Вкуснее, чем раф

Уён изводится и скулит, потому что течка мучает его уже вторые сутки, а Сан в отъезде. Сонхва пытается как-то облегчить его страдания, но ни теплые одеяла, ни травяные чаи не могут быть полезны, когда омеге просто нужен альфа. Уён мечется по постели, сбивая простыни. Вся спальня уже буквально пропитана горько-сладким запахом кофе, и можно заходить сюда с утра, чтобы взбодриться перед работой, только вид Уёна отнюдь не бодрит, а наоборот удручает. Сонхва ставит кружку с теплым молоком на тумбочку, садится на край кровати, за талию притягивает Уёна и кладет его голову себе на колени. Уён горит, его футболка насквозь мокрая от пота, и все куда хуже, чем Сонхва мог себе представить. Чем быстрее он что-то предпримет, тем лучше. — Трахни меня, хён, — тихо, в каком-то бреду произносит Уён. — Мы же семья. Сонхва предпочитает проигнорировать его слова. Да, они семья, да, как главный альфа, он должен что-то сделать. Только дайте ему время, и он найдет другой выход. — Сан приедет через неделю, — Сонхва стаскивает с него футболку и невольно сглатывает. Запах кофе ударяет в нос, кожа Уёна блестит, и на ней Сонхва видит царапины от ногтей. Черт. Чертчерт. Сан голову ему отвернет, когда приедет и увидит, что допустил Сонхва. — Я не протяну неделю, — Уён переворачивается на другой бок, утыкается лицом ему в живот, и Сонхва видит мокрое от естественной смазки пятно на его заднице. Черт! Сан, как же не вовремя ты уехал. — Хва-хён, пожалуйста, ты же можешь, — Уён приподнимается, хватается пальцами за ремень на его брюках и пытается расстегнуть. К счастью, ему это не удается, потому что глаза его закрыты, пальцы слишком слабы, а сам он продолжает елозить бедрами по постели и в конце концов снова роняет голову Сонхва на колени. Подавляющие. На такой случай у них всегда лежат таблетки. Только Сонхва не помнит, чтобы кто-то хоть раз ими воспользовался. Кое-что Уёну все-таки удается. Он задирает на Сонхва футболку и целует его живот, лижет языком и — черт возьми, как Сонхва объяснит Хонджуну засос так низко? — Хватит! — Сонхва вскакивает и успевает подхватить Уёна, чтобы тот не упал на пол. Уён, кажется, не осознает, что был в шаге от падения, но зато осознает, что Сонхва исчез из поля его досягаемости. Он сгребает одеяло, обхватывает его ногами, трется и, закусывая, скулит. — Дерьмо! — Сонхва зачесывает со лба волосы, стискивает их на затылке и, проклиная всех — от производителей постельных принадлежностей до самого Создателя, — идет на кухню. — Как там Ёна? — Хонджун, с ногами забравшись на стул, что-то пьет из огромной кружки. Сонхва надеется, что не кофе, потому что этот запах теперь мерещится ему повсюду. — Плохо, — Сонхва перебирает лекарства в аптечке, но все названия расплываются, перед глазами словно стоит дымка, и потому каждую коробочку приходится подносить к самому лицу. — Так трахни его, — запах кофе перебивается другим, куда более родным и знакомым. Холодные ладони Хонджуна проскальзывают под футболку, гладят, и кожа Сонхва покрывается мурашками. — Что? — Сонхва разворачивается, дымка исчезает, и он четко видит лицо Хонджуна, его просто огромные зрачки, вздернутый носик, нежные губы… И хрупкую шею, в которую хочется впиться губами и снова оставить метку. Сонхва отчетливо может представить, как разворачивает Хонджуна, укладывает на столешницу, срывает с него штаны и резко входит. — Ты хочешь, — сладкий голос Хонджуна звучит где-то далеко, и Сонхва несколько раз моргает. — Нет, — Сонхва и сам себе не верит, но убеждает себя, что должен так сказать. — Да, — Хонджун улыбается, прижимается слишком крепко и трется об его пах. — Тебя же заводят стоны Сана, когда Уён ему отсасывает. Ты из меня всю душу вытрахиваешь, когда Сан просит взять глубже. А когда они стонут вместе, и слышно, как спинка кровати бьется о стену, слышно их влажные шлепки, как они шепчут друг другу пошлости... Ты же поэтому не хочешь поставить звукоизоляцию в комнаты. Мы же семья и всем делимся, почему ты сейчас отказываешься от своей порции? — Уён, — Сонхва запинается и облизывает губы, — не еда. — Он такой сладкий кофейный десертик, — Хонджун встает на цыпочки и продолжает шептать ему на ухо. — Забудь все свои старческие принципы. Только ты пытаешься всех убедить в своей моногамии, но мы-то знаем, что ты хотел бы попробовать больше. Попробуй Уёна. Он сейчас такой сладкий, такой слабый, такой беззащитный — все, как ты любишь. Сонхва не верит своим ушам. Не верит, что тело так легко реагирует просто на слова. Он пытается убедить себя, что хочет Хонджуна, что это Хонджун на него так действует. Но Хонджун сейчас стоит с ним рядом, а Сонхва все равно отчетливо слышит чужой терпкий запах кофе поверх сливочно-цветочного запаха его омеги. — Можем трахнуть его вместе, — Хонджун толкается бедрами, и Сонхва жмурится, чувствуя его возбуждение. И свое возбуждение, которое уже ничем, кроме секса, не снимешь. — Смею предположить, Уён хорош и сзади, и спереди… — Заткнись! — слово вылетает прежде, чем Сонхва успевает что-то осознать. Хонджун ухмыляется, отстраняется, а на его лице нет никакой обиды. Сонхва хватает аптечку и, врезавшись плечом в косяк, вылетает из кухни. Он замирает на пороге спальни и что есть сил стискивает ручки коробки: Уён продолжает насиловать свернутое гусеницей одеяло, но уже без штанов и трахая себя анальной пробкой. — Видишь, до чего ты его довел, — Хонджун протискивается мимо Сонхва, залезает на кровать и забирает у Уёна игрушку. — Тише, малыш, мы здесь. Давай я тебе помогу. Уён сжимает его запястье, когда Хонджун вводит пробку, вдавливает ее до основания и проворачивает. Уён стонет, переворачивается на живот и встает на четвереньки, явно требуя большего. Сонхва просто смотрит, как его омега трахает другого его омегу секс-игрушкой. Это же его семья… Хонджун через плечо бросает на него взгляд, ухмыляется и, ничего не говоря, целует Уёна в поясницу, прикусывает ягодицу — Уён стонет громче, — вытаскивает пробку и слизывает вытекающую смазку. Сонхва готов потерять сознание прямо здесь и сейчас, потому что тесно не только в штанах, но и в груди. Ему не хватает воздуха. Пальцы ослабевают, и он роняет аптечку. — Я мог бы трахнуть его языком, — губы Хонджуна влажно блестят, но он все равно, смотря Сонхва прямо в глаза, зачем-то их облизывает. — Но думаю, твой член устроит его куда больше. Хонджун не дожидается возмущенной реакции. Разведя ноги Уёна шире, он устраивается между ними, руками оттягивает ягодицы в стороны и кончиком языка ведет по щели. Их стоны — благодарный Уёна и сладострастный Хонджуна — сливаются в унисон. Сонхва слушает влажные причмокивания и остатками сознания пытается сообразить, почему не чувствует ни капли ревности, зато чувствует целый океан возбуждения. Он перешагивает разбросанные лекарства, подходит к кровати, за плечо отрывает Хонджуна от его увлекательного занятия и целует. Запретный горько-кофейный вкус Уёна смешивается с родным сладко-сливочным вкусом Хонджуна — и это самое волшебное сочетание, которое Сонхва когда-либо пробовал. Ни один раф не идет ни в какое сравнение. Хонджун расстегивает его штаны, все еще холодными пальцами обхватывает член, и Сонхва шумно вдыхает и втягивает живот. Хонджун шлепает Уёна по заднице и перехватывает член влажной от смазки ладонью. Сонхва продолжает удерживать его плечо, чтобы удержаться самому и не накинуться на двух, по сути, беззащитных омег, потому что какой-то животный инстинкт твердит ему, что он имеет право — просто обязан — взять их обоих. — Хёны, — Уён жалобно стонет, и это возвращает Сонхва в реальность. В реальность, больше похожую на эротическую фантазию. Уён требовательно приподнимает бедра, выгибаясь в спине, и Сонхва не может не признать, что выглядит это чертовски соблазнительно (не при Хонджуне будет замечено). Зато Хонджун замечает — берет его руку, кладет Уёну на задницу и вводит его пальцы в анус. Сонхва со свистом втягивает воздух, чувствуя, как внутри Уёна горячо и влажно, и пока он занят растягиванием, в котором Уён не очень-то и нуждается, Хонджун помогает ему избавиться от одежды, а после куда-то сбегает. Сонхва не успевает понять, рад он или расстроен из-за внезапного исчезновения своего омеги, потому что Уён несколько раз призывно толкается бедрами. Если трахнуть его пальцами, это же не будет считаться изменой или изнасилованием? Он же просто поможет Уёну, а когда вернется Сан, ему не придется краснеть, оправдываясь… Сонхва не удается довести мысль до конца, потому что Хонджун возвращается и, хитро улыбаясь, тянется к нему с квадратиком презерватива в зубах. Сонхва благодарен ему тысячекратно, потому что у самого в голове — белый шум. Он свое имя назвать не в состоянии, не то что думать о предохранении. Хонджун рвет упаковку, едва Сонхва хочет перехватить ее губами. Он забывает, что его пальцы все еще внутри Уёна и что по сути Уён трахает себя сам, и смотрит, как Хонджун, приложив презерватив к губам, ртом насаживается на его член. Пальцы Сонхва выскальзывают из жаркого нутра Уёна и цепляются за волосы Хонджуна. Лоб Хонджуна упирается Сонхва в живот, горло сжимает головку — и Сонхва, чтобы сохранить жалкие остатки самоконтроля, борется с желанием посмотреть в эти бесстыдные глаза. Уён трется задницей, размазывая по его ноге липкую смазку, стонет и всхлипывает. Тот факт, что перед ним сейчас два омеги на коленях готовы отдаться целиком и полностью, сводит с ума. Хонджун выпускает его член изо рта, целует низ живота и рядом с засосом Уёна оставляет свой. Уён скулит, и Сонхва — он все еще не уверен, что имеет на это право, но пытается убедить себя, что делает доброе дело, — осторожно входит. Голос Уёна рвется на разные тона. Его задница бьется о бедра Сонхва снова и снова, и Сонхва кажется, что он тут лишний, что Уёну больше ничего и не нужно, что можно было обойтись очередной игрушкой. Сонхва закрывает глаза и стискивает челюсти. Даже если это так, это не отменяет того факта, как с Уёном хорошо, как приятно его мышцы сжимаются вокруг члена, как сладко на фоне влажных шлепков звучат его стоны. Хонджун поворачивает его лицом к себе и целует. Его нежные губы и такой любимый запах успокаивают. Сонхва больше не чувствует вины, не перед Хонджуном, вместе с которым хочется довести это безумие до конца. — Хён, — голос Уёна врывается в их идиллию. Хонджун улыбается и отстраняется, а Сонхва, желая отомстить капризному омеге за прерванный поцелуй, вытаскивает член и трется им между ягодиц. Возмущение Уёна ощущается в воздухе. Горький запах кофе заполняет спальню, Уён тянет назад руку, чтобы вернуть как было, но Хонджун перехватывает его запястье и кладет себе на пах. Уён цепляется за резинку его штанов и стаскивает их вместе с трусами. — Он всегда такой сумасшедший или только во время течки? — Хонджун шустро избавляется от своей одежды и встает на колени перед лицом Уёна. Сонхва не уверен, что останется в здравом уме после этого зрелища, в принципе после этого вечера. Ему не терпится снова оказаться внутри, снова толкнуться в этот влажный жар, что он и делает. И замирает, не в силах оторвать взгляд, когда язык Уёна облизывает член Хонджуна словно самую желанную конфету. Хонджун закрывает глаза, ловит ртом воздух, одной рукой стискивает волосы Уёна в кулаке, а второй царапает его спину. Сонхва никогда не думал, что это так возбуждающе — видеть своего омегу в роли актива. Сонхва хочет однажды поменяться ролями. Хонджун улыбается, облизывает губы, и Сонхва жаждет снова ощутить их вкус, его вкус — сладкий, сливочный, с нотками полевых цветов, вкус, с первого раза вызвавший в нем зависимость. Вкус, в который давно следовало добавить немного терпкости. Уён между ними как предохранитель и катализатор. Если бы не он, Сонхва прямо сейчас вбивал бы Хонджуна в ближайшую, не обязательно горизонтальную, поверхность. Если бы не он, подобное желание у Сонхва бы не возникло. Если бы не он, внутри Сонхва не взрывался бы фейерверк из чувств: от неудержимого желания до панического страха. Дверь распахивается и ударяется о стену. Сонхва даже не пытается представить, что чувствует сейчас Сан, стоя на пороге и наблюдая эту развратную картину. Уён как назло двигается все быстрее, его сдавленные стоны мешаются с тихими матами Хонджуна, шлепки от соприкосновения кожи о кожу раздаются до неприличия громко и влажно. «Где же ты был, Сан?» меняется на «Ты не мог подождать еще хотя бы немного?» — Я извиняюсь, — Сан как-то медленно — или это мозг Сонхва так воспринимает происходящее? — ставит дорожную сумку на пол и выпрямляется. — Извинения приняты, — Хонджун (Сонхва завидует его силе воли) за волосы оттягивает Уёна и посылает ему воздушный поцелуй. Уён, видимо, воспринимает это как сигнал к более решительным действиям, поднимается и прижимается спиной к груди Сонхва. Сонхва ждет, что Сан рассвирепеет, вырвет Уёна из его объятий, а его самого отправит в нокаут. Но Сан снимает куртку, бросает ее на сумку и подходит к кровати. — Ёна, малыш, — его ладонь ложится Уёну на щеку, и Сонхва почему-то уверен, что экзекуции получится избежать. Ну или он получит ее в другом виде. Сонхва забывает, как дышать, когда Уён, с томным стоном отвечая на поцелуй Сана, сжимает его член. Сонхва жалеет, что не умеет рисовать, потому что эти две пары губ хочется запечатлеть и карандашом, и маслом, и всем, что найдется в их квартире. Сонхва никогда не видел чего-то более нежного и потому возбуждающего. Уён посасывает язык Сана, Сан массирует затылок своего омеги и смотрит Сонхва в глаза. Уён вскрикивает, когда Сонхва слишком сильно сжимает его бедра, и в этот момент все заканчивается. Сан выдергивает Уёна из его объятий. Сонхва теряет равновесие, но удерживается на кровати благодаря подхватившему его Хонджуну. Внутри столько пустоты, что она холодными мурашками проступает на коже. К Уёну вернулся его альфа, Сонхва больше не… — Звездочка моя, — Хонджун гладит его по щеке. — Я все еще тебя хочу. Сонхва смотрит на него и понимает, как мало ему одного Хонджуна. Он хочет Хонджуна, но хочет вместе с Уёном и Саном. Хочет быть внутри Хонджуна, и чтобы Хонджун целовался с Уёном, пока в Уёна вбивается Сан, который… Сан — Сонхва не понимает, когда он успел избавиться от одежды, — гладит Уёна по спине, и Уён послушно выгибается, трется задницей об его член, и Сонхва соврет, если скажет, что не завидует такому послушанию омеги. Его Хонджун никогда не поддавался дрессировке. Его Хонджун, что сейчас кончиком языка рисует влажные линии на его груди. Его Хонджун, что прикусывает и тут же целует его соски. Его Хонджун, что лучше всех знает, что действительно нравится Сонхва. — Ложись. Сонхва падает на кровать, и Хонджун переворачивает его на спину. Сонхва любит эту позу, любит, когда Хонджун сверху, когда нарочно сильно скачет, чтобы член проникал до боли глубоко, когда задирает голову, и Сонхва видит проступающие вены на шее, когда его стоны разбиваются о потолок, когда он удерживает ладони Сонхва на своих бедрах, не позволяя себя гладить. — Ёна, хороший мой, иди сюда. Сонхва не успевает удивиться, как Уён, горячий и влажный от пота, ложится на него сверху. Сонхва цепляется за руку Хонджуна, не зная, как сформулировать вопрос, и Хонджун наклоняется к его лицу. — Ты же давно этого хотел, — его шепот обжигает губы, его губы так близко и касаются так невесомо… Сонхва тянется к ним, открывая шею жадным поцелуям Уёна, и — замирает. Сан стаскивает презерватив, вводит его член в Уёна, и Уён стонет на ухо оглушительно громко. — Малыш, расслабься. Сонхва не понимает, почему Сан просит его об этом. Это бесполезно, ему слишком непривычно, ему нужно время… Уён закрывает глаза, и его ресницы щекочут щеку. Он весь обмякает, его тело становится таким тяжелым и… … и Сонхва понимает, что Сан просил не его. Сонхва чувствует, как член Сана трется об его и туго входит. Уён задерживает дыхание и сжимает кулаки под его спиной. Сонхва хочет вырваться из этого плена и остаться в нем навсегда. — Мы же его порвем, — собственный голос звучит хрипло и тихо. Уён трется носом об его шею и мотает головой. Внутри него все так же влажно, жарко и слишком тесно. Член Сана давит, проскальзывает глубже, Уён сжимает их обоих. Уён принял двоих. Интересно, а Хонджун сможет? — Мой мальчик всегда хорошо растянут, — в голосе Сана довольство, если не гордость. Он толкается, и Сонхва чувствует, как яички Сана бьются об его член. Вместе с Уёном он просит еще. Он больше не стесняется, он больше не намерен избегать собственных желаний. И сейчас главное его желание — чтобы Хонджун, его омега, разделил этот момент с ним. Сонхва оглядывается, и находит Хонджуна слишком далеко от себя, но слишком близко к Сану. И это обидно только в первую секунду. Хонджун одной рукой держится за плечо Сана, а второй стискивает его сосок. Сан продолжает трахать Уёна — Сонхва готов поклясться, что и его трахает тоже, — и в то же время дрочит Хонджуну. Молочно-бледная кожа Хонджуна так идеально гармонирует с бронзово-теплой кожей Сана. Но все это не имеет никакого значения в сравнении с тем, как их языки лижут друг друга, как их влажные от слюны губы соприкасаются, как Сан внезапно обхватывает руками голову Хонджуна и просто трахает его языком в рот. Сонхва готов кончить здесь и сейчас, он уже чувствует тяжесть в паху, он что есть сил прижимает Уёна к себе и пробует толкнуться сам. Хонджун падает на кровать, за подбородок поворачивает Сонхва лицом к себе, и Сонхва впервые пробует вкус Сана. Горький шоколад с миндалем. Сан приподнимает Уёна, а Хонджун помогает Сонхва отползти в сторону и садится на него сверху. Внутри Уёна было до приятного тесно, но внутри Хонджуна все так знакомо. Сонхва знает как войти в него, на какие точки надавить, чтобы получить либо тихий стон, либо громкий вскрик. Сонхва закрывает глаза, его ладони привычно ложатся на бедра Хонджуна, он позволяет себе раствориться в плавном танце Хонджуна на своем члене. Он позволяет чьим-то губам ласкать его губы, позволяет терпкому вкусу вместе с твердым языком проникнуть в рот. Уён берет его за руку, и Сонхва обхватывает его член, второй рукой тянется к члену Хонджуна и путается с чьими-то пальцами. Сан. Сонхва не понимает, как еще различает кто где: в комнате слишком много запахов, слишком много звуков и слишком жарко. Их стоны вторят один другому, они шепчут и выкрикивают имена друг друга. Они гладят, царапают, сжимают, толкаются, целуют. Они любят. Хонджун любит глубоко, громко и медленно. Уён любит глубоко, еще громче и очень быстро. Сан любит нежно, быстро и беспорядочно. Сонхва любит всех и каждого. Уён больше не целует его — это попросту невозможно из-за той скорости, с которой трахает его Сан. Голос Уёна трясется, он пытается что-то сказать, но Сонхва различает только жалобное «хён». Сонхва мажет губами по его виску, и Уён срывается на крик, громкий и продолжительный. Сонхва впивается пальцами в бедра Хонджуна, приподнимает его и вбивается так быстро, как только может. Ногти Хонджуна царапают его предплечья, Хонджун кричит и, возможно, просит тише, но Сонхва уже не может сдержаться. Хонджун неожиданно сильно сжимается и замирает в его руках. Замирает и все вокруг. У Сонхва звездочки перед глазами, все звуки проникают словно через толщу воды, Хонджун опирается на его колени и кажется вот-вот упадет на спину. Сонхва не может этого допустить, но Уён его опережает. Движения Сана уже не такие резкие, и Уён за шею притягивает Хонджуна к себе. Сонхва видит, с какой силой его мальчик сжимает челюсти, и хочет помочь ему кончить. Он толкается раз — и Хонджун тут же жмурится и мотает головой. Уён поцелуями спускается по его груди, животу и останавливается возле члена. Хонджун хватается за плечо Уёна и скулит. Сонхва чувствует пульсацию внутри него, чувствует, как напряжение захлестывает, а после спадает. Хонджун рвано выдыхает, и Уён отстраняется от его члена. Взгляд у Хонджуна остекленелый, и он смотрит, как Уён наклоняется к лицу Сонхва и целует. Этот вкус — сладкий кофе со сливками — уже вызвал у Сонхва новую зависимость, и он не планирует от нее избавляться. Хонджун падает ему на грудь, и Сонхва сперва пугается, что тот потерял сознание, но Хонджун касается его подбородка губами и лениво, но нагло вмешивается в их вязкий поцелуй. Сонхва пускает все на самотек, запрокидывает голову и, пока над его шеей два омеги с самыми пошлыми звуками кусают и ласкают губы друг друга, вбивается в Хонджуна грубо и глубоко. Оргазм накрывает его в тот момент, когда Хонджун ведет языком по его скуле, а Уён стонет на ухо от того, что Сан потерял терпение. Сан сходит с кровати и подтягивает Уёна к краю. Сонхва вплетает пальцы в мокрые волосы Хонджуна и неторопливо перебирает, наблюдая, как Уён с хитрой улыбкой, в которой нет ни тени былого безумия, прижимается к спине Сана и что-то говорит. Сонхва не слышит ни слова, и ему кажется невозможным то, что он читает по губам. Голова Уёна у Сана на плече, его член в крепком кулаке, его голос оглушает и влечет. Уён жмурится и закусывает губу, Сонхва видит, как белеет его кожа там, где впиваются пальцы Сана. Сонхва смотрит, как Уён дергается, сдерживаемый тугими объятиями, а потом Сан осторожно опускает его на кровать и ложится рядом. Уён придвигается, кладет голову Сонхва на плечо и сонно причмокивает губами. Хонджун роняет руку Уёну на талию, она скользит вниз, но Сан ловит и сплетает их пальцы. С блаженной улыбкой Сонхва закрывает глаза, но весь сон напрочь сбивает бормотание Уёна: — Родится мальчик — назову Сонхва.