“Приди, Звезда, обрадуй нас, Что близок, близок славный час; Избавь от всяких бурь и бед, Тьму прогони, пошли Свой свет.”
Гимн «Veni,Veni,Emannuel!»
« И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он — как огонь расплавляющий и как щелок очищающий »
Малахия 3:2
Голод сидел на обломке некогда острова, с какой-то всеохватывающей скорбью поглядывая в раскуроченное беззвездное небо. Зажатая меж тонких его ледяных пальцев, подрагивала сигарета - доживала последние мгновения своей жизни: никчемной, наверное, в целом: так как Всадник ни разу не поднес ее к губам. Он просто смотрел и смотрел, вглядывался в бездонную кашу осколков, претендовавшую раньше на то, чтобы зваться «обиталищем звезд». - Я присяду? Голод непонимающе окинул взглядом Уокер, после чего – так же взглядом - покосившись чуть левее себя, пригласил ее присоединиться. Вики думала, ее собеседник хоть пару слов да проронит, но ничего подобного не произошло: Голод лишь чиркнул пару раз кремниевой зажигалкой, прикуривая очередную сигаретку, впрочем, бесполезную настолько же, насколько и ее предшественница: вскоре она тоже обосновалась тлеть меж большим и указательным пальцами. Дотлела вот. Но молчание все никак не прерывалось, растягиваясь, словно ментоловый дым едких зеленых Marlboro. - Знаешь, почему я тут? – решилась нарушить безмолвие Вики. - Понятия не имею, - буднично произнес Всадник, нелепо щелкая колесиком в попытках закурить еще одну. Вроде как буднично. Вики не имела возможности знать наверняка – ей могло показаться, и даже с большей вероятностью показа́лось – но все же… Она будто бы заметила, как зрачки Голода чуть сменили фокус, совсем немного, незаметно, но все же… Это позволило бы полю бокового зрения видеть Вики лучше. Если, конечно, он вообще хотел ее видеть. Что-то между ними было… такое. Иначе слова-то и не подобрать: вся эта мешанина, путаница и какофония была необъяснима, хитросплетена меж собой и не поддавалась совершенно никакой рационализации: ни с точки зрения логики, ни даже эмоций. Они много говорили. Но не меньше молчали. Он сражался против нее во всю силу, но меж тем сам помогал ей себя уничтожить. В один момент они сливаются в поцелуе, а в другой – она уже молит Люцифера скинуть этого так мешающего ей джентльмена со скалы нахуй ко всем чертям собачьим. Да, именно такое. В том, что он вообще́ хотел ее видеть, уверена она быть не могла. А Голод все чиркал и чиркал своим видно слегка проржавевшим и оттого раз на раз работающим огнивом. - Я тут потому, что мне страшно. Оставив свою забаву, Всадник внимательно – впервые за сегодня – посмотрел на Вики. И что его так удивило в ее словах? - Чего же ты боишься? Усмехнувшись, девушка просто обвела руками все, что их окружало: разломанные горные хребты, испещренный трещинами ныне сухой как мистер Олимпия чернозем, разъебанное небо – все, что кричало «БЛИЗОК, БЛИЗОК СТРАШНЫЙ ЧАС» одним фактом своего существования. - Так и должно быть, Вики. Все меняется. Скоро начнется Страшный Суд… Вам должно быть страшно. Знаешь, - он чуть помедлил, долго и вдумчиво поглядел на сигарету, и все же решил закурить. Табак таял практически на глазах, тяжки делались одна за другой. - Знаешь, Вики. И я. Я тоже боялся однажды… или боюсь… Я еще не до конца разобрался. - А чего боишься ты? Его брови метнулись к переносице: - Я же говорю: не совсем еще разобрался, - тлеющий фильтр врезался в пыльную безжизненную почву, отправив в воздух несколько искр. - Знаешь, почему я здесь? – Вики повторила свой вопрос. Ее поведение начинало походить на передразнивание склерозников. И все же, Голод, казалось, сразу понял: за вопросом будет крыться двойное дно. Он смотрел на девушку внимательно, пристально: изучал, как шевелится ее шелковая рубашка, выдающая тем самым высокий пульс, как упали в пол глаза – явный признак того, что сейчас будет произнесено что-то важное, как аккуратные зубки слегка прикусили нижнюю губу. - Ты уже говорила. Ты здесь потому, что тебе страшно, - простейшая логическая цепочка наконец-то срослась у Голода воедино. Ей страшно. Но небо алеет над всеми тремя мирами, Солнце надело свою власяницу для каждого живого существа, что еще было способно поднять к нему свои очи. Страшно: оно везде страшно. Так почему же Вики именно здесь? - Я долго думала, что могу с этим сделать? Как должна поступить? Не знаю: виною тому ли, что ты Всадник, или просто рядом с тобой мне хочется думать совсем не о страхе: он забывается, расплывается в чем-то другом, но, ты был первым человеком, о котором я подумала, силясь победить смятение. Наверное, поэтому я здесь: и потому, что мне приятно тут быть, и затем, чтобы это сказать. Голод, до этого безотрывно глядевший на красавицу-Вики в багровеющих лучах умирающего светила, неожиданно вдруг отвернулся. Отвернулся и стал бередить пальцами запревшие травинки, потягивая очередную табачную скрутку. С пару минут они молчали. - Знаешь, Вики Уокер, почему ты все еще здесь? Девушка не показала, но в душе радовалась возобновлению диалога. Она расплывчато улыбнулась, плавно раскинув руками в жесте, мол, «понятия не имею» - ей было интересно, к чему клонит Всадник. - Потому, что ты мне очень любопытна, Вики. Мы вроде произнесли меж собой уже не мало слов, но все же некоторые твои фразы и действия остаются для меня тайной о семи печатях. – Голод рассмеялся, выдохнув сильнее обычного: действительно, в контексте происходящего идиома о «тайне за семью печатями» была совершенно неуместна. Восстановив дыхание, он продолжил: - Любопытно, что ты сделаешь в ответ на это: - и Голод, всею мощью, что была в его нетленных легких бессмертного, сложив губы трубочкой, выдохнул пряную табачно-ментоловую струю истлевших в пламени растений прямо Вики в лицо. Она тут же зашлась судорогой сухого кашля: - Какой ты все-таки мерза… - Или на это: - Голод начал говорить вместе с ней, упреждая пощечину Вики своим аккуратным и изучающим поцелуем. Они уже целовались парочку раз, и все их поцелуи были именно что «такое». Они происходили как-то спонтанно, сумбурно, не то от любопытства Голода, не то по вине страстной натуры Уокер-младшей. Им не всегда предшествовали диалоги, и никогда не сопутствовало какое-то определенное чувство. Но постоянно сумятица из обрывков мыслей, фраз, импульсов и порывов. Он никогда не целова́лся даже до того раза на ромашковой опушке, Вики это знала. И тем не менее решить это уравнение ей было не под силу: Голод был логичен, строен в своем изложении, но абсолютно не просчитываем. Несмотря на то, что это был ни первый, ни второй и даже ни третий их поцелуй, он все еще был очень деликатным. Все еще он словно боялся оттолкнуть Вики от себя, все еще изучал, мягко пробуя на вкус обильно сдобренные ее любимой Orgasm от Nars пухлые губы, в уголках которых при желании еще можно было различить слабовато-приторные нотки персика – нотки ночной маски для губ. Говорят, мол, целоваться с курящим – как целовать пепельницу. «Вздор!», - думала Вики, окончательно растворяясь в этом поцелуе. Привкус ментола, терпкость табака, все смешалось кругом, (скажу оксюморон – ну и пусть!) подогреваемое морозным воздухом уже начавшего распадаться мира. На легкой прохладе весь этот букет ароматов приобретал невиданную какую-то силу, сравнить какую можно было лишь с приворотом. Вики вспомнила: так же пахло от папы, когда она морозным декабрьским утром, будучи еще обычной земной девчонкой, встречала из командировки: пропахший табаком свитер, ментоловые нотки жевательной резинки, которой он старательно пытался перебить сигареты, и колючий холод первого зимнего месяца. Вики вспомнила, и по ее щеке прокатилась слеза. Неужели, столько всего может уместить в один поцелуй человек, который то и целоваться толком не умеет? Они едва отстранились друг от друга. - Но все-таки ты мерзавец, - и она завесила уже давно позабытую и ей самой, и уж тем более Голодом, оплеуху. Мужчина провел бледной рукой по лицу, силясь нащупать уже давно сошедший с бессмертного тела след: - Справедливо. Справедливо и любопытно. А знаешь, почему ты еще мне любопытна? - Вики подняла на Голода огромные уставшие глаза. Ей хотелось продолжения банкета, а не очередного отгадывания шарад. Но тут уж ничего не попишешь. Девушка внимательно уставилась на лицо Всадника, моргнув: мол, слушаю. - Еще ты любопытна мне потому, что я совершенно не в состоянии понять: почему это все происходит. (Под «этим всем» Голод явно имел в виду «такое»). Я не Война, Вики, и я не дам тебе в руки меч, который ты же надо мной и занесешь, о нет! И ты это знаешь! Мы уже призвали Матерь. И это ты знаешь тоже. Почему ты тут на самом деле, Вики Уокер? Что же, он и в самом деле не верил, что единая причина, по которой «это все»\«такое» продолжается – это он сам? Он что ж, и мысли не допускал, что может быть интересен ей живым и без каких-то оргтайн всадников? Вики аккуратно чмокнула его в краешек губ, спускаясь чуть ниже. Провела руками вдоль стройного торса, перейдя к ширинке. Возможно, бессмертные и считали себя куда выше людей, и простых человеков вровень с мухами-то не всегда ставили, но почти вся одежка, что носили во всех трех мирах, была скроена по лекалам мастеров отнюдь не ангельско-демонского поприща мод… Под манипуляциями когда-то земляночки (и даже кое-что понимающей в истории моды земляночки) Вики ширинка быстро капитулировала, хотя и была не из простых: итальянского кроя брюки отличались особой замысловатостью этой своей части, элегантно пряча маленькую кашемировую петельку, удерживающую ремень. - Вики.. – мужчина ухватил даму за плечи, мягко заставляя оторваться от так интересующего ее процесса и чуть приподняться, - постой, я не… Она взглянула на него по-особенному как-то: так, как не глядела еще никогда. И без того красивые выразительные глаза стали, казалось, еще больше, радужка слегка подрагивала, а их – глаз то есть – лисьи-кисий изгиб из-под доселе небывалого угла наклона играл какими-то новыми, живыми – одухотворенными то бишь – красками. Ей пришлось вытянуться на цыпочки, чтобы легонько чмокнуть собеседника в уголочек тонюсенькой брови: - Быть рядом с кем-то – не роскошь, это необходимость. Да, подпустить к себе человека бывает больно – тем паче с такой особенностью: будет больно и тому, кто решил быть с тобою рядом, и тебе – от того, что страдает ближний (в прямом ли, в переносном ли смысле). Но быва́ет по-другому. Должно́ быть по-другому. Иногда находиться с кем-то рядом бывает приятно, - и она оставила второй поцелуй на острой скуле, после чего неким подобием полуобъятья спустилась: к торсу и дальше: теперь ей уже оставалась высвободить последнюю шлевку [1] , удерживающую ремень, чтобы брюки свалились окончательно. Как бы Вики не франтилась, опытности у нее было немногим больше: три или четыре мальчика еще на Земле, ну и уже тут после смерти кое-кто… Незатейливый способ порадовать мужчину, почерпнутый ей из дешевой порнушки, что в тайне от родителей на старом видике показала ей подружка, когда обоим было по четырнадцать – вот и вся смысловая нагрузка орального полового акта, как говорится: дурное дело – не хитрое: большего смысла никогда и не требовалось. Наверное, до сих пор. Сейчас же это действо было куда сакральнее и значимей, ей хотелось отдать всю себя, раствориться как цинковой монетке в серной кислоте, лишь бы Он смог хотя бы ненадолго хоть кому-то довериться, поверить, что жизнь самое в себе есть время друг с другом: не поодиночке. Она старалась, был бы Шепфа жив: видел бы, как старалась! Старалась быть нежнее, аккуратнее. Но вместе с тем напористей и чувственней. Старалась избавиться от никчемной механики, отойти от физиологии процесса, оставив в нем лишь Себя и Его. Сейчас это было чертовски важно! Сначала несколько филигранных движений языком вдоль головки, легкое, невесомое почти прикосновение пухлых женских губ: помада стойкая, остается при ней… Еще такое же левее, немного ниже. Девушка зарделась: никогда еще не было, как сейчас. Никогда еще ей не были настолько важны чувства и ощущения партнера. Но поднять глаза полностью она отчего-то все не решалась, изредка по-лисьи цепляя толики эмоций Голода периферийным зрением. Вот как оно выглядит - «такое». Неспешно берет в рот головку, изучая все языком теперь в совокупности. Иногда вынимает, игриво оставляя парочку поцелуйчиков, но в целом стремительно погружается в свое дело все глубже и глубже. Тонкие смуглые пальцы девушки во всем помогают своей хозяйке, устраиваясь у корня и совершая поступательные движения. И каждое из них отчего-то пропитано какой-то женской горячностью, но вместе с тем любовью и заботой. Каждое абсолютно! Должно быть, сложно принимать новый опыт, когда ты немногим младше самой видимой Вселенной. Но Голоду не было сложно: как завороженный, наблюдал он за действиями девушки, сопоставляя их с тем, что отзывалось не только в его бренной (хоть и бессмертной в квадрате) оболочке, но и в его темнехонькой дегтярной душе. Говорят, мол, «малая закваска квасит все тесто»: Голод так думал всегда. С самого появления своего он, казалось, смирился с мыслью: не выстроит, ничего не созиждет он своими руками, потому как – пускай и дурным – своим примером показала им Матерь: для созидания нужна любовь и близость. А в случае Голода вещи эти две были несовместными. Но теперь… Все, казалось, могло поменяться! Вот только стоило ли этому чувству отдаться? Порою Вики думала, что Голод – как и своей способностью, не умея контролировать величину силы – владеет своим телом лишь номинально. Он не был чуток, пропускал какие-то прикосновения как бы сквозь себя, почти не замечая: еще бы! Шутка ли, столько тысяч лет не иметь человека, которого можно было хотя бы моментно коснуться?! Но Вики была терпелива, бередя мертвецки-белую кожу в таких случаях лишь слегка настойчивей. Процесс близился к своему разрешению, но что удивляло Вики: несмотря на то, что оба они были в, что называется, «любовной горячке», кожа Голода оставалась холодна, обжигая морозом словно железные качели зимой в ее когда-то далеком земном детстве. Голод часто и сбивчиво дышал, сердце его колотилось как стриж, посаженный в клетку, колотилось так, что подрагивали и кончики пальцев, отчего, заправляя пряди Вики за уши, он упускал несколько волосинок. Всадник практически дошел до исступления, но его кожа отчего-то по-прежнему была ледяной. Не веря словно этому факту, Вики положила крохотную теплую ручку свою на тонкий и твердый стан мужчины, по нижнему прессу спускаясь все ниже и ниже, вплоть до… Какой любопытный контраст. Впрочем, Вики была к этому готова, снабдив поступательные движения еще и глотательными. Он кончил, вот только это было совершенно не главное. Главное сейчас происходило в его душе: неужто Уокер-младшая права, и кто-то хочет быть с ним вместе просто потому что… Кто-то хочет подарить ему максимальную радость от совместного времяпрепровождения, просто потому что хочет, чтобы оно случилось еще раз? Такое, конечно, бывает: случается изредка. Про это пишут в книгах земные писатели, скребут на пергаменте что-то время от времени перья на островах памяти… Но не с такими, как он. Не с ним, не с ним…