Королек

Солнечного света эта небольшая комнатка, попросту именуемая пыточной, не видела никогда. И все же мэтру Санташу на мгновение почудилось, что именно сейчас эти древние тяжелые камни, перевидавшие на своем веку изрядно человеческих страданий, озарил солнечный лучик. Колдун, прикованный за руки к дальней стене, устало опустил веки, и ясный, как солнце, свет его глаз померк. Комната опять погрузилась в багровое пламя, извергаемое печью. У ее пасти деловитым пауком возился мэтр Пьера Тортерю – присяжный палач. Негромко, как столовые приборы в руках проворной служанки, позвякивали его рабочие инструменты – чудовищного вида крюки, пилы и клещи. Протоколист за своим столиком придвинул к себе чернильницу, готовясь записывать показания обвиняемого. У мэтра Пьера говорили все без исключения. Санташ задумчиво обогнул низенький для его выдающегося роста деревянный стол, на котором в идеальном порядке лежали блестящие отточенные иглы, сделавшие бы честь любой швее, и приблизился к обвиняемому. Бестрепетно коснулся ладонью его щеки, отводя длинные кудрявые волосы, в беспорядке упавшие на лицо. −Мэтр Санташ. – окликнул его примостившийся у самого входа королевский прокурор. – Во имя Господа, остерегайтесь трогать это колдовское отродье. −Вам ли говорить мне о Господе, мэтр Шармолю? – тонко улыбнулся Санташ, поводя широкими плечами под темной тканью сутаны. Прокурор, напоровшись на его взгляд, как на раскаленный прут, торопливо отступил в тень входной арки и замолчал. Санташ удовлетворенно кивнул и вновь обернулся к колдуну. −Что я вижу? – насмешливо спросил он. – Ты так храбро держался в зале суда. А сейчас пытаешься спрятаться от нас. Ну же, юноша, взгляни в глаза своей судьбе. −Моя судьба выглядит иначе. – упрямо процедил колдун, но глаза все-таки открыл. Почему-то упрямство мальчишки рассмешило. Но Санташ позволил себе только одну сдержанную улыбку. Колдун был забавным. Маленьким и хрупким, как весенний цветок. Как певчая птичка. −Уважаемые господа. – возвысил голос Санташ, отступая на шаг. – Я прошу вас ненадолго оставить нас с обвиняемым наедине. Тайна исповеди священна даже для такой заблудшей души, как эта. −Мэтр Санташ, разумно ли?.. – снова квакнул из своей тени Шармолю. −Более чем, мэтр Жак. – нетерпеливо дернул щекой Санташ. Королевский прокурор пробормотал что-то сквозь зубы, равно похожее и на богохульство, и на молитву Пресвятой Деве, но с видимым облегчением покинул пыточную. Тонкая и сложная работа присяжного палача никогда не доставляла ему удовольствия. Следом неслышно выскочил протоколист, похожий на вставшую на задние лапы крысу. Наконец, последним вышел сам мэтр Пьера. Остановился на пороге, бросил на Санташа ревнивый взгляд и все-таки закрыл за собой дверь. Санташ аккуратно задвинул за ним щеколду и повернулся к колдуну, устало склонившему голову себе на плечо. −Мне не в чем вам исповедаться. – проговорил он, не поднимая головы. – На мне нет ни единого греха, кроме одного. Я по своей наивности полагал, что мои песни приносят людям радость. −Песни… − усмехнулся Санташ, в задумчивости остановившись у печи и перебирая инструменты мэтра Пьера. – Милый юноша… Регулус, так ведь тебя зовут? Что ж, тебе очень подходит это имя. Маленький певчий королёк. Так вот, Регулус. Не пытайся обмануть меня. Я ведь прекрасно понимаю, что твои песни, фокусы, эта ученая коза, знающая который час и так мастерски передразнивающая уважаемых горожан – это всего лишь листочки. Корень твоих умений скрывается намного глубже. Он все-таки выбрал приглянувшийся инструмент – простой короткий прут с витой деревянной рукоятью. Кончик прута уже раскалился до завораживающе алого цвета. Санташ медленно вытащил его из пламени и описал плавный полукруг. Алый кончик пылающим мечом взрезал полумрак. −Я говорил и повторю вновь – я не колдун и никакого зла людям не желал. – тихо, но твердо повторил Регулус, неотрывно глядя на раскаленное железо. Санташ приблизился к нему, поигрывая прутом, как тросточкой. Остановился в двух шагах, внимательно разглядывая колдуна. Лицо мальчишки, густо тронутое нездешним, слишком южным загаром, посерело. Побелели красивые, будто созданные для улыбок и поцелуев, губы. Только голубые глаза смотрели так же ясно и открыто. Непослушные кудри падали на высокий чистый лоб. −Так докажи мне это. – негромко отозвался Санташ. – Если ты не лжешь, огонь не причинит тебе вреда. Если же ты и впрямь колдун и состоишь в сношении с дьяволом… Что ж, твоя участь будет незавидна, но закономерна и заслужена. К слову, быть может, объяснишь мне, откуда у бродячего цыгана такая дорогая вещица? В левой руке Санташа качнулся оправленный в золото некрупный шарообразный коралл – королёк – на длинной тонкой цепочке. Регулус рванулся вдруг всем телом, силясь добраться до украшения. Цепи врезались ему в запястья. Страшно напряглись крепкие мышцы под смуглой кожей. Рубаху с колдуна подручные палача сорвали еще перед тем, как заковать в кандалы. −Вижу, эта вещь очень тебе дорога. – Санташ убрал подвеску обратно в карман. – Уж не есть ли это залог вашего с дьяволом союза? −Это все, что у меня осталось от матери. – сквозь зубы процедил Регулус, яростно сверкая глазами. −Трогательная привязанность для цыгана. – хмыкнул Санташ, поднимая прут. – Итак, ты все же упорствуешь. Губы Регулуса дрогнули в насмешливой азартной улыбке, так не вязавшейся с его незавидным положением. −Полагаю, даже если бы я признался в чем угодно – хоть в том, что пляшу голышом на крыше королевского дворца – вы бы все равно проткнули меня своим прутом, мэтр Незапятнанный. Имя Санташа колдун выговорил с особенным наслаждением, прищурил светлые глаза и сдул упавший на нос непокорный локон. −Наивное дитя на поводу у зла. – устало вздохнул Санташ. – Что ж, видит Господь, то, что сейчас произойдет, не доставляет мне ни малейшего удовольствия. −Хорошо, что хламида у вас просторная, мэтр Незапятнанный. – съязвил в ответ колдун. – Смотрите только, не запятнайте ее прямо здесь. Санташ, стиснув зубы от накатившего гнева, медленно приблизил раскаленный прут к этому преступно красивому и дьявольски насмешливому лицу. Регулус невольно отшатнулся, ударившись затылком о каменную стену. Запрокинул голову, прикусив губу. На напряженной шее проступили жилы. Прут неспешно опустился к его тяжело вздымающейся груди, застыв на волоске от гладкой смуглой кожи. −У тебя есть последняя возможность воспользоваться моим милосердием. – овладев собой, ровно проговорил Санташ. Колдун смолчал, только глаза у него сверкнули, как у дикого кота. Санташ с преувеличенно тяжелым вздохом опустил прут еще ниже и резко прижал раскаленное железо к боку мальчишки, над поясом штанов. Регулус рванулся в сторону, пытаясь уйти от чудовищного прикосновения, дернул цепи так сильно, что они жалобно заскрипели. Лицо колдуна исказилось от боли. Губы приоткрылись, но мальчишка не издал ни звука. Санташ отстранил прут, стараясь не дышать отвратительным запахом паленого мяса. −Что же ты не поешь, Королёк? – насмешливо спросил он, свободной рукой почти ласково касаясь худой щеки. Регулус невероятным усилием воли выпрямился, сморгнул проступившие слезы и то ли улыбнулся, то ли оскалился: −Хотите, чтобы я спел вам, мэтр? – перехваченным болью голосом выговорил он. – Вам стоило просто попросить. И он правда запел уже совсем иным голосом – высоким и чистым – действительно похожим на заливистую трель королька: −Птица бедная в неволе. Кто поможет ей теперь? Кто отпустит на свободу? Кто откроет эту дверь? По пыточной пронесся порыв ветра. Прут в руке Санташа зашипел и погас. Цепь, охватывающая левое запястье Регулуса, со звоном лопнула. Правая, однако, оказалась крепче и колдовству цыгана не поддалась. Регулус ловко подтянулся на ней и обеими ногами ударил растерявшегося Санташа в грудь так сильно, что тот отлетел к противоположной стене, снеся по пути стол с иглами. В тесной комнате вновь поднялся ветер. Сбросил со стола протоколиста кипу бумаг. Опрокинул чернильницу. Задул пламя в печи. А цыганский колдун все пел, выплетая слова этим невозможно звонким чарующим голосом. Цепь, державшая его правую руку, скрипела, но держалась. Санташ, пошатываясь, поднялся на ноги, отбросил бесполезный прут. Пораженно уставился на мальчишку – встрепанного, как задиристый воробей. По-кошачьи изящного и гибкого. И, как собака, скованного этой упрямой цепью. −Вот, значит, как. – губы Санташа против воли дрогнули в улыбке. – Никогда не думал, что однажды увижу настоящего колдуна. Регулус бросил бороться с цепью. Оглянулся на приблизившегося к нему Санташа. Глаза у колдуна горели дико и непокорно. Ноздри раздувались, как у разгоряченного коня. −Так значит, все те, кого ты отправил на костер и виселицу, колдунами не были? −Конечно, нет. – отмахнулся Санташ. – Никто из них не сумел защитить себя так, как ты. И все же твои трепыхания напрасны. Птичка не выберется из силка. Запертая дверь за спиной Санташа шарахнула о стену с такой силой, словно по ней ударили тараном. Послышался дробный топот копыт, и в пыточную влетела ведьма верхом на белой златорогой козе. Кто из них взвизгнул – ведьма или коза – Санташ не понял. Но толстая цепь все-таки лопнула, и Регулус молнией метнулся вперед, врезавшись плечом в Санташа и как-то хитро подсекая ему ногу. Почтенный мэтр рухнул на пол, как следует приложившись затылком, а ловкие тонкие пальцы сноровисто обшарили его сутану. Полыхнул алым глазком коралл на цепочке. −Регулус, живее! – звонко крикнула ведьма, придерживая залихватски сдвинутую на затылок остроконечную шляпу, из-под которой выбивались крупные темные кудри. −Элен… − в голосе колдуна послышалась улыбка. – Как ты вовремя. −Потом спасибо скажешь. Убираемся отсюда! Санташ со стоном приподнялся на локте, но успел только увидеть, как ведьма, сверкнув зелеными глазами, пришпорила свою козу. За холку адского животного ухватился Регулус, и вся эта чертова кавалькада с гиканьем и шумом скрылась за дверью. Сквозь звон в ушах Санташ расслышал обрывок цыганской песни, выпеваемой на два голоса: −Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором! Сознание все-таки покинуло бедного мэтра, и он рухнул обратно на пол. Сквозь тяжелый сумрак забытья насмешливо улыбался кудрявый светлоглазый колдун. На смуглой обнаженной груди адским оком светился коралл на золотой цепочке.