Стоят на страже окна многоэтажек С твоим приходом все перестало быть страшным И если иначе, как бы было обидно Но я встретила тебя, чтобы влюбиться в Питер
***
Интересно, что чувствует человек, проснувшись однажды утром с болезненным осознанием незнания собственного я, своего места в мире и следующего шага. Вокруг пугающая неизвестность, а внутри никаких сил. Оболочка без внутреннего наполнения, которой зачем-то нужно существовать. А что чувствует человек, который открывает глаза от яркого солнца и вдруг совершенно точно осознает, что он проживает именно ту жизнь, о которой всегда мечтал. Он на своем месте, в нужное время и с нужными людьми. Он точно знает, что каждый новый день будет точно лучше предыдущего. Что чувствует человек, переходящий из первого состояния во второе? Юля не переставала благодарить вселенную, Бога, мироздание и высшие силы за то, что привели ее в эту точку времени и пространства, где она должна была оказаться. Как говорится, в нужное время, в нужном месте и тогда все дороги сойдутся воедино. Она никогда прежде не чувствовала себя таким образом. Взрослая, осознанная, мудрая, Юля чувствовала огромный прилив сил и энергии, небывалую жажду жизни и любовь, наполняющую ее солнечным светом. Поверив, однажды, собственному сердцу, она обрела ту самую внутреннюю гармонию, о которой многим приходится только мечтать. Юля открылась миру и слепо верила, что мир откроется ей в ответ. Так и случилось.***
Соня сидела в позе лотоса на мягком коврике с закрытыми глазами. Терпкий аромат тибетских благовоний приятно оседал в носу, тихая музыка создавала особую атмосферу отрешенности от привычного мира. Гринёва в последнее время все чаще приходила к Рите медитировать, пробовать новые практики и, видимо, что-то в ее голове окончательно сдвинулось в тот момент, когда они с Даниной стали изучать гвоздестояние. Рита долго отговаривала ее от этого, но Гринёва была непоколебима. В последние месяцы в ней особо сильна была жажда к экспериментам с собственным телом и сознанием, естественно, в самом безопасном смысле этого слова. Гринёва стремилась заглянуть куда-то за привычные стены и потолок, узнать мир с другой его стороны, выйти на новый уровень в собственном сознании. Живой интерес к жизни у Сони сквозил по венам вместе с кровью и Риту иногда немного пугала ее тяга ко всему новому. На самом деле, уже в привычку вошло каждое воскресное утро проводить в маленькой студии, погружаться в себя, очищать внутреннее пространство от скопившейся за рабочую неделю энергии, а потом пить травяной чай и разговаривать о чем-то возвышенном, прежде чем вернуться в реальность. — Зачем вы меня сюда затащили, я планировала спать. — Недовольный голос Лебедевой заставляет Соню, плавно погружающуюся в медитацию приоткрыть один глаз и посмотреть на нее таким образом, чтобы Юля сама поняла, что именно она о ней думает. Обычно, утром Лебедева долго спала, потом лениво шаталась по дому, долго принимала душ и, в конце-концов, танцевала под любимые песни, дожидаясь, пока придет Гринёва с традиционными круассанами и кофе из их любимой кофейни, но в этот раз Соня очень настойчиво тащила ее за собой и Юле не оставалось ничего, кроме как сдаться брюнетке и покорно тащиться за ней ни свет ни заря к студии Даниной. — Сиди, пожалуйста, расслабляйся и очищайся. — Недовольно проговаривает Гринёва, закрывает глаза и прекрасно знает, как именно смотрит на нее Юля, которая сидит напротив. — Я бы прекрасно расслабилась в кровати в свой выходной. — Юль, зачем ты вообще тогда соглашалась ехать со мной? — Соня говорит не столько обиженно, сколько расстроенно. Лебедева сама согласилась пойти с ней, не обошлось, конечно, без уговоров, но Гринёва думала, что привела достаточное количество аргументов, тем более, что ей действительно хотелось, чтобы Юля чуть глубже окунулась в ее мир, но Лебедева почему-то слишком сильно противилась. — Ты меня заставила. — Юля пожимает плечами, а Гринёвой хочется взбеситься, сказать что-то грубое, но это не она. Соня дышит квадратом, прикрывает глаза и гладит свои ноги ладошками, стараясь успокоиться и не сорваться. — Лебедева, иди отсюда, если и дальше планируешь возмущаться! — Недовольная Рита смотрит на подругу с укором. — Я Соню сама домой отвезу потом, только не надо нам мешать. — Данина угрожающе сжимает зубы и Юля замолкает, но не уходит, все же принимает решение поддаться и Рите и Соне и понять, что именно их так сильно привлекает во всем этом. Время вязкое и медленное, стекает вниз по рукам, по стенам, по воздуху, стирая грани реальности и создавая новые. Соня живет в своем собственном мире, как бы нездорово это не звучало, у нее свои принципы и свои устои, ее мир раскрашен в самые теплые оттенки и там всегда светит солнце, вопреки любой погоде, дороги вымощены желтым кирпичом, любые проблемы не имеют особого масштаба, и даже самые незначительные поводы для радости кажутся едва ли не праздником. Может от того, что Гринёва сама себе выстроила свои собственные замки или причина в том, что мысли материальны и вокруг себя она сформировала такое пространство, в котором нет места трагедиям и сбивающим с ног неприятностям, однако, большая часть людей и правда удивлялась тому, насколько безмятежная жизнь на самом деле была у девушки. Юля даже как-то, выслушав Сонины рассуждения о реальности, заявила, что ей бы определенно дали оскар, зная, как она видит мир. Травяной чай из глиняных чашек больше похож на ритуал, заряжающий бодростью и энергией не только на оставшийся день, но и на всю неделю и даже возмущающаяся в самом начале Юля, сидела с блаженной улыбкой на лице и нежеланием даже разговаривать. Состояние наполненности и легкости хотелось чувствовать, пробовать на вкус и не отпускать его так долго, как только можно было.***
— Юль, мне с тобой надо поговорить. — Гринёва сидит за столом, поджав под себя ноги в больших шерстяных носках. Руки трясутся и чтобы хоть немного это скрыть, она с силой сжимает пальцами большую кружку со звездами, которую они на днях купили в одном из супермаркетов и смотрит на девушку привычными большими оленьими глазами. — Бэмби, не пугай меня, пожалуйста, что уже случилось? — Лебедева видит все, что Соня пытается скрыть, и ее дрожащие руки и то, что она постоянно сжимает зубами нижнюю губу, и испуганный взгляд, постоянно избегающий прямого контакта глаза в глаза. Внутри все сводит чем-то тянуще болезненным. Все было так хорошо, что могло пойти не так? — Да ничего не случилось. — Соня тяжело выдыхает, опускает голову вниз и легкая улыбка касается ее губ. — Ну как, точнее случилось, конечно, но вроде как ничего плохого. — Сонь, не тяни, пожалуйста, иначе я поседею. — Юля тянется вперед и сжимает ее руки. — Я и так тебя старше, будут думать, что я твоя мать. — Ну не моя… — Гринёва смотрит загадочно, выжидающе и как-то даже немного испуганно, а Лебедева, кажется, слишком сосредоточена, чтобы понимать хоть какие-то намеки и это все кажется вполне забавным. — Что? — Юля моргает несколько раз, пытаясь сложить пазлы в голове, но чего-то не достает, что-то кажется слишком туманным. — Юль, у нас будет ребенок, все получилось. — Голос срывается на пару тонов выше, потому что поверить пока и самой Соне сложно, не говоря уже о том, что Лебедева смотрит на нее настолько шокировано, что кажется, совсем не понимает о чем говорит брюнетка. Несколько месяцев назад они приняли решение о том, что им пора заводить детей, изучили все тонкости, все детали, прошли несколько консультаций и, наконец, взволнованные и не знающие чего вообще ожидать, прошли необходимую процедуру. Соня еще утром, после очередной встречи решила заехать в больницу к доктору, который следил за ее здоровьем, чтобы сделать УЗИ. Примерно неделю у нее было стойкое ощущение того, что она беременна, но радоваться раньше времени девушка не хотела, просто существуя в своем обычном темпе, даже несмотря на то, что несколько тестов на беременность показали ей положительный результат. Соня не хотела ни о чем говорить, пока не будет уверена совершенно точно. — Сонь, ну что я могу тебе сказать. — Арина Викторовна внимательно следит глазами за монитором, чуть наклоняя голову то в право, то в лево, в то время, как Гринёва, которая и дышать-то боится, просто с замиранием сердца ждет вердикт доктора. — Надеюсь, что-нибудь хорошее. — У нее вырывается нервный смех и доктор, глядя на перепуганные глаза олененка, просто не может сдержать теплую улыбку. — Ты беременна, Сонь, все хорошо. Лебедева была в ступоре, казалось, она просто окаменела и даже пошевелиться не может, только широко открытыми глазами смотрит на Гринёву и в голове у нее тысячи неозвученных вопросов. — Юля, очнись. — Соня сильнее сжимает ее руки и чуть слышно смеется, когда Лебедева дергается и будто бы возвращается в «здесь и сейчас». — Стой, ты серьезно? Все получилось? — Юля резко встает на ноги, подходит близко-близко и мягко прикасается к плечами брюнетки. — Все получилось. — Гринёва растягивает губы в широкой улыбке и, кажется ей, в этот момент, никогда еще она не чувствовала себя лучше, чем здесь и сейчас.***
— Эй, морковка. — Соня мягко гладит свой живот и искренне верит, что ребенок ее слышит. Все еще остается слишком нереальным факт того, что внутри у нее растет маленький человечек, который через несколько месяцев появится на свет, будет исследовать этот мир, будет побеждать и ошибаться, будет формироваться, как личность. Ее дочка будет певицей или художником, может быть она будет самозабвенно танцевать и, однажды, станет мировым хореографом, а может совершит научное открытие и получит нобелевскую премию, может соберет машину времени, а может быть всю себя посвятит изучению иностранных языков и будет жить где-нибудь на юге Франции. Соне так безумно хотелось привести дочку в красивый и безопасный мир, показать ей, что жизнь благосклонна, что вселенная к ней открыта и каждый новый день может быть счастливым. Соня хотела показать дочке мир именно таким, каким видела его сама. — Скоро мы с тобой встретимся, морковка. — Гринёва не раз представляла себе, как будет выглядеть ее будущая дочка, какое будет ее первое слово, когда она сделает свой первый шаг и чьих привычек больше в ней будет. Однажды, она даже приснилась ей, примерно пятилетней и безобразно счастливой. Наверное, именно в тот момент Соня поняла, что все сделает правильно. Что из них получатся чудесные родители. — Чем занимаешься? — Вернувшаяся с работы Лебедева заходит в спальню и ложится на кровать рядом с брюнеткой. — С ребенком разговариваю, мне кажется, она меня слышит. — Соня поворачивает голову и огромные глаза полные звезд сияют как никогда прежде. — О, правда? — Юля прикасается ухом к ее животу и широко улыбается. — Привет, ребенок, если ты меня слышишь, тебе стоит знать, мы уже очень сильно тебя любим и ждем. — Она мягко прикасается губами к животу и Гринёва широко улыбается. Как же она любит эту девушку. — Только не торопись, ладно? Дождись, когда в тебе будет достаточно сил, чтобы покорить этот мир. — Юль. — Соня касается большим и указательным пальцем ее подбородка и чуть поднимает голову вверх, чтобы их взгляды встретились. Секунда нужна для того, чтобы внезапно возникшее давящее чувство внизу живота заставило Лебедеву податься вперед и прижаться к губам брюнетки, запуская пальцы в ее волосы. Нежный и осторожный поцелуй постепенно становится жарче и Юля резко подается назад, пытаясь восстановить дыхание в тот момент, когда Соня стащила с нее футболку. — Даже не думай. Я хочу тебя. Прямо сейчас. — Голос Гринёвой звучит куда более грозно, чем стоило бы в этой ситуации, но, честно говоря, начинало изрядно бесить, что Юля относится к ней, как хрустальной. Ни одного лишнего касания, ничего, что хоть как-то заставляло бы ее напрягаться, а про секс и говорить нечего, с того момента, как обе они узнали, что Соня беременно, та вообще не прикасалась к ней. — Нет, Сонь, ну нельзя же так, ты же беременна, а вдруг… — Никаких вдруг. — Гринёва внимательно смотрит на девушку, которая прижалась к спинке кровати и очень надеется, что брюнетка не будет ее вынуждать. — Сонь… — Быстро. Юля сдается. При их достаточно активной сексуальной жизни, такое долгое воздержание казалось чем-то вроде пытки и в тот момент, когда Лебедева стягивает с Гринёвой футболку, весь мир сжимает до атомов.***
— Юль, что думаешь? — Голова Сони удобно лежит на коленях Лебедевой и обе они очень внимательно изучают список женских имен, чтобы подобрать то самое идеальное, которое подойдет их ребенку. — Думаю, что нам не нужен этот странный каталог. — Юля недовольно морщит нос, пожимает плечами и сверху вниз смотрит в глаза Сони. — Ладно, — девушка откладывает телефон. — Какие будут предложения? — А нам принципиально сделать это именно сейчас? — Юля осторожно перебирает волосы Гринёвой и улыбается уголками губ, когда та прикрывает глаза и заметно расслабляется. — Не пойми меня неправильно, но это не горит, ты всего-лишь на четвертом месяце, у нас впереди еще много времени. — О нет, — Соня открывает глаза и садится настолько резко, насколько ей позволяет ее положение, тычет пальцем в грудь Лебедевой и смотрит почти с вызовом. — Нет, нет и еще раз нет, у нее уже есть ноги и руки и даже пальцы, черт, Юля, у нашей дочери уже есть пальцы, значит у нее должно быть имя! — Соня повышает голос и злобно смотрит на девушку. — Ладно, — Лебедева тянется вперед, осторожно берет в ладони лицо Гринёвой и мягко прикасается к губам на пару секунд. — Хорошо, хорошо, сейчас мы что-нибудь придумаем. Еще около получаса они перебирают всевозможные имена и ничего им не кажется подходящим, ничего, как будто, не вызывает той самой реакции, которую они обе ждут и уже порядком уставшие они все же думают о том, чтобы перенести выбор имени на следующий день. — А может быть Ева? — Юля тянется вперед и прикладывает ладонь к животу Гринёвой. — Что скажешь, морковка? Хочешь быть Евой? — Юль. — Соня хватает резкий вдох и испуганными глазами смотрит на девушку, которая резко отдергивает руку и в голове ее хаотично крутятся тысячи мыслей о том, что именно могло пойти не так. — Что случилось? Что? — Лебедеву накрывает паника и она хватается за голову. Казалось, Соне стоило бы сходить с ума, потому что она носит под сердцем ребенка и это далеко не самый простой период в ее жизни, однако, она более менее спокойно переносит все, что только можно, в отличии от Лебедевой, которая буквально сходит с ума от волнения каждую минуту каждого дня. — Эй, эй, спокойно. — Соня мягко гладит ладонь девушки и подносит ее к губам. — Я только хотела сказать, что морковка зашевелилась, видимо, она сама себе имя выбрала. — Гринёва пожимает плечами и широко улыбается — Так получает, Ева? — Получается, Ева.***
— Ты может остановишься хоть на секунду? — Сидящая в кресле Маша с бутылкой пива смотрит на подругу с ехидной ухмылкой на губах. Сознательная Соня, понимающая, что их дочка уже на подходе, собрала сумку и отправилась в больницу, чтобы не упустить момент, когда начнутся схватки, а Юля в это время буквально не могла спокойно сидеть на одном месте. Гринёва, как только устроилась в своей палате, тут же набрала номер Зориной и очень настойчиво попросила ее глаз не спускать с Юли, на что девушка тут же ответила согласием, убеждая Соньку в том, что ей совершенно не стоит волноваться. Маша долго не думала, позвонила Воронову и вместе они уже через пол часа стояли под дверью Лебедевой с коробкой пиццы и несколькими бутылками пива. — Я не могу остановиться, ребенок вот-вот появится в доме, а у меня ничего не готово. — Юля запускает руки в волосы, чуть сжимает их и наклоняет голову вниз, прикрывая глаза. — У меня ничего не готово. — Заканчивай ныть. — Ваня недовольно хмыкает, рассматривая инструкцию к детской кроватке. — Ты панику разводишь на пустом месте, сейчас мы ее соберем и поставим и точно сделаем это быстрее, чем малая успеет родить. — А как же… — Памперсы, смеси, пеленки, пустышки и бутылочки есть в огромных количествах, потому что ты, ненормальная, снесла все полки в детских магазинах. — Зорина смотрит на нее с каким-то ехидством и делает глоток холодного пива, чуть прикрывая глаза. — Я просто хотела, чтобы точно всего хватило. — Лебедева недовольно хмурится, скрещивает руки на груди и обиженно дует губы, потому что ну никто, совершенно никто ее не понимает, а она просто хочет быть готовой ко всему, когда в их доме появится ребенок. — Ну, если ты ее до старости собираешься одевать в подгузники и кормить детской смесью, то тогда этого достаточно, да, ты права. — Фыркает Зорина и щелкает Лебедеву по носу, от чего ее выражение лица становится еще более недовольным. — А пустышек, как я поняла, ты накупила на весь роддом? — Ну, вообще-то, они падают на пол, мне что, ребенку грязную давать? — Лебедева, их мыть можно, если что. — Зорина едва ли сдерживается, чтобы не засмеяться в голос, в тот момент, как Ваня, сидя на полу, прикрывает рот рукой. Он, конечно знал, что Юля та еще паникерша, но не думал, что настолько. — Вода не убивает все микробы. — Ну, во-первых, учитывая, сколько моющего средства ты вливаешь в воду, у тебя вообще нет микробов, я даже удивляюсь, как еще полы не разъело, а, во-вторых, их всегда можно кипятить, ну одну, две иметь про запас, но не пятьдесят штук, же. — Маша подходит ближе, обнимает девушку за плечи и широко улыбается. — Боже, Юль, не будь такой дотошной, ты же с ума сведешь и Соню и ребенка и нас всех вместе взятых, а дочь твоя в итоге, все равно будет тащить в рот все, что видит, как только начнет ползать. Просто выдохни, мамаша, просто выдохни. — У меня все готово. — Ваня поднимает руки вверх и внимательно осматривает собранную кроватку. — Да, просто идеально. — Вот видишь, кроватка готова, давай игрушки повесим, проветрим и будем ждать появления ребенка, а пока сядем и выпьем, пицца, конечно, уже остыла, но мы можем заказать новую. — Зорина не слушает никаких возмущений Лебедевой, тянет ее за собой на кухню и усаживает за стол. — Юль, ты будешь классной мамой. — Воронов кладет руки ей на плечо, улыбается своей самой искренней улыбкой и она ему верит, он же не может ей врать, правда?***
Юля смотрит на нее спящую и, кажется, это самое правильное, что может существовать во вселенной. Растрепанные по подушке темные волосы, дрожащие ресницы, руки, обнимающие большую подушку. Она кажется такой настоящей во всей фальши окружающего мира, что под сердцем саднит что-то приятно-грустное. Неужели они и правда оказались здесь? Юля редко спит по ночам, сидит рядом с кроваткой, качает ее, тихо напевает что-то себе под нос и не может не улыбаться самой теплой и самой искренней улыбкой, от одного только взгляда на дочку. Темные короткие волосы, чуть вздернутый нос, пару родинок на шее, точно таких же, как у Сони и те самые огромные глаза олененка, которым и она сама и Гринёва готовы отдать все на свете. Юля чуть слышно смеется, когда ребенок хватается во сне за ее палец, лепечет что-то на понятном только ей одной языке и дергает рукой, выбивая пустышку из кроватки. Она недовольно морщится, тянется вниз, стараясь не потревожить при этом спящую дочку и кое-как дотягивается, надеясь, что ее физическое состояние позволит ей не упасть на пол. Ребенок распахивает глаза, готовясь сообщить громким криком всему миру о том, что он проснулся и хочет есть, но вместо этого заинтересованно смотрит на маму, прижимающую к губам указательный палец, растягивает рот в улыбке, демонстрируя пару нижних зубов и тянет руки вверх, чтобы Юля взяла ее к себе. Лебедева даже не медлит, поднимает ребенка из кровати и вместе с ней идет на кухню, усаживает мелкую в детский стульчик и быстро готовит смесь, кажется, уже на автомате. Если сначала подобные действия давались с трудом и перфекционистка Лебедева изучала все до грамма, тратя на подобные ритуалы достаточно много времени, то сейчас все это занимало не больше пяти минут. Юля усаживается на подоконник, сажает дочку на колени и придерживает бутылочку пока ребенок ест и смотрит на капли дождя, застывшие на окне. — Смотри, — она ведет указательным пальцем по стеклу, соединяя капли и привлекая внимание дочки. — Здесь написано, что ты будешь самым счастливым ребенком во всем мире. — Она наклоняется и оставляет легкий поцелуй на макушке мелкой, от чего та радостно вскидывает руки вверх и роняет бутылочку, которую Лебедева в панике ловит на лету, сама едва ли не падая с подоконника. В ее глазах испуг точно такой же, как в глазах ребенка, но вместо того, чтобы расплакаться, Ева звонко смеется и Юля смеется вместе с ней. Она поет колыбельные, забывая и путая слова, меняя их на какие-нибудь рабочие термины или просто мычит, если фантазия совсем не помогает. Сытый ребенок засыпает очень быстро, Юля опускает ее в кроватку, укутывает одеялом и точно знает, что мелкая проспит до утра. Она осторожно забирается на кровать, стараясь не разбудить спящую Соню, не прикоснуться к ней случайно ледяными ногами, потому что привычка ходить босиком по холодному полу, кажется, въелась на уровне инстинктов. Гринёва не просыпается, но, видимо, чувствует, отодвигая подушку и обнимая девушку, которая, поддаваясь теплым прикосновениям, мгновенно погружается в сон. Юля выходит на работу всегда к полудню и никто не спрашивает у нее почему именно, никто не говорит ей, что так неправильно, да и кто рискнет, она же начальница, которая, к слову, мало того, что выполняет идеально весь рабочий план, умудряется его перевыполнить. Юле кажется, что весь мир сконцентрирован в рамках одной детской комнаты в их квартире и иногда не понимает, какая по силе любовь разрывает ее изнутри, безусловная и неизмеримая, всеобъемлющая. Юля думала, что у нее возникнут проблемы с материнством, что она не сможет быть достаточно хорошей и что-то пойдет не так, но в тот момент, когда она впервые взяла ребенка на руки, пока Соня диктовала акушерке, что и как ей нужно сделать, все внутри Лебедевой заполнилось чистейшим светом. Она и не понимала, как орущий комочек в ее руках может вызывать такие сильные чувства, но в тот момент, когда ребенок замолкает и большие оленьи глаза встречаются с глазами новоиспеченной матери, мир меняется. Её собственным мир меняется и центром его безоговорочно становится маленькое существо, так похожее на Соньку. Гринёва смотрит на них с вымученной, но искренней улыбкой, на будто бы загипнотизированную Юлю и дочку, которая, вопреки всем ожиданиям, совершенно молча изучает новый для себя мир. — Эй, мамаша. — Хриплый голос Соньки привлекает внимание девушки и она поднимает на нее глаза, затянутые пеленой слез. Гринёва в синей шапочке, больничном халате, с прилипшей к лицу темной прядью волос выглядела в глазах Юли настолько естественно и восхитительно, что она не сдерживается, подходит к ней вплотную и, аккуратно наклонившись, прижимается к губам. — Она так на тебя похожа. — Юля чуть слышно смеется и снова переводит взгляд на дочку, которая смотрит на нее с каким-то любопытством, открывая и закрывая рот. — Ее нужно отдать доктору, чтобы все проверили. — Гринёва боялась, если честно, что Юля будет с опаской относится к ребенку и ей сложно будет воспринимать ее, но когда она только увидела взгляд Лебедевой и как много всего в нем было, любые сомнения отошли в сторону. Юля суетится, осторожно передает ребенка в руки доктора и провожает ее взглядом, когда она выходит из палаты. — Ты такая мамаша. — Смеется Соня и прикрывает глаза, когда Юля садится на корточки перед больничной койкой и мягко проводит подушечками пальцев по ее щеке. — Я такая мамаша. — Юля улыбается широко широко, прикасается губами к тыльной стороне ладони Сони и все еще не может поверить в то, что у них и правда все получилось. Что они здесь.***
5 лет спустя — Юль, опаздываем, давай заканчивай. — Соня врывается в ее кабинет, как к себе домой, что, впрочем, уже совсем не удивляет Лебедеву, которая как и прежде смотрит на нее с легкой улыбкой и чуть склоняет голову вбок. За это время Гринёва сменила стиль и вместо привычных смешных свитеров, в офисе она все чаще стала появляться в красивых брючных костюмах, добавила в гардероб белые, кремовые и черные рубашки и даже пару юбок, которые в первое время Юле нестерпимо хотелось стянуть с нее прямо на рабочем столе, что она не раз делала, затыкая Соне рот, чтобы их не раскрыли слишком быстро. Соня стала более взрослой в своих образах, серьезной, деловой, ну, в конце-концов, заместитель директора самой престижной архитектурной фирмы, при этом, в душе оставалась все той же девчонкой, которой была всегда и это, к огромному счастью, уже невозможно было изменить. — Да, я уже закончила. — Лебедева выключает компьютер, надевает пальто и вместе с Соней они уходят из офиса. Никого из сотрудников больше не удивляло подобное поведение, они почти сразу догадались, что между Гринёвой и Лебедевой далеко не только рабочие отношения, никто ничего не афишировал, но и скрываться особо сильно они не старались. Безусловно, какие-то личные моменты не выносились на общее обозрения, но по взглядам, по тому, как меняется голос Юли, когда она разговаривает с Соней и сколько времени они проводят друг у друга в кабинетах, читалось гораздо больше, чем они могли себе представить. — Ты купила подарок? — Спрашивает Лебедева, когда заводит машину и всего лишь на пару секунд кидает взгляд на девушку. — Обижаешь, еще вчера. — Гринёва широко улыбается, вспоминая сколько времени она провела в детском мире, старательно выбирая подарок своему крестнику. Несколько часов активных поисков закончились, когда на глаза ей попался большой динозавр, который и сам ходил и сам рычал и каких-то еще функций у него было огромное множество, так что сомнений не было никаких, особенно, если учитывать тот факт, что малой души не чаял в динозаврах. — Отлично, спасибо тебе большое, а то я с новым проектом вообще ничего не успеваю. — Юля улыбается и делает звук чуть громче, замечая, что по радио играет любимая Сонькина песня. — Я знаю, так что была не против взять все организационные моменты на себя. — Соня тянется, прикасается рукой к Юлиной и переплетает пальцы. Дальше они едут в тишине, общаясь друг с другом на уровне прикосновений, которых все еще казалось мало. — Малая, блин, вы как всегда. — Маша встречает ее на пороге дома и недовольно смотрит на подругу. Сколько бы времени не прошло, сколько бы лет не осталось за их спинами, Гринёва для Зориной, а теперь уже Вороновой, всегда будет малой, какой бы взрослой и серьезной не стала Сонька. — Прости, на работе завалы, ты же знаешь, мы с ума сходим. — Гринёва заходит в прихожую, затаскивая следом большую коробку, ставит ее на пол и тянется к Маше за объятиями, чувствуя, как блондинка мягко прижимает ее к себе и целует в висок. — Да я понимаю, в любом случае, мы только закончили, так что вы как раз вовремя. — Девушка сильнее прижимает к себе брюнетку, понимая, что за последние несколько недель они совсем не виделись, полностью погруженные в свои рабочие проблемы. — Ну а чего ты тогда возмущаешься? — Соня тычет ей пальцем в плечо и обе они чуть слышно смеются. — А потому что у нее это в крови. — Проговаривает выходящий с кухни Ваня, прижимает к себе Соньку и мягко целует ее в макушку, а после тепло обнимает Лебедеву. — Привет. — Воронов, ты знаешь, чем чревато твое такое поведение. — Маша рычит на молодого человека, щипая его за бок. — Воронова, мне уже давно не страшно от твоих угроз, я прекрасно знаю, как заставить тебя забывать о том, что ты злилась. — Парень скалится, Маша краснеет, а Соня и Юля чуть слышно смеются, наблюдая за этой семейной идиллией. — Ладно, это, конечно, все хорошо, но где младший? Мы тут вообще-то ради него. — Гринёва смотрит осуждающе от того, что они не пускали ее поздравить малого с его четвертым днем рождения. — Иди, он в комнате. — Соня кивает головой и они вместе с Юлей проходят вглубь дома. Гринёва осторожно стучит и приоткрывает дверь заглядывая в комнату, замечая, как двое детей сидят на полу, что-то очень увлеченно рисуя. — Сашка, привет. — Соня заходит и тут же ловит мальчика, который летит к ней, поднимает на руки и целует в щеку. — Ну копия Воронова, я не могу просто. Мелкий и правда был копией Вани, с его носом, его скулами и его потрясающим характером. Только глаза Машкины и эти глаза, они все были уверены, разобьют много сердец. — Соня, я так рад, что ты пришла. — Мальчик обнимает ее за шею, прижимается близко близко и Гринёва тает от непередаваемых ощущений. Детей они с Вороновыми не делили. Саша и Ева были неразлучны с того самого момента, как Воронов младший родился, Соня и Маша гуляли всегда вместе и очень часто выручали друг друга, забирая детей к себе, чтобы давать друг другу отдохнуть. В отличие от Саши, буйного и взбалмошного, Ева была тихим, спокойным ребенком, который с легкостью находил себе занятия, куда бы родители ее с собой не тащили. Ева любила концерты Гринёвой, особенно, когда она разрешала ей подниматься на сцену, танцевать, петь вместе с ней в микрофон или просто сидеть на руках, любила кататься с ними по всему миру и, за что родители были безмерно благодарны, Ева спокойно переносила перелеты. Она с младенчества была путешественницей, они вместе исколесили всю Европу, прятались летом на островах и долго шутили о том, что Ева научилась плавать раньше, чем ходить. Для Сони она была лучшим другом, как и Соня для нее, потому что они разговаривали будто бы на понятном только им двоим языке, рассказывали друг другу сказки и очень часто вместе засыпали, если Юля задерживалась на работе. Они были похожи друг на друга во всем, в мимике, в голосе, в повадках и в движениях настолько, что Юля иногда издевалась над Гринёвой, называя ее сканером. — Мы принесли тебе подарок, сейчас самое время его распаковать. — Соня ставит мальчика на пол перед большой коробкой и тот увлеченно начинает разрывать оберточную бумагу. Юля держит на руках темноволосую девчонку с огромными оленьими глазами и пока Саша распаковывает свой подарок, Соня подходит к ним и прижимая с себе Лебедеву, мягко целует в щеку девчонку. — Ты хорошо себя вела? — Спрашивает Юля, кончиком носа утыкаясь в висок малышке. — Нет. — Она пожимает плечами. — Мама сказала, что быть хорошей девочкой уже не модно. — Гринёва! — Юля рычит и злобно смотрит на девушку, на что та только пожимает плечами и забирает ребенка к себе на руки. — Все мама правильно сказала. — Соня смотрит на дочь и сходит с ума от поразительной безусловной любви. — Вот и чему ты ее учишь, Бэмби? — Лебедеву щипает брюнетку за бок, а потом тянется и мягко прижимается к губам. Дочка на руках мычит и закрывает глаза руками, а Соня и Юля смеются. Кажется, весь мир замирает, когда они втроем. — Учу быть собой. — Гринёва пожимает плечами и подмигивает ребенку, который широко улыбается ей в ответ. Восторженный Саша разорвал коробку и крутит в руках большого динозавра, пытаясь понять, как именно он функционирует и, кажется, ему глубоко плевать на все происходящее вокруг, Ева присоединяется к нему, а родители собираются за общим столом и Гринёва удивляется тому, как много Маша наготовила всего, вместо того, чтобы забить на все и просто наслаждаться днем рождения собственного сына. Саша родился на год позже Евы и ни у кого не возникало ни единого сомнения, что эти дети будут дружить долго и крепко. Соня с Машей стали идеальными няньками друг для друга, по очереди оставаясь с малыми, пока развлекались в декретном отпуске, позволяя друг другу отдыхать от материнских обязанностей и именно таким образом первые годы жизни детей не стали для них невыносимыми. Ваня был просто лучшим, как только он возвращался с работы, брал коляску и тащился наматывать круги с сыном, чтобы Маша немного пришла в себя, а до рождения Саши он был готов часами возиться с Евой, развлекая ее играми, прогулками сказками и песнями. Воронов утверждал, что он просто тренируется, перед тем, как сам станет отцом, но и Маша и Соня точно знали, что он просто жутко любит девчонку. Как они и думали, Юля учила Еву всему, чему должны учить родители, как следить за собой, что правильно или неправильно, что хорошо и что плохо, а Соня учила дочь петь, сводить с ума Воронова, драться и самовыражаться. У малой почти сразу открылся дар к рисованию, благодаря чему счастливым родителям пришлось сделать в доме ремонт, о котором они мечтали. Соня смеялась, говорила, что раз у них все никак руки не доходили, дошли у дочери. — Ты знала, что мы будем здесь? — Спрашивает Воронов, когда они с Сонькой прячутся на террасе с двумя бокалами вина. — Где? На твоей веранде, которую мы сами и делали? — Девушка смеется, вспоминая эти весенне — летние приключения, когда они решили все вместе отстроить веранду, где смогут проводить незабываемые вечера. Воронов всегда мечтал о доме, так что, как только они с Машей поженились, он даже не задумывался, достал все свои сбережения и стал выбирать свое идеальное гнездышко. Пока дети играли на свежем воздухе, родители таскали доски, вбивали гвозди и пачкали друг друга краской, но когда веранда была готова и все они вместе лежали на высохшем полу, рассматривая звезды через большие окна, все казалось таким правильным и настоящим, что каждый из них совершенно точно понимал — здесь и сейчас он на своем месте. — Да нет, я про брак, про детей, про взрослую жизнь. Когда мы познакомились, мне казалось, что так будет всегда, тупые шутки, постоянные подколы друг друга и сумасшетсвия, на которые кроме нас никто не решается. — Воронов обнимает Соньку за плечи и носом утыкается ей в макушку. — А что изменилось, Вань? — Соня прижимается к нему ближе, — мы все те же, а самое большое сумасшествие, на которое мы решились — сейчас сидит на кухне и доводит и Машу и Юлю. Более того, не знаю, как ты, а я точно замечаю, что эти двое растут ужасно похожими на нас. Юля скоро с ума сходить начнет, меня одной ей с головой хватало, а тут еще одна мини копия. — А знаешь, я еще тогда, в «Бабушке» знал, что мы с тобой — это надолго. — Воронов гладит ее плечу и на какое-то время между ними воцаряется тишина, до тех пор, пока дверь на мансарду не открывается. — Вань, тебя Маша зовет. — Проговаривает Лебедева и, как только Воронов испаряется, она подходит к Соне почти вплотную и так ехидно смотрит в глаза, что все внутри у брюнетки сводит и начинает теплотой растекаться под кожей. — А вы с Вороновым встречаетесь? — Спрашивает Юля, стараясь сдержать смех, широкая улыбка растягивается на губах и она проводит подушечками пальцев по лицу брюнетки, заправляя волосы за ухо. — Юлия Владимировна, неужели вы ревнуете? — Соня игриво приподнимает бровь, подается чуть ближе и замирает на расстоянии нескольких миллиметров. — А если да? Искренний смех заполняет веранду на несколько секунд, а потом Гринёва прижимается к Юлиным губам и мир вокруг перестает существовать. Как в первый раз. Как в каждый раз… Время было уже далеко заполночь, когда компания решила, что пора расходиться, расслабленные от хорошего вина, счастливые и веселые. — Я пойду мелкую разбужу. — Проговаривает Гринёва. — Оставь в покое ребенка, пусть спит. — Тут же протестует Ваня. — Завтра выходной, Саша выпросил на завтрак вафли и обязательный поход в зоопарк, так что Ева идет с нами и это не обсуждается. К вечеру дочку вернем, а вы пока потратьте время на себя. — А я говорила тебе, что ты очень хороший друг? — Смеется Гринёва, целует в щеку молодого человека, потом Машу и под руку с Юлей они выходят на улицу, тут же ныряя в свое такси. Соня целует Юлю, как только за ними закрывается входная дверь квартиры, прижимает ее к стенке, чувствует, как тонкие пальцы сжимают и тянут волосы. Секунда на то, чтобы развязать пояс пальто и скинуть его на пол, разорвать рубашку и вскользь пообещать обязательно купить ей новую. Их интимная жизнь никогда не была скучной, но с появлением ребенка в доме они становились тише и ограничивались пространством только своей спальни, но в те дни, когда Ева оставалась ночевать у Вороновых, все выходило из-под контроля. — Ты зачем вскочила так рано? — Юля подходит к Соне, обнимает ее со спины и мягко целует в открытое плечо, в то время, как Гринёва рассматривает капли дождя на окне и рисует указательным пальцем невидимые линии. — Смотрю прогноз на день. — Сонька чуть слышно смеется, когда Юля прижимается к ней ближе и оставляет короткий поцелуй в ямочке под ухом. — Что-то же должно оставаться неизменным, правда?***
— И все-таки, гениальной идеей было вырваться всем вместе на отдых. — Ваня вальяжно раскинулся на лежаке, потягивая из трубочки очередной коктейль, пока Сашка спит у него на груди. Слишком спонтанно они решили сбежать из холодной Питерской зимы в лето, к океану, пальмам, теплому песку и возможности не думать ни о чем вокруг. — Хватит сидеть, пошли купаться. — Соня поднимается на ноги, придерживая на руках довольную Еву. — Купаться, купаться. — Девочка трясет ее руками за плечи и звонко смеется, от чего Саша просыпается, спрыгивает с отца и на всех порах бежит к воде, так что Воронову приходится отложить свой коктейль и побежать за сыном, который, в отличие от Евы еще не умел так хорошо плавать. — А я так и не понял, куда делись Юля и Маша? — Спрашивает Ваня, когда дети в спасательных жилетах кружатся и плескаются вокруг них, а уже состоявшиеся родители просто болтают, периодически наблюдая за маленькими. — На рынок вроде поехали, им здесь всего мало, всего не хватает, так что они с утра пораньше байки взяли и уехали, Юля сказала до вечера их не ждать. — Гринёва пожимает плечами и смотрит на друга, у которого в глазах азарт и та же детская наивность, что и пять лет назад. — Так если до вечера мы предоставлены сами себе, пошли в аквапарк. — Ваня кладет ей руку на плечо и его интригующий голос поджигает в Соньке тот самый детский интерес. — Только представь, горки, бассейны, мороженое… ммм… — А ты умеешь уговаривать. — Гринёва смеется и отбивает «пять» Ване. — Ева, мы идем в аквапарк, плыви сюда.***
— Слушай, в доме поразительно тихо, — проговаривает Маша, как только они с большими мешками полными продуктов заходят на виллу и осматриваются по сторонам. — И подозрительно чисто, я, если честно, думала, они все здесь разнесут. — И даже не выходят нас встречать. — Возмущается Лебедева и проходит дальше в комнату, где стоит Маша, прикрывая рот ладонью, глядя на разобранный диван, где свернувшись в непонятной фигуре и закинув друг на друга все, что можно было закинуть, спят Ваня и Соня, прижимающие к себе спящих детей. — Пойдем выпьем вина и приготовим ужин, не думаю, что они нам вообще хоть что-то оставили. — Смеется Маша и вместе они выходят на кухню, к своему удивлению замечая стоящую на плите заботливо приготовленную еду. — Все таки оставили. — Смеется Лебедева, раскладывая по тарелкам еще теплый ужин и забирается на большой плетеный стул, поджимая под себя ноги, пока Воронова разливает вино по бокалам. — Они, конечно, такие дети. — Маша растягивается в широкой улыбке, тянется к Юле своим бокалом и чуть слышно чокается. — Знаешь, мне кажется, с ними я и сама чувствую себя ребенком. — Юля пожимает плечами. — Зато, как здорово они ладят с детьми, мне иногда кажется, что они им больше друзья, чем родители, но может это и к лучшему. — Я в детстве, когда что-то делала не так, боялась, что мама меня убьет, выпутывалась сама. — Маша болезненно морщит нос, вспоминая не самые приятные моменты из детства. — С нашими детьми точно будет не так, правда, что-то мне подсказывает, они в первую очередь пойдут к Соне и Ване. — Тебя как-то задевает это? — Нет, совсем нет, я рада, что у Вани с Сашей такая сильная связь, их просто невозможно оторвать друг от друга, думаю, когда он будет старше, то поймет, зачем мама заставляет заниматься скучными делами и есть невкусную еду. — Маша смеется чуть слышно и трет нос указательным пальцем. — В любом случае, я знаю, что он меня любит и точно не боится, как было и в моем детстве и в Сонькином. — Мне, знаешь, сначала страшно было, что Ева не будет воспринимать меня, как маму. — Юля пожимает плечами, заламывает пальцы и морщит нос. — Но все хорошо, правда с Бэмби она времени больше проводит, но это и понятно, у нее в кабинете детский сад настоящий, а я себе такого позволить не могу. — Юль, ты хорошая мама, правда и Соня это знает и Ева это знает. — Маша тянет руку вперед и цепляет ладонь Юли, чуть сжимая ее. — И даже Ваня это знает. — Проговаривает сонный Воронов, выходящий из комнаты и обнимающий Соню за плечи. — Могли бы нас разбудить между прочим. — Недовольно бурчит Гринёва, забираясь на стул рядом с Юлей и укладывая голову ей на плечо. — Да вы так сладко спали, что мы вас трогать не хотели. Через час они берут пледы, кладут их на песок и ложатся рядом друг с другом, всматриваясь в рисунки созвездий на темном небе. Через пол часа проснувшиеся дети выбираются на улицу и залезают на руки родителей. Под легким океаническом ветром в полной звенящей тишине каждый из них чувствует себя на своем месте. И Ваня, сжимающий в руках свою копию, утыкаясь носом в светлую макушку и чувствуя, как все внутри заполняется чистейшим светом. И Маша, которая смотрит на двух своих мальчиков таким взглядом, в котором читается и любовь и нежность и благодарность за то, что Ваня, однажды встретил ее на одной из Питерских улиц, в том состоянии, в котором ей очень нужен был собеседник. И Юля, которая нежно перебирает волосы дочери, сидящей у нее на коленях и прижимающейся к груди, почти засыпающей. И Соня, которая обнимает Лебедеву с бесконечным трепетом и совершенно безграничной любовью, видит себя в глазах дочери и чувствует, что она самый счастливый человек на планете. Соня, которая, однажды, не перестала бороться.***
Стук каблуков разносится по офису «ARTstyle» и Гринёва останавливается в самом центре, обводя взглядом всех вокруг, замечая, как коллектив напрягается и не знает чего от нее ждать. Получившая должность заместителя Соня почему-то наводила страх на весь остальной коллектив при том условии, что никогда не относилась к сотрудникам хоть сколько-нибудь холодно или надменно. Гринёва все еще помнила свои первые рабочие дни под руководством Лебедевой и ей совсем не хотелось заставлять своих подчиненных чувствовать хоть что-то подобное. — Макарова, Антипова, Жданов, Береговой, через пять минут жду вас в переговорке. — Проговаривает девушка и уходит к своему кабинету, закатывая газа от того, как стучат по полу ее каблуки. До сих пор ненавидела необходимость менять любимые кроссовки на деловые туфли, но положение обязывало и хоть Соня и была готова понести эту жертву ради имиджа компании, да и своего собственного, ей это жутко не нравилось. — Интересно, каким образом нас будут казнить? — Саша Макарова — поразительно похожая на Соньку девушка в их отделе. Амбициозная, открытая, безумно талантливая, она поднималась так же быстро, как и сама Гринёва, начиная от специалиста по СММ, а сейчас занимает должность главы отдела. Соня узнавала себя в ее больших свитерах, стоящими рядом с ней большими стаканами кофе и постоянном нахождении рядом с Береговым, который, к слову, напоминал ей Ваню, о чем и сам Воронов не раз заикался. Вечерами за чаей они с Ваней часто смеялись над тем, как циклична бывает жизнь, сначала они сами прошли этот путь, а теперь со стороны наблюдают за тем, как его проходят люди, так похожие на них. Соня закрывает дверь в переговорку и опускается на ближайший к себе стул. Тяжело выдыхает и, скрещивая руки на груди, медленно обводит взглядом всех собравшихся. Думает о том, какими словами вообще стоит начать этот разговор и как объяснить всем собравшимся, что их начальница сошла с ума и решила заставить Гринёву повторить то, что стоило ей огромного запаса нервных клеток. — У меня для вас не самая радужная новость. Юлия Владимировна проходит обучающие курсы и только сейчас сообщила мне, что через две недели у нас будет тендер, который мы обязаны взять. Думаю, вы сами прекрасно понимаете, что других вариантов у нас нет и быть не может…