Аргументы и факты

Садовая качеля прогибается под весом опустившегося на нее Мирона, но Марк на это не обращает внимания. Он, оглянувшись по сторонам, с видом школьника, боящегося быть пойманным, достает из кармана худи пачку, выбивает себе сигарету и прикуривает. Скрываться ему резона нет, но где-то неподалеку бегает Эйла, и если Порчи заметит, что при ней кто-то смолит, точно башку открутит. Уж в этом Марк не сомневается — не один раз получал по неосторожности, вот теперь и старается быть осмотрительнее. Жалко, что получается не всегда. Мирон, закинув руки за голову и вытянув ноги, блаженно прикрывает глаза и шумно вздыхает, подставляя лицо под закатные лучи солнца. — Охуенно, — говорит он, ни то описывая погоду, ни то комментируя все происходящее в целом, — Я пиздец как скучал по вам всем, оказывается. Хорошо, что вы залетели. — Это да, — соглашается Марк, стряхивая пепел на землю, — Давно нормально не виделись. Я тоже рад, что получилось пересечься. Мирон согласно угукает, продолжая смотреть куда-то вдаль, Марк тоже помалкивает и неспешно докуривает, краем уха прислушиваясь к звукам, доносящимся из сада. Где-то возле калитки, судя по всему, Эйла восторженно хохочет, а Ваня что-то спрашивает у нее на ломаном английском. Где пропадают Порчи с Эддой, непонятно, но Марк в целом понимает их, даже если они решили уйти в дом и немного посидеть одни. С утра до ночи возиться с четырехлетним ребенком, наверное, дохуя утомительно, а тут три взрослых лба, которых можно хотя бы на время переквалифицировать в нянек. Не то, чтобы они умеют прямо-таки обращаться с детьми, но чего уж там, справляются. Все же с первых дней все крутятся вокруг Эйлы, хоть и редко выпадает возможность пересечься дольше, чем на пару дней. Взрослая жизнь, хули. Они и сейчас пересеклись чуть ли не случайно. У Мирона с Ваней мировой тур стартовал, вот они и пригнали в Лондон, Марк залетел, потому что его позвали, Порчи к ним подтянулся из Бристоля, где обитал последние пару лет, а потом позвал всех к себе. Мирон и Ваня согласились, у них по графику следующий концерт только через неделю, Марк тоже не нашел причин отказаться. Вот и сидят теперь, греют задницы в лучах догорающего сентябрьского солнца, думают о своем. Англия в этом году радует погодой, тепло ещё, только ветер чутка малину портит. Но это побочное — вечер и правда почти плюшевый, так что just relax, никакого негатива. Мирон негатива с какого-то хуя решает навалить. — Чё, как статка у «Фактов»? — спрашивает он, повернув голову к Марку, — Продаются? — Трек вышел неделю назад, — отзывается Марк. Он наклоняется, тушит сигарету о землю и кладет ее на видное место, обещая самому себе потом обязательно убрать, садится прямо, — Пока ещё по хуйне, но потом, наверное, попрет нормально. А чё? — Да ниче, — пожимает плечами Мирон, снова посмотрев куда-то вперёд, — Просто интересно стало, стоило ли оно того. Че-то мне кажется, что нихуя. — В смысле? — Честно говоря, фиток слабый. Вряд ли он будет нормально продаваться, вот я и думаю, что зря ты все же его дропнул. Переписал бы в соло, круче бы вышло. — Ну спасибо, блять. — Не пыли. Я всегда тебе прямо говорю все, привыкнуть пора бы. Марк вздыхает, не найдя, чем парировать. Все по фактам, Мирон всегда рубит правду-матку и не стесняется говорить, что вышла хуйня, если реально вышла хуйня. Про «Факты» он ещё с момента выхода сниппета талдычил, что релиз слабый и надо сносить его нахуй, но Марк не снёс. Почему? Да потому что надо было так, и все тут. Если говорить вкратце, то он просто ступил. Он знал о конфликте, знал о стадии его развития, поэтому и предупредил заранее про совместку с Федей, на что получил вполне адекватную реакцию. Это как-то успокоило, немного снизило градус напряжения, и ниче ведь не предвещало беды, если бы не одно «но». Марк за весь год так и не написал альбом. За него это уже сделали все, блять — и Сеня, и Фара, и Вова, и Назар, один он опять выпал из графика, проебал все сроки и остался ни с чем. Не то, чтобы его это расстраивало, но немного угнетало, потому что все снова возвращалось к временам предыдущего крупного релиза, с которым он нормально так затянул. И тогда, как ни странно, ему это простили, к тому же карантин внёс жёсткие коррективы, и вообще обстановка позволила ему немного да филонить, а вот теперь было сомнительно, спустят ли ему с рук такое долгое молчание. С этого осознания, собственно говоря, и пошла вся пляска. Когда Марк догнал, что альбому в этом году не быть точно, он сразу пошел с этим открытием к Идану и Диме, чтобы вместе решить, как быть дальше. Он мог сам что-то предпринять, без базару, но не зря же они друзья, братаны и один лейбл, так что и разгребать вопросы такого характера по логике вещей должны были вместе. Под разгребать подразумевалось придумывать дальнейший план событий, потому что просто взять и забить на тот факт, что нового материала не будет, было нельзя. И они, разумеется, так не сделали, потому что Дима с Иданом в один голос сказали, что вывозить придется иными путями. Первый — это осенний тур, поскольку это и лишняя монета, и возможность не пропасть с радаров, а второй — хотя бы редкие дропы музла. И с тем, и с другим Марк согласился. Тогда и начались приколы с фитами. Писать в соло было сложно. Всегда. Абсолютно. Да, в соло у него выходило зачастую круче, но это слишком большая работа, а когда на носу сольники, фесты и другие мувы, времени и возможностей сидеть и пытаться в идеал не особо много. Так выбор пал на фиты — припев и один парт казались вполне вывозимыми, а после успеха «Стрел» и неплохого буста с «Мятного» так и вовсе идеальным раскладом, но встал вопрос. Кого звать на совместку? Вариантов, увы, было мало. Сразу в утиль пошла тема сотрудничать с теми, с кем уже были выпущены фиты в этом году, потому Сене, Ане и Улансу Марк даже в личку стучать не стал. Вову он трогать не рискнул тоже, потому что тот мутил свою епишку с подписчиками, а Идан ему прямо сказал, что нет, рано пока еще для камбэка. Был вариант с Мироном, тот даже сам вроде не был против, но потом они оба как-то пораскинули мозгами и пришли к выводу, что хуйня мысль. Не потому что творчество приобрело разные векторы развития, а потому что проблем Марк бы потом не избежал за сотрудничество с иноагентом, и из-за этого как раз затею писать хит, как в былые времена, они отбраковали. Круг сузился. Поиски зашли в тупик. И вот вроде индустрия пиздец огромная, талантливых ребят реально много, можно было звать любого, но Марк так не хотел, потому что ему нужно было попасть в два главных пункта. Во-первых, музло того, с кем он собирался выпустить фит, должно было ему нравиться, а иначе можно было и не садиться за работу, потому что отсутствие хоть какой-то симпатии к творчеству приравнивалось к провалу итогового продукта. Во-вторых, аудитории Марка и его гипотетического коллеги должны были примерно пересекаться, а их уровни популярности быть почти одинаковыми. Кто-то скажет, что это дохуя меркантильно и вообще убивает весь романтизм создания музыки, но надо понимать, что выгода тоже обязана присутствовать. Не бежать за коммерцией было допустимо в двадцать, в Лондоне, когда градус ответственности был низкий, а градус в крови — высокий, сейчас так уже было нельзя. Марк давно перестал быть тем пацаном, горящим одной только идеей, ему нужен был и буст со стримингов тоже, потому что дело его жизни стало ещё и работой, которая его кормит. Из всего этого вытекал вывод — нужен чувак с немалым весом в индустрии, который сам не будет против совместки. Вот тут на горизонте и возник Гриша. Сначала он появился на съемках «Мятного», потому что Федя позвал его чисто потупить на площадке, не предупредив Марка. И тот не то, чтобы был против, но все равно почувствовал некоторое напряжение от ситуации в целом. Он опять же помнил прекрасно о конфликте Назара, помнил, чем обычно всегда заканчивались их разговоры на эту тему, и совсем, блять, не хотел очередного кризиса на этом фоне, но Гриша, как ни странно, вел себя вполне прилично. Он вообще по большей части тусовался с Федей и другими чуваками, к Марку подошёл всего дважды, чтобы поздороваться и выразить респект касательно грядущего дропа, и после этого вообще перестал давать о себе знать. Не, он крутился где-то на площадке, на глаза попадался то и дело, но своим присутствием особо не заебывал, и Марк как-то забил на это, поставив в приоритет нормально отснять все, что надо. Где-то на краю сознания у него крутилась мысль, что Назар, когда увидит фотки с бэка, охуеет и предъявит, но святая, сука, надежда, что все это замнется само по себе немного воодушевляла и позволяла не париться. И так бы оно, наверное, вышло, если бы Гриша не залетел на сольник ещё до выпуска клипа и если бы общие фото не попали в сеть раньше, чем Марк предполагал. У него вообще туго с математической статистикой, он вероятности высчитывает хуево, и на этот раз просчитался тоже, потому что реакция последовала не такая, на какую он надеялся, но такая, какую следовало ожидать. Естественно, Назар взбесился. Не то, чтобы такой исход не был невозможен, как раз такой и был возможен, но Марк все равно охуел, когда обнаружил вызов сброшенным, а все сообщения — непрочитанными. Это уже было знакомо отчасти, потому он и взял самый ранний билет на Сапсан и дёрнул в Питер, чтобы опять, как в далёком теперь уже девятнадцатом году, вернуть все на круги своя и доказать, почему принятое решение нихуя не правильное. Во второй раз разбор полетов был уже менее ровным, потому что на этот раз Назар уже гнал, гнал конкретно, аргументируя тем, что так не делается и вообще близко подпускать Гришу — сомнительная затея. Он что-то доказывал, бесился, только не тряс за плечи, наверное, пытаясь объяснить свою позицию, пока Марк стоял, хлопал глазами и догнать не мог, ну что не так. Окей, есть конфликт, но почему какие-то там фотки с сольника с участником этого самого конфликта должны стать точкой кипения — нихуя непонятно. А Назар все никак угомониться не мог, повторял, что ему в душу насрали, и вообще, надо выбирать сторону, а не пытаться сидеть на двух стульях, и этот поток возмущений точно бы не привел ни к чему хорошему, если бы Марк не прервал его. Просто сказал — «мне жаль, что тебя это задело». На пресловутое «прости» он не нашел в себе ресурсов, потому что не испытывал такой уж вины, а играть в раскаяние не собирался, чтобы не допускать пиздежа, вот поэтому и сошлись они на том, что это был не самый удачный перформанс, после чего Марк опять уехал в Москву. И он честно ожидал второго кризиса, когда должны были выйти еще фотки со съёмок клипа, на которых Гриша тоже светанулся, но, чудо, этого не произошло. Назар то ли заигнорил в целом, то ли из-за своих заебов с фестом и альбомом ниче говорить не стал, в любом случае тему эту они больше не поднимали вообще. И вот тогда, когда началось затишье, Марк позволил себе смелую мысль, что, может, не так уж и важен весь этот биф и границы стали шире, а значит, можно уже прекращать ходить на цыпочках, и сделал то, что делать не надо было. Он позвал Гришу на фит. Потому что все дороги вели к этому, сука, абсолютно все. Других кандидатов тупо не было, чтобы удовлетворить все пожелания, а здесь идеальный вариант. Хорошие цифры на стриминге, неплохие релизы в списке последних, вполне котируемое в индустрии музло. Да, совместка не стала бы бэнгером или хитом, но крепким коммерческим продуктом — вполне. А Марку так и надо было перед туром: толкнуть хоть что-то более менее нормальное и уехать со спокойной душой покорять города. Гриша согласился сразу. Работа закипела. Они не пересекались даже, так, были на созвоне, пока писались. Марк свой парт готовил в Дубае, пока зависал там со Степой, у которого и был выкуплен бит, Гриша в Москве разбирался со своим. Договорились об одном сразу — никаких острых тем и неоднозначных вбросов, чисто фиток о том, что происходит в их жизнях сейчас. И шло все вполне нормально, подготовка релиза уже вышла на финальный этап, Марк дропнул сниппет без задних мыслей, и тут его резко приземлило. Он только начал писать Назару «только давай нормально обсудим», как моментально оказался в блоке без малейшей возможности связаться. В тот день телефон ломило от сообщений. От сообщений Мирона в том числе. — Ну пиздец некрасиво же вышло, — продолжает он абсолютно невозмутимо, — Я тебе с самого начала же говорил, побазарь с Назаром, обсуди с ним заранее, а ты упёрся, и все тут. Так не делается, Марик. Не пиздюк же ты, чтобы за спиной хуйню мутить, ну. Головой то думать тоже надо, тридцатник уже стукнул как никак. — Ты мне лекцию читать будешь, или че? — устало любопытствует Марк, — Я уже понял, что проебался, чё теперь то? Да, ступил, бывает. Но критичного то ничего не случилось. — Не знаю, не знаю, — качает головой Мирон, — Я ваще удивлен, что Назар так просто это заигнорил. У меня бы на его месте очко сгорело. — Так у него и сгорело. Я, блять, на неделю раньше приехал, потому что он в блок меня везде закинул. — Это ты ещё легко отделался. Марк хмыкает себе под нос. Легко ли? После разговора с Мироном, который только то и делал, что повторял «ты поступил, как последний мудак, раз даже не предупредил его заранее», фейстайму с Димой, что утверждал «Марк, за спиной такие вещи не проворачивают, ты должен был поговорить с ним», нотаций Идана на тему «ну как можно было запалить трек и не спросить перед этим его мнение?», а ещё бесчестного количества провальных попыток связаться с Назаром Марк взял билеты до Питера и улетел на неделю раньше планируемого. Пока добирался до Пулково, снова по привычке прокручивал в голове все то, что было и есть, и как-то невольно стал поднимать из архивов сцены из прошлого. Шестнадцатый год, знакомство, первый фит, записанный на дистанте, который в итоге дал им обоим дикий буст и стал началом охуеть какой большой истории. Семнадцатый год, первая встреча в аэропорту, неловкие шутки, съёмки, сутки непрерывно в компании друг друга, та туса, где они оба нажрались и полезли сосаться, второй фит и в итоге совместный альбом. Первые два года — только азарт, события, сменяющие друг друга со скоростью света, концерты, бухло, глупые ссоры и крики, а затем яркие и не всегда (почти никогда) приличные примирения. Кипела кровь, мозги не работали почти что, их несло вообще неясно куда, но всегда вместе, всегда вдвоем, и они жали на педаль газа с немыслимой силой. Марк, едва переехавший в Россию, вообще не успевал за тем, что происходит в его жизни, а Назар вносил в нее ещё больше хаоса и нередко делал мозги. Ему будто бы было нужно меньше, и вроде фидбек был, вроде он в зоне доступа оставался, а все равно было впечатление, будто Марк тащит сам. Первый едет извиняться, первый делает мув, первый заводит разговор, первый кидает долгий и внимательный взгляд. Лидер первых шагов, сука, хотя, казалось бы, Назар не телочка, к которой клинья подбивать надо, а все равно не покидало ощущение, что он больше в выжидающей позиции, нежели в активно-наступающей. Марка тогда это ужасно бесило временами, но все сглаживалось, они уходили в равновесие, кровь снова кипела, и все было заебись, пока не начался следующий этап. Восемнадцатый год, их устаканившиеся, ставшие обоим понятые отношения, и выгорание. Марк тогда вернулся в Питер в ноябре после огромного тура в поддержку «Great Depression», заебанный и отсутствующий, нашаманил себе пару грамм и неделю марафонил, не отвечая на звонки и сообщения. А потом приехал Назар, вернее, прилетел из Казахстана, где у него были концерты, ворвался в квартиру и даже не закатил скандал. Он посмотрел на всю эту картину, абсолютно невозмутимо смысл в унитаз остатки кокса, выбросил в мусорку все бухло, что было в квартире, и сухо объявил, что позвонит Диме и Мирону. На резонный вопрос, а нахуя, последовал вполне логичный ответ «чтобы они отменили все ивенты. лечить тебя будем». Не было скандалов, не было вот этого «ты совсем придурок что ли?», не было мозгоебли и обвинений в слабости. Был частный нарколог, вызванный на дом, две недели ада в ломке и мешки под глазами Назара, который вставал посреди ночи, чтобы проверить, как там Марк, тащил его под холодный душ, кормил чуть ли не с ложки и в дни, когда силы все же находились, вытаскивал на улицу подышать воздухом. Потом, когда физически попустило, были сначала разговоры с на удивление мягким и осторожным «объяснишь, почему сорвался?», а затем уже психолог. Тридцать сессий — это вам, блять, не хухры-мухры, и на каждой из них настоял Назар, пока Марк не понял, что ему это действительно нужно. Когда понял, отступать было поздно, и он закончил терапию, выбросив из головы все это дерьмо. Назар же был рядом. От начала и до конца, он вообще-то был сам дико занят, у него релиз альбома был на носу, но он умудрялся писаться и одновременно быть всегда поблизости. Без просьб. Без договоренностей. Без условностей. Безоговорочно и стабильно, будто был обязан и при этом не видел в этом ничего такого. Так и говорил: «мы в отношениях, у тебя хуевый период. чё я должен делать по-твоему? смотреть, как ты тут загибаешься? нихуя. разгребать будем.» И они разгребали. К началу девятнадцатого Марка попустило, он вернулся в нормальное состояние, опять сел писать, опять начал давать концерты, скатался в тур по Европе, а Назар ни слова не сказал о том, что это по большей части его заслуга. Только повторял «обещай мне, что больше такого не будет», Марк глупо спрашивал «ты о наркоте?», на что в ответ ему прилетало «о том, что ты молчишь о проблемах, и из-за этого срываешься. говори, блять, со мной». И Марк говорил. Все у них было заебись. Даже не потому что Назар не кинул его в хуевый период, а потому что они говорили. Кураж семнадцатого года, когда им просто было в прикол мутить, трахаться и охапкой брать все, в том числе друг друга, стих, на его место пришла стабильность. Не менее насыщенная на события и впечатления, но все же стабильность, где «мой дом — твой дом» и выходные обязательно вместе с отключенными мобилами. И вроде в самом деле, ну отношения же у них, в них приятно поддерживать друг друга и помогать, а Марк все равно поплыл. С босоногого детства усвоил — люди рядом важны, но полагаться в случае чего можно только на себя. Не, он доверял друзьям и близким, они для него тоже дохуя сделали, и тем не менее были вещи, которые вывозить приходилось в соло. Вот такие периоды упадка духа особенно, потому что никто в душе не ебал, как Марка воскрешать, он сам особо не знал, а Назар понял. И вообще без каких-либо сложностей и заебов провернул то, что другие не провернули, и не потому что его попросили, а просто так. «Ты мне дорог пиздец. Че ещё я могу тебе сказать?» Больше Марк ничего и не собирался услышать. Просто принял, как данность, взяв на заметку, что это нихуя не очередной эксперимент, а реально что-то монолитное и серьезное. Что Назару это важно тоже, пусть он и тот ещё душнила и любит иногда ебать мозги. Девятнадцатый год они начинали вместе, оба откатав перед этим по туру, выпустив по альбому, а после еще и купив по хате. Потерь было дохуя, приобретений было ещё больше. Итог был приятен — все ещё вместе, и хуй чё изменится. А потом Марк ошибся с этим переездом в Москву без предупреждения в девятнадцатом году, и опять появились острые углы, на которые они напоролись. И только в пути из Эмиратов в Питер до него дошло, в чем было дело. Пока он летел в самолёте, его откинуло в прошлое, в съёмную на Ваське, он на полу лежал бухой и заземлялся, Назар рядом тянул из стакана свои виски-колу и рассказывал о том, что для него отношения на расстоянии не вариант. Марк вроде перед этим спросил, а че и как они дальше с учётом того, что он живёт на две страны, и Назар тогда стал распинаться, что ниче, как-нибудь. Он объяснял, что для него это не проблема, главное, чтобы в Питере они были в одно время, а визу он обязательно сделает, и нормально все будет, не пропадут. Пошутил ещё, что тоже будет зимовать в Лондоне, и тогда точно круглый год на одной локации. Спустя шесть лет эти слова, кстати, стали реальностью. А ещё спустя шесть лет, вот сейчас, Марк понимает — это тоже был его проеб. График ещё тогда, в восемнадцатом оставлял желать лучшего, времени на то, чтобы вот так полежать бухим на полу, обсуждая планы на будущее, было маловато. Их спасало то, что они оба жили в Питере, и Назар отмечал это, как важное для него. Что у них один город на двоих, и есть возможность хотя бы иногда приехать без предупреждения, зайти со своим ключом и остаться на ночь, а то и на пару дней. А потом Марк разменял это на бабки, тусы и движ, собрал вещи и свалил в Москву. Вернее, не свалил в Москву, а свалил из Питера. Он самолично отобрал у них то время, которое они могли проводить вместе. И снова не видел в этом проблемы. Вот поэтому Назар распсиховался тогда. Ему было важно, чтобы город по-прежнему был один на двоих, но его не было, поэтому он и подумал, что нет смысла продолжать. Более того, он в итоге сам перебрался в Лондон, потому что Марк поставил его в такое положение, где либо частичный переезд, либо встречи раз в полгода. Эту ошибку Марк осознал лишь спустя несколько лет, в самолёте, блять, хотя, казалось бы, осознать ее нужно было раньше, но он почему-то этого не сделал. Причем заключалась она не в том, что он переехал, на это он имел право, а в том, что он съебался без предупреждения, без объявления войны, и это со стороны выглядело, как самый настоящий побег. Побег из Питера. Побег от Назара. Назара, который вытащил его из задницы, пережил с ним ломку, загнал к психологу и вернул в стабильное состояние. Назара, который до мозга костей был собственником и не верил в успех отношений на расстоянии. Назара, которому Марк даже не предложил хотя бы уехать вместе, чтобы таким образом дать понять, что ему тоже по-прежнему важно все то, что происходит между ними. Однако, невзирая на все эти открытия, к Назару Марк приехал раздражённый, потому что рейс был хуевый, башка раскалывалась, джетлаг ебал по полной, обида на блокировку и игнор тоже нехило так давала по мозгам, и в итоге внутреннее признание вины чуть не вытеснилось общим не самым нормальным состоянием. Марк уже в квартире начал пить и, когда пришел Назар, обсуждение открыл не с «давай нормально перетрем», а с «какого хуя ты меня заблокировал?». Удивительно, что этим все и не закончилось, хоть и поступило пару предложений сходить нахуй, но тем не менее они все же смогли вроде достать языки из жопы и что-то даже сказать друг другу. Смогли замять. А какой ценой, уж не так важно. Марку так точно. — Я уже извинился перед ним тыщу раз, — устало напоминает он, подтянув колени к груди, — И это было нихуя не просто — убедить его, что фит только ради коммерции. Так что я не так уж легко и отделался. Мирон гнет скоб губ в однобокой ухмылке, снова поворачивает к нему голову и награждает его сложным взглядом. Вот вроде столько лет прошло, а смотрит он все так же. С долей снисхождения, будто базарит не с тридцатилетним мужиком, а все с тем же семнадцатилетним пацаном в идиотской кепке, делающим свои первые шаги в хопе. Марк невольно улыбается в ответ. Какие-то вещи остаются неизменными. — У тебя отношения с мужиком, — объявляет Мирон таким тоном, будто Марк сам не в курсе, с кем встречается последние шесть лет, — Долгие и стабильные. У твоего мужика конфликт с Ляховым, тоже долгий и пиздец какой стабильный. И ты вместо того, чтобы хотя бы придерживаться нейтралитета, взял и фитанул с ним. Объясни мне, Марик, чем ты думал то? Чего ты ждал то, когда дропал сниппет? Что Назар закроет на это глаза? — Менее бурной реакции, — усмехается Марк. Он вздыхает, стирает с лица улыбку и, поморщившись, признается, — Ничего я не ожидал. Я же говорю, ступил. Просто Назар нормально отреагировал на фотки со съёмок «Мятного», вот я и решил, что можно тречок с Гришей замутить. У меня еще перед глазами была твоя ситуация с фитом Порчи и Олега, и я как-то подумал, что тут почти тоже самое. А раз ты адекватно отнёсся, то и Назар тоже не будет психовать. Просчитался, хули. — Не сравнивай, — качает головой Мирон, — Порчи договорился на фит ещё до того, как у нас с ЛСП конфликт возник. Он ещё потом спрашивал меня, точно ли я не буду против. Его волновало мое мнение, understand? И когда Олег попытался меня задиссить, Порчан сразу мне об этом сказал. Он за спиной у меня ниче не мутил. — Так Гриша не пытался задиссить Назара на «Фактах», — говорит Марк, — Я его сразу предупредил, чтобы без хуйни, и текст его чекнул несколько раз. По факту мой проеб только в том, что я не предупредил заранее, но ты же сам понимаешь, что если бы я предупредил, то трек бы не вышел. А мне нужно было, чтобы он вышел. Альбома то нет все ещё. Мирон награждает его усталым взглядом, садится по-турецки и бесцеремонно лезет к нему в карман. Марк бьёт его по руке, сам достает пачку с зажигалкой и протягивает их. Прикурив, Мирон оглядывается, чтобы убедиться, что Эйлы нет поблизости, и, потерев подбородок безымянным пальцем, поскольку между указательным и средним зажимает сигарету, вновь подаёт голос. — Вот в этом и проблема, — заявляет он уверенно, затянувшись, — Что ты вместо того, чтобы поговорить, обсудить и признаться сразу, решил в крысу за спиной все сделать, а потом уже тупо поставить перед фактом. Люди в отношениях так не поступают. Назар, конечно, тоже маленько перегнул с чс, но его можно понять. Видно же, что его вся эта ситуация все ещё нехило парит. Раз уж он из-за фоток с феста психанул, стоило ожидать, что из-за фита он пиздец разозлится. Ты вообще не думал, что ему может быть неприятно? — Думал, конечно, — вздыхает Марк, пряча пачку и зажигалку обратно в карман худи, — Но я то считал, что он попсихиует и успокоится. Ну сколько лет уже эта хуйня длится? Дохуя же времени прошло, он давно уже должен был остыть. А на деле меня чуть не послали из-за какого-то там фита. — Это не какой-то там фит, — Мирон стряхивает столбик пепла на землю, делает ещё одну затяжку, — Это фит с Ляховым, который постоянно его диссит. Чё тут непонятного то? — Если оценивать объективно, какое к этому отношение имею я? Сейчас я понимаю свой проеб, но чисто со стороны. Я как замешан в этом всем? — Ладно, давай по-другому, — предлагает Мирон, — Вот прикинь, ты ща берешь и фитуешь с Гнойным втихаря. Какую реакцию ты от меня ждёшь? — Никакую, я бы никогда с Гнойным не фитанул. — Ну давай представим, что фитанул. Чисто ради коммерции. В треке про меня ни слова, но я о нем узнаю только тогда, когда он выходит. Как думаешь, чё бы я сделал? — Послал бы меня нахуй? — Правильно, — кивает Мирон, — А почему? — Я понял, к чему ты клонишь, — усмехается Марк, — Но ты сам сказал не сравнивать. У тебя с Гнойным обоснованный конфликт, вы, блять, даже баттлились из-за этого. А Назар с Гришей корешились раньше и разосрались из-за какой-то хуйни. — Ну и где тут разница? Марк хмурится, глядя на Мирона с долей скепсиса, задумывается. В каком смысле «где тут разница»? Она же очевидна. Гнойный буквально строит свою карьеру на том, что задевает Мирона, и монетизирует каждый его вздох. Он был и остаётся оппонентом, он был и остаётся в блэк-листе, потому что с самого начала был против. Марк бы никогда не позволил себе никакой творческой деятельности с Гнойным, потому что это означало бы, что он тоже против Мирона. Мирона, который, между прочим, дал ему нихуевый такой буст, благодаря которому все пошло в гору. Мирона, который был ему другом ещё с босоногой юности, когда за душой было ровным счётом нихуя, кроме азарта, самопального музла и стремлений. У Назара же совсем другая ситуация. Он долгое время был с Гришей на тесном коннекте, а потом они перестали общаться, и сколько бы Марк не предлагал банально поговорить, нихуя не менялось. Назар повторял, как мантру, что говорить тут не о чем, и вместо того, чтобы просто забить хер, диссил Гришу в ответ, аргументируя свое поведение вот этим «я не буду молчать, пока он пиздит на меня». И Марк не пытался переубедить его, Марк просто не лез в это и оставался рядом, негласно выбирая Назара в этом противостоянии. На деле же он не выбирал, потому что в этом не было никакого смысла. Конфликт, как казалось ещё до заварушки с фитом, был почти что высосан из пальца, его можно было бы решить одним нормальным разговором, но даже этого Марк не советовал сделать после череды отказов. Он не понимал сути бифа, потому не совал свой нос, куда не надо, и в меру своих возможностей поддерживал Назара, когда того требовалось. Это не значило, что Марк не знал, что это такое — идти на открытую конфронтацию. Нет, он как раз знал, потому что его юность прошла в холодном и недружелюбном мире Восточного Лондона, где каждый второй мог прирезать его в подворотне, а каждый первый обязательно доебывался до него на улице. И поэтому, наверное, он как раз и не догонял, чё Назар так кривит рожу и называет вот эти свои недомолвки с Гришей конфликтом. В понимании Марка конфликт — это когда тебе грозятся почку отрезать за то, что влез на чужую территорию, а не вот эти все «ты был мне бро, но ты плюнул мне в душу». И это не значило, что он обесценивал эмоции и бэк Назара. Это значило, что он всего лишь видел этот мир несколько иначе, потому что схавал достаточно дерьма в эмиграции. Настолько, что, переехав в Россию, не хотел влетать ни в какие бифы. Потому и не влетает до сих пор. Хватило, блять. И фит с Гришей не был плевком в сторону Назара вот ни разу. Фит с Гришей — это коммерческий продукт, необходимый для того, чтобы не пропадать с радаров. Сравнивать его с гипотетической совместной работой с Гнойным абсурдно. Об этом Марк и говорит. — Это все равно разные вещи, — упрямится он, — Как ни посмотри. — Как по мне, это почти одно и то же, — пожимает плечами Мирон. Он нагибается, тушит сигарету и кладет ее рядом с бычком Марка, после чего выпрямляется и, спрятав ладони в карманах толстовки, добавляет, — С той лишь разницей, что Назара бро кинул, а меня никто не кидал. От этих слов Марк морщится, невольно воскрешая снова в голове тот разговор с Назаром. Сейчас, сидя в Бристоле, замяв ссору и сделав выводы, он понимает, где все это время пряталась проблема. Пока снимал клип на «Мятного», пока писал фит с Гришей, пока летел в Питер, не догонял, хоть ты тресни. Просто не мог докопаться до сути, ведь не видел того, что увидел в тот вечер. А увидел он реальную, почти физически ощущаемую боль, которую раньше какого-то хуя не замечал. На периферии мыслей у Марка, пока они с Назаром орали друг на друга, крутилась мысль, что, может, не пахло в этом бифе никакими высокими чувствами, что, может, хуйня весь этот конфликт, что, может, Назар преувеличивает, но он в какой-то момент, когда говорил о Грише, вдруг замолк, сник и потух. Реально потух — в глазах мелькнуло что-то такое, отчего внутри все передёрнуло, это был взгляд, прошитый не просто обидой, а реальной горечью, и Марк, наверное, только в тот момент понял, насколько это все же ранило. Все годы ранее, с самой первой стычки с Гришей и до сего момента, Назар ни одним жестом, взглядом и словом даже не намекал на то, насколько ему хуево. Он повторял, как мантру, что-то типа «ну оказался чел с гнильцой, чё теперь то?», и поэтому Марк воспринимал все именно так. Что Назару просто неприятно, противно и временами смешно из-за пиздежа Гриши, но ничего более. На деле же все оказалось иначе. Ему было больно, и он упорно это скрывал, пока Марк случайно не разворошил старую рану своим стремлением замутить коммерческий трек. Он осознал это там, в Питере, на кухне, в тот момент, когда с Назара на секунду слетела броня и наружу полезли его эмоции. Их можно было прочитать и будто бы даже потрогать, а ещё обязательно ими обжечься, потому что хоть они и не горели уже, они все ещё тлели, как угли в костре. Марк пропускал их через себя и давился понимаем — он ради бабок сделал больно человеку, который его из задницы вытащил и ни разу не попрекнул этим срывом, а лишь попросил говорить с ним. Вину он признал где-то между строк, как признал тот факт, что Назар чертовски боится показаться слабым. Иначе было не объяснить, почему он, блять, ни разу не сказал что-то вроде «мне больно из-за нашего конфликта с Гришей», почему даже не намекнул на то, что для него это больше, чем просто биф двух бывших корешей, вынесенный на общественное обсуждение. Все было просто — Назар так сильно не хотел признавать, насколько по нему ебнула вся эта ситуация, что решил притворяться, будто ему почти похуй. И делал он это не из-за того, что не доверял Марку, делал он это по привычке, из-за инстинкта самосохранения, велящего не показывать, чё там внутри, и натягивать маску, лишь бы никто не ударил в слабое место больше. Назар не ждал удара от Марка, потому и не показал, как ему хуево, ведь не видел смысла предупреждать. Он не вешал табличку «осторожно, хрупкое», потому что был уверен — Марк не уронит. А Марк разбил. Потому что не знал, насколько хрупкое держит. И, наверное, можно было бы возмутиться, какого хуя Назар требовал говорить с ним о проблемах, а сам молчал, но в этом не было смысла. Потому что так было всегда — он доверял безоговорочно и считал, что его понимают без слов и объяснений. И Марк правда понимал, во всяком случае во времена прошлых кризисов отлично считывал, чё к чему, отлично догонял, когда лучше выразить поддержку молча, а когда лучше обсудить все, но на этот раз оступился. Потому что все упёрлось в разность восприятия, и то, что для Назара было конфликтом и предательством, для Марка было всего лишь пустым срачем. Он понял, что это нихуя не пустой срач, все на той же кухне, где Назар отрешённо смотрел в пустоту и стоял с таким видом, будто произошло что-то страшное. Ещё он понял, что не понял это вовремя и что он обманывал самого себя, думая, будто Назар скрывал от него свою боль. Он не скрывал. Он преподносил ее иначе, не словами о том, что ему хуево, а фразами вроде «мне плюнули в душу», «меня кинул чувак, которого я считал своим братаном», «мое доверие проебали». Не было потайных ходов, все было очевидно и на поверхности, но Марк проморгал, потому что не услышал прямого «я считаю, что меня предали». Быть может, если бы Назар озвучил все именно так, не было бы никакого фита в помине, и не было у Марка мнения, что биф высосан из пальца, но, как говорится, поздняк метаться. Все в той же квартире пришлось пересмотреть ситуацию, признать проеб, извиниться на словах и на коленях, и сказать самому себе — так больше поступать нельзя. Не с Назаром, который был и остаётся рядом, чё бы не творилось вокруг. Не с мужиком, который, каким бы сложным характером не был наделён, был своим, родным и близким. Был важным и ценным не из-за длительности, а из-за содержимого. Из-за простой и честной позиции: «я с тобой, чё бы не случилось». Марк пообещал себе, что тоже будет с ним. Даже если заключаться это будет в позднем осознании сути проблемы. — Давай не будем, — просит он, — Это уже закрытый вопрос. Мы с Назаром все порешали, я свой проеб осознал, работу над ошибками провел. — Как скажешь, — кивает Мирон. Он хлопает Марка по плечу, улыбается ему приободряюще и говорит, — Ты только не грузись, окей? Ты сам так-то тоже дохуя сделал, чтобы у вас выгорело. Если бы от тебя отдачи не было, хуй бы вы шесть лет продержались. Просто думай головой в следующий раз. Творчество вне конфликтов, базару ноль, но границы надо соблюдать. — Кто б знал, где эти границы. — Ну как минимум не фитовать с чуваками, у которых конфликт с твоим мужиком, было бы неплохо. — Коммерческий продукт, — упрямо повторяет Марк. Он не упоминает вслух о том, что уже сам ненавидит чертов фит, которым умудрился содрать с едва зажившей раны корку, потому что признавать свою неправоту перед Мироном не горит желанием, — «Факты» нужны для буста, не более. — Но продаются они хуево, — улыбается Мирон, — Охуенный буст. В следующий раз, когда тебе нужен будет подогрев, объясни мне ситуацию полностью, а не вот этим своим «нужно новое музло». Конечно, выпускать трек с иноагентом не особо вирально, но так ты хотя бы не залетишь на бит к оппу своего мужика. — Ты вообще-то отказал мне. Сказал, что с тобой фитовать — хуевая затея. — Если бы ты сказал мне, что в итоге будешь писаться с Ляховым, я бы придумал, как избавиться от статуса иноагента. — Я начинаю сомневаться, точно ли ты мой друг, — хмыкает Марк, — Схуев вообще ты не на моей стороне то? — Я как раз на твоей стороне, — отзывается Мирон, — И поэтому пытаюсь вдолбить тебе в башку секретное знание о том, что выпускать втихую фиты с Ляховым, когда у Назара с ним конфликт, хуевая идея. Больше так не делай. Отношения — это про взаимопонимание, сечешь? Назару вся эта ситуация с бифом всяко поперек горла, и он ждал, что ты поймёшь его так, как никто другой. Но вместо этого ты его перед фактом поставил своими «Фактами». Так нельзя. — Коммерция, Мирон. — Заладил, блять. Ну хочешь, я тебе на карту переведу бабки, которые ты со стриминга получишь? — У тебя таких денег нет. — Уж сотку баксов я найду. Всяко там больше и не выйдет. Марк пихает ржущего Мирона в плечо, улыбается сам и морщится вместе с тем, потому что реально лажа вышла, как не посмотри. Он записал фит, которым задел Назара, а тот даже выгоды никакой не принес. Да, неделя всего с дропа прошла, но цифры настолько унылые, что слабо верится в дальнейший успех. Вот тебе и семь раз отмерь, один раз отрежь. Марк нихуя не отмерил, а ножницы оказались тупыми. Как и он сам, походу. — Я тебя услышал, — кивает он, — И проеб свой давно уже понял. Криво вышло, но чё теперь то? — Да ниче, — пожимает плечами Мирон, — Я ж не гоню на тебя, всего лишь пытаюсь донести, почему это была хуевая затея. Мы с Назаром, конечно, не особо близки, но вы ж дохуя лет вместе. Как-то парюсь за вас. Ну и его понимаю тоже. Короче, Марик, впредь головой думай. Она тебе дана не только для того, чтобы в нее есть. — Начнёшь затирать мне про то, что я набрал, я тебя ебну. — Да чё затирать, все и так видно. Мирон хлопает его ладонью по животу, Марк отпихивает ее со смешком и набирает воздуха в грудь, чтобы послать нахуй, но не успевает. Из сада выбегает Эйла, она несётся сразу к качелям, Мирон нагибается, подхватывает ее на руки и сажает к себе на колени, принимаясь поправлять ее растрепанные светлые волосы. Ваня подходит к ним почти сразу, выглядит он уставшим, но довольным, объявляет, что передает эстафету, и ложится прямо на газон, раскинув руки в стороны. Мирон уточняет у Эйлы, чего это няня такая помятая, и о чем-то шушукается с ней, пока Марк расслаблено наблюдает за ними. Окей, он совершил ошибку, но он уже извинился за это, а что важнее, понял, в чем она заключалась. Значит, теперь ему остаётся только разговорить Назара при первой возможности, вытащить из него всю эту хрень и жить дальше. В конце концов, ничего не потеряно, все исправимо. Марк перестанет долбится в глаза и будет впредь замечать, что под рэперскими бифами порой кроется что-то более глубокое. А ещё он определенно перестанет фитовать с оппами своего мужика. С опозданием и с пониманием, почему начинать в принципе было хуевой идеей.

***

Марку снится Тай. Вернее, не столько Тай, сколько Назар в Тае, стоящий по колено в воде Индийского океана. На нем из одежды только широкие шорты и кепка козырьком назад, и никаких цацок, подвесок, часов и колец. На нем вместо одежды солнечные лучи, делающие его без того смуглую кожу медовой, будто он облился янтарем и излучает теперь золотое свечение. Марк наблюдает за ним издалека, согнув ноги, ступни жжет горячий песок, солнце беспощадно плавит, и уйти бы в тень, но он все равно сидит, обжигается и смотрит. А ещё улыбается по-дурацки, когда Назар поворачивается к нему лицом и однобоко ухмыляется, мол, чё палишь. Марк только щурится в ответ. Он не палит, он любуется. А потом он просыпается совершенно голый в кровати, кое-как открыв глаза, зевает широко и снова видит Назара. Уже, конечно, не обласканного тёплыми лучами в океане, по колено в воде, но все такого же расслабленного и с минимумом одежды. Даже не одежды — часы и серьга в ухе. На этом все. Ну и с мобилой в одной руке, вторая покоится где-то на спине Марка, в то время как сам Марк наполовину лежит на нем. Удобно. — Проснулся? — уточняет Назар, не отрывая глаз от телефона, на котором набирает кому-то сообщение большим пальцем. Он все же отвлекается от своего занятия, смотрит на Марка и хмурится, — Или я тебя разбудил? Тут просто войс прислали, но я вроде тихо слушал. — Я не слышал ниче, — глухо отзывается Марк. У него все ещё севший голос, это результат вчерашнего вечера на студосе и незапланированного визита Назара, — Чё делаешь? — Да по мерчу вопрос возник, — вздыхает Назар. Он замолкает, читая что-то, быстро настукивает новое сообщение и добавляет, — Хуйня короче, сами решат. До понедельника я вне зоны доступа. — Ты до понедельника останешься? — В воскресенье вечером уеду. В девять самолёт. — Понял. Ну тогда сегодня сгоняем куда-нибудь? — Можно. Марк кивает, попутно пытаясь вспомнить, а какой сегодня день недели то вообще. Так, в понедельник залетал Андрей, они смотрели перформансы для будущего клипа на трек, которого ещё нет, в среду вроде был Степа, с ним писали кое-что. Потом Марк гонял в офис и там часа два пиздел с Вовой и слушал его альбом. Это когда было? В четверг? А вот хуй знает, но вроде да. Вчера он зависал дома и записывал припев, пока не спустился вниз во втором часу ночи за ромом и не увидел Назара, выходящего из душа в его халате. Марк охуел, конечно, даже подумать успел, что это глюк из-за недосыпа, но потом Назар открыл рот и сказал «я там по делам немного раскидал, решил к тебе залететь на выходные. ты ж не против? звонить не стал, че-то резко сорвался, ключи только успел схватить», и думать уже не было нужно. И возвращаться в студос, и дописывать припев, и идти за ромом. Был нужен любимый маршрут, но не к стойке бара, а в кровать, и Марк его проложил. Он, на минуточку, почти месяц Назара не видел, так что терять время зря не собирался. Они оба не собирались, у них в запасе было всего два дня. Значит, вчера все же была пятница. Заебись. — Все, Никит, давайте там сами, ко мне только по срочным вопросам, — зажав пальцем значок войса, говорит Назар в микрофон, — В понедельник приеду, если чё на месте решим. Обнял. Замолкнув, он блокирует мобилу, выбрасывает ее на пол и поворачивается к Марку, наклоняется ближе и увлекает в поцелуй. Он весь теплый, расслабленный и домашний, и от него не пасет вот этим «мне надо успеть все на свете», от него веет «ближайшие два дня я отсюда не вылезу», и Марк думает, что нахуй Тай. Там, конечно, кайфово, океан и песочек, все дела, но пока Назар тут, тут все же круче. По всем фронтам. — Тебе Димон звонил, кстати, — где-то между делом сообщает Назар, отстраняясь и деловито отпихивая одеяло куда-то в сторону, — Я трубку поднял, мы решили, что до понедельника объявим тебя мертвым, чтоб никто не беспокоил. — Димон шарит, — усмехается Марк, укладываясь на спину, и раскидывает руки в стороны, согнув их в локтях, — Потому что до понедельника я все равно хуй чё буду делать. — Он так и сказал, — кивает Назар. Он все же нависает сверху, раздвигает ноги Марка, обхватив их за бедра, и, устроившись между ними, подается ближе со скотской улыбкой, — Что у тебя есть дела поважнее. — Например? Стояк твой что ли? — И это тоже. Если бы даже Марк мог повозмущаться, он бы не стал. Потому что, ну а нахуя ему возмущаться? Назар бросил свои дела в Питере в разгар подготовки к релизу и среди кучи других проектов, пригнал на все выходные и успел даже добазариться с Димой. И какой смысл возникать? Марк вообще-то его почти месяц не видел, так что из этих двух дней, которые у них есть, намерен выжать максимум. Даже если это будет подразумевать то, что он будет подставлять жопу, кристаллически поебать. Это даже в кайф — ему то потеть не придется, Назару же отдуваться. Назар и отдувается. Откуда у него столько сил с его графиком и режимом, один Господь Бог знает, но прыти в нем реально хоть отбавляй. Его какого-то хрена хватает на все: он и подрочить успевает, и в рот взять, и пальцы свои засунуть, куда только они доберутся, и за резинками сгонять в ванную. Трахнуть умудряется тоже — хорошо так, уложив на бок и подхватив под коленом, выдолбив вместе с остатками сонливости ещё и желание выходить из дома в принципе. Марк где-то между «блять, помедленнее» и «погоди, я ща…» думает мимолётно о том, что им и на улицу то особо не нужно, а затем кончает без рук, вытянувшись струной. С этого момента внешние раздражители он ещё добрых минут пять не воспринимает, даже когда Назар снова начинает пыхтеть сзади и двигаться. Уже потом, когда они оба пересиливают себя и доходят до душа, добираются до кофе, доставки из рестика и дивана в гостиной, Марк вспоминает, что вообще-то хотел поговорить на одну тему. Он косится на Назара, думая о том, что, может, стоит накатить для начала, и не особо уверенно предлагает. — Вискарь будешь? — В три часа дня? — любопытствует Назар, листая на телеке каталог фильмом, — Да как-то не особо хочу. Может, вечером накатим? В бар какой-нибудь сгоняем, покажешь, где тут злачные места. — Да нахуй бар, у меня все и так есть, — отмахивается Марк, — Я тебе сам чё угодно намешаю, от Негрони до отвёртки. Выбирай. — Бухать днём — первый признак алкоголизма, — важным тоном изрекает Назар, все продолжая нажимать на кнопки пульта, молчит ещё пару секунд и сдается, — Хуй с тобой, давай. Мне… — Джин тоник, — заканчивает вместо него Марк, поднимаясь на ноги. Он вкусы Назара уже знает лучше, чем свои собственные, потому что тот консервативен и почти никогда не пьет что-то другое. Как ему не надоедает, вопрос, но в этом прослеживается что-то закономерное. То, что было выбрано однажды, остаётся надолго, — Надеюсь, лайм где-то завалялся. — Да всяко, — отзывается Назар, — На твою Куба Либре он тоже нужен. Закажем если чё. Марк хмыкает себе под нос и прется на кухню. Не он один помнит и знает все. Это приятно. Нужный алкоголь в баре обнаруживается, лёд тоже, лайм, на удивление, в количестве пяти штук покоится в холодильнике. Туго приходится с колой, но Марк вспоминает, что одна точно оставалась на студосе, потому поднимается наверх, забирает оттуда бутылку и, вернувшись обратно, принимается намешивать в стаканах все это безобразие. От этого их не унесет нихуя, им давно, чтобы ужраться, водку чистой глушить надо, но цели нарезаться в дрова и нет. Максимум расслабиться и чутка потерять бдительность, последнее касается исключительно Назара. Если он будет подшофе, всяко согласится побазарить нормально на тему Гриши и всего сопутствующего. Трезвый скорее всего согласится тоже, но с немного подбуханным диалог строить все же проще. И приятнее в какой-то степени тоже. В гостиную Марк возвращается с четырьмя стаканами сразу, один вручает Назару, ещё один берет себе, оставшиеся два ставит прямо на пол. Наверное, бухать днём — реально первый шаг к алкоголизму, но всему можно придумать оправдание. Марк говорит себе, что они не бухают, а готовятся в беседе, и без зазрения совести делает сразу несколько больших глотков. Назар смотрит на него с подозрением. — Ты чего? — спрашивает он, — Реально нажраться хочешь? Марк, ну ебаный в рот, три часа дня. — Пей давай, — командует Марк, — Я чё, зря старался что ли? Назар вздыхает тяжело, но к стакану все же прикладывается. Пьет он, сука такая, медленно, удовольствие растягивает, и с каждым его глотком Марк понимает — накрылся его план. Нихуя Назар не будет подбуханный, даже немного, потому что такими темпами градус ему в башку не ударит, и он останется трезвым. Объективно оценивающим обстановку и контролирующим себя. А надо не так. На этой мысли Марк себя останавливает. Разве было такое хоть раз (кроме того случая, когда они чуть не разосрались в пух и прах из-за фита с Гришей), чтобы Назар его не слушал или не соглашался поговорить? Вроде нет. Он всегда, если были внутренние ресурсы, шел на диалог, не уходил в игнор, пытался обсудить. Не продавить под себя, не заставить принять исключительно его точку зрения, а реально перетереть и прийти к общему знаменателю. И схуев он должен сейчас отказаться то? Марк решает, что причин для этого нет, и без реверансов начинает первый. — Я поговорить хотел, — объявляет он, допив свою Куба Либре и поставив пустой стакан на пол, на замену взяв в руки сразу второй, — Насчёт Гриши. Не про мой фит с ним, а про ваш биф. — Ну говори, — пожимает плечами Назар, — Только давай без вот этого «вам надо встретиться и все обсудить», лады? Я это уже слышал, время зря потратишь. — Давай без этого, — соглашается Марк. Он упирается локтями в широко расставленные колени, смотрит на жужжащего робота-пылесоса возле шторки несколько секунд и все же спрашивает, — Я же правильно понимаю, ты считаешь, что он тебя предал? — Да какой там предал, — машет рукой Назар, выбросив пульт на диван. Судя по всему, ниче интересного он не нашел, — Слишком громко сказано. Хуево поступил, это да, но чтобы прям предал… Не, не считаю. Много чести. Он снова прикладывается к своему стакану, допивает до дна, вытирает рот тыльной стороной ладони и, поморщившись, откидывает голову назад. Марк, наблюдая за ним краем глаза, предпринимает ещё одну попытку. — Ну тебе же было хуево, когда он начал поступать некрасиво? — уточняет он, — Типа… Ты же был не только зол, но и расстроен. — Да, — просто отвечает Назар, — Я был пиздец зол, расстроен, мне было неприятно и мерзко, и я хотел и иногда все ещё хочу уебать ему, потому что он до сих пор использует меня как инфоповод. Перед каждым своим релизом он обязательно что-то пиздит или выпускает дисс синглом, чтобы привлечь к себе внимание. Я — его главное промо. И мне это, мягко говоря, нихуя не нравится. Как не нравится то, что ты прямо спросить не можешь. — Чё? — глупо переспрашивает Марк, — В смысле не могу? — Ну чё ты вокруг да около? — вопросом на вопрос отвечает Назар, снисходительно улыбнувшись, — Давай уже, ебашь. Я без говна отреагирую, зуб даю. Назар почти никогда не пиздит. Не, каждый человек обязательно врёт хотя бы несколько раз в день, это учёные ещё доказали, но Назар никогда не пиздит, если что-то обещает. Он всегда держит свое слово, не сливается потом, не говорит, что не было такого, не даёт заднюю. И если он говорит, что отреагирует без говна, это значит, что он отреагирует без говна. Потому Марк отпивает ещё из своего стакана, поворачивает голову к Назару и выпаливает. — Почему ты никогда не говорил мне, что тебе вся эта ситуация с вашим конфликтом сделала больно? Назар меняется в лице почти мгновенно, вместо маски напускного спокойствия возникают недоумение и вроде как удивление. В голосе его тоже прослеживается сомнение. — Может, потому что она мне не сделала больно? — предполагает он, — Ну типа… Да, Гриша натворил хуйни и продолжает ее выкидывать, но это не то, что реально причиняет мне какую-то там боль. Неприятно, базару нет. И обидно тоже. Не за то, что он диссит меня, а за проебанное доверие. Но я не считаю это за предательство. Для меня это просто очередное доказательство, что я иногда все ещё не разбираюсь в людях. Туплю, прикинь. — Разве? — Марк вопросительно гнет бровь, у него не должно возникать сомнений по поводу озвученного, но они все равно есть. Потому что он видел, блять, взгляд Назара в Питере, и может поклясться, что там была не просто обида, — Мне показалось, что тебе все же не просто неприятно, а прям реально херово. — Бля, ну, — Назар садится прямо, молчит ещё немного, глядя перед собой, а потом, вздохнув, признается, — Мне было херово. Когда только вся эта хуйня началась и Гриша начал сливать инфу про меня, я прям пиздец выпал. Тут дело не в том, что я ему буст дал и злился из-за того, что он у меня за спиной хуйню нес, а чисто по-человечески. Я ж его за своего считал, братишкой называл, а он вот так ко мне. С нихуя причем, мы не срались до этого, просто общались поменьше. Вот тогда меня штормило, да. Я из-за этого и поехал поговорить с ним, чтобы разобраться, чё за дела, мы замяли вроде. А потом я на следующий день узнал, что он трек готовит. Он специально проезжался по мне, чтобы к себе внимание привлечь, и сделал из всего этого цирка нихуевое промо. Можно сказать, что меня ну… Променяли на бабки? Я стал тупо лифтом. Может, всегда им был. Не знаю. — Ты не говорил, — вздыхает Марк, а поймав на себе вопросительный взгляд, объясняет, — Ну тогда ещё не говорил, что тебе херово. Не, я, конечно, видел, что тебе неприятна вся эта ситуация, но чтобы прям штормило, как-то не замечал. А ты сам мне не сказал ниче. — В смысле не сказал? — удивляется Назар, — Я ж чуть пол хаты не разнёс, когда Гриша фит с Кридом заанонсил. Ну помнишь, я ещё вазу из Испании наебнул, и ты сказал, что священный род Габсбургов мне бы это не простил. Мы с тобой тогда ещё куда-то собирались, но в итоге дома сидели и бухали. Марк кивает. Конечно, блять, он помнит, такое хрен забудешь. Назар тогда только-только помирился с Гришей, закрыл глаза на то, что это все было для промо к треку, едва успокоился, а спустя каких-то два месяца вышел пост у Крида со списком гостей на его альбоме. С ним у Назара тоже было что-то вроде конфликта: первый байтил треки и отрицал это, второй говорил об этом прямо и даже не обвинял, а обличал в копировании. Полноценным бифом это назвать было трудно, но некое столкновение все же было, потому что Крид не стеснялся высказываться, и Гриша тогда ещё поддержал Назара. А потом хоп, и он уже в числе тех, кто будет на фитах. Понятно, что все ради бабла, потому что релиз готовился долго, и реклама у него была нихуевая, стриминг обещал принести хорошую прибыль, это все выкупили. И Назар, разумеется, выкупил тоже, в чем прикол, потому послал Гришу уже окончательно. Прямо в квартире Марка в Москве, где они сидели и планировали съездить то ли в бар, то ли в клуб, то ли в рестик. Назар увидел тот злосчастный список в Инсте, нахмурился, поднял удивлённый взгляд и спросил «чё это за хуйня?». Ответа у Марка не нашлось, поэтому он сказал просто «ну, походу, Гриша записал фит с Кридом». Не то, чтобы ему было нечего сказать, но ему реально было нечего сказать. Он сам не особо вдуплял, а что, как и почему, из-за чего не мог ничем помочь. Впрочем, Назару помощь не была нужна. Он позвонил Грише сразу и, пока слушал гудки, бродил по гостиной, не особо смотря под ноги. Марк сидел в кресле, он не вмешивался, он просто наблюдал и ждал, чем все закончится. Гриша трубку поднял, разговор с ним прошел на повышенных тонах, летели обвинения и вопросы, а ещё подушки на диване, ручки на столике и та самая ваза из Испании. Последняя пострадала случайно, когда Гриша сказал «старый, да отъебись ты от меня уже, это просто фиток, чё ты моросишь», она попала под ноги Назару, пошатнулась и разбилась. Вместе с тем и закончился вызов, будто осколки олицетворяли итог всей этой истории. Марк снова не знал, что ему говорить, потому пошутил про вазу, убрал ее остатки и предложил выпить, чтобы хоть чутка полегчало. Ничего другого он не придумал. — Помню, — подтверждает он, — Но ты тогда просто нажрался, выкатил сторис в Инсту и блокнул Гришу. Ну ещё пару раз назвал его гнилым пидором. И все. — Ну не пизди уж, — качает головой Назар, — Я несколько раз сказал, что он мне в душу плюнул этой хуйней. Необязательно же говорить типа «мне хуево». Все же и так было понятно. — В тот момент — да, — неуверенно кивает Марк. Он делает пару глотков, медлит и все же продолжает, — Просто в целом я как будто… Не знаю. Я не выкупал до конца, насколько тебе херово, потому что ты не говорил об этом прямо. Ну бросался фразами типа «мне плюнули в душу», «меня променяли на бабки» и все такое, но чтоб прям как есть… Такого вроде не было. — Ну и к чему ты ведёшь? Знал бы Марк сам, к чему он, блять, ведёт. В целом же он реально видел, как Назар переживал всю эту ситуацию с Гришей, просто почему-то был убежден из-за его поведения, что все немного проще. Что есть место злости, недовольству, обиде, разочарованию, но не боли. А ей место было тоже, просто об этом они не говорили, и это как-то… Странно что ли. Что Марк не спросил, что Назар не озвучил прямо. Что они оба не сели и не обсудили все детально, не расписали поминутно, кто, где и как соснул хуйца, не подняли вопрос, как на приеме у психолога, «а что вы чувствовали в тот момент?». Наверное, сделать это стоило, но Назар не видел необходимости, уповая на то, что Марк все и так понимает, а сам Марк не стал доебывать, считая, что достаточно оставаться рядом. И вроде эта схема работала, вроде все функционировало, но произошел сбой, и наебнулось их относительное спокойствие. Назар не показал, Марк не увидел и допустил ошибку. Не потому что хотел задеть. А потому что не знал, насколько сильно заденет. — К тому, что я, получается, по незнанке тупанул, — отвечает он прямо, потому что ходить вокруг да около надоело, — Я ща не оправдываюсь если чё, просто пытаюсь объяснить. У меня в башке было всё как-то в кучу намешано. Ну типа Гриша тебя диссил, ты диссил его, и я считал, что ты как-то проще относишься к вашему бифу. Что тебе не так хуево, как могло бы. Поэтому я решил замутить с ним фит. Я, блять, был убежден, что ты максимум поорешь и хуй положишь, потому что тебя это уже не так парит, а оказалось, что чешется ещё. И что это никогда не был просто конфликт, который реально урегулировать, а настоящая ссора что ли. Я думал, что тебе… Ну что ты никогда не воспринимал это за что-то пиздец масштабное для себя. Проебался, хули. — Гриша был мне, как брат, — напоминает Назар, — Я его музло продвигал, я ему помогал всем, чем мог, сопли ему подтирал. Я его считал близким, понимаешь? И я никогда этого не скрывал. Ты реально думал, что меня не так сильно парит конфликт с ним? Типа я разосрался с корешем, и по мне это никак не ебнуло? — Не, не в этом дело, — качает головой Марк, не понимая, как ему, блять, объяснить все, — Я понимал, что по тебе это ебнуло. Я масштаб проблемы просто недооценил. Ты ж много с кем общение прерывал, и я как-то на автомате подумал, что с Гришей так же. — Да в смысле так же? Те, с кем я прерывал общение, были максимум знакомыми, а Гриша был бро. Конечно, блять, это было не одно и то же. — Я знаю. Но мне казалось, что это почти одно и то же, потому что ты не говорил об обратном. Когда он замолкает и смотрит на Назара, тот пялится на него в ответ немигающим взглядом и хмурится, будто не догоняя, о чем вообще речь. Пару минут они сидят в молчании, обдумывая услышанное и сказанное, Марк потягивает из стакана остатки Куба Либре и, добив их, вздыхает. — Короче я не выкупил сразу, что ситуация с Гришей по тебе шарахнула сильнее, чем ты показывал, — говорит он, — Ну то есть ты показывал, но как будто не до конца. Поэтому у меня в башке сформировалось мнение, что тебе просто неприятно, и все. А вот о том, что ты считаешь ваш конфликт потерей чего-то ценного, я как-то не задумывался. — Потому что я не говорил об этом прямо? — уточняет Назар, выгнув бровь, — Типа если бы я сказал, что конфликт с Гришей меня пиздец как выбил из строя, ты бы с ним в итоге не фитанул? — Если бы я услышал, что он тебе больно сделал, я бы с ним на одном гектаре срать не сел. Не то, что фит бы не записал. — А типа без моих слов было непонятно? — Мне словами надо, ты же знаешь. Особенно когда ты по привычке стараешься не показывать, насколько тебе хуево. Назар снова понимает сложное выражение лица, залпом опустошает свой стакан и, поставив его к кучке остальных, садится рядом, касаясь своим плечом чужого плеча. Он бормочет под нос что-то вроде «пупупупупу», ерошит короткую челку ладонью и, посмотрев куда-то в сторону, усмехается. — Пиздец, — заключает он, — Я думал, ты меня за столько лет уже всего узнал, а нихуя. Я ж не из-за недоверия какого-то прямо не говорил, я считал, что ты и так все понимаешь. Ну типа нахуя тебе объяснения, если ты без них выкупаешь, в чем фишка. А ты реально не выкупал? — Не полностью, — отзывается Марк, — Я недооценивал масштаб просто. Не знаю, почему. — Я тоже не догоняю, — внезапно заявляет Назар, — Ты ж всегда все понимал, даже когда я ниче толком не говорил. Много же раз было такое, что у меня какая-то хуйня случилась, а ты уже все знаешь, все выкупаешь. Даже вопросы особо не задаешь, просто поддерживаешь и все. Я думал, что в ситуации с Гришей ты тоже разобрался давно. Меня ж поэтому так сорвало. Что ты знал, насколько меня вся эта хрень вымораживает, и все равно фитанул с ним пусть даже ради коммерции. — Я бы не фитанул, если бы знал. — Хуйня какая-то получается. Спорить трудно, конечно, реально хуйня получается. Назар не до конца дал понять, что ему хуево, Марк это по неведомой причине проморгал, и в итоге вышло так, что из-за толики недопонимания они чуть все не проебали. Из-за принципиальности, из-за разных позиций, из-за недостатка слов. Последний не чувствовался тогда, в двадцать первом году, не ощущался потом, в двадцать втором, и всплыл только в двадцать третьем. Он не был огромным, не был глобальным, но прицельная точность его локализации чуть не привела к краху. Что забавно, Марк даже не видит виноватых, как не видит правых. Он признает свой проеб, а ещё признает, что Назару стоило бы озвучить и показать, а не прикрываться турнирными латами и одними теми же фразами. Тот и сам будто считает так же. — Ну я типа тоже тупанул, получается, — говорит он, — Даже не тупанул, а не сказал прямо, чтобы ты точно понимал, как я ко всему этому отношусь. Сори, я реально не знал, что тебе не хватало того, что я говорил. — А я нормально тебя не спросил ни разу, — подмечает Марк, — Хотя надо было, ты ж готов был обсудить. Прости. — Криво как-то вышло, — улыбается Назар, — Я думал, что это ты тупой, а это не ты, это мы оба. Как только раньше не разосрались, в душе не ебу. — Да поводов не было особо. — Тоже верно. Они ещё немного молчат, Марк гипнотизирует взглядом робота-пылесоса, что укатился в сторону спальни и бьётся теперь о дверь, пытается понять, чё дальше то делать. Назар по боку тоже сидит тихо, только кольцо на пальце крутит и смотрит в одну точку. Им на двоих шестьдесят два года, а они не додумались поговорить раньше и поговорить нормально. Это звучит как причина записаться к семейному психологу, блять. — Давай это, — первый прерывает молчание Марк, — В следующий раз ты будешь прямо говорить, чё вообще думаешь и чувствуешь. Ну помнишь, как ты мне ещё в восемнадцатом сказал, когда я сорвался. Давай обсуждать, а не молчать в тряпочку. — Говори, блять, со мной, — цитирует самого себя Назар с усмешкой, — Ну давай, хули. Только не жди, что я приду к тебе с транспарантом «я чувствую себя хуево из-за Гриши Ляхова», такого не будет. Но говорить я буду, честное слово. Ты тоже не молчи, если че-то не понимаешь. Договорились? — Договорились, — кивает Марк и добавляет спустя непродолжительную паузу в который раз, — Наз, реально, прости за этот фит. Если бы знал, никогда бы нахуй не записал его. — Кара тебя уже настигла, — ржёт Назар, — Хуево «Факты» ваши продаются. Ну ниче, мы с тобой тебе на альбом нормальный фиток намутим, подправишь себе статку. Не «Последний билет», конечно, но тоже годно будет. — Пиздец ты нарцисс. — Говорю по факту. Марк морщится и улыбается одновременно, показывает Назару фак. Тот кусает его за палец (спасибо, что грилзы снял свои, так бы точно сломал), уворачивается от оплеухи и валит на диван, чуть не снеся стаканы на полу. Он лезет руками под футболку, лезет сосаться, и Марк со спокойной теперь уже душой и без зазрения совести сжимает в руках его тощую задницу. Разгребли вроде, это заебись. Давно надо было сделать это. — А мы типа никуда не идём, да? — любопытствует Марк, когда Назар переключается на шею, — Дома сидеть будем? — Дома сидеть будем, — подтверждает тот, отстранившись, — Да и нахуй надо куда-то идти. Я все равно завтра уже улечу. — До вторника не останешься? — Неа, никак. В типке ждут, там Никита на нервах весь. — До понедельника? — Приезжай сам. Захочешь, на студос вместе залетим, в Кройца сгоняем. Питсбург ждёт. Марк недолго рассматривает поступившее предложение, оценивает реальность его принятия. Ща октябрь, до тура меньше трёх недель, в Москву или Питер он приедет в лучшем случае в начале декабря. А это значит, что до зимы они уже нормально и не встретятся, только если Назар не залетит где на концерт. А он вряд ли залетит, у него альбом, медиабаскет и ещё пару проектов, некогда ему будет кататься. Следовательно, остаётся только Марку наведаться к нему, а потом уже зимой словятся. Ну, может, ещё в А2 пересекутся, дальше уже точно только Лондон. От этих мыслей становится тоскливо, Марк трясет своей кудрявой башкой и кивает. — На следующих выходных пригоню, — обещает он, — Ща на неделе допишу кое-че и приеду. Будь готов вписать меня. — Да чё вписывать то, — усмехается Назар, — Ключи у тебя есть, хата в твоём распоряжении. Всегда велкам. — Ну вот и решили. Ещё по коктейльчику? — Погнали, чё. Назар слезает с него, поднимает с пола стаканы и шлепает босыми ступнями на кухню. Марк же подбирает с дивана выпавший из кармана телефон, подтягивает шорты и, окинув взглядом тощую задницу в дверном проёме, едва заметно улыбается. У него позади разбор полетов, у него впереди охуительный уикенд дома. И дальше, конечно, будет лучше.

***

Тур выматывает уже с первых минут. Нет, не так. Тур пиздецки выматывает уже с первых минут. Они дружной командной из Димы, Андрея, водилы броника и нового турового менеджера по имени Аня стартуют по классике в Сибири. Первой на очереди оказывается Тюмень, они приезжают на площадку с опозданием, отыгрывают неплохо, но неидеально, с некоторыми сложностями, потому после концерта и общения с фанами Марк не находит в себе сил ни на что, кроме душа, ужина и одного сообщения Назару, отправленного уже из отеля. Тот отвечает почти сразу. Назар: Как прошло то? 23:44 Марк: Нормально, но я заебался. 23:45 Наберу завтра, ок? 23:45 Назар долго молчит, лишь спустя полчаса шлет короткое «без б» и стикер с самим с собой, на котором он стреляет из сложенных в пистолет пальцев сердечком. Вот же нарцисс, думается Марку, но он только улыбается, скидывает в ответ подмигивающий смайл и заваливается спать. В Сургут на следущий день он едет с ощущением, что он про что-то забыл. Напоминает Дима. — У Назара альбом же вышел вчера ночью, — говорит он, пока они валяются в бронике и считают оставшиеся бесконечные километры до точки назначения, — Ты бустануть не хочешь? — Блять, — Марк нашаривает под подушкой мобилу, садится и, смахнув экран блокировки, морщится, когда понимает, что Дима прав. «PLAYERS CLUB 2» действительно дропнут на всех площадках, — Пиздец я дебил. — Я вот ни разу не удивлён, — усмехается Дима, — Ща я тебе ссылки и сниппеты перешлю в личку, залей хоть в Инсту. Марк так и поступает. Он, пока ловит связь, постит сторис в запрещённой социальной сети, прикрепляет ссылки на все площадки, немного думает, а не бустануть ли ещё в телеграм-канале, но забивает (все равно там у него мало подписчиков, особо ниче не даст такая реклама) и вместо этого лезет в чат с Назаром. Тот даже оказывается в сети. Марк: Бля, сори, у меня из башки вылетело, что дроп сегодня. 14:50 Ты красава. 14:51 Ответ приходит моментально. Назар: Ты все прослушал? 14:52 Марк закусывает губу, зависает в нерешительности. Если он скажет, что да, слушал, то на любой вопрос о мнении о каком-нибудь новом треке, а их дохуя, не ответит. Если же признается, что не чекал ещё, то всяко расстроит своим похуизмом. А это не похуизм, это тур, им ехать в Сургут, потом ещё гнать в Екатеринбург, потому что расписание снова из говна и палок, но чем богаты. Где нашлись площадки, туда и втиснулись, и как сказал Идан: «нехуй ныть, мы и так сделали все, что могли». Марк и не ныл пока. Но альбом все равно не прослушал. Марк: Если честно, то ещё нет. Но я чекну обязательно, как будет время. 14:56 Назар: Понял. 14:57 Марк: Все ок? 14:57 Назар: Ofc. Не парься, я просто спросил. Напиши потом, чё как тебе. Мне интересно. 14:59 Марк выдыхает с облегчением, думая про себя, а нахуя вообще загнался, если Назар никогда не предъявлял ему за позднее ознакомление с новым материалом, кидает стикер с большим пальцем вверх и ложится обратно, прикрыв глаза. Броник весело и задорно продолжает мчаться в Сургут, Марк валяется, прислушиваясь к разговору Димы и Андрея, и считает дни до возвращения в Москву. Итог его не утешает вот совсем, потому он прикрывает глаза и проваливается в сон, чтобы хоть так дать организму немного отдохнуть в этом диком графике. До альбома Назара он так и не добирается ещё несколько дней. Сразу после концерта в Сургуте они выезжают в Екатеринбург и уже через пять часов опять едут на площадку, а оттуда, едва выйдя за пределы клуба, в Челябинск. Марк ко всему прочему ещё и бухает по привычке, потому что трезвым кататься так и научился, Андрей это безобразие снимает и, кажется, когда у них выпадает три дня выходных перед Ярославлем, которые они проводят в отеле, грозится показать видос Назару. Вот тогда только Марк и вспоминает про альбом, предлагает пацанам заценить вместе (предложил бы и Ане, но она ушла в спа, сказав перед этим, что ей нужно отдохнуть от них всех), и его инициативу почему-то встречают тишиной. Первый ее прерывает Дима. — А ты не слушал ещё что ли? — любопытствует он, — Я думал, ты давно все чекнул уже. — Да как-то руки не доходили, — пожимает плечами Марк, залезая в Спотик, открывает аккаунт Назара и тыкает на иконку «последние релизы», — А че такое? Вы уже слушали что ли? — Ещё в Сургуте, — отзывается Андрей, выключив камеру. Он растерянно чешет щеку, поворачивается к Диме и спрашивает, — Скажем ему? — Да сам все услышит, — отмахивается тот. — Чё услышу то? — спрашивает Марк, не торопясь начать воспроизведение альбома, потому что тут какие-то загадки-хуядки, и ему это не особо нравится, — Дисс на Гришу? — И это тоже, — кивает Дима, — Ты врубай, по ходу разберёмся. Марк пожимает плечами и делает то, что ему сказали — врубает. А потом он не врубается, какого хуя? Он не слушает весь альбом, потому что, во-первых, пять треков вышли задолго до, а ещё пять Назар ему уже показывал. Марк прогоняет только семь новых, и вот ни разу не удивляется, когда натыкается на очевидный дисс на Гришу в «PROKLYATIE», удивлённо присвистывает и подмечает саунд на «GP$», мысленно респектует за некое подобие рефлексии в «BABOCHKI» и заценивает все, от начала и до конца, ставя пометку на том, чтобы написать Назару, насколько это хорошо. Он хмурится всего раз, когда натыкается в «SKI ANORAK» на одну строчку, которая напоминает ему о словах Назара, озвученных на кухне в тот день, и Мирона, сказанных в Бристоле, но не сразу придает этому значение. Лишь когда стихает последний бит, до него доходит, и он вскидывает на Диму растерянный взгляд. Тот пожимает плечами. — Эээ, — глубокомысленно тянет он, — Ну ты же понял, да? — Понял что? — глупо переспрашивает Марк. — Что это типа ответка на твой фит с Гришей, — отвечает Дима, — Довольно… Мягкая. — Мягкая? — Ну в рэпе же принято проезжаться по оппоненту со всей жесткостью, — подключается к разговору Андрей, — А тут все почти безобидно. Это даже не дисс, а скорее возмущение что ли. — Негодование, я бы сказал, — поддакивает ему Дима, а затем смотрит на Марка и обращается уже к нему, — Ты чё завис? Марк молчит. Он постепенно укладывает в своей голове тот факт, что Назар, сука такая, задиссил его. Его, человека, который встречается с ним уже шесть лет, гоняет к нему на Сапсане в Питер при первой же возможности, вписывает к себе на квартиру в Лондоне всякий раз, когда они там оказываются, поддерживает, слушает и остаётся рядом и во имя, и вопреки, и вообще всегда. Назар его задиссил. Да, почти безобидно, как и сказал Андрей, одной строчкой, звучащей как «бро фитует с оппом, как понимать?», но все же задиссил. А Марк, блять, ещё и бустанул альбому в Инсте. Альбому, на котором его задиссили. Какого хуя? — Марк, — зовёт его Дима, щёлкая пальцами перед его носом, — Бро, ты меня пугаешь. Чё с лицом? — Мать жива, — отзывается Марк, предупреждая эту тупую шутку, — Я просто понять пытаюсь. Меня типа мой же мужик задиссил на своем альбоме? — Справедливости ради, не просто так, — подмечает Андрей, который тоже уже слышал всю эту занимательную историю про неудачные фиты и их последствия, — И я бы сказал, что не задиссил, а намекнул, что ему это не понравилось. В мягкой форме. — Это реально трудно назвать полноценным диссом, — соглашается Дима, — Он тебя не засрал, ниче лишнего не пизданул. Просто спросил, как ему понимать, какого хуя ты фитанул с Гришей. — Но это все равно дисс, — упрямится Марк, чувствуя, как его негодование переходит в недовольство, — Потому что он вынес это на всеобщее обозрение. — Допустим, — кивает Дима, — Но это опять же было сделано в очень мягкой форме. Вспомни, как Мирон проехался по Олегу в треке с Порчи. Если бы Назар хотя бы наполовину диссил тебя так же, как Мирон Олега, все новостные паблики бы уже давно обсосали это и разнесли весть по всему миру. А так никто даже ниче не заметил. — Я тоже не видел, чтобы кто-то писал об этом, — говорит Андрей, — По-моему, никто даже не понял, что это про тебя. Расслабься, Марк. Это просто ну… Его способ ответить тебе? В медиапространстве. — А нахуя отвечать мне в медиапространстве, если можно в личку написать? — спрашивает Марк ни то у себя, ни то у Андрея и Димы, — Зачем вообще делать ответку, если мы все уже обсудили? Какой в этом смысл? — Полагаю, об этом тебе лучше спросить у Назара, — отзывается Андрей, — Он и объяснит, зачем. — Лично я проблемы не вижу, — пожимает плечами Дима, — Ты фитанул с Гришей, Назар сказал об этом на своем треке. Вы в расчете. — А я вроде в долг не брал, чтобы рассчитываться, — фыркает Марк. У него в голове, наконец, оседает мысль, а что именно случилось, потому он снова смахивает экран блокировки на мобиле и просит, — Пацаны, прогуляйтесь по-братски. Мне позвонить надо. Дима с Андреем не спорят, молча выходят из номера, и, когда за ними закрывается дверь, Марк лезет в телегу. Ему хочется позвонить прямо сейчас и узнать, что это за хуйня, но он понимает, что Назар может быть занят, потому для начала пишет сообщение. Марк: Свободен? 12:23 Поскольку в сети Назар был всего двадцать минут назад, Марк все же надеется на скорый ответ, и тот, к счастью, спустя всего десять минут, что довольно мало, поступает. Назар: Ток домой зашёл, через час на типографию поеду. А чё такое? 12:34 Решив, что нахуй надо сидеть и строчить сообщения, Марк нажимает на значок вызова и прикладывает мобилу к уху. Спустя три гудка Назар поднимает трубку. — Быстро ты, — усмехается он, — Чё, как дела там у тебя? Нормально все? А то смотрю у Димы в сторис, ты че-то помятый пиздец. Не заболел, надеюсь? — Нормально все, — отмахивается Марк и, по правде говоря, делает это с трудом, потому что в голосе на том конце провода реально слышатся нотки беспокойства и участия. Но он пересиливает себя, концентрируется и выпаливает, — Объяснишь, чё это за хуйня на «SKI ANORAK»? — А, ты послушал все же, — тянет Назар, — Ну типа ответка. Чё, как тебе альбом? Марк едва ли сдерживается от колкости. И этот человек, блять, спрашивает как ему альбом? Совсем уже охуел что ли? — Пока не услышал дисс на себя, было заебись. — Да какой там дисс, — фыркает Назар, — Так, всего одна строчка. Даже непонятно, про кого речь. На Genius вон ваще подумали, что это про Арни, хотя он тут не причем. — Сударь, а вы часом не охуели там? — язвительно любопытствует Марк, — Какая нахуй разница, понятно или непонятно, про кого речь. Ты зачем это сделал? — А ты нахуя с Гришей фитанул? Марку кажется, что он попал в ебаный цирк. Вот вроде он уже извинился сто раз, прилетел, блять, на неделю раньше, чтобы попросить прощения на коленях в буквальном смысле этого слова, миллион раз обсудил ситуацию, столько же раз объяснил свою позицию и показал на пальцах, зачем ему это было нужно, а они все равно возвращаются к этому. Даже после признания Назара, что он действительно чутка тупанул, когда не сказал сразу, насколько тяжело ему даётся весь этот биф с Гришей, даже после обещания Марка больше так не делать. Они все равно обсуждают ебаные «Факты», и оба говорят все по факту. Пиздец какой-то. — Мы с тобой это уже обсуждали, — напоминает Марк, — Не один раз. И ты, блять, если забыл, сказал, что тебе похуй на фит. Но какого-то хрена ты меня взял и задиссил. Это чё за нападение без объявления войны? — Если бы я тебя хотел задиссить, я бы не обошёлся одной строчкой, — усмехается Назар, — Так что никакое это не нападение без объявления войны. Просто спросил тебя на треке, схуев ты решил фитануть с Гришей. В чем проблема то? — А сам как думаешь? — Марк, я вторые сутки почти не сплю, я уже нихуя не думаю. Ты мне прямо скажи, чё тебе не нравится? — Стоп, а чё ты не спишь то? — удивляется Марк, как-то на пару секунд позабыв о своем стремлении добиться объяснений, — Ты ж с альбомом закончил, мерч тоже уже дропнул. — У меня медиабаскет ещё не закончился, — вздыхает Назар, — Там тоже дроп шмоток будет, ещё на Динамо залететь договорился, чтобы пару треков зачитать. Ну и плюсом предложение поступило принять участие в одном проекте, я согласился. Некогда мне спать. — Ты с таким режимом сдохнешь же. — Не быстрее тебя. Ты в туре и бухаешь при этом, так что ещё вопрос, кто кого хоронить будет. — Я не настолько уж синячу, ты чё. — Да ниче, — отзывается Назар почти безразлично, как делает всякий раз, когда понимает, что спор ни к чему не приведет, — Ты мальчик взрослый, сам разберёшься. От меня то сейчас ты чё хочешь? — Бля, — Марк даёт по торомзам на пару секунд, теребя в пальцах свободной руки край футболки, морщится и все же говорит, — Да я не понял, какого хуя ты про меня пизданул на треке. Мы ж с тобой сто раз уж все обговорили, а ты все равно как обиженка задиссил меня. Ну это же тупо, Назар. Нахуя? Это «нахуя», которое изначально должно было быть преподнесено недовольно и с наездом, звучит скорее устало, нежели возмущённо. Потому что Марк реально, как бы не старался, не догоняет, зачем нужно было диссить его на треке. Конечно, у него есть одно предположение. Оно заключается в том, что Назар злопамятная сука, которая не смолчит даже после объявления мира и капитуляции, и оно кажется очень правдоподобным. Не то, чтобы Марк обижен, на самом деле ему почти похуй, но он реально не догоняет, зачем это было нужно. Даже принципиальный Мирон, рубящий правду-матку, не сделал бы так, он бы тупо забил. А Назар не забил. Почему? — Потому что я транслирую через музло свою жизненную позицию, — объявляет он, — И то, что у меня происходит, тоже. В глазах людей ты — мой бро, Гриша — мой опп. У вас вышел фит. Моя реакция на это вполне логичная, не? Типа мой бро фитанул с моим оппом, и я спросил, как мне это ваще понимать. Я ж не проезжался по тебе, не крыл хуями. Просто задался вопросом, почему так. — Ну ты ведь не все, что происходит в твоей жизни, отражаешь в треках, — возражает Марк, — Иначе бы все давно знали, что рэпер Обладает переехал в Лондон не ради написания музла, а ради отсосов по утрам. — Я переехал не ради отсосов по утрам. — Хорошо, ради отсосов по утрам и вечерам. Суть то в том, что о некоторых вещах ты не говоришь. Нахуя тогда сказал об этом? — Потому что это та инфа, которую можно разглашать, — вздыхает Назар, — Если я начну читать про то, что мне сосет Маркул, то проблемы будут у нас обоих. Мне кажется странным объяснять тебе, что не про все можно говорить открыто. Про то, что ты фитанул с Гришей, говорить можно, это ж все знают. — Но ты мог не говорить про это. — Да, мог. Но сказал. В чем проблема то? А то ты сам не догадываешься, проносится в голове у Марка, и он уже было хочет просто взять и сбросить вызов, но все же пересиливает себя, останавливается и делает глубокий вдох. Если он сейчас просто прервет звонок, то ни к чему хорошему это явно не приведет. У Марка хуево с вероятностью, но он на сто процентов уверен, что таким образом не то, что ответа не добьется, а ещё и посрется с Назаром. Решает выбрать другую тактику. — И все же ты мог смолчать, — настаивает он, — Потому что существует дохуя вещей, про которые можно говорить, но ты про них не говоришь. — Мог, — снова подтверждает Назар, — Но не стал. Если ты не заметил, то трек почти что дисс на Гришу. Ну не открыто, а просто с намеком, сечешь? Я типа затронул тему того, что нихуя уже ему не верю и пошел он нахуй. И там же задался вопросом, а схуев мой бро с ним фитует. Я тебя не оскорблял, не поливал говном, не затрагивал тебя напрямую. Я просто задал вопрос. — Но ты ведь знаешь ответ, сука. И явно знал, когда писался. — Знаю. И знал, да. Но когда-то же у меня не было ответа. — Два дня, блять? — Считай, что в этой строчке я отразил два дня, во время которых у меня не было ответа. Марк трет лицо свободной ладонью, тяжело вздыхает. Он убеждается в очередной раз: у него отношения с душнилой. Со злопамятной сукой, с принципиальным ублюдком, с занозой в заднице, вот честное слово. И человеком, который не умеет игнорировать выпады в свою сторону, будь они открытыми или скрытыми. Который не умеет молчать и забивать хуй, если его задели. Ещё раз прокрутив в голове эту характеристику, Марк подмечает, что даже как-то иронично, что в этом немало плюсов. Он сам не то, чтобы не умеет стоять на словах, но стержень внутри Назара все равно прощупывается сильнее. Наверное, потому что вспоминать ему об этом самом стержне приходится чаще. Конфликты среди особей мужского пола в рэп-среде, чё ещё сказать. — Ты ебанутый, — заключает Марк, не придя ни к какому нормальному выводу, — Типа окей, я проебался с этим фитом, но мы с тобой это уже сто раз замяли, а ты все равно решил зачитать про это в треке. С диссом на Гришу все понятно, зачем диссить меня, если я тебе уже объяснил свою позицию — ну я хуй знает. В следующий раз советую для начала мне в личку постучаться, чтоб обсудить все. — Если будет следующий раз, то я уже никуда стучаться не буду, — огрызается Назар, — Я закрыл глаза на этот фит, потому что понял твою позицию и признал свой проеб. Но ещё одна такая хуйня, и я уже не буду ниче слушать. Чемодан, вокзал… — Нахуй, — заканчивает вместо него Марк, мигом выйдя из себя, — Ты сейчас пойдешь причем. Я миллион раз извинился, и мы с тобой разобрались, почему так вышло. Ты сам сказал, что реально не показывал мне, насколько тебя парит биф с Гришей, я тебе пообещал, что больше такого не будет. И ты после всего этого диссишь меня и говоришь, что в следующий раз пошлёшь. Так не получится, Назар. Ты не сможешь вечно тыкать меня носом в эту хуйню, я тебе не позволю. Ща я тоже готов закрыть глаза, но если ты продолжишь в прежнем духе, то пиздуй-ка ты. Заебало. — Марк, успо… — Как начнёшь задумываться о том, что мир крутится не только вокруг твоего бифа с Гришей — набери. — Ты палку то не перегибай, — холодно говорит Назар, — Я никогда не делал акцент на нашем с Гришей конфликте. Не моя вина, что он рот закрыть не может. И не моя вина, что ты в штыки все воспринимаешь. Дисса на тебя как такового не было, строчка на треке — всего лишь безобидный вопрос. — Который ты мог не задавать, — не сдается Марк, — Но задал, потому что хотел задеть уже меня. — Каким образом, блять, строчка «бро фитует с оппом, как понимать?» задевает тебя? — Ну вот поймёшь — поговорим. Марк сбрасывает вызов, ставит мобилу на беззвучный и кидает ее на кровать. В нем клокочет не столько злость, сколько реальное непонимание — зачем? Да, строчка безобидна, не задевает даже, потому что не представляет собой оскорбления и не затрагивает напрямую, и тем не менее факт ее существования не устраивает. С одной стороны, Назар имел право включить ее, потому что все честно и все по факту, да и его аудитория наверняка слышала фит с Гришей и тоже недоумевает, как так вышло, что Марк его записал. Вопрос, озвученный в треке, отражает позицию, отношение, замешательство, да че угодно, но не наезд. Однако с другой стороны, его можно было не задавать после стольких разговоров и взаимных извинений. Назару ничего не стоило промолчать, вот только он не промолчал, он упомянул, сука такая, намекнул в который раз, что ему это все не понравилось, и не видит теперь проблемы. Говоря откровенно, Марк тоже ее не особо наблюдает, и он даже не чувствует, что ему неприятно, просто… Бля, а вот нихуя не просто. Чё он из себя то вышел, если ему фактически похуй и его никто не поливал говном? Что его выбило? То, что ситуация, которая казалась разрешённой, снова всплыла, вот чё ему не понравилось. Как то, что на фоне этого возникло смутное предположение — Назар будет упоминать этот ебаный фит постоянно, если позволить ему. Хотя он ведь не делал этого. С момента выхода сниппета ни разу не поднимал эту тему, если только Марк первый не заводил разговор, а так молчал, не выносил на обсуждение, не выпендривался, не ебал мозги. Всего один раз в сентябре спросил, как статистика, услышал, что не очень, и сказал че-то вроде «бля, жаль. ну, может, в соло чё дропнешь, нормально будет». И это было даже без усмешки, без злой иронии, потому что Марк реально грузанулся из-за слабого буста, и Назар не стал добивать. Предложил даже фит намутить к будущему альбому, мол, вдруг выгорит чё, надо попробовать. Было, конечно, пару колкостей, но и те возникали в контексте очередного разбора полетов, а не на пустом месте. Назар не тыкал носом. Назар всего лишь просил больше так не делать, потому что ему неприятно. Но он записал дисс. Или че это было, Марк не может дать этому название. Как ща уже не может объяснить, почему так бурно отреагировал. Заебался, наверное. А что, вполне реально, он в туре, у него расписание ебаное, потому что по-другому нельзя было организовать, он ещё параллельно писать пытается, чтобы хоть чё-то до нового года дропнуть, и в целом как-то отвык от такой повышенной активности. Устал короче, хоть концерты только и начались, но справедливости ради, ему уже давно не двадцать четыре, когда двадцать городов подряд без выходных — это норма. Ему тридцать, он размяк, отвык от беспрерывных лайвов, набрал пару лишних килограмм и едва вывозит такой режим. Как Марк ещё не заболел, большой вопрос, потому что обычно именно в туре он цепляет какую-то заразу, а потом едет на площадку с температурой, но пока ему везёт. Правда это не отменяет того факта, что он устал. Он устал. Вот в чем проблема. Посидев ещё немного, Марк хватается снова за мобилу и не обнаруживает на ней новых сообщений и пропущенных звонков, кроме пары отметок себя в чате команды. Так, значит? Не будет Назар пытаться замять и ещё раз поговорить? Марк к нему прилетел из Эмиратов, а он не расщедрится даже на пресловутое «давай обсудим» в телеге? Ну раз так, то пошел он нахуй. Пускай посидит в черном списке везде, где можно, и подумает над своим поведением. Захочет — выкрутится. А не захочет — чемодан, вокзал и туда, куда сам так любит посылать.

***

— Можно потрогать твои волосы? Марк оторопело замирает, глядя на девчонку перед собой. Он в этом туре решил, что общаться с фанатами надо не только в кружках в телеге, но и в реале хотя бы иногда, потому начал звать в гримерку после концертов по два-три самых активных слушателя. Сегодня изменять своей нововведенной традиции не стал, пригласил пару человек, и вот теперь девчонка на две головы ниже, которой больше шестнадцати и не дашь, просит не автограф, фотку или надпись для тату (а такое уже было и не раз), а потрогать волосы. Марк едва слышно усмехается. — Ну потрогай, — он наклоняется, удобно подставив голову, отшучивается, — Только не дергай, я и так лысеть уже начал. Девчонка хихикает смущённо, осторожно, но с интересом трихолога запускает одну руку ему в волосы и принимает задумчивое выражение лица. Это движение Марка на пару секунд отбрасывает в октябрь, в Питер, где Назар точно так же массировал кожу головы и что-то напевал себе под нос, пока они валялись на лоджии. Потом уже он сжимал пряди, распахивая рот в стоне, и гнулся навстречу, пока Марк его трахал. Воспоминание приходится отогнать, ща оно не к месту. Все же девчонка и правда выглядит как несовершеннолетняя, заметит выражение его лица и подумает не о том. Неловко будет. — Очень мягкие, — заключает она с улыбкой, убрав руку, — И упругие. Спасибо. — Хоть чё-то у меня осталось упругим и свежим, — ржёт Марк, выпрямившись, — Можно я твои потрогаю? Девчонка удивленно хлопает глазами, но потрогать свои волосы дает. Тоже кудрявая, замечает Марк, пока крутит в пальцах темный локон. Он сам не ебет, зачем попросил, просто ляпнул, но неловко себя не чувствует. Зато девчонку в краску вгоняет быстро, когда замечает на ее щеке упавшую туда ресницу и убирает ее пальцем. — Ресничка, — объясняет он, показывая причину нарушения личного пространства, — Надо желание загадать. — Уже сбылось вроде, — пожимает девчонка плечами. Спустя ещё пару секунд ресницу она все же сдувает, после просит разрешения обняться. Марк не отказывает, наклоняется, обхватывает ее руками, беззвучно усмехнувшись ее тихому вздоху, и прикрывает глаза. От девчонки приятно пахнет, кажется, это какой-то цветочный шампунь и цитрусовая жвачка. Назар такую любит. Сука, вот опять. — Спасибо, — отстранившись, благодарит она, — Концерт был очень крутой. Удачи вам всем в туре. — Спасибо, — кивает в ответ Марк, сделав шаг назад. Он подтягивает штаны, что сегодня чудом, наверное, не слетели с него на сцене, и обезоруживающе улыбается, — Приходи ещё. Фанатов в итоге до выхода провожает Аня, Марк в гримёрке с Димой догоняется джином, потому что нормально выпить не успел. Последний звонит водиле, чтобы тот приехал через часок, бродит из стороны в сторону и зависает в телефоне, отвечая на все вопросы односложно. Когда он, наконец, садится за стол, Марк уже успевает опрокинуть в себя стакана три. Андрей, выходящий из толчка и вытирающий руки бумажным полотенцем, без внимания это не оставляет. — Быстро вы, — подмечает он, кивая на полупустую бутылку, — Я думал, мы сегодня на трезвом. — Это Марк один выжрал, — ворчит Дима, без интереса роясь в своей тарелке с салатом, — Я всего пару глотков сделал. — Звучит не очень, — вздыхает Андрей. Он выбрасывает бумажное полотенце в мусорку, садится на диван рядом с Марком и, заглянув ему в лицо, спрашивает, — Синячишь из-за Назара? Марк любит своих друзей. Без рофла, он пиздец как любит Мирона и Порчи, с которыми начинал свой путь, любит Идана и Диму, которые тоже стояли с ним у истоков и сейчас являются его опорой и поддержкой во всех делах, души не чаит в Маше, потому что её нереально не обожать, очень ценит и дорожит пацанами и девчонками из Лондона. И Андрея он тоже любит, хоть они и познакомились только в семнадцатом году, но с первой встречи было понятно, что это мэтч. Именно поэтому им всем Марк всегда и все рассказывает, идёт к ним за советами и за пиздюлями, у них он просит помощи, им же он подставляет свое плечо при необходимости. И они отвечают ему взаимностью, но проблема в том, что они всегда и все говорят, сука, прямо. И вопросы задают такие, что въебать хочется, потому что точно в цель. Потому что неприятно осознавать, что они всегда рубят правду-матку, а Марк в итоге ни выкрутиться не может, ни предъявит. За честность, блять, не предъявишь. — Нет, — отмахивается он, — Заебался просто. У нас завтра концерт? — Завтра, — подтверждает Дима, — Он звонил? — Он в блоке. — Ты его все ещё не убрал? — удивляется Андрей, — Марк, ну это бред. Разблокируй его, поговорите нормально. Чё ты ведёшь себя как ребенок? — Он первый начал, — язвит Марк, соответствуя озвученной характеристике, — Когда я сниппет дропнул, он меня тоже в блок закинул, и я к нему из Дубая прилетел, чтобы поговорить. Так что если захочет, найдет способ. — Великовозрастной пиздюк, — заключает Дима, потянувшись за бутылкой. Он открывает ее, наливает себе в стакан джина, — Вы оба, в принципе. Нет, чтобы нормально побазарить, они в тридцать с лишним лет друг друга блокируют в сети. Тупизм. — Это они ещё двусмысленные сторис постить не начали, — смеётся Андрей, — Раньше у девочек была мода после ссоры с парнем пилить фотку с капельницей. Что-то вроде «посмотри, до чего ты довел меня, мудак». Хочешь, тебе такую замутим? Назар сразу все поймет и прибежит извиняться. — Ты дебил? — любопытствует Марк, подавая Диме газировку, — Андрюх, ну какая фотка с капельницей. Мне надо как минимум видео из кареты скорой помощи. Андрей принимается ржать, засчитывая пусть и слабоватую шутку, отбивает Марку пять. Дима, потягивающий свой джин тоник из стакана, только башкой качает, мол, пиздец вы придурки, и смотрит неодобрительно. Ещё бы, ему то непросто приходится, каждый тур — это задачка с повышенной сложностью, а с учётом того, что Марк ещё и бухает иногда не в себя, не задачка вовсе, а испытание. В этом туре он тоже пьет. Не то, чтобы прям совсем. Так, накатывает после каждого концерта, но у него вообще-то есть причина, и заключается она в том, что прошло уже четыре дня, а Назар так и не попытался связаться. Справедливости ради, Марк его везде заблочил, но кто ищет, тот всегда найдет, кому надо, тот и горы свернёт, и во ВКонтакте напишет, и в Твиттере доебется. А Назар не написал и не доебался, из чего следует закономерный вывод, что ему похуй. Вполне возможно, что он занят, у него там миллион проектов, но если они ему важнее, чем Марк, то пусть с ними он и сидит в своем Питере. Того гляди, мозгами шевелить начнет. — Я вот чё понять не могу, — вновь подаёт голос Дима, осушив свой стакан, — Ты на него реально обиделся что ли? За строчку «бро фитует с оппом»? — Да не обиделся я, — вздыхает Марк, — Вернее, обиделся, но не на это. А на то, что когда я прикинулся обиженным, он не извинился. — Ты обиделся на него за то, что он не извинился за то, на что ты не обижался, — заключает Андрей, — Бро, я, конечно, не эксперт, но по-моему хуйня входит, не? — Это не хуйня, — возражает Марк, — Я перед ним сто раз извинился за фит, мы давно все обсудили, а он меня взял и задиссил. Окей, этот дисс даже диссом не назовёшь, но сам факт, Андрюх. Зачем надо было упоминать меня, если мы все замяли? — Эээ, — тянет Андрей, — Наверное, потому что у Назара есть аудитория, которая внимательно следит за всей этой ситуацией, и он не мог проигнорировать в медиапространстве тот факт, что ты, его по сути бро, фитанул с Гришей, его по сути оппом. Разве не так? — Точно нет. Он сделал это мне назло. — Помоги нам всем Бог, — бессильно стонет Дима, — Марк, ну ты головой то подумай, зачем Назару делать че-то тебе назло? Он хоть раз тебе в жизни говнил? Хоть раз, блять, пиздел про тебя что-то в сети? — Ну, допустим, нет. — А этот дисс разве как-то повлиял на тебя? — уточняет Андрей, — Ну в вопросе медийного образа. К тебе сбежалась аудитория Назара и начала поливать тебя говном? — Нет, — качает головой Марк, — Почти никто и не выкупил, что это про меня. Фаны предположили, что это либо про Арни, либо про Уланса. У последнего вроде тоже фит с Гришей на альбоме должен выйти, но это неточная инфа. — Ниче не сходится у тебя? — любопытствует Дима, — Ну типа Назар вкинул одну строчку на альбоме в ответ на твой фит с Гришей, сделал это так, чтобы почти никто ниче не понял, не засрал тебя и не оскорбил. А ты все равно продолжаешь строить из себя обиженку и кривить рожу. — Вы вообще на чьей стороне? — возмущается Марк, — Вы мои друзья или друзья Назара? — Твои, конечно, — кивает Андрей, — Но мы не за тебя и не за Назара, а за правду и факты. — И за аргументы, — подхватывает Дима со скотской ухмылкой. Марк вытягивает руку и показывает ему фак, едва вошедшая Аня принимает это на свой счёт, застывает у двери и, вытаращив глаза, любопытствует. — Звезда не в духе? — Почти всегда, — вместо Марка отвечает ей Дима, не поворачивая головы, — Ты не парься, он тот ещё душнила иногда. — Потому что мутит с душнилой, — очень тихо добавляет Андрей, за что получает тычок под ребра и замолкает. Ещё два дня проходят, как в тумане, меняются города и площадки, не меняется настрой Марка. Он по-прежнему не синячит, но пьет, по-прежнему выдыхается уже через полчаса после начала концерта, но не заканчивает раньше планируемого, по-прежнему ждёт сообщения или звонка, но так и не получает ни того, ни другого. Назар же по-прежнему активничает в своем телеграм-канале (из чего становится ясно, что он реально по уши в делах и проектах), но на каждом кружке выглядит все хуже и хуже. Жрет, судя по всему, через раз, спит так дай Бог раз в двое суток, и это на самом деле беспокоит, но Марк стоически терпит и не пишет первый. Из блока не достает тоже: он не такой уж принципиальный, но если все строится на взаимности, то ждать он будет того же, что сделал сам — извинений. И желательно на коленях. Что желательно именно на коленях, Марк понимает, когда, вернувшись в Сибирь, после концерта общается с фанами. — И сколько ты уже не ебался? — Чё? — переспрашивает Марк, посмотрев на стоящего перед собой парня в мерчовой футболке с нескрываемым ахуем, — В смысле? — Сколько ты уже не появлялся? — уточняет тот невозмутимо, — Ну дома. Ты ж вроде гонял ещё в Питер перед туром, если ниче не путаю. — А, бля, — Марк трясет башкой, догадавшись, что ему, блять, послышалось, напрягает мозги и говорит, — Да месяц уже точно. И не ебался примерно столько же. Уже позже, когда он оказывается в гримёрке, он думает, что вот только слуховых галлюцинаций ему не хватало, и решает, что пить пока больше не будет. Наверняка из-за алкоголя мозги сбоят, ещё же и режим оставляет желать лучшего, вот он и слышит то, чего не было. Ещё спустя какое-то время он понимает, что дело не только в алкоголе, но ещё и, похоже, в недотрахе. — Бро, зацени, — обращаясь к Марку, довольно говорит Дима, — Нам тут свечку подарили. Заряжена на успешный тур, прикинь. — Свечку? — переспрашивает Марк, — Ректальную что ли? Дима смотрит на него, как на придурка, показывает обычную свечку в стакане с наклеенной на нее надписью и беззлобно усмехается. — Тебе лишь бы засунуть в себя что-то. — Отъебись, — отмахивается Марк, но свечку все же отбирает, приподнимает крышку и принюхивается, — Бля, круто пахнет. Это ваниль же? — Это феромоны, — ржёт Дима, — Ты не выкидывай, пригодится ещё. Зажжешь как-нибудь в номере, создашь атмосферу. — Атмосферу пожароопасной ситуации? — Я же говорю — душнила, — подключается в разговору Андрей, все это время пересматривающий отснятый за сегодня материал, — Тридцать стукнуло, и все, романтик внутри него сдох. — Главное, что ответственный человек внутри меня ещё жив, — язвит Марк, убирая свечку обратно в пакет, из которого ее достал Дима, — И он не позволит мне сжечь отель или как минимум устроить там бардак. — Ну шуму ты там сегодня точно наведешь, — неопределенно тянет Дима. Марк решает, что нахуй ему не сдалось спрашивать, что это вообще значит, опрокидывает в себя стопку пятидесяти рабочих грамм и, собрав свои вещи, уезжает вместе со всеми в отель. У них, слава Богу, впереди два дня выходных, так что завтра он даже отоспится нормально, а потом уже поедет дальше. Тур организован не так плохо, как мог бы, но по ощущениям все равно длится бесконечно долго, поэтому Марк быстрее уже хочет завершить его и вернуться в Москву, а лучше — в Лондон. «Не потому ли, что в Лондоне скорее всего будет Назар?» — ехидно спрашивает внутренний голос, и его приходится заткнуть. Нет, не потому. Просто в Англии всегда релакс, а в России — движ, только и всего. А ещё в России Назар. Это Марк узнает, когда выходит из душа в своем номере и видит его перед собой в футболке с последнего дропа и спортивных штанах, с рюкзаком наперевес, оперевшегося плечом о стену. В гримёрке точно был коньяк, или это все же кто-то притащил грязный спрайт? — Ебать, — глубокомысленно изрекает Марк, застыв на своем месте, — Ты чё тут делаешь? Как ваще в номер попал? Назар молча демонстрирует ключ-карту, которую, судя по всему, взял у Димы, а тот на ресепшене еще в день заезда попросил запасной на всякий случай, потому что знает, что первый проебать немудрено. Так вот чё он имел в виду, когда в гримёрке говорил, что Марк шуму наведет сегодня. Теперь все понятно. — Приехал поговорить, — наконец, объясняет Назар, — Приехал бы раньше, но с баскетом надо было закончить, людей подставлять не хотел. С площадки сразу в Пулково и сюда. Перетрем? Если только хуи в порошок, думает Марк, но согласиться не спешит, вместо этого награждает его внимательным взглядом. Видок откровенно хуевый: мешки под глазами, рожа бледная, хоть и кожа все такая же смуглая, скулы ещё острее, чем обычно, и об них теперь явно можно порезаться. Губы обескровлены, в глазах только хроническая усталость и какой-то нездоровый блеск. Марк принюхивается на всякий случай, улавливает запах джина и мысленно ставит пометку на том, что они почти что в одном агрегатном состоянии. Заебись, чё. — Ну давай перетрем, — кивает он, — У тебя когда самолёт обратно? — Завтра вечером. Они проходят в номер, садятся на кровать, соблюдая дистанцию. В любой другой раз Марк бы уже накинулся на Назара, стянул с него очередную дохуя стоящую шмотку и завалил, но сейчас он ведёт себя прилично и даже сосаться не лезет. Он же как бы обижен, и ему надо держать ебало и кривить рожу, а не подкатывать со всякими непристойными предложениями. Во всяком случае пока, все зависеть будет от того, чё скажет Назар. Говорит он внезапное. — Пароль от вк проебал, — сообщает он, бросив рюкзак у своих ног и оперевшись предплечьями о колени, — И три симки купил, но у тебя, видать, блок на звонки с неизвестных номеров. Потом уже только Диме додумался набрать, он сказал, что у вас два дня выходных планируется. Ещё поржал с того, что я тебе на почту писал, а там Маша на ней сидит, и она нихуя не поняла. Они там всем офисом угарали, наверное. — Ты все же пытался со мной связаться? — удивляется Марк, сильнее запахивая халат, — А че в Инсте то не написал? — Так там я тоже в блоке. — Да? Я и забыл. — И в Вотсе тоже, — продолжает Назар, — Ну и симка блокнута, ясен красен. Думал в Твиттере написать, но ты там давно не сидишь же. Зато нашел твой аккаунт на Фейсбуке и старый аккаунт в телеге. — Туда тоже написал? — любопытствует Марк. — Хотел, но не стал. Ты все равно бы не увидел. Марк кивает. Не увидел бы. Потому что из всех социальных сетей он пользуется преимущественно телегой, реже — Инстой и Вотсом, на почту не заглядывает вообще, у него для этого Маша с Димой есть, а про Фейсбук, ВКонтакте и Твиттер вообще не помнит. В Одноклассниках он зарегаться как-то не успел, да и не нужны ему анекдоты старческие, ему их и Мирон может рассказать. Вот и получается, что связаться с ним было нереально, только если Диме в личку постучаться, а он ждал все равно, что до него доберутся хоть как-то. Забавно получается. — Так за чё перетереть то хотел? — Да ты сам знаешь же, ну, — вздыхает Назар, — За дисс этот. Вернее, за строчку в треке. Сори, но я все ещё не считаю свой вопрос чем-то хуевым. Марк усмехается. Ну, конечно, блять, пусть хоть небо на землю свалится, пусть хоть дрилл существовать перестанет вместе с теннисом и сквошем, Назар все равно упрямо на своем стоять будет. Если он уверен в своей правоте, то хуй его переубедишь, проще застрелить(ся). Но Марк пока ни в чем переубеждать и не собирается, он услышать хочет, с чем к нему заявились вообще. Назар, поняв, что пока ещё идёт его раунд, долго не молчит. — Я не хотел тебя обидеть, — неожиданно заявляет он, смотря в пол, — Ну сделать тебе хуево или неприятно, вот ваще ни разу. Только факт озвучить хотел и поддеть. Раздразнить типа. Я ж раньше тоже такие мувы выкидывал. Ну помнишь, на фите с Джимбо была строчка «компас на плече — потерян в Атлантиде»? Ты ещё поржал, что я на твои треки отсылку сделал, а я реально сделал же. Или «666 — я дьявол, ведь на мне эта Прада». Я как дропнул, ты сказал, что это байт на «Корабли в бутылках». А это не байт был, это я типа намекнул, что дьявол ваще-то носит Праду. — Не занимайся подменой понятий, — просит Марк, едва подавляя улыбку. Конечно, бля, он помнит все это, потому что они миллион раз обсуждали все эти отсылки и намеки в треках, но сейчас дело вообще в другом, — Было прикольно, что ты какие-то параллели с моими синглами проводил, но ща же ты не параллель провел, а задиссил меня. Ну или не задиссил, а задал вопрос, который мы сто раз уже обговорили. Нахуя? — Захотел, — пожимает плечами Назар, почесывая щеку, — Я же говорю, у меня не было цели задеть тебя или оскорбить. Просто вкинул строчку с вопросом в тречок, и все на этом. Я думал, что ты угарнешь. Мы когда с Кондой переслушивали, он сказал, что это забавная хуйня. Ну я и решил оставить. Я не собирался говном тебя поливать или по-настоящему диссить, мне это нахуй не надо. Тем более после того, как мы выяснили, что я тоже тупанул. Ну когда не сказал прямо про свое отношение ко всей этой ситуации с Гришей. После такого я бы не стал тебя задевать, это ж неправильно. Да и в целом бы не стал. — Но строчку ты все равно вкинул. — Да, вкинул. Потому что ожидал от тебя другой реакции. Марк вздыхает, поморщившись. Люди говорят «ваши ожидания — ваши проблемы», но конкретно в данную минуту этого убеждения придерживаться будто и не получается. Приходится анализировать ситуацию целиком, от и до, чтобы понять, наконец, где та самая, сука, истина, с которой они оба зачем-то играют в прятки. У Назара случился конфликт с Гришей, которого он считал братишкой, он не сказал сразу, насколько ему от этого хуево, и поэтому Марк трезво не оценил обстановку и спустя два года записал фит. «Факты» закономерно вызывали негативную реакцию и обиду, потому что Назар ждал поддержки в этом бифе, а получил совместку. Говна на блюдечке получил технически — его мужик вместо того, чтобы держаться от Гриши подальше, потому что Гриша сделал больно, взял и замутил коллаб с ним. Хуйня, братец, давай по новой. Но потом то он уже объяснил, почему не говорил прямо о своем отношении, извинился за это, а заодно задал вопрос на треке, как всю эту заварушку понимать. Обидел ли он этим? Да вроде нет, Марку по большому счету похуй, его эта хуйня не задела. Вызвал ли он недоумение? Однозначно, потому что нихуя непонятно, зачем надо было упоминать ситуацию снова. Ответ есть, и он гласит, что Назар просто хотел поддеть. Не сделать неприятно, не сделать плохо, а просто подразнить, мол, ну вот тебе и ответка на «Факты», все по факту. Шутник недоделанный, он думал, что будет забавная хуйня, а получилась… Забавная хуйня. Потому что Марк не обиделся на дисс-хуисс, он посчитал, что Назар будет вечно припоминать ему эту ситуацию, и своим игнором и блоком попытался его осадить. Более того, он его вырвал из Питера, заставил перелопатить все способы связаться, вынудил бросить дела и примчаться в ебучую Сибирь, чтобы… Чтобы что? Услышать извинения? Так Марк не так уж и обижен, чтобы требовать их. Если смотреть с объективной точки зрения, он куда больше проебался, чем Назар. На одной чаше весов лежит фит с человеком, причинившим боль, а на другой — одна строчка в треке без имён, дат и лиц. Очевидно же, кто виноват больше и кто должен просить прощения. Только вот Марк уже попросил не один раз, повторяться не видит смысла, ставить подобное условие Назару тоже теперь уже считает глупым. И чё делать то? Зачем все это нужно было? — Прости, — говорит Назар, вгоняя Марка в ступор. Он вскидывает взгляд, смотрит устало и повторяет, — Прости, если тебя обидела эта строчка. Я не думал, что тебя это заденет, но раз задело, сори. — Эээ, — неуверенно тянет Марк, — Ты ж говорил, что не считаешь это за дисс. Чё тогда извиняешься? — Потому что ты дал понять, что тебя это задело, — отзывается Назар, — А потом чснул меня. Ну надо быть совсем тупым, чтобы не выкупить проблему. Я ее выкупаю. Ты подумал скорее всего, что я буду тебя носом тыкать в фит с Гришей, но это не так. Раз уж я сказал, что забыли, значит, забыли. Строчка вкинута по приколу, чисто подразнить, без всякого такого говна. Но ты по-другому это воспринял, поэтому я извиняюсь. Мне не западло. Ты ж приехал, когда я тебя блокнул, объяснил все. Вот поэтому я приехал и распинаюсь тут перед тобой. Ещё раз извини, обидеть не хотел. Марку становится самую малость стыдно за всю хуйню, которую он тут наворотил. Он сам себе неправильно объяснил, к чему была строчка на треке, сам себе выдумал, что Назар его будет вечно попрекать фитом с Гришей, сам обиделся на это, а теперь сидит и в душе не ебет, чё говорить то вообще. Он хотел, чтобы Назар сорвался, позвонил, написал, сделал хоть чё-то, и своего он добился, но вот прикинуть дальнейший план действий не успел. В ход идёт импровизация. — Меня задела не строчка, а сам факт, — наконец, объясняет Марк, — Я реально подумал, что ты будешь меня этим фитом попрекать, поэтому я и обиделся типа. Ну как-то не очень приятно было слышать про то, что мы давно уже замяли. — Я так и понял, — кивает Назар, — Ну уже после того, как ты меня блокнул. Допер, чё к чему. Перегнул, сори. Больше не повторится. — Ладно, забыли. Назар смотрит на него с подозрением, типа «и это все что ли, а че, орать не будем?», Марк беззвучно угарает с его выражения лица и дёргает уголками рта, стараясь, сука, не лыбиться. Ему как-то разом становится похуй и на выпад в свой адрес, и на то, как сложилась ситуация, и вообще на все в принципе, потому что все оказалось куда проще, чем он думал. Было же вот это говеное впечатление, что Назару важны только его положение и чувства, что только чужие проебы он видит, но оно, как выяснилось, ложное. Потому что он приехал и извинился за то, в чем виноватым себя не считает. Потому что он извинился, догоняя, что мог ненароком задеть, не преследуя изначально такой цели. Марк вот ее не преследовал тоже, но тоже проебался и примчал просить прощения, ща ему ответили взаимностью, и в чем тогда проблема? Да нет ее. И не было. Кроме разве что одной — он скучал, блять, и сам того не понимал. Или не признавал. — То есть ты не обижаешься? — уточняет Назар, — Нахуй посылать не будешь? Просто забыли? Марк смотрит на него и случайно замечает, как дёргается его кадык. Наблюдение отъебывает в стратосферу, залипание происходит беспощадно, гипноз черных букв на шее становится задачей первой важности, Марк набирает воздуха побольше и замирает. У него есть идея. — В глобальном смысле не обижаюсь, — кивает он, — Но в целом все ещё чутка неприятно. — Понял, — отзывается Назар, и по нему заметно — нихуя не понял, — Ну я знал, что так будет. Мне свалить и не мозолить глаза пока, или че? — Или че, — уклончиво отвечает Марк. Он не появлялся дома месяц, он не ебался месяц, он заебался в туре, а перед ним сидит Назар, пусть и косплеющий зомби, но на расстоянии вытянутой руки и с обратным билетом только завтра вечером. Если этим не воспользоваться с удовольствием, то Марк будет последним дебилом, а в ряде ситуаций вроде этой он все же далеко не идиот. — И? — Назар вопросительно гнет бровь, смотрит с ожиданием, — Конкретика будет? — Раздевайся. Выражение лица Назар стоит, блять, всех этих дней прострации, потому что смотрит он теперь не с ожиданием, а с откровенным непониманием и ахуем. Голос его звучит тоже неуверенно. — В смысле «раздевайся»? — В прямом, — просто отвечает Марк, поднимаясь на ноги, — Снимай шмотье, если надо в душ, полотенце там есть. — Блять, — усмехается Назар, — Ты потрахаться что ли предлагаешь? — А у тебя другие варианты есть, или че? Все ещё глядя с долей насмешливого сомнения, Назар все же встаёт и стягивает через голову футболку. Пока он возится, Марк лезет в свой чемодан и ищет во внутреннем отсеке резинки. Вроде брал, не вспомнить точно, нахуя, но улетал то из Питера в Москву, только потом ехал в Сургут, а значит, где-то точно завалялись. Предположение при содействии молитв всем богам претворяется в реальность, в одном из пакетов обнаруживаются и резинки, и смазка. А ещё ремень, но уже не в пакете, а на запасных джинсах. Марк ловит себя на шальной мысли и его берет тоже, разворачиваясь лицом к Назару. Тот, стоя в одних трусах, неуверенно уточняет. — Тебе ремень нахуя? — Есть у меня одна идея, — улыбается Марк, бросая все свое добро на кровать, — Даже две. — Выпороть себя не дам, — отрезает Назар, — Иди нахуй с такими идеями, я не настолько проебался. — Иди уже сюда. Он сам целует Назара. Как на той тусе в семнадцатом, когда нажрался джином, пошел в толчок лицо сполоснуть, а вместо этого взял и засосал. Ссал страшно, думал, что по ебалу получит, но не попробовать не мог, потому что тянуло страшно. Но его не оттолкнули, ему даже не сказали что-то вроде «эй, бро, ты перебрал, кажись». Ему ответили так же пылко, почти животно, что аж волосы на затылке дыбом встали. Сейчас отвечают тоже. Это всегда удивляло в Назаре — его умение отдаваться без задних мыслей. Целиком, полностью, без взвешиваний и долгих раздумий. Просто отдаваться, просто брать столько же взамен, просто гореть и сжигать дотла на взаимных щщах, просто не прикидывать, как, зачем и почему, а делать то, что хочется сейчас. У Марка никогда не было проблем с уверенностью в своих действиях и намерениях, он так-то тоже пиздец какой безрассудный смельчак временами, но у Назара получается по-другому. Назар в моменте абсолютно невозмутимо, с шальной улыбкой прыгает вниз, не проверяя даже, чё там по страховке, и не ждёт, что поймают. Он просто вверяется в чужие руки, зная, что будет хорошо. Не в какие попало, ясен хуй, только в те, в которые либо слишком сильно хочет, либо в те, в которых уверен, но все равно с долей опрометчивости. Даже не опрометчивости — умения поддаваться и не пытаться в контроль. Марк раньше всегда думал, как бы, блять, не проебаться. Сейчас уже не думает, только делает, потому что выкупил — не проебется. Не позволит себе. За путь до кровати, стоящей в полуметре, пропасть успевают отельный халат, трусы Назара и понимание, чего хочется конкретно сейчас. Всего и побольше, и можно без хлеба, но Марк не даёт себе потерять башку, чтобы ненароком снова не дать случайно (в любой другой раз не был против, но он за обиженку сегодня, так что игра вроде как по его правилам идёт), роняет Назар на подушку и снова смотрит. Тот пялится на него в ответ. — Ты чё? — Разворачивайся, — решает Марк, а когда Назар под ним не двигается с места, не выкупив, наверное, чё от него просят, добавляет, — На живот. Взгляд Назара неуловимо меняется, из вопросительного трансформируется в заинтересованный. Он может сколько угодно читать в своих треках о том, скольких барышень он затащил в койку, сколько угодно прикидываться альфа-самцом и создавать впечатление человека, трахающего все, что двигается (а что не двигается, двигающего и все равно трахающего), но на деле то они оба знают, что ему реально заходит. Пусть его хоть вырвет вот этим «сверху мне вкатывает больше», хуйня это. Назар любит быть снизу, и нихуя у него не получается убедить, что нет. Потому что разворачивается он резво, без сопротивлений и без ворчливого бубнежа, упирается локтями в матрас и ждёт. Марк разглядывает его спину, ровную линию позвоночника и родинку между лопаток, пока ещё не трогает. Вместо этого вспоминает, о чем подумал немного раньше, и находит брошенный на кровать ремень. Бля, а какая там схема то была? Наверное, пояс от халата был бы сподручнее, наверное, будь они дома, можно было бы найти древние наручники, которые им по приколу и по синьке подогнал Дима ещё года четыре назад, наверное, они слишком старые для всей этой глупости с ролевыми и не очень играми, но Марку достаточно похуй, чтобы не париться. Он вспоминает, как делал это раньше, в семнадцатом, когда от гормонов проще было вскрыться, чем перестать хотеть, и заставляет Назара вытянуть руки вверх, продевая их в завязанные петли. Назар кидает на него цепкий взгляд, повернув к нему голову. — Серьезно? — спрашивает он, и попытка выдержать тон насмешливым провальна, получается он скорее предвкушающим. Придурок такой, — Связать, растянуть и выебать, вот твой план? — Будешь много пиздеть, пункт с «растянуть» пропадет, — отзывается Марк, затягивая ремень на чужих запястьях, — Не туго? — Нормально. — Постарайся не сильно шуметь. Назар фыркает в ответ и рожей снова упирается свои руки. Не шуметь для него всегда сложно, если они не дома, его приходится затыкать, чем не попадя, потому что тихо он, видите ли, не умеет. Марк привык и ниче против не имеет, но отель все же, люди спят, а если и не спят, явно не собираются слушать аудиопорно за стеной. Дима все же не зря говорил, что шуму наведут, знал, сука, чем все закончится. И тоже привык — он на своем коротком веку столько раз прикрывал их задницы, когда они совсем уж с катушек слетали и запиралась в толчке прямо на концертной площадке, что не сосчитать. Кстати, о задницах. Ее Назар задирает сам, противореча своему напускному скепсису. Марк тяжело сглатывает, вслепую находя флакон, и щелкает крышкой, щедро выливая смазку на ладонь. У него в голове один вопрос: три или четыре? — Давай тремя, — вместо него отвечает Назар, телепат хренов, — Хочу, чтобы было немного больно. Ладно, не телепат, а мазохист ебаный, суть в целом не сильно изменилась. Только немного настрой Марка — это теперь даже приобретает какие-то черты наказания, хотя, казалось бы, они оба по такому не угарают вот совсем. Ну он во всяком случае точно, поэтому в узде себя держит потрясающе, даже когда начинает готовить Назара. Готовить Назара всегда в кайф. Потому что он сам раздвигает ноги шире и гнется в пояснице, дышит шумно, оглушительно, сука, не напрягается и всем своим видом даёт понять, что ему нравится даже на трёх пальцах. Он чуть ли не транслирует позицию, что это не «подставлять жопу», а «позволять удовлетворять себя», и даже в таком уязвимом положении не изменяет себе. На стон срывается всего раз, когда Марк, едва ли соображая, чё вообще делает, свободной рукой сжимает его яйца, крепко, но осторожно, и тут же отпускает. Назар цепенеет мигом, вздрагивает и лицом врезается в подушку, глуша в ней звук. — Блять, — мычит он, приподняв голову, и хочет было что-то добавить, но снова осиливает только одно слово, — Сука-а-а. Он шипит и ёрзает, дёргает руками, ремень натягивается, врезается в кожу на запястьях. Марк знает, что это не больно, и отсутствие беспокойства за то, что что-то там не так, позволяет отпустить тормоза. С петель срывает как-то совсем внезапно: Назар снова мычит сквозь зубы, сжимается на пальцах так, будто сломает их к черту, и выдыхает с хрипом. Если бы у Марка не стоял, у него бы обязательно встал от одного вида раздвинутых ног, связанных рук и собственных пальцев в жопе Назара. Вскрыть алюминиевую упаковку оказывается задачей почти непосильной, в ход по-киношному идут зубы. Не по-киношному Марк натягивает на член резинку, пристраивается поудобнее и толкается внутрь. На пару сантиметров, не больше, потому что влетать целиком сразу — хуевая идея, хоть и прозвучало желание про «немного больно». Но Назара расклад не устраивает, похуй ему на гипотетическую кривую походку с утра, он в спине прогибается сильнее и шипит. — Еби уже. Марк бы честно потерпел ещё немного, дал бы привыкнуть, вспомнить, расслабиться, но кто он такой, чтобы возражать? Он поэтому только вынимает полностью, крепче ухватывает Назара за бока и вставляет до самого конца, шлепнув яйцами по заднице. Внутри оказывается узко, жарко и мозгоотключительно. А ещё влажно, скользко и тесно. На первых порах так точно, во всяком случае до того момента, пока Марк ещё может обрабатывать внешние данные и худо-бедно что-то замечать. Потому что потом он видит, как Назар с хрустом, бегущим между позвонками, приподнимается на локтях, как откидывает голову назад, как призывно подмахивает, и все, соединение с сервером прерывается. Стон в синхрон (быть на бэках друг у друга они тоже умеют во всех планах), вспышка перед глазами и звук стука собственного сердца в ушах. Марк не думает ни о чем, пока двигает бедрами и наращивает темп, и сжимает пальцы так, что потом наверняка останутся следы. Он не думает, пока Назар подаётся навстречу и прикусывает наволочку, не думает, пока текут минуты и внутри становится горячее. Он только берет то, что ему отдают, наклоняется вплотную, наваливается на худую спину и, губами отыскав ухо, шепчет. — Будешь ещё диссить меня на своих треках? — спрашивает он, всаживая до упора. — Твою ж… Назар сбивается, поворачивает к нему раскрасневшееся лицо и смотрит сквозь мутную поволоку в глазах так, что Марк, блять, готов напроситься на ещё один дисс, если извиняться перед ним будут подобным образом. Он откидывается назад, подхватывается Назара за живот, натягивая на себя, и больше уже не пытается связать слов до самого конца, пока чужой стон не смешивается с всхлипом, сопровождаясь оцепенением. Назар справляется на этот раз без рук (потому что свои — заняты, ровно как и чужие) и кончает самостоятельно. Собственный оргазм, подоспевший чуть позже, Марк сравнивает с ощущением, будто из него разом вынули все кости, и он стал похож на бесформенное желе. Тело есть, и тело не его, он ебаный дух, оболочка где-то вне. Перед глазами одно — спина Назара, свои руки теперь уже на его заднице и мушки. Только бы не давление, успевает подумать Марк, а потом, словно каясь, прижимается лбом между лопаток. — Помыться надо, — лениво тянет Назар, когда они уже расправляются с ремнем, использованной резинкой и бутылкой воды, — Я весь вспотел, бля. — Надо, — рассеянно соглашается Марк, поворачиваясь к нему лицом. До душа они не доходят так сразу. Назар лезет сосаться сам, кошмарит своими шаловливыми руками Марку и так нихуевое гнездо на голове, обнимает его худыми, но, сука, накачанными бедрами за талию, вылизывает ему рот, жмется теснее и определенно собирается сдохнуть от асфиксии. Во всяком случае судорожный вздох — это именно то, что слышит Марк, когда ему все же хватает сил отстраниться. — Скучал по тебе пиздец, — признается он, крутя между пальцев серёжку в ухе Назара, — Ты до нового года в Питере будешь? — До двадцатого, — отвечает Назар, — Но на концерт твой не успею залететь, сори. Мне клипец надо с Ти снять, чтобы до нового года дропнуть, а он после Рождества улетает из Лондона. Пришлось взять билеты, пока были варики без ста пересадок. — Через Турцию полетишь? — Ага. — Пиздец. Ну удачи, чё сказать. — Да хуйня. Назар молчит немного, ловит лицо Марка в ладони и проводит большими пальцами по бровям. — Я тоже скучал, — говорит он, глядя все с той же хронической усталостью, — И заебался пиздец. Давай в Тай дернем после нового года? Или ещё куда-нибудь. Куда хочешь? — Сначала в Лондон, — вздыхает Марк, — К маме надо и с пацанами увидеться. Потом можно и в Тай, там как раз у Мирона концерты будут. Хоть пересечёмся. Назар молча кивает, целует ещё раз и сползает с кровати. Он подбирает с пола свой рюкзак, достает из него чистые трусы и с абсолютно невозмутимым видом идёт в ванную, пока Марк лежит и думает о том, что, сука, все было предопределено, и его, кажется, немного наебали. С другой стороны, главное, что не выебали. Ему ещё на сцене скакать и скакать, так что жопа нужна ему целой как минимум до Рождества. Ночевать Назар, само собой, остаётся в его номере. Перед тем, как лечь спать, он долго расспрашивает про концерты, фанов, музло («пишешь че-нибудь, или пока не прет?»), степень заеба от «ну пока держусь» до «нам всем пизда», нового турового менеджера, легендарные дневники от Андрея и оценку по десятибалльной шкале, насколько этот тур хорош. — Одиннадцать, — объявляет Марк, — Даже двенадцать, наверное. — Реально? — удивляется Назар, — А че так? Я думал, что скажешь пять максимум, типа заебался уже. Это потому что городов мало? — Это потому что ты прилетел. Потому что сорвался, бросил дела и примчался извиняться за то, в чем виноватым себя не считал; потому что не кинул и не повернулся жопой, даже когда нашел объебанного коксом с бутылкой в обнимку; потому что в Лондон переехал, лишь бы хоть как-то ловить друг друга не в рабочий сезон, и слова не сказал про то, что вообще-то можно было и в России зимой тусить. Потому что спустя шесть ебаных лет так и остался рядом, под боком, прежний и совершенно другой, но, сука, неизменно свой, привычный и стабильный. Обещающий эту стабильность сейчас, когда ее хочется и когда она реально нужна. Марк, может, и придурок временами, может, и башкой часто не думает, влетает в хуйню, а потом жалеет, но этот выбор ещё давно делал без всяких сомнений. И сейчас не сомневается тоже ни на йоту — трудно сомневаться в человеке, который помог справиться с зависимостью, переехал в другую страну и пригнал извиняться, положив болт на свой плотный график. Бессмысленно по своей сути. А вещи без смысла Марк не любит. Марк Назара любит, бля — и вот это уже самый сильный аргумент и самый железный факт. Все остальное — нахуй. — Я тебя тоже, — будто услышав, о чем он думает, говорит Назар, — Пиздец как. Марк улыбается и прикрывает глаза. Шестую зиму подряд он будет счастлив. И это тоже факт.