминанием или смешной фразой. Так они подумают, что всё в норме.       Закончив с пакостями, принимаюсь собираться. Правда, я так и не понял, что значит «одеться нормально». Наверное, нужно что-то среднее? Что-то, что не будет выделяться из толпы, но и не то, в чём я буду похож на фрика-задрота, проводящего все свои дни в одиночестве. Гавайская рубашка и короткие синие шорты?       Я совсем не разбираюсь в стилях и одежде в принципе.       Закрыв глаза, подхожу к шкафу. Просунув руку между дверцей, хватаю первые попавшиеся вещи. Так же все, кто «нормально одевается», делают?       Тёмно-зелёная футболка, огромные шаровары. Не помню, чтобы мне покупала их мать, может, это одежда отца? Похуй, уже не имеет разницы.       Надев их, обнаруживаю, что вновь утопаю в широкой одежде. Но делать уже нечего. Набросив сверху светло-серую кофту на молнии, топаю обуваться.       Сегодня весь день будет бить град. Совсем мелкими затвердевшими частицами, тот звонко ударяет по крыше, создавая угнетающую атмосферу. Хотя, всё происходящее больше смахивает на безнадёгу. Лишь запланированная встреча с Артёмом развеивает унылое выражение.       Почему-то у меня и не проскакивает мысль о том, что он может не прийти. Заглянув в окно, убеждаюсь в том же. Задрав зонт к небу, Артём разглядывает нашу кухню через стекло.       Юрко впрыгнув в ботинки, хватаю зонт с курткой и выхожу на улицу. Переложив ключи из кармана в маленькую дорожную сумку, которую я таскаю с собой, одеваюсь до конца.       — Когда уже эти дожди прекратятся, ёбаный ты в рот, — с этими словами я открываю зонт и подхожу к Калюку ближе.       — Когда пойдёт снег, — пожав плечами, Артём приобнимает меня в знак приветствия.       Не ожидав такого, чуть не ступаю в лужу. По нему видно: парень тактильный. По мне понятно: кто меня трогает, чаще всего получает по еблету.       — Как утро прошло? — вздохнув, начинает он.       — Никто не разбудил меня минетом, если ты об этом, — отшучиваюсь, предпочтя не рассказывать ему о том, как я, стоя в ванной, пытался растереть синяки на рёбрах, чтобы те поскорее рассосались.       — Можем это исправить, — поддакивает мне Артём, спеша продолжить мысль. — Кажется, будто тебе нужен тот, кто поможет тебе отвлечься.       Мы выходим на соседнюю улицу, продолжая идти по длинной дороге. Под зонтом и градом быстро становится жарко. Расстегнув свою куртку, спускаю её на плечи.       — У меня есть пара ребят, находящихся в активном поиске. Ты не подумай, они секса с незнакомцами боятся как огня, но найти кого-то на «утолить душевный голод» совершенно не против, — Калюка заинтересованно поглядывает на мою реакцию.       — Говорил же, мне никто не надобен, — я посмеиваюсь, в шуточной манере отталкивая его от себя.       — Ну, как хочешь, — пожав плечами, Артём пинает один из крупных кусков града под ногами. — Если передумаешь, ты знаешь кому написать.       — Ох, блять, да, об этом, — помотав головой, обречённо посматриваю на дома неподалёку. — Влад взломал мои аккаунты, если хочешь что-то мне рассказать, стучи в третье окно слева от входа. Там моя комната.       — Я сразу понял, у нас было подобное. Однажды он решил проверить, дошёл ли я домой, как обещал, и через пару минут мне пришла моя локация с подписью «где я, блять, шляюсь», — цокнув, он продолжает. — Тогда это вылилось в большой конфликт. Я сказал, что если подобное повторится, о нормальных братских отношениях он может позабыть. Только после этой фразы Влад извинился и, в чём я уверен, в мой телефон больше не лез.       — Везёт. Меня с ним связывает только взаимная ненависть, которую я не прочь разорвать.       — Может, попробуешь к нему прижиться?       — Собственное чувство достоинства не позволит. Примну его и, считай, прощай.       — Тяжело, — тянет по слогам Артём.       — Терпимо, наверное, — будучи неуверенным в своих же словах, отвечаю я.       — Поскорее бы он вернулся в нормальное состояние и перестал мучать всех остальных.       Повернувшись лицом к Калюку, рассматриваю его задумчивое лицо несколько протяжных секунд.       — Я не их тех, кто верит в то, что Влад когда-то был нормальным.       — Но он был, — перечит мне Артём.       — Только по отношению к своей семье и друзьям? Это жуткая избирательность, если не лицемерие.       — Не говори о вещах, в которых ты не смыслишь ни хуя, — резко и весьма грубо отзывается Калюка.       Холодок пробегает по спине прежде, чем я понимаю, что сказал лишнего. И вправду, они же родные братья. Наверняка ему было неприятно это услышать.       — Влад был таким же, как и все мы до тех пор, пока не узнал того, чего знать был не должен, — холодно вбрасывает Артём, пока я, отойдя от него чуть подальше, передёргиваюсь от резкого порыва ветра. — И пока он не достигнет своей цели, он не успокоится.       Поняв, что лучше бы мне помолчать, лишь продолжаю вслушиваться в чужие слова. Одно мгновение назад мы смеялись, теперь же, под гул проезжающих мимо машин, я пытаюсь не расстаться с только приобретённым лучом света в жизни.       — Ты знаешь его всего от силы два месяца. Я знаю его всю жизнь, и ни выраженной гомофобии, ни столь сильных всплесков агрессии в нём не было, пока он не понастроил себе планов и не связался с той противной компашкой, — Калюка догоняет меня, вновь подстраиваясь рядом. — Так что…       — Предлагаешь забить на то, какие, мягко говоря, неудобства он приносит окружающим?       Всё-таки я не умею держать язык за зубами.       — Да, может я нихера и не знаю о том, как его, бедного, несчастного, помотала жизнь. Вот только, какое право он имеет распространять свои негативные эмоции на окружающих? — сжав зонт в руке, закусываю щёку. — Если б я не загорелся желанием помочь той, кого он мучал, как я помню, последние полтора года, думаешь, что-то бы изменилось?       Я стараюсь взять свои чувства под контроль, но вновь натыкаюсь на несправедливость по отношению ко мне.       — Даже без моих подначек и приколов, направленных в его адрес, он бы ненавидел меня только потому, что я существую. А если б меня не было, он бы ненавидел кого-то другого, похожего на меня только своими предпочтениями и характером.       Артём продолжает поскрипывать зубами на каждое моё слово.       — Я не ебу, кто ты и что ты из себя представляешь, — начинаю я, обращаясь к нему лично. — Но ты тот, кого Влад тоже ненавидит, пусть пока об этом и не знает.       Резко, он останавливается и, прикрыв своё лицо зонтом, уверен, разглядывает мою душу.       — Как думаешь, что было бы, если б он обо всём узнал? Он бы начал отрицать, презирать и ненавидеть, несмотря на то, что ты его брат, — в ледянящей спокойной марене высказываю я.       — Прощай, — выпалив это, Артём вмиг разворачивается ко мне спиной.       Не успев понять, как я зашёл так далеко своими рассуждениями, наблюдаю за удаляющейся фигурой. Я определённо наговорил лишнего.       Но это же правда! Правду надо принимать, а не отворачиваться от неё и бежать, сверкая пятками. А значит, ничего неправильного мной не было произнесено. Значит это Артём слаб духом, чтобы выдержать такие высказывания. Рано или поздно, кто-то бы ему всё равно озвучил.       Застыв на месте, провожаю силуэт Артёма до конца улицы, где, даже в очках, из-за дождя, я боле не могу его разглядеть.       Я выбрал не того человека. Всё в норме, больно то он мне и нужен был! Ничего полезного он мне всё равно не сказал, а что про глотки свежего воздуха? Да я с Даней, Дашей и остальными получу абсолютно такие же, если не в миллиард раз лучше!       Обернувшись, врезаюсь в столб со всей дури. Отлетев на другой конец тротуара, заплетаюсь в ногах и чуть ли не падаю на землю. Со злости пнув стоящий рядом конус в какую-то машину, проезжающую мимо, случайно прохожусь взглядом по своему отражению.       В круглом дорожном зеркале, стоящем на углу перед перекрёстком, я замечаю свои бешеные глаза, слишком похожие на те, что обычно находятся на лице у матери. Всё будто выпачкано в каком-то размывающем всё фильтре, по стеклу стекают редкие капли дождя. Я выгляжу так, словно сейчас лопну от ярости. Мерзко.       Отдёрнув себя от зеркала, брезгливо пячусь в обратную от него сторону. Я не похож на неё, ни капли. Это иллюзия, изощрённый обман, но не я.       Но как бы я ни старался погрязнуть в этом самовнушении, это не срабатывает. Я выгляжу глупо, веду себя ещё хуже, и наговорил на эмоциях человеку того, что в здравом уме никогда не произнёс бы. Я не хотел наезжать на Артёма или обвинять его в чём-то, всё вышло почти случайно! А теперь я потерял его, не имея ни единой возможности вновь с ним связаться. Так быстро встретил и так быстро разошёлся с ним, будто он желал мне зла.       Я не хотел этого.       Но уже всё проебал, поддавшись чувству ненависти. А всё, сука, из-за Влада!       Нет, я определённо его убью, когда-нибудь я не выдержу, и никакие нормы морали и законы меня не остановят. Я прикончу его собственными руками, раздавив его попытки самоутверждения вместе с его головой под своими ногами.       Мне плевать, что с ним было и как он таким стал. Он мразь, поехавшая мразь, не уважающая никого, не заботящаяся ни о ком, ебаный социопат без границ дозволенного.       И если меня и может что-то остановить, так это взгляд собственный матери, смотрящий на меня из зеркала.

***

      Я так и не понял, как я оказался у дорожного зеркала вновь тогда.       Отойдя от него, я начал идти обратно домой, подумал о сходстве себя со своей матерью и вмиг оказался под градом, смотрящим на себя будто бы со стороны. Помню, как стало противно. Помню, как я вновь разозлился на всё вокруг себя. Помню, что пришёл домой и, увидев на телефоне сообщение от Влада с точным временем, когда я должен быть у него, взбесился и ударил по стене со всей нажитой агрессией.       Помню, что пошёл умываться и еле сдержался, чтобы не начать крушить всё вокруг. А потом засел думать, как бы не заплакать от злости при матери, решившей простирать шторы из моей комнаты. Я засел в телефон, проигнорировал все сообщения, включил какую-то песню, моментально отшвырнул мобильник от себя из-за выскочившей там рекламы, дождался, пока мать уйдёт, и побрёл обрабатывать всё своё тело.       Не понимаю, жалею ли я о том, что сказал Артёму. Я всё ещё испытываю противоречивые эмоции, возможно потому, что правда ничешеньки, блять, не знаю. И теперь, потеряв столь важную фигуру, никто мне ни о чём и не расскажет. Лиза сама ничего не понимает, Валера, скорее всего, обижен на меня после пятничного инцидента с пьянкой. Даня и его друзья от этой темы далеки, Антона я терпеть не могу, вся остальная компания мне кроме насмешек ничего выдаст. Спросить Калюку будет самоубийством.       Я всех ненавижу.       Вытащив телефон из кармана, уставши посматриваю на циферблат. Девять часов. У Калюка я должен был уже быть как пятнадцать минут.       Я опять всё себе же испортил, чёрт его дери!       Прибавив темп, перескакиваю через несколько стоящих в ряд лежачих полицейских. Град, перешедший в ледяной дождь, закончился полчаса назад. Сейчас, кроша валяющиеся повсюду мелкие сосульки, я в который раз поскальзываюсь на льду.       Как ни странно, ни звонков, ни сообщений от Влада я не получил. Если он забыл про меня, прости меня за столь сильные слова Господь, но я буду ему безумно благодарен. Я не хочу видеть его сейчас, слышать его упрёков и льющихся потоков раздражения в свою сторону. Я отпустил всю злость ещё сидя дома за порцией жареной курицы и, подавляя рвотный рефлекс в данный момент, молюсь лишь о том, чтобы моё опоздание проигнорировали.       А когда никаких тревожных сигналов не поступает, становится ещё неприятнее. Так я не могу понять, в каком он настроении. И когда на горизонте появляется его дом, а очки слетают с лица, я лишь расстёгиваю свою куртку, снимая её на ходу.       Подойдя ко входной двери, стучу только три раза. «Я пытался до тебя достучаться, но ты не слышал» — звучит как идеальное оправдание.       Но оно не прокатит, ведь уже через пару секунд передо мной распахивается дверь. Влад, в оранжевом свитшоте и светло-голубых джинсах, выглядит чересчур расстроенным для того, кто по идее должен был быть на меня зол. Мы молчим несколько долгих минут, пока передо мной, обувшись за считанные миллисекунды, не проносится Артём. Сказав что-то на прощание своему брату, он открывает дверь и исчезает.       Они не поссорились, это видно по тому, как Артём с мягкой улыбкой покидал его дом. Скорее всего, он просто решил уехать раньше обычного, а Калюка из-за этого раздосадовался.       Да и хер с ними, мне нет до этого дела.       — Первое правило — не опаздывать, — я не сразу понимаю, как мне прилетает отрезвляющий удар в плечо.       Переведя взгляд на Влада, понимаю, что каких-либо эмоций на его лице не осталось. Потерев место удара, снимаю куртку и, бросив её в сторону, остаюсь неподвижен.       — Второе правило — если нарушил первое, то хотя бы предупреди об этом, — процеживает он через зубы.       Выпрямившись, безразлично смотрю на стену позади него. Поправив очки, убираю телефон в карман. Спокойно. Вдох, выдох. Ты всё выдержишь.       — Третье правило — не отводи глаз, когда с тобой разговаривают.       Я поворачиваюсь обратно и натыкаюсь на дуло пистолета, направленное мне в шею. Сжимая его, Влад непоколебимо возвышается надо мной. Передёрнувшись, распахиваю глаза.       — Будешь их соблюдать, ничего плохого не случится.