«Одной шестнадцатой ведь первое не стоит
Блаженства от отсутствия упрёков»
- Ананья сутта.
По натуре своей Голод не был созерцателем, но иногда в подобного рода удовольствии себе отказать он не мог. Вот и тогда, спустившись на Землю затем, чтобы – как он это называл – «исполнить должное» - ему посчастливилось (уж в кавычках или нет – вопрос спорный) наблюдать настоящий гоп-стоп за краюху хлеба. Тогда эта ситуация его позабавила. Но это было с несколько месяцев назад. Сейчас же на месте того самого защеренного пацаненка почувствовал себя Голод, будучи пойманным Вики на непонятном вале изжелта-красного кирпича, покуривающим свои любимые Marlboro Green. Не то что бы он боялся при ней курить, да и не то что бы избегал, просто… Такие были меж ними теперь отношения: все спуталось-переплелось так, что уж и самый искусный земной математик не посчитал бы топологическое число полученной фигуры. - Ты, видно, избегаешь нашего разговора после того… - Вики присела около кирпичной стенки на корточки, пригласительно хлопая рукой подле. – Поговорим? По натуре своей Голод не был и оратором. Говорить он не любил, да и не умел подбирать нужных слов. Но необходимость в разговоре назрела – и они оба это чувствовали, как бы Всаднику не хотелось его оттянуть, как говорили на родной планете Вики: яйца-то у кота не резиновые. Мужчина кивнул, опустился рядом и принялся теребить уже и без того измятую пачку папирос в руках. Клейкое молчание опять разлилось по заброшке, морально уничтожая каждого из них. - Я не понимаю! Я просто хочу понять… Он докурил очередную табачную палочку, ввинтил в кирпичный песок бычок, наклонился к Вики настолько близко, что в его кадмийно-брллиантовых глазах она могла детально видеть свои большие лисьи-кисии – от такой нежданной близости девушка ненароком отпрянула – а затем так же неожиданно спросил: - Знаешь, почему ты здесь, Вики Уокер? Она вперилась в его зрачки и пролепетала, не моргая: - Все потому же. - Да? - А ты, должно быть, оказался здесь на шару? - Возможно. Все мы во многом зависим от случая, - и он снова закурил, готовясь к долгому монологу. Еще помолчали с минуту. - В прошлый раз, Вики, ты сказала, что ты здесь потому, что тебе страшно. Я тогда обмолвился, мол тоже… - Боялся. Или и до сей поры боишься, – перебила его девушка. Всадник кивнул: - Боюсь, Вики. Я утянул как-то из разбомбленной библиотеки книжку – вашу, земную. И там говорилось – мне очень понравилось, как там было сказано, я точно не вспомню, но сложено было красиво – мол, самое страшное страдание – это не дуккха, это разлучение с суккхой. Не соединение с неприятным, а разлучение с приятным то есть. А ты мне очень любопытна, Вики Уокер. Мне… Мне с тобой… Мне приятно проводить с тобою время. - И ты… - И я боюсь, что однажды, когда я привяжусь к тебе достаточно сильно, ты́ не захочешь со мной разговаривать. Я бы, конечно, мог сделать тебя своей ручной зверушкой – как Чума! – держать на цепи, называть моей ласточкой – или как там она тебя зовет? Но все не то, совсем-совсем не то. Дело в том, Вики, что ты единственная, с кем я могу поддерживать хоть какую коммуникацию. Мой выбор не велик. Зато твой достаточен. Глупо ограничивать себя мраком кабинета, когда вокруг простор большого света! – И голод снова закашлялся в своей усмешке над неуместной цитатой. На Земле, конечно, говорят, мол, классика не стареет, но какой уж тут простор большого света, когда всему свету белому этому постепенно приходит полный пиздец?! Округленными лисьими глазами Вики смотрела на Голода! Ей хотелось расцарапать ему лицо, отпиздить по почкам, да много чего еще сделать! Он избегает ее потому, что боится привязаться? А что сейчас? Как же, если не связь? Шаткая-валкая, но все же… А такие не рвутся: волшебными золотыми нитями идут они сквозь всю дальнейшую жизнь, прорезая едва зажившую плоть при очередном неосторожном вздохе. Вики встала, отряхивая платье: - А ведь знаешь, ты прав. Голод последовал ее примеру: поднялся, после чего, немного накренив голову, любуясь Вики как бы в последний раз – на прощание – кивнул. - Ты прав. Я вполне допускаю момент, что однажды не захочу с тобой говорить. Скажу больше, я уже не хочу с тобой говорить. Всадник прикрыл глаза, хлопнув пушистыми ресницами по глазницам, кивнул еще раз. Хорошо, что она его понимает. Но вместо того, чтобы развернуться и уйти, Вики вдруг прижалась к нему в поцелуе. Пылком, жадном, выжигающим в легких весь – без остатка – воздух. Зная, что за Уокер водилась, как называл ее Голод: «дурная привычка дышать», - мужчина таки улучил момент, когда Вики всего на мгновение отольнула глотнуть воздуха: - Все же ты мне очень любопыт…. - Не. Хочу. С. Тобой. Говори́ть! И она опять вжалась своими губами в его. Едва ли в таком сладострастном надрывном и резком поцелуе можно было мыслить трезво, но Голод был благодарен Вики: она не стала подбирать слова, она дала говорить своим чувствам. И он тоже, тоже даст. Даже самые стойкие помады при производстве не рассчитывали на мириады околичностей, недомолвок, уловок и ужимок, что были между этими двумя. Были, и наконец порвались: помада – не рана, и ее неестественно красный цвет так же легко, как оставленный Вики на губе Всадника укус не сойдет: его белесые губы по-иному заалели в свете женской помады, на шее Всадника, словно дорожка в весеннем саду, красовались маки смазанных поцелуев, спускающихся все ниже: к ключицам. А все-таки Вики ему очень интересна! По кирпичу загрохотали перелки из ожерелья, так ему не терпелось поставить багровые следы засосов на яремной ямке! Дорогой жемчуг закатывался за пыльные камни, тонул в грязных лужах, нарочито прятался под травой, чтобы потом попасть в ноги, но разве это было важно? Его руки свободно гуляли по талии Вики, не в силах найти себе успокоения, Вики же бесстыдно царапала ярко выступающие первые позвонки, отчаянно переживая, что чувства ее не найдут выхода. С каждым движением, с каждым вдохом, все сильнее прижимал Голод к стенке юную Вики, нависая над крошкой огромным ростом. Теперь, когда она впопыхах освободилась от каблуков, рядом со Всадником она казалось совсем малышкой. Такая миниатюрная, расхристанная, со смазанной по щекам помадой и потекшей тушью, без каблуков, в кое-где надорванном платье и в уже практически до бесстыдства спавших чулках – она была бесподобна. Она была такой и при полном параде, и когда говорила без умолку, и когда молчала, запрещая говорить и ему. Он хотел было упомянуть, как ей идут чулки, но вновь раскусанная до крови нижняя губа дала ему знать: Вики все́ еще не настроена говорить. Блуждавшие по талии руки медленно перебрались на бедра. Возможно, лезть девушкам под юбку – верх бесчинства, но сама Уокер так не считала, оторвавшись от торса Всадника затем лишь, чтобы методично направить мужские руки куда следовало. Наверное, останься в его голове хоть что-то помимо страсти, Голод непременно бы удивился, насколько мокрыми вообще могут быть женские трусы, но сейчас ему не было до того никакого дела. Предмет дамского туалета был отодвинут в сторону, Вики вздохнула глубоко и рвано. Она была бы рада оторваться от лобызаний на секунду с целью попросить партнера быть чуточку расторопней, но ведь сама несколько минут назад заявила, что не желает с ним говорить. Властно и трепетно, все свои пожелания она вложила в очередной поцелуй, и – как не странно – он был понят адресатом верно. Один палец, затем – другой. Каждый раз все более резкие вздохи, вот-вот сорвущиеся на крик. Сердцебиение Вики едва ли поспевало за темпом, с которым продолжали двигаться пальцы внутри: все быстрее и быстрее. Эволюция ли, Матерь Жизни, Шепфа ли – все равно кто, ведь автора судят по работе, а работа была воистину гениальна: допаминово-адреналиновый шквал цунами обрушивался на мозги, не оставляя и малейшей возможности зацепиться там чему-то, помимо их двоих. (И́наче Голод обязательно сопоставил бы виденных им изнемогающих от жажды африканских детишек и количество влаги, которая еще чуть и сама бы не струилась по стройным и сухим (подтянутым в смысле) бедрам) Иногда, не то поддразнивая, не то действительно замирая в некоем подобии нерешительности, он сбавлял темп, на что девушка начинала все сильнее и сильней покусывать его и без того уже запомаженную шею, в глиттере от теней и туши для ресниц. Протяжный «Ах» из уст Вики: так вот значит где ее самая чувствительная точка. Еще несколько филигранных движений, пальцы как будто в симфонии перебирают сами собой, он смотрит только за тем, как часто даме нужно оторваться от его губ, чтобы всхлипнуть. Даже выдрессированные многими тренировками мышцы Вики начинали в этой войне капитуляцию: девушка была на пределе, в голове ничего, кроме как чистой простыни, а ноги трясутся, как осиновый лист в зяблый вторник. Еще буквально немного… Но все же она жадная. Была бы Вики Уокер собой, прервись она на этом? Надрывным движением хрупкой кисти девушка просит, нет, умоляет его убрать пальцы. Сейчас? Что ж… Инстинктивно она сводит ноги, не желая его выпускать, но в то же время разломанные в пизду (в фигуральном, конечно, смысле) ногти безжалостно впиваются в его запястье, явно показывая направление движения руки. Она не готова остановиться на достигнутом, ей хочется большего, не просто пальцев. Никто не знает, в какие моменты мозг выдает человеку нечто отличное от всего привычного, нестандартное, но в своем исполнении гениальное. Вот и Голод не знал, он действовал по наитию, вынимая из ножен припрятанный за мечом кинжал Фербена. Ладонь Всадника, пусть и рассечена лезвием, сжимает оружие крепко, быстро вводя мягкую ребристую рукоять по самый конец. Оргазм молниеносно проносится по всему существу девушки, заставляя ту закрыть глаза и протяжно вскрикнуть. Конечно, теоретически тут могли быть и другие бессмертные, но они и за версту бы подойти не смогли, попав под чары Голода. И только она могла стоять рядом с ним. Только она могла протяжно стонать в его руках. Только она могла нарочито испачкать его помадой, ничуть того не стыдясь. Только она могла бесстыдно кусать его губы, чтобы мгновением позже зацеловывать их до потери пульса. Кровь Всадника проложила тропку от запястья к предплечью, и по предплечью вниз – к локтю, под действием старушки-гравитации. Но ни ему, ни ей не было до того особого дела. Поступательные движение ручки становились все резче и резче, убыстряясь по какой-то странной, одной им ведомой логике, но, несмотря на видимую алогичность, вскоре заставили содрогаться в оргазмическом экстазе Вики вновь. Ей, конечно, хотелось не пальцев, и – хоть это и был довольно занимательный опыт – совсем не рукояти ножа, но… Она уже не была в состоянии просить еще, отдав последние свои силы на заключительный продолговато-ленный поцелуй. В конце концов, пусть все идет своим чередом. Правда, грядущий Страшный Суд ощущения, несомненно, обострял во сто крат.