Няня

После рассказанной Максом истории Боря долго думал. У него даже в голове не укладывалось, как женщина, которая для ребенка является родной матерью, может так забивать на него? А как же материнский инстинкт и прочее? Как она могла относиться так к Максиму, чуть ли не самому доброму и прекрасному человеку в мире? Лифшицу было до боли обидно от того, что Лакмус все еще живет в своих страхах по поводу того, что даже в теории лишь могло произойти. Ведь, казалось, мать не способна причинить боли собственному сыну. Жена не может так отравлять жизнь своему мужу, хоть и бывшему. Но, к сожалению, может. Боря после этого много думал, а стоит ли и ему подвергать свою жизнь опасности и проблемам, если вдруг они появятся? И для себя точно понял — стоит. Потому что это теперь его дело. Семья Лакмусов стала ему дороже собственной, которой у него, по факту, уже давно не было. С ними слишком тепло и хорошо, и Борис никак не хочет, чтобы это все уходило, чтобы близкие ему люди были несчастливы. Правда, он даже не догадывался, что всё обстоит немного по-другому. И то, о чем ему вещал Максим, произойдет чуть раньше, чем он ожидал. Спустя пару недель после их диалога на кухне Лифшиц как обычно сидел с Леней. Тот увлеченно продолжал тренировать один из популярных ритмов на резиночке под наблюдением Бори. Мальчишка в целом учился быстро, и с каждым разом у него получалось все лучше и лучше, что не могло не радовать и Бориса, и Макса. Леонид с восторгом делился этим с ними, на что взрослые улыбались и кивали. Вот и сейчас Лифшиц показал мальчику новую мелодию, и тот с увлечением взялся за её разучивание. Но внезапно раздался стук, отличный от того, который издавали палочки при ударе по резиночке. Боря распознал удар кулаком по двери, поднимаясь с ковра, на котором они с мальчишкой сидели. — Ну вот, достучался ты, Ленька, сейчас уже соседи нам по голове будут стучать, — шутливо говорит Борис, на что Леонид сначала пугается, а потом смеется, поднимаясь следом, и семенит за няней. Борис привык, что Макс открывает дверь только ключами, поэтому отпирать не сильно спешил. Мысль была исключительно про соседей. Но что-то внутри подсказало сначала глянуть в глазок, ведь стук становился настойчивей. Он аккуратно посмотрел в него, и лицо невольно вытянулось. За дверью стояла высокая дама, чьи выжжено-белые волосы лежали крайне странно, будто их склеили и насильно уложили на один бок. Такая прическа ей абсолютно не шла, как и грязно-голубая блузка с глубоким декольте, показывающим чуть ли не всё её добро, коротенькая мини-юбка, едва прикрывающая искусственную задницу, которую даже в анфас было видно. И нет, Борис не рассматривал специально, просто настолько бросалось в глаза, и настолько это было противно и неестественно. Огромные каблуки, сетчатые колготки, длиннющие когти вместо ногтей, дурацкие громоздкие сережки, яркий некрасивый макияж, который ей совершенно не шел, красная помада на перекачанных губах, — все это вызывало исключительно отвращение. И только небесно-голубые глаза из-под вороха толстых накладных ресниц были не фальшивыми. Борис не знал эту девушку, и даже адекватной мысли не возникало, кто это может быть. Подруга? Вряд ли Максим бы дружил с такими девушками. Про возлюбленную даже мысли не возникало. Нет, такие Лакмусу точно не понравились бы. И хотя Боря не то чтобы знал его вкус на девушек, но это точно было слишком. Может родственница? Маловероятно, но возможно. Леня подошел ближе, нетерпеливо дергая Лифшица за рукав, немо спрашивая: «Кто там?». Борис еще немного помешкал, но все-таки взял ключи с тумбочки и неторопливо открыл дверь. Девушка на пороге явно была недовольна длительными размышлениями Бори, отчего при взгляде на него самодовольно фыркнула, но тут же преобразилась, фальшиво улыбаясь, стоило ей только завидеть Леню. Ее огромные неказистые губы буквально искривились, когда она сделала такое простое действие лицевыми мышцами. — Ленечка! Мой мусик! Я так рада тебя видеть, сладость моя, — противным голосом заклокотала блондинка, бесцеремонно пытаясь пройти в квартиру, и потянула руки к мальчику. Леня пискнул и моментально попятился назад, прижимаясь к стене и пытаясь избежать контакта с девушкой. Планы дамы по попаданию в помещение провалились, когда путь ей преградила массивная грудь двухметрового Бориса. Она медленно поднимает голову, осматривая снизу вверх парня, и на лице ее появляется возмущенная гримаса, уродуя её только больше. Кожа на лбу сложилась в гармошку, даже несмотря на возможный вколотый в её лоб ботокс, губы искривились, а глаза налились злобой. — А это еще что такое?! Это что такое, я спрашиваю?! Что за недоразумение сейчас передо мной стоит? И кто ты такой, что мешать мне общаться с моим сыном?! — взревела девушка, толкая Борю в грудь, но никакого эффекта это не имеет. Лифшиц даже не пошатнулся. Лишь выгнул одну бровь в удивлении. — Это я у вас хочу спросить. Кто вы такая, чтобы нагло врываться в чужую квартиру? И еще: Я вас не пущу к Леониду, пока не вернется Макс… — тут он осекся, но быстро договорил, — Максим Сергеевич. — Да как ты смеешь, выблядок! Я его мать, я имею право видеться со своим собственным ребенком! Пусти меня, или я вызову на тебя полицию! Ты совсем оборзел, сволочь?! — орет она, начиная лупить кулаками его в грудь. Борису не больно, вообще ни разу. Она слишком слаба. Он даже не касается ее, понимает — криков будет только больше. Он оборачивается и видит Леню, пытающегося слиться со стеной. Мальчик почти что плачет, забившись в угол и прикрывая голову, смотрит жалобно на сиделку в поиске поддержки. В поиске защиты, которая ему так необходима, и которую обеспечить сейчас может только Боря. Он понимает, что дама представляет опасность для ребенка, пока он здесь, конечно, не такую большую, но в глазах Лени это чуть ли не худший кошмар, который прямо сейчас в шаге от того, чтобы его настигнуть и захватить с головой, погружая в пучину ужаса. Но Борис не хочет, чтобы так произошло. Он не позволит этому случиться ни при каких обстоятельствах. Поэтому он, решившись и забив на возможное продолжение скандала, хватает её за плечо, останавливая. — Во-первых: Вы ужасная мать, если материтесь при своем ребенке. Во-вторых: не хочу вас огорчать, но теперь я его новая мама, до свидания, — отрезает Лифшиц, отталкивая опешившую блондинку за порог, и закрывает перед её носом дверь, быстро орудуя ключами в замочной скважине. Она еще бьется в дверь порядка двух минут, но после сдается и уходит. Борис тяжело вздыхает оборачиваясь на напуганного Леню. — Боря… Она ушла? — тихо тянет Леонид, поднимаясь на ноги и подходя ближе. — Да, зайчик, все хорошо. Не волнуйся, — Боря подходит ближе, тогда как Ленька цепляется за его руку, так крепко, и они идут на кухню. Лифшиц быстро делает травяной чай, надеясь, что это успокоит мальчишеские нервы, и выуживает из ящика шоколадку, отдавая её Лене, который осторожно достает пару кусков и принимается за сладость. Его перестает трясти, и он хоть немного успокаивается. Борю это несказанно радует. — Мама всегда не в духе, — тихо вздыхает он, а в больших глазах лазурных мелькает далекий страх и детская невинная боль, — Она хочет забрать меня, чтобы папа платил ей деньги, а она ничего не делала. Она нас вообще не любит, только себя. Я для неё ничего не значу, мне с ней будет плохо, я знаю это! Я хочу остаться с папой и с тобой. Я не хочу к маме! Не хочу, не хочу, не хочу! — всхлипывает Леня и не удерживается от слез. Горячие струйки бегут по детским щекам, пока мальчишка закрывает личико руками и мелко дрожит. Боря подходит к нему, аккуратно заключая в свои объятия, грея всем телом. Ленька цепляется за него ручками, крепко-крепко прижимаясь, словно боится, что Лифшиц прямо сейчас растворится или куда-то уйдет. А Борис только поглаживает его по спине, шепчет успокаивающе: «Всё хорошо. Сейчас всё хорошо и будет потом». Он никому не позволит трогать эту семью. Никто не смеет их обижать. В этом Боря уверен. Вечером он рассказывает все произошедшее Максиму, после того, как он укладывает сына спать. Долго он не понимал, почему мальчик отказывался засыпать и чего боялся, но тот упорно молчал, а потом с горем пополам провалился в беспокойный сон. Лакмус сидит на кухне, слушая тихий и взволнованный рассказ Бориса, мрачнея с каждым словом, а после окончания разговора нервно сглатывает, молча поднимаясь и делая себе еще одну порцию чая. — Я безответственный родитель, — обреченно бросает он, — Прости меня, Борь. Прости, пожалуйста, ради Бога! Он поворачивается, быстро садится и хватает за руки Лифшица, утыкаясь в них лбом и потрясывая. — Я никчемный, я даже рядом не мог быть с собственным сыном в момент опасности, тебе пришлось с этим столкнуться, мне так жаль, Боря! — он поднимает голову, и в небесных глазах видно отчаяние и наворачивающиеся слезы. Влага скапливается на слизистой, норовя вырваться. Лифшиц мягко выворачивает руки, аккуратно касается его лица, стирая кристальные капельки и проводя большими пальцами по скулам. Он легонько улыбается, успокаивая и даря уверенность этой улыбкой. — Ты ни в чем не виноват, Макс. То, что человек — мразь, не значит что ты такой. Тебя не было в тот момент рядом потому, что ты работал. Ты ведь не мог знать наперед, что так произойдет именно в этот момент времени. Чтобы Леня не пострадал — я здесь. И ты меня пустил меня в этот дом для этого. Я тебе клянусь, что пока я рядом, с нашим ребенком всё будет в порядке, — Лифшиц даже не задумывается, когда говорит «нашего». Он чувствует, что так правильно. Он настолько близок с ним, что чуть ли не за своего считает, на самом деле, — И со мной тоже. Я, как видишь, не обделен силой физической и умственной, чтобы дать отпор ей. Не вини себя, прошу. Все хорошо, Максим. Все хорошо. Боря поднимается, чтобы подвинуть стул к чужому, сесть обратно и обнять Лакмуса, давая понять, что он не собирается уходить и всегда будет рядом, защищая Леню и Макса. Последний обнимает его в ответ, тихо шепча: «Спасибо», и полностью ощущая защиту. Они оба будут бороться за то, чтобы Леня был счастлив. Чтобы они оба были счастливы. Чтобы их маленькая семья была счастлива.