Перчатки

      Стальные ремни сдавили руки, смяв рукава рубашки, в трех местах: запястья, плечи и чуть выше локтей. Поднять бы голову и осмотреть, сколько на ногах креплений, чувствуется всего три, но здесь Ван Эк превзошёл сам себя: через шею перекинут широкий ремень, усеянный изнутри шипами. Не давит, почти не ощущается, но одно неверное движение — останешься без кожи. Такие ошейники одевают на собак. Забавно.       Каз чуть шевелит ногами — на два миллиметра влево и вправо, больше нет возможности. Крепежа все-таки три: лодыжки, бедра и колени. На коленях ощущается сильнее всего. Каз пытается не думать об этом, все еще выискивая пути отступления.       Он лежит на столе с отломанным снизу краем. Будто чем-то тяжёлым ударили. Рядом стоит стол, на котором лежат медицинские инструменты. В отличие от тех, что висят на стенах, эти выглядят вполне настоящими. Каз медленно моргает — в глаза бьет свет софитов, от их тепла неприятно потеет спина. Он сжимает и тут же разжимает пальцы, стараясь не выдавать своего волнения. Он может быть здесь не один, нельзя показывать лишних эмоций. Лучше их вообще не показывать.       Слабость в теле медленно проходит, неприятный зуд в области шеи от иглы — нет. Он не чувствует отмычек, спрятанных в одежде, расположение которых знает наизусть. Хорошо обыскали, твари. От мысли, что чужие руки его касались, его передёргивает. Нельзя нервничать.       Но не нервничать не получается. Руки не двигаются, пальцы не дотягиваются даже до карманов брюк, не то что до ремней. Колено, чуть выгнутое в другую сторону креплением, отдаёт глухой болью. Ремни на руках не давят так сильно, чтобы перекрыть ток крови, но достаточно, чтобы было невозможно их двинуть. Ситуация, мягко говоря, не радужная.       Едва слышные шаги долетают до его слуха моментально, Каз напрягается, неосознанно приподнимая над столом спину. Рубашка взмокла. От жара софитов или от его нервов? Каз надеется на первое. Руки отказываются сдвигаться даже на сантиметр. Шаги приближаются. Кто-то идет со стороны его головы, но Казу не нужно видеть его лица, чтобы узнать, кто это.       Ян Ван Эк появляется в поле зрения слишком, невыносимо медленно. Он выглядит совершенно спокойным. Он один. Настолько в себе уверен, или его люди спрятаны по всему помещению? Каз сжимает зубы, неотрывно глядя на Ван Эка, стараясь не моргать столько, сколько это позволяет бьющий в глаза свет. — Гадаешь, почему я один? — Ван Эк стоит совсем рядом. Одно движение, схватить со стола что-нибудь, и воткнуть в грудную клетку… Высвободить бы руки… — Не пытайся, не сможешь. Я ждал тебя, Бреккер, я готовился. Располагайся поудобнее, мы здесь надолго.       Его голос спокоен и даже добродушен. Он плохо скрывает ликование. Радуешься, что поймал канальную крысу? Как низко ты пал. — Ждал меня? Я польщëн. — Можешь язвить сколько хочешь, тебе это не поможет. Тебе уже никто не поможет.       Ван Эк проводит рукой по столу с инструментами, окидывая их почти влюбленным взглядом. Касается кончиками пальцев стальных, холодных даже под светом ламп, ножей, скальпелей, свëрл, ножниц, иголок и других железок, которых Бреккер не видит.       Казу не страшно. Он не может сказать, что не боится боли, но боль не заставит его говорить. Этого достаточно. — Можешь хоть наизнанку меня вывернуть, я тебе ничего не скажу. А переусердствуешь — Юл-Бо уже не найдешь.       Ван Эк нетерпеливо улыбается, не отвечая на слова Каза. Берёт в руки тонкий серебряный скальпель. В огромной руке Ван Эка он смотрится игрушечным.       Казу не страшно. — Я думаю, ты всё-таки заговоришь. Даже у такого, как ты, есть предел. Есть слабые места. И я их найду, Бреккер, у меня много времени.       Каз дëргает правую руку, уже зная, что она не сдвинется. Сердце пропускает удар.       Казу не страшно.       Ван Эк подходит ближе, вплотную к столу. Скальпель противно отражает свет софитов. Каз не сводит с лезвия взгляда, отчего то начинает расплываться. Слишком близко к лицу. — Я бы мог лишить тебя глаз… Но так не интересно. Не сразу. Не сейчас.       Лезвия опускается ниже, не касаясь, спускается по ошейнику. Каз внимательно следит за каждым действием Ван Эка. Он уже морально подготовился к тому, что его сейчас будут пытать. Он дышит ровно, размеренно, словно наблюдает за чужой игрой в покер, а не лежит прикованный на столе. Словно над ним сейчас не висит нож.       Скальпель взлетает вверх внезапно, но ожидаемо. Бледная кожа режется так легко, Ван Эк грустно улыбается. Каз чувствует, как по скуле, по шее течет кровь. Глубоко. Каз усмехается, заставляя кровь течь обильнее.       Казу не страшно. — Не подумай, что это приносит мне удовольствие. Я не садист. Ты умный парень, Бреккер, а я не хочу заходить слишком далеко. Как насчет заговорить?       Лезвие упирается в уголок смеющихся губ, но не причиняет боли. Ван Эк ждет ответа. — Попробуй ещё, — отвечает хрипло Каз.       Ван Эк кивает, словно не ждал другого ответа, откладывает скальпель. С конца лезвия кровь капает на железный поднос, едва слышно и глухо ударяясь об него. Ян осматривает Каза беглым взглядом. — Попробую, Бреккер. Попробую.       Его рука вдруг оказывается на голове Каза, пальцы крепко хватают за волосы, тянут, заставляя прогнуть голову назад. Каз упирается шеей в шипы, чувствуя, как они впиваются в кожу. Ван Эк бьёт его затылком об стол, отчего в глазах на секунду меркнет, а после отпускает. Чëрт. Больно.       Это была не попытка добыть информацию, Каз прекрасно это понимал. Ван Эк показал ему, что может делать всё, что захочет. И ещё не раз покажет. Но Каз не думает об этом. Каз думает о том, что Ван Эк очень удачно схватил его — не задел кожу головы. — Что ж, Бреккер, — Ян отряхивает с рук вырванные у Каза волосы с нескрываемым отвращением на лице, — приступим.       Казу не страшно.       Ван Эк берёт со стола нож, оглядывает Каза с видом мясника на рынке. Поддев край рубашки кончиком лезвия, он безжалостно проводит вверх. Ткань рвется, расходясь и падая в разные стороны. Она всё ещё влажная от пота, но Казу почему-то становится прохладно.       Ван Эк с нескрываемым наслаждением продолжает терзать одежду Бреккера. Каз понимает, зачем. Так проще добраться до его тела, чтобы всадить нож или срезать кусок кожи. Так пленник чувствует себя менее защищённым. Прямо как Каз сейчас.       Он чувствует, как пальцы Ван Эка пролетают в считанных миллиметрах от его живота, груди или рук. Каз дышит ровно, не сбиваясь с ритма. Ничего. Ничего не происходит. Дыши.       Нельзя выдать себя.       Каз отвлекается на контроль дыхания, на секундное выпадение из реальности, а потому не замечает, когда Ван Эк берёт в руки скальпель снова.       Лезвие пересчитывает Казу рёбра, оставляя глубокий тонкий порез. Ещё раз. И ещё раз. Каз позволяет себе рвано выдохнуть лишь на четвёртом разе. Не расслабляться. — Как самочувствие? — спрашивает почти заботливо Ван Эк, осматривая кровавые раны на груди Каза. Его взгляд и тон… Казу смешно. Ван Эк похож на «заботливого» доктора, который, стоит отвернуться, разрежет тебя на органы.       Казу не страшно. — Молчишь? Ну ничего, ничего. Времени ещё много.       Он так часто это повторяет. Может, его это успокаивает? Ян Ван Эк действительно не садист. Но причинять боль такому, как Каз… Совершенно безнаказанно и не получая сопротивления… Сложно устоять. Ван Эк берёт молоток.       Каз непроизвольно напрягается, когда, держа молоток в руке, Ван Эк отходит к концу стола. Левая нога дëргается. Мне сегодня везëт.       Порезы на груди жгут и болят, остатки рубашки пропитались кровью и липнут к телу. Терпимо, может быть даже привычно. Разрезанная до уха щека заливает кровью волосы и шею. Кровь порой попадает и в само ухо, если Каз крутит головой. Поэтому он ей не двигает. Ван Эк поднимает молоток над правой ногой, кажется, над лодыжкой. Каз прикрывает глаза.       Казу не страшно.       Сначала быстрый холод железа, всего секунда. А после мерзкий хруст и боль. Яркая, острая, ослепляющая боль. В глазах появляются белые пятна, дыхание сбивается с ритма. Его вообще нет несколько секунд. Мучительно долгих секунд. Каз прислушивается к себе. Да, действительно, лодыжка. Ступню бы молоток раскрошил в пыль, потом не соберëшь. А лодыжки… Срастутся. Мне сегодня точно везёт.       Болезненная усмешка на лице Бреккера заставляет Ван Эка скрипнуть зубами и замахнуться второй раз. Снова секундный холод и боль. В глазах темнеет, Каз беззвучно вскрикивает, хотя был готов. Обе ноги сразу он ещё не ломал. Каз прикрывает глаза.       Казу не страшно.       Острая боль уже перешла в ноющую, когда Каз пришёл в себя. Прошла пара минут или пара десятков? Каз не знает. Больно.       Ван Эк стоит у стола, придирчиво оглядывая инструменты. Глянув на Каза, он видит, что тот смотрит на него. — О, очнулся. Как самочувствие? — Прелестно, — шипит Каз. Тупая, ноющая боль ползет вверх по телу. — Чудесно. Знаешь, Бреккер, на этом же столе лежала твоя дорогая Призрак.       Каз делает рваный вдох. Инеж. В глазах его появляется стальной блеск, которому бы позавидовал даже вскрывший парня скальпель. — Да, она была здесь. Видишь это? — Ван Эк отходит, указывает рукой на скол стола. — Я обещал сломать твоей девочке ноги, если она не выдаст вас. Но, как видишь, ноги я сломал тебе. А знаешь, что ещё я ей обещал?       Он наклоняется к лицу Каза, тот чувствует его мерзкое дыхание, и тихо, словно доверяя страшную тайну, говорит: — Я обещал снять с тебя перчатки и переломать пальцы.       Каз заставляет себя продолжать дышать ровно. На это уходят все усилия. Ноги ужасно болят, из тонких глубоких порезов на груди сочится кровь, Ван Эк, отойдя, что-то говорит. Но Каз не слышит и не чувствует.       Снять перчатки.       Снять перчатки?       Ван Эк может переломать ему все кости, Каз не против. Только не перчатки. Только не это. Каз закрывает глаза, пытаясь выровнять вдруг участившееся дыхание. Пытаясь вслушаться в монолог Яна. -… щипцы или мне сделать это собственными руками? Кости пальцев гораздо более хрупкие, чем кости в ногах, здесь не понадобятся инструменты.       Ван Эк подходит ближе. Каз смотрит на него самым непроницаемым взглядом, которым только может сейчас. Ван Эк сцепляет свои пальцы на запястье Каза, ниже ремня. Каз сбивается с дыхания, пытаясь сжать руку. Уже всё равно. Не дать снять перчатку.       Ван Эк стягивает её быстро, но Казу кажется, что это длится вечность. Он смотрит, как единственная его защита остаётся в мерзких руках этого отвратительного человека. Каз чувствует каждый миллиметр кожи, которой касаются пальцы Яна. Чувствует, слишком ярко и остро, гораздо острее, чем перелом, как Ван Эк проводит кончиками пальцев по тыльной стороне ладони.       Казу не страшно.       Не страшно.       Не страшно.       Казу хочется кричать.       Не трогай. Не трогай. Не трогай.       Ван Эк что-то говорит, продолжая водить пальцами по узкой ладони Каза. Бреккер сжимает вторую руку в кулак, пытаясь сосредоточиться на оставшейся перчатке. На перчатке. На перчатке… Но Каз чувствует только кожу Яна. Только его касания. Каз двигает ногами — на пару секунд это помогает, мир исчезает за пеленой мучительной боли. Но лишь на пару секунд.       Каз ощущает воду. Она подкрадывается снизу, жестоко-ласково оглаживая сломанные ноги. Каз пропускает вдох.       Рука исчезает. Вода тоже. Уходит медленно, словно неохотно, словно говоря: «Еще вернусь». Каз поворачивает голову и смотрит осоловелым взглядом на Ван Эка. Тот смотрит в ответ. Что-то в его взгляде Казу совсем не нравится.       Бреккер стремительно берёт себя в руки. Пытается хотя бы. Сплëвывает попавшую в рот кровь, повернув голову и ободрав шею. Странный огонек в глазах Яна не пропадает, но тускнеет. Этого достаточно. Хотя бы пока. Каз сжимает руку в перчатке.       Ян бьет его по лицу. Так резко и сильно, что Каз ударяется виском о стол. Рана на лице увеличивается, кожа отрывается от мяса от резкого движения. Снова кровоточит. И шея тоже.       Каз усмехается.       Ван Эк смотрит на Бреккера, пытаясь понять, что он видел. Этот маленький подонок не боится переломов, рваных ран, не боится пыток, не боится ничего. Но он… Нет, невозможно.       И все же…       Ван Эк обходит его по кругу и хватается за вторую перчатку. Каз сжимает пальцы в кулак, сопротивляясь. Не смей. Но Ян посмел. Резкий удар по рёбрам, прямо в разодранную грудь, заставил Каза непроизвольно расслабить руку. Последний оплот его самообладания, его защита, исчезла в огромных руках Ван Эка.       Тот отшвыривает перчатку назад, Каз провожает её взглядом. И, странно усмехнувшись, Ян медленно кладет свою руку на ладонь Бреккера, сжав пальцы, накрыв полностью. Паника накрывает с головой, глаза широко распахиваются. Каз задыхается. Вода окутывает его по плечи, накрывает волной, как из прорванной дамбы. Зрачки расширяются.       Каз задыхается.       Лицо Ван Эка озаряет ненормальная улыбка. Он завороженно проводит рукой вверх и вниз по голой коже, прижимая ладонь максимально сильно. Ужасно близко. Казу почти физически больно. Вода стоит под горлом, подступает тошнота. Он чувствует влажные от пота руки Яна слишком остро. Ему плохо. Ужасно плохо.       Каз задыхается.       И тут рука пропадает. Каз вдыхает жадно, как утопающий. Он даже не заметил, что задержал дыхание. — А ты, Бреккер, умеешь удивлять, — смеется Ван Эк, смотря на него сверху вниз.       Каз весь мокрый от пота и крови, остатки рубашки сбились на стол, куда-то под спину. Он смотрит покрасневшими глазами на Ван Эка, но взгляд расплывается. Казу плохо. Каз знает, что если сказать, если сдаться, будет легче. Не будет так плохо. Но…       «Я обещал сломать ей ноги, если она вас не сдаст. Но, как видишь, ноги я сломал тебе». Что значила эта фраза? Инеж сдала нас? Нет, она не могла…       Каз отвлекается на мысли, пытается успокоить трясущееся, как в лихорадке, тело. Мысль, что Инеж могла их предать причиняет почти столько же боли и отчаяния, сколько прикосновения Ван Эка. Может, даже больше.       Купец возвращается и подходит ближе. — Как насчет заговорить, Бреккер? Теперь я знаю, как с тобой играть. Если не заговоришь сейчас… Я заставлю тебя об этом пожалеть.       Но Каз ему ничего не скажет. Даже если их уже предали. Даже если она. — Пошел к черту, — выплевает Каз и оскаливает окровавленные зубы.       Ван Эк накрывает его лицо холодной влажной рукой, закрывая рот и нос, касаясь глаз.       Каза накрывает с головой.       Каз тонет.              Где-то далеко, словно в другом мире, в другой жизни, раздаётся выстрел. Вслед за ним - тихий звон ножей.       Каз будто выныривает из воды. Его глаза открываются и он встречается взглядом с Ван Эком. Видит испуг в его глазах. Каз вдруг понимает, что улыбается.

Они пришли за мной.